Geum.ru

Проповедников благовествовать русской молодежи привели главным образом к увеличению числа номинальных членов церкви, а не истинных последователей Иисуса Христа

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

a. Любопытство — Установкой большей части молодежи в начале 90-х было любопытство. Многие в России тогда и в глаза не видывали ни одного иностранца, так сказать, «живьем». Это обстоятельство для многих выступало сильнейшим мотивационным фактором для установления контактов с жителями Запада. «Все иностранное мне было страшно любопытно, ведь страна только что открыла границы и все начали интересоваться иностранщиной» (22М94П). Однако в тот период людям недоставало духовной проницательности. «Это было время, когда все менялось, и люди пытались приспособиться к новому и это (западные евангелизационные компании) казалось идейной альтернативой, в которой людям хотелось разобраться» (22М94П). «У меня не было никаких вопросов о том, что верно, а что — нет, ведь я глотал все, что мог» (19М95П). У других молодых людей любопытство других возбуждала вовсе не «религия». «Я не знал, что западные миссионеры прибывали в Россию, чтобы проповедовать. Но меня очень возбуждал сам факт того, что американцы прибывали в Россию, хотя я нисколько не задумывался о христианских целях их визитов. После 1991 г., когда открылись все двери, встречаться с американцами для всех нас было внове» (22М94А).

б. Невежество и апатия — Имелось также много молодых людей, которые либо не знали, либо не проявляли никакого интереса к тому, что в Россию прибывали западные миссионеры. «Я ничего не знала о том, что западные миссионеры приезжают сюда, пока сама не встретилась с ними» (22Ж95П). «Я не знала, что люди с Запада прибывали в Россию, чтобы свидетельствовать о Боге» (13Ж99П). Другие молодые люди в той или иной форме указывали на то обстоятельство, что появление западных миссионеров нисколько не интересовало их. «Когда я узнала, что в Россию стали приезжать западные миссионеры, чтобы проповедовать Слово Божье, меня это нисколько не затронуло» (15Ж99А). «Несомненно, мне было до лампочки, что какие-то иностранцы приезжают в Россию поговорить о Боге. Все это было для меня совершенно новым. Ведь раньше я ни о чем не подозревала и ничем подобным не интересовалась» (21Ж94А). «Я знала, что в Россию прибывали западные проповедники, чтобы возвещать о Боге, но мне было все равно — я даже не задумывалась об этом» (29Ж92П). Некоторые молодые люди, которые видели выступления западных проповедников по телевизору, испытывали интерес пополам с безразличием, что приводило к довольно странным впечатлениям. «Мне приходилось видеть американских проповедников по «ящику». Когда я слушал их, у меня возникали смешанные чувства. С одной стороны, я понимал, что они были правы. С другой, они мне казались чуждыми. Я чувствовал, что все это хорошо и было бы очень занимательно претворить все это в жизнь, но из того, что они говорили, я не понимал ничего, и потому не старался следовать их рекомендациям. Так что всякие евангелизационные передачи по телевизору меня не интересовали» (22М94П).

в. Радушие и прием — Молодежь приводила много разных причин, объясняющих радушие и приятие западных миссионеров, оказавшихся в России из религиозных побуждений. Одни из них принимали иностранцев главным образом потому, что не видели основания отвергать их, особенно в начале 90-х, когда у них не было каких-то особых религиозных прозрений или негативных чувств. «В отношении западных евангелистов, приезжавших в Россию, я не имел ничего плохого. Я не думал, что моя вера должна быть сугубо «русской», поскольку никакой разницы между русскими и нерусскими вероисповеданиями я не видел. Никакого националистического угара в стране тогда вообще не ощущалось. Тогда мы даже не подозревали о каких-то святоотеческих преданиях, поскольку коммунисты, искореняя из общественного сознания все религиозные традиции, поработали на все пять» (19М95П). «Мне было все равно, верующий этот или тот человек или не верующий, ведь главное, чтобы он был хороший» (21Ж94А).

Другие молодые люди приветствовали западных проповедников уже потому, что визитеры были люди верующие. «Ни о чем плохом в отношении этих проповедников я не помышлял. Да иначе и быть не могло, казалось мне, ведь это были люди верующие. Я считал себя верующим и они тоже были верующие, разве это не чудо!» (23М98П). Некоторые молодые люди увязывали позитивное отношение к западным проповедникам с тем любопытством или жаждой, которые они испытывали в отношении Бога. «Первыми людьми, о которых я слышала как о жителях Запада, были благовестники; это из уст я впервые услышала Благую весть. И когда я поняла, что они прибыли сюда специально, чтобы рассказать мне о Творце, я была очень благодарна им. Я поняла, что их труд был весьма благим, и для них визит в нашу страну был очень важен» (21Ж92А). «Мое отношение к западным миссионерам было самым положительным. Я никогда не пыталась утверждать, что вот эти люди правы, а эти — нет. Если было известно, что они верующие, я прежде всего думала, как это здорово, что они верующие, поскольку сама-то я в Бога не верила. Я очень интересовалась верующими. В общем меня тянуло к ним, хотя я и слышала, что они распространяют какие-то еретические воззрения» (22Ж98М). Дорогу такой установке проторил мультипликационный фильм под названием «Суперкнига»; его показывали по российскому телевидению в начале 90-х. «В первое время о Библии я узнавала из американских мультфильмов, посвященных Богу, и библейских рассказов. С этого начиналось и этим кончалось все, что я знала до того, как встретилась с американскими проповедниками. От них я приняла Благую весть. Но эти мультфильмы мне по-прежнему нравились» (21Ж93П).

Были и такие молодые люди, которые не только приветствовали иностранцев, но выказывали к Западу интерес даже больший, чем к собственной родине. «Воистину, я был предрасположен к иностранцам, особенно к тем из них, что прибывали к нам из западных стран. Больше того, мне не нравились ни русский народ, ни русская культура; я не мог заставить себя любить их. Так что для меня было очень даже полезно услышать Благую весть от иностранца. У меня не было глубоких корней в русской культуре и православной религии» (27М91А). «Несомненно, из сказанного иностранцами о Боге я воспринимала больше, чем из сказанного о том же Боге русскими, поскольку русские авторитетом у меня не пользовались. В них не было того, в чем нуждалась я» (21Ж93П).

г. Американская религия и культура отвергались — Древняя история России и ее православная вера в сравнении с юной американской культурой, часто побуждала задаваться вопросом, а отчего, собственно говоря, Россия должна перенимать чуждые для себя культуру и религию Запада. Некоторые из молодых людей находили повод для критики именно в этом отношении. «Вначале я особо и не возражал, поскольку между западным и восточным менталитетом имелась существенная разница. Кроме того, американцев и без меня критиковали довольно. Но самое главное состояло в том, что они несли в Россию своего американского Бога. Они несли свою религию, а оставляли свою культуру. Мы, россияне, очень гордимся своей 1000-летней христианской культурой, поэтому очень оскорбительно слышать американцев, проповедующих россиянам, ведь американская культура насчитывает чуть больше 200-х лет; наш путь, конечно, лучше» (28М92А). «У меня возникало немало вопросов, отчего это они стали приезжать в Россию, если наше православие существует уже больше 1000 лет» (17М99П). Даже те молодые люди, что не принимали православия, были готовы отвергнуть западную религию на основании тех же доводов. «Мне казалось, что американская религия напоминает во всем русскую; она такая же, что и русская, только в своей, американской оболочке. И я думал, ну, и зачем мне тогда эта американская религия?» (22М94П). Некоторых молодых людей отвращали культурные явления, корни которых залегали в Америке, а не в России. «О евангельско-христианской церкви в нашем городе, а также обо всех западных проповедниках, которые танцевали и кричали, мне было известно достаточно, так что я не принимала их всерьез. Да и родственники мои тоже в один голос заявляли, что все это плохо» (19Ж99П).

д. Недоверие к Америке — Некоторые молодые россияне испытывали к гостям из западных стран подспудное недоверие. «Иногда я слышала о жителях Запада, которые прибывали в Россию, чтобы возвещать о Боге. Я никогда не верила им. Я не понимала, что им здесь нужно» (18Ж97А). «Мне казалось очень странным, зачем они приезжают в нашу церковь, дарят подарки и говорят о Боге. Ведь и без них о Боге я слышала не раз. Потом они уезжают и все на этом кончается» (15Ж99П). «До того как уверовать, у меня вроде были какие-то подозрения в отношении американцев, так что сначала я испытывала в их присутствии дискомфорт и напряженность». Другие молодые люди, чтобы обосновать свое недоверие к американцам, выстраивали целые теории. «Я не верила тем, кто прибывает к нам из западных стран, чтобы возвещать о Боге. Я думала, что они приезжают сюда, чтобы заработать деньги и обмануть моих соотечественников; кроме того, их вера не казалась мне подлинной. Наша религия была для меня самой правильной» (21Ж98П).

е. Американцы как еретики — Влияние русского православия сказывалось и в том, что определенная часть российской молодежи считала все инославные вероисповедания еретическими; их следовало избегать. «Кое-что об американских проповедниках до меня доходило; в общем все говорили, что они сектанты и еретики. Я считал, что с ними не все в порядке. Что-то было чуждым для нас. Вот почему я старался держаться от них подальше» (19М97П). «Мне казалось, что все инославные религии — это секты. О прибывающих в Россию проповедниках я знал только понаслышке, и даже не представлял себе, что они были даже в моем окружении. Вообще говоря, я к ним относился очень плохо» (15М99П). «Я думала, что все иностранцы — сектанты, и распространяют здесь свои лжеучения» (17Ж96П). Некоторые молодые люди слышали экстремистские заявления, направленные против Америки, из уст православных священников. «Православные верующие говорили, что Америка — это Вавилонская блудница» (19Ж99П).

ж. Страх сектантства — Помимо страха богословской ереси со временем нарастала сила страха сектантства, способного повредить молодежи другим, не теологическим образом. Вначале, продвигаясь по пути веры, россияне не имели представления о других религиозных системах. «Вначале о сектах я ничего не знала, так как наша страна существовала за «железным занавесом». В школе у нас побывало несколько иностранцев. Других я никогда и в глаза не видывала. Потом, когда границы открыли, сразу же прибыло еще несколько людей с Запада. На этот раз это были христиане; потом появились всякие сектанты. Но мне повезло — я сразу попала в среду подлинно верующих» (26Ж92А). Между теми, кто последовал за всякими религиозными воззваниями (таковых было немало), которые звучали в постперестроечной России, воцарилось замешательство. «В то время, стоило врубить ящик, как ты сразу попадал на разные религиозные программы и всяких людей, свидетельствующих о том, как их жизнь изменилась к лучшему. Тогда по телевизору можно было видеть много всякой всячины о разных вероисповеданиях. Помню, один последователь Кришны говорил, дескать, я был наркоман, и мой отец был наркоман, а теперь мы оба поклоняемся Кришне. У нас бритые головы, мы выглядим как чудики, но мы хорошие ребята, так что присоединяйтесь к нам. Ну, уж нет, думал я тогда, ни за какие коврижки я не стану таким как вы» (27М92А).

Начало 90-х в стране ознаменовалось рядом событий, возбудивших страх родителей и молодых людей. Например, деятельность религиозной секты под названием «Белые братья» стала пользоваться дурной репутацией в связи с сумасбродными пророчествами и гипнотическим влиянием на молодежь. Тогда это отпугнуло множество людей от религиозных систем, не имевших отношения к православию. «Белые братья» смущали меня, ведь они говорили о конце света. Я была девочкой и конца света боялась. Были у нас другие секты, но я боялась их тоже; в то время я была очень осторожной. Я говорила себе, что не надо бояться только православных» (19Ж99П). В результате подобной деятельности «стали распространяться слухи о том, что в России наступило засилье всяких сект» (19М95П). «Народ и в самом деле боялся сектантов и лжеучений. И пока все подобное продолжало поступать с Запада, страх не ослабевал» (21Ж94А). Итак, все западные группы, включая группы евангельского толка, стали валить в одну кучу с другими группами, наводнившими Россию. «Когда у нас появились разные религиозные движения и деноминации, я думала, что все они фанатического толка. Я знала, что к нам приезжают разные западные группы, но они все казались мне сектантскими. Я думала, что у каждой из них есть свои цели и планы, и боялась, что эти люди могут как-то влиять на наше сознание — и любой мог оказаться их рабом. Я боялась этого» (20Ж94А).

Наконец, следует особо подчеркнуть, что евангельские христиане, находящиеся в круге «христианского мира», вызывали у молодых россиян, по всей видимости, меньший страх, по сравнению с чем-то совершенно чуждым, прибывшем с Запада в последнее время. «У меня не возникало особенных вопросов к тем людям, которые приезжали к нам из западных стран; больше вопросов у меня было к буддистам, ведь они прибывали туда, где преобладали христиане, ориентирующиеся на Библию» (23Ж92А).


В. Религиозные обычаи

О некоторых православных обычаях молодых россиян можно было сделать вывод уже из материалов обсуждения вышеописанных молодежных религиозных установок. Тем не менее, в данном разделе я сосредоточусь на особенно характерных комментариях, которые молодые люди делали в отношении этих религиозных обычаев.

1. Посещение церкви — Конечно же, неверующие молодые люди никогда не посещали церкви, чтобы участвовать в тех или иных религиозных ритуалах (не исключено, что они приходили в церковь из простого любопытства). Однако и те, что казались внешне «религиозными», церковь посещали, за некоторым исключением, не очень часто. Большинство православных молодых людей могли бы согласиться с таким заявлением: «Я ходил в церковь по воскресеньям, да и то иногда» (23М98П). Или с таким: «Церковь мы обычно посещали только по праздникам» (21Ж98П). Когда у молодого человека появлялась какая-то потребность, он мог посещать православный храм несколько чаще. «Когда я нуждался в Божьей помощи, например, перед экзаменами, я ходил в церковь чаще» (23М98П). Некоторые молодые люди посещали церковь, но с большой неохотой, просто из смирения перед родителями. «Мать заставляла меня ходить туда. Когда я спрашивала ее: «А чего я там не видела?», ответ был таков: «Ты должна ходить в церковь». Так что церковь казалась мне чем-то внешне навязанным. При этом ни о каком наставлении не могло быть и речи» (21Ж93П). В результате некоторые из православных людей приобретали автоматизм — привычку посещать церковь бездумно, механически. «Было время, когда я ходила в церковь и не чувствовала при этом ничего. Я только знала, что там, внутри церкви, обитал Бог» (29Ж93П).

Подобная посещаемость церкви приводила некоторых молодых россиян в смущение и в результате духовной борьбы порождала внутренний беспорядок. «Я ходила в церковь чаще других, но такое бывало со мной периодически. То есть, я не всегда ходила в церковь чаще других. Я приходила в храм, молилась там, но все бестолку. С одной стороны, я не чувствовала, что делаю то, что нужно мне. С другой, выходя из церкви на улицу, я ощущала большое облегчение. Я действительно считала, что ходить в церковь надо. И в то же время понимала, что Богу не нравится то, что я делаю. С одной стороны, я считала себя верующей, с другой, я думала, что все это такая чепуха» (19Ж99П). «Я приходил в церковь и выстаивал там весь чин богослужения. Я причащался и исповедовался, а потом уходил. И был доволен. До тех пор, пока не совершал новый грех. И это повторялось раз за разом, раз за разом» (23М98П).

2. Водное крещение — Известно, что православная церковь занимается детокрещением. Этот обычай соблюдался на протяжении всей коммунистической эпохи. «Моя мать нередко участвовала в православных богослужениях. Когда я была маленькой, она не оставляла надежды крестить меня. И вот однажды, меня крестили ночью, втайне от милиции, а то мою мать могли за это уволить с работы» (22Ж95П). Однако водное крещение практиковалось не только в семьях православных верующих. Одна девушка, воспитанная в крепкой коммунистической семье, приняла тайное водное крещение по совершенно необычной причине: «Когда мне исполнилось семь лет, мои родители привели меня и мою сестренку на водное крещение. А причина была в том, что врачам никак не удавалось излечить легочное заболевание моей тетки. Тогда она обратилась к бабкам-шептуньям и стала лечиться, как сейчас говорят, средствами альтернативной медицины. Но бабки-шептуньи всегда интересуются насчет водного крещения, поскольку есть какая-то мистическая связь между их целительством и крещением. Ну, так вот. Раз в семье у нас была неизлечимая больная, а мы, дети, не были крещены, мои родители рискнули крестить нас, правда, все это происходило далеко от Москвы» (25Ж93А).

Во время и после горбачевской перестройки детокрещение стало входить в моду. «С наступлением перестройки стало модно носить нательный крестик, креститься и ходить в церковь» (26Ж92А). Я был знаком с одной семьей, в которой обе дочери приняли водное крещение, но они никак не связали это с необходимостью посещать церковь, так что их бабушка назвала это крещение их «причудой». Это обстоятельство нашло подтверждение в высказываниях других молодых людей, опрошенных мною. «Я была крещена в православной церкви, но после этого в церковь никогда не ходила» (17Ж96П). «Мой отчим привез меня в Москву и предложил креститься. Я согласилась. Выучила «Отче наш» и прошла обряд водного крещения. После этого крещения я не была в церкви ни разу» (18Ж97А). Вместе с тем, у некоторых молодых людей этот обряд оставил глубокие впечатления. «Я посетила православную церковь, чтобы креститься. Не могу припомнить ничего более примечательного в своей жизни. У меня было такое чувство, словно я действительно омылась от грязи. Это глубоко подействовало на меня» (29Ж92П).

3. Другие религиозные церковные обычаи — Молодые люди, говорившие выше о своих церковных обычаях, имели в виду главным образом религиозные ритуалы. Самым широко распространенным ритуалом было зажжение свечей. «В церкви я ставила свечи, так как моя мама просила ставить свечи перед иконой, чтобы это могло принести исцеление или счастье или так далее. Она говорила, что нужно сначала просить, по нужде, а потом зажигать свечу. Я так и делала. И была совершенно счастлива, так как чувствовала, что это поможет мне добиться желанного» (22Ж95П). Некоторые молодые люди исполняли этот обряд механически. «Во время богослужения я ставил свечи как робот, бездумно и бесчувственно. Никто не объяснял мне, что и как надо делать» (26М94П).

Очень немногие из молодых россиян могли сказать что-то в отношении иных православных церковных обрядов, поскольку мало кто из них принимал заинтересованное участие в православной литургии, если не считать необходимого минимума. Вот как одна молодая женщина, начавшая посещать православный храм уже в достаточно зрелом возрасте, описала свои ощущения во время исповеди и причащения. «Меня крестили по православному чину, когда мне было около 25 лет. На следующей неделе я пришла в храм и наблюдала процедуру исповеди и причащения, и тоже решилась исповедоваться и причаститься, но мне это не понравилось. Мне не хотелось исповедовать свои прегрешения перед человеком, ведь я знала, что человек — существо несовершенное, и понимала, что за эти обряды надо платить. Меня не заставили платить, поскольку я была в первый раз. Я тогда училась на врача, и, конечно, мне не хотелось принимать причастие из одной ложки и целовать руки священников и все такое прочее» (32Ж92А).

4. Религиозные внецерковные обычаи — Кроме той малости, которую молодые люди исполняли в пределах храма, большинство из них указало на самое главное: «Никакими религиозными обычаями за церковной оградой я не стеснялся» (19М97П). «Вне церкви я не соблюдал никаких религиозных обычаев» (19М95П). Одно делали все православные молодые люди — носили нательный крест. Это было модно в 90-х. «Я носила на шее крестик еще до того, как услышала Благую весть. Мне казалось, что я была верующей, так что у меня скопилось немало таких крестиков. Если носишь нательный крест, Бог поможет тебе в жизни, или защитит тебя — так мне тогда казалось» (15Ж99П). Еще одним широко распространенным обычаем было соблюдение определенных ограничений. «Когда наступал православный праздник, я изо всех сил старалась не заниматься каким-то грязным трудом. Я не прибирала в доме и не принимала ванны. Религиозный праздник — это время полного посвящения Богу, так что нельзя было заниматься никакой уборкой, поскольку эта работа — грязная» (21Ж93П).

5. Уединенная молитва — Лишь небольшое число молодых людей, упомянутых выше, регулярно молились за оградой храма; правда, были и такие, что относились к этому весьма серьезно. «Я ходила в православный храм, чтобы помолиться в этом святом месте, но я всегда, преклонив колени, делала это и дома» (29Ж93П).

У некоторых молодых людей молитва превратилась в ритуал под влиянием бабушки (но этот обычай, как явствует из следующего высказывания, мог быть непрочным) «Когда я была малышкой, я жила у бабушки. Вечерами она молилась, и я тоже молилась вместе с ней. Потом она умерла, и я перестала молиться; у меня все это как-то выветрилось из памяти» (15Ж99П).

Очень немногие из православных молодых россиян практиковали уединенную молитву, если не считать некоторых ритуальных молитв на ночь, произносимых безо всякого огня и рвения. «Я молилась только на ночь. При этом я читала традиционные молитвы, например, «Отче наш». Мне казалось, что Бог довольствуется и этим. Хотя, конечно, этого было мало, но я думала восполнить этот дефицит «по случаю». Может быть, это удастся мне завтра? Я молилась мало, но при этом меня успокаивала мысль, что я все-таки творила что-то доброе» (19Ж99П). Один молодой человек заметил, что в его ритуальных молитвах не было никакой жизни. «Молиться для меня значило встать на колени и прочитать стишок из Библии — это было страшно скучно» (19М95П). Вот свидетельство еще одного человека, уже об эгоистической стороне его молитв: «Мама хотела, чтобы я молилась Богу, но не научила меня как это делать. Она хотела, чтобы я обращалась к Богу каждый день, вот я и старалась исполнить ее желание. А молилась я так: «Боже, помоги мне получать хорошие оценки в школе; а я еще я хочу, чтобы Ты послал мне новое платье или новую куклу, если можешь», ну, и тому подобное» (22Ж95П). Для многих молитва была средством, так сказать, скорой помощи, и только в чрезвычайных обстоятельствах. «Я усиленно молилась, когда моего брата взяли в армию; ведь его могли там убить» (21Ж98П). Никто из молодых людей не упомянул о нормальной молитве — общении с Отцом Небесным. Эта идея не находила места в их сознании.