Проповедников благовествовать русской молодежи привели главным образом к увеличению числа номинальных членов церкви, а не истинных последователей Иисуса Христа

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

К выводу об удаленности Бога несколько молодых человек пришло на основании практики православия. «Бог здесь был таким далеким от человека, что обращаться к Нему приходилось через святых Божьих угодников» (21Ж93П). «Предположим, тебе захотелось обратиться к Богу — нет, говорят, ты лучше сходи к святым Божьим угодникам и упроси помолиться за тебя» (32Ж92А). Мнение о том, что к Богу можно обращаться через посредника-человека, прочно укоренилось в сознании многих молодых людей. «Мне никогда не приходило в голову, что я могу обратиться к Богу лично, поскольку я знала, что большинство православных (или, по крайней мере, так мне казалось в то время) идут к священнику, и тогда он указывает им на нужную молитву из молитвослова, или говорит еще какие-то слова. Суть в том, что сам человек приблизиться к Богу не может» (23Ж92А). Своеобразным обобщением подобных представлений является следующий комментарий: «Все говорят, что я очень плохая, вот почему Бог не обращает на меня внимания» (29Ж92П).

Несмотря на такую отчужденность, по четкому представлению многих молодых людей Бог является Всемогущим и Премудрым, поэтому неудивительно, что Он знает все о каждом. «Мне казалось, что Всемогущий Бог внимательно наблюдает за нами» (13Ж99П). Это ничто иное как близость Бога к человеку, но в основном такая близость не доставляла молодым людям никакого удовольствия. «Если я поступала плохо, мать обычно говорила мне, что это плохо, потому что Бог видит все — «Так что веди себя, дочка, хорошо», других слов о Боге я от нее не слышала» (19Ж92И).

б. Строгий Судья — Несколько молодых людей пришли к выводу, что главным атрибутом Бога является мстительность. «Я знал, что Бог будет судить грешников» (23М98П). «Я считала Бога очень строгим» (29Ж93П). «Мне было известно, что Бог наказывает, когда поступаешь плохо. Так мне говорила мать» (21Ж96П).

Эти комментарии проливают определенный свет на суд, который многие молодые люди ожидали со стороны Бога. Как правило, молодые люди имели в виду наказание на земле, какое-то земное страдание, но не осуждение в вечности. «Под влиянием православия у меня сложилось такое мнение, что Бог очень строг и суров; Он наблюдает за тобой и если ты где-то «прокалываешься», поступаешь плохо, Он наказывает тебя, твоих детей и, может быть, даже всю семью» (32Ж92А). Итак, мы снова убеждаемся в том, какое впечатление производило православие и какое влияние оно оказывало на формирование религиозных воззрений российской молодежи: «Мы с другом одно время посещали православный храм. И первое, что я почувствовал там, было то, что Бог очень суров, и все боятся Его, поскольку я воочию видел, что Он как бы напугал всех церковных людей» (17М99П). Некоторые молодые люди воспринимали Божеское естество весьма негативно: «Я никогда не думала о Боге как о любящем и заботливом Существе; более того, Бог казался мне очень жестоким, ведь Он наказывал людей за неправильное поведение и дурные черты характера» (21Ж98П). Одна молодая женщина вспоминает, как подобное суждение о Боге травмировало ее в детстве: «Когда я была малышкой, у меня очень часто появлялась мысль о том, что, собираясь сделать что-то плохое, тебе надо закрыть все форточки, окна и двери, чтобы не видеть неба. Бог как будто бы наблюдал за мной, а я от Него пыталась спрятаться» (23Ж96А).

И только немногие молодые люди имели представление о Боге как о милующем и любящем Существе, но и такое воззрение сочеталось у них с представлением об удаленности Бога от человека. Выходило, что любовь и милость Божья являлись издалека. «Я в самом деле полагала, что Бог больше милует и любит, чем гневается, однако, главное было в том, что Он от меня был очень далеко» (23Ж92А). Один юноша, который считал, что Бог благ и желает изменить его жизнь к лучшему, прибавлял к своим словам следующее: «Мои религиозные верования не были типичными» (22М94П). Другой сказал: «Я вовсе не думаю, что Бог — это яростный и жестокий истребитель, как думают другие» (15М96А, курсив мой). Понятие о милости Божьей еще одного молодого человека было куда как «резиновым»: «Главный закон такой — грешить можешь, правда затем свой грех надо исповедовать (в церкви), и тогда никакого греха на тебе не будет. Ведь Бог хочет прощать» (19Ж99П).

в. Великий помощник — Всякий человек, воспитанный в православном окружении, так или иначе знаком с молитвой. Наиболее общим мнением о Боге является представление о Его главной функции — отвечать на молитвы нуждающихся. «Я думала, Бог существует, чтобы помогать, ведь Он знает обо мне все; к Нему можно обратиться и просить о чем-либо, иногда через святых Божьих угодников» (21Ж93П). Но Бог чаще всего помогает хорошим людям, и Он делает это с тем, чтобы человек добился своих, человеческих целей: «Я думала о Боге как о Том, Кто способствует добиться желанного. Если действительно попросить Его о чем-то, Он поможет, и если ты — хороший человек и не делаешь ничего дурного, Он поможет обязательно» (22Ж95П). Другие осуждали Бога за бессердечность, ведь Он не отвечал на их молитвы, когда у них «все шло наперекосяк». «Бог делал то, что Ему казалось благом, но это не отвечало моим интересам. Мне казалось, я-то знал, что именно для меня является лучшим в жизни. Я молился, но все выходило не так, как мне хотелось, и я думал: «Этот Бог отвечает на молитвы, когда Ему вздумается» (19М95П). «Если я поступала хорошо, мне обычно казалось, что благий и милостивый Бог любит меня. Когда со мной случалось плохое, мне думалось: «Ну, значит, Бога нет», или Он есть, но не хочет заботиться обо мне и делает все наоборот, чтобы мне было худо» (15Ж99П).

3. Личность и деяния Христа — В среде русской молодежи имя Иисуса Христа известно едва ли не всем. Определенные факты из Его жизни знают все. И все же мало кто понимает Христа и Его дела.

а. Атеистическое невежество — Те молодые люди, что выросли в атеистической семейной обстановке, особенно в начале 90-х, знали о Христе очень и очень мало. «В школе мы сами исполняли кое-какие вещи из рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда», но это совсем другая история. И когда я слышала слова «Иисус Христос — суперзвезда», в голове у меня звенела пустота — я и представить себе не могла, каким был Христос и какое отношение Он имел к религии» (25Ж93А). Другие молодые люди знали больше, но рассматривали Иисуса наравне с другими историческими персонажами. «Я знал, что Иисус был человек, который родился в Израиле и принес много добра Своему народу; Он умер, прожив на земле 33 года. Его распяли. Вот и все, что мне было известно об Иисусе» (22М94А). Другие связывали понятие об Иисусе с православием, хотя при этом не выказывали никакого понимания сути предмета. «Я видел Иисуса на чудотворных иконах, но никогда не понимал, Кем же Он был на самом деле. Иисус был для меня иконой, просто темным ликом, и еще Он имел какое-то отношение к церкви» (21М96А). Некоторые молодые люди даже сомневались в Его существовании. «Я думала, что Иисус был просто человек, а может быть только миф, и люди заблуждались в отношении того, Кем Он был, когда думали, что Он был реальный человек» (15Ж99А). «Я считал, что Иисус — это такая легенда» (15М96А).

б. Личность Христа — Общий комментарий в отношении личности Христа среди неатеистической молодежи, по крайней мере на первый взгляд, кажется весьма библейским. Но он, этот комментарий, был основан по большей части лишь на весьма поверхностном знании. «Мне было известно, что Иисус — Сын Божий, и что Он — Бог, и я верил этому потому, что так учила моя мать. Но о Самом Христе я не имел никаких представлений» (19М95П). Иначе говоря, эти молодые люди видели факты, лежавшие на поверхности, а смысл этих фактов до них не доходил. Православие прививало русской молодежи главным образом библейско-богословский взгляд на Бога, но молодые люди, не постигнув смысла, оперировали большей частью внешними фактами. «Мне приходилось слышать о Святой Троице, но это было выше моего понимания. Мне думалось, что Иисус — это только синоним Бога» (23Ж92А). «Я слышала, что у Бога есть Сын. Вот и все, что я знаю об Иисусе» (17Ж96П).

в. Смерть Христа — Представление о смерти Христа на Голгофе казалось еще менее осмысленным, чем личность Христа. О Его смерти знали почти все. «Я представлял себе образ Иисуса на кресте, причем всегда в виде иконы» (19М95П). И только единицы понимали, что на Голгофе произошло нечто сугубо важное. «Я не знала, почему Его распяли. Мне казалось, что это произошло потому, что Он попал в руки людей, которые хотели Его распять, вот и все» (22Ж95П). «Мать говорила мне о Христе. Я очень жалела Его. И не понимала, как могли распять этого Человека ни за что» (21Ж96П). «Я знал, что Иисус умер на кресте, и в самом деле так оно и было. Но я не имел никакого представления о том, за что Он умер; хотя я не сомневался в Его смерти» (19М97П). Даже до тех, кто знал о причине Его смерти больше, смысл услышанного о Нем доходил редко. «Я знала, что Иисус умер за наши грехи. Но я ничего не смыслила в том, что это значит. Это так просто говорилось, что «Он умер за твои грехи — бедный Иисус». И больше я ничего не знала» (21Ж93П). «Я знала, что Иисус был «Спаситель», но я даже не представляла себе, в каком смысле это надо понимать» (29Ж93П).

г. Воскресение Христа — Представление о воскресении Христа поддерживалось традиционной поговоркой, произнося которую, все поздравляли друг друга с наступлением Пасхи: «Христос воскресе», на что следовал формальный ответ: «Воистину воскресе». Некоторые только в этом и видели главное содержание понятия «Иисус Христос». «Я слышала о Христе только в пасхальные праздники, когда все говорили, что Иисус воскрес» (21Ж93П). «Воскресение было только частью истории, которую я слышала. Сейчас не помню, верила я в это или нет, но помню, что во время Пасхи праздновали воскресение Христа» (21Ж94А). Для многих воскресение Христово стало всего лишь стандартной фразой, которую следовало произносить в определенное время года, так что молодые люди, по всей видимости, не принимали этого события близко к сердцу.

4. Загробная жизнь

а. Воспоминания атеистов — Многих молодых людей 80-х воспитывали на том представлении (это преподавали в школе), что другой жизни, помимо земной, не бывает. «Я был атеист и верил в эволюцию, и считал, что если уж человек умирает, то умирает навсегда. Мне казалось, что иначе и быть не может» (27М91А). Подобные материалистические предположения нередко выступали в роли «лакмусовой бумажки» невежества и апатии этой группы молодых людей в отношении проблемы загробной жизни. «У меня не было определенной точки зрения на загробную жизнь» (32Ж92А). «Я никогда не задумывалась о том, что будет со мной после смерти» (21Ж94А). «Я не думал о том, что произойдет со мной после смерти — я и на копейку не заботился о том» (21М96А).

Однако наряду с теми молодыми людьми, что придерживались атеистических взглядов и ни о чем не думали, имелись другие, уделявшие этому вопросу много внимания. «Вопрос о загробной жизни смерти волновал меня все время. Я обычно думала: «Как это может быть, что ты умираешь, и от тебя ничего не остается, как будто тебя просто берут и вырубают?» Мне так говорили, и я принимала это за норму, но все же старалась представить себе это, и никак не могла — как это могло быть на самом деле у меня просто не укладывалось в голове » (26Ж92А). Интерес к жизни после смерти у таких людей не носил личного свойства. «Я исследовала как могла эту загробную жизнь. Я размышляла об этом, и хотела бы исследовать этот вопрос глубже, хотя никогда не думала о себе как умирающей и становящейся чем-то или отправляющейся куда-то там. Это было как бы на уровне общей информации, вот почему я не задумывалась о том, что мне все это предстоит перенести самой» (21Ж93П).

И в то же время у большинства атеистической молодежи вопрос о смерти вызывал весьма эмоциональную реакцию. И среди этих реакций чаще всего встречался страх смерти. «Иногда, отправляясь спать, я испытывал страх смерти, поскольку чувствовал, что после смерти ничего нет. Тебя зароют в землю, к червям, и все. Я живо воображал эту картину. Конечно, мне было страшно» (22М94А). Этот ужас не имел никакого отношения к страху перед судом Божьим, он был связан с тем, что после смерти наступала неведомая тьма, небытие, пустота. «Когда мне исполнилось 15–16 лет, я все время думал о том, как страшно умереть, потому что я не знал, что же будет дальше. Временами то неведомое, куда попадаешь после смерти, приводило меня в ужас. Иногда от этого у меня бывала бессонница — из-за страха смерти я просто не мог уснуть. У меня не было ни малейшего реального представления о рае и аде — все это было для меня сферой неведомого. Я боялся перешагнуть эту линию. Самое главное — я знал, что однажды умру» (27М92А). Другие молодые россияне верили в судьбу, но никак не увязывали ее с Богом: «Я боялась смерти. Я думала, что непременно произойдет что-то ужасное, и мысли не допускала о том, что после смерти может быть нечто благое. Но когда я думала об этом, я ничего не знала о Боге» (20Ж94А).

Другая наиболее общая эмоциональная реакция на смерть была представлена подавленным настроением, тоской, депрессией. «Годам к четырнадцати я стал ощущать уныние от понимания бессмысленности жизни, поскольку весь мир представлялся мне не имеющим смысла. Я должен был умереть, но во всем мире ничего бы не случилось. Разве стоило из-за чего-то жить на этой земле? Эти проклятые вопросы всегда тяготили меня» (29М92А). «Когда бы мысли о смерти и состоянии после смерти ни приходили ко мне, я всегда поражалась им, и тогда на меня нападала самая страшная тоска. Я не знала, что будет после смерти. Обычно я рассматривала свою жизнь как ксерокопию своих предков — вот я родилась, потом пошла в школу, в институт, стала работать, вышла замуж, родила детей, затем стала бабушкой, а потом умерла. Здесь был порочный круг, выйти из которого невозможно, поскольку в жизни нет ни цели, ни смысла» (23Ж92А).

Приписать жизни некий смысл коммунисты пытались с помощью системы чисто альтруистических понятий. «Когда я был атеистом, молодым коммунистом, нас учили, что цель жизни — это благо будущих поколений. Речь шла о благе детей и внуков, и о благе того совершенного общества, которое грядет. Собака была зарыта в том, что все мы — существа смертные, и после смерти ничего не бывает. А если так, то единственный смысл жизни — жить как следует, чтобы будущим поколениям жилось еще лучше» (28М92А). Но для тех, кто глубоко задумывался над смыслом жизни и смерти, такое толкование казалось пустым. «Когда мне было шестнадцать, я как-то смотрел телепередачу, в которой выступал один писатель. Он вел как бы диалог со зрителем, рассуждая о жизни вообще и, в частности, о хорошей жизни. И вот по ходу беседы он задает такой вопрос: «А ты хотел бы жить вечно?» Тут я говорю себе: «Ну, да, конечно!» И прибавляю в аппарате звук. Потом этот писатель: «Ну, тогда тебе надо быть хорошим человеком, и твои внуки будут вспоминать о тебе. Ты будешь жить в их разговорах». Я тут же подумал: «Какая ерунда! Разве таким должен быть разумный ответ?» Вопрос о загробной жизни остался для меня тогда закрытым» (27М92А).

Несомненно, пережитки православия в смутном виде жили в сознании многих коммунистов, в том числе и самых убежденных. Одна молодая женщина придерживалась атеистических взглядов; она выросла в преданной коммунистической семье, и вместе с тем была вынуждена признаться, говоря о смерти: «Я считала, что душа после смерти существует, потому что, когда умерла моя бабушка, мама говорила, что бабушка не исчезла, она не умерла, просто теперь она существует где-то, и мы встретимся. Это убеждение моей мамы не было религиозным, поскольку она верила в «тайну» и своего рода «мистику» жизни. Она не верила, что человек просто умирает, растворяется, исчезает в небытии, так что в ее понимании бабушка после смерти где-то и каким-то образом существовала». Суждение другой молодой женщины обнаруживает странную смесь верований, которые часто встречались в некоторых атеистически настроенных советских семьях: «Я надеялась попасть в рай, поскольку творила добрые дела. Но это была только надежда — у меня не было никакой уверенности в этом, я ведь не знала истины. Однако о рае и аде говорили все, причем все знали, что рай — это благо, а ад — зло. Рай и ад играли роль указателей, которые можно было выбрать, чтобы как-то определить загробную жизнь, если кто-нибудь заинтересовался этим. Но это больше походило на бессмыслицу — особенно в коммунистическую эпоху, ведь тогда слова рай и ад просто не могли нести никакого смысла» (23Ж92А). Эта молодая женщина, несмотря на воспитание в безбожной семье, продолжала надеяться на Небо. Слова другой девушки, выросшей в атеистической семье, отражают господствовавшее тогда мнение в отношении загробной жизни: «Об этом лучше вообще не думать» (23Ж96А).

б. Воспоминания православных — По сравнению с настроенной атеистически молодежью, среди верований самых юных из православных семей встречалось более глубоко укоренное убеждение в существовании загробной жизни. Вместе с тем их понимание рая и ада было ограниченным. «Я представлял себе рай и ад довольно туманно. Я много чего слышал о том, каким будет день Страшного суда, но все равно боялся неизвестности. Несомненно, я боялся этого, особенно потому, что не знал, как спастись» (19М95П). Тема конца света постоянно заботила этих молодых людей. «Я знал, что после смерти предстану перед Богом» (23М98П).

Те же самые юноши не были до конца уверены в своей судьбе после смерти. «Я знала о загробной жизни, но и представить себе не могла, что это произойдет со мной лично» (13Ж99А). «Я знала, что человек после смерти живет, но передо мной всегда вставал вопрос, куда я пойду — в рай или ад» (15Ж99П). О том, как эти молодые люди понимали вхождение в рай, говорится ниже.

Несколько православных молодых россиян путались в вопросах загробной жизни, совсем как атеистическая молодежь, которая часто смешивала материализм и веру в жизнь после смерти. «Я была убеждена в том, что после смерти должно быть что-то плохое и что-то хорошее. Это логично. Я также обычно думала, что после смерти, может быть, ничего нет — но потом вспоминала о рае и аде и успокаивалась. Лучше что-то знать о рае и аде, чем не знать ни бельмеса, ведь людей всего больше пугает именно неизвестность. Иной раз мне казалось, что я качусь в ад, а иной — что после смерти, наверное, ничего не будет» (19Ж99П).

в. Другие религиозные суждения о загробной жизни — С падением «железного занавеса» российская публика пережила великое наводнение разнообразных учений. Наряду с различными христианскими учениями в Россию хлынул и поток учений нехристианских, так что многие неравнодушные молодые люди принимали эти учения. «Сначала я вообще не думал, что после смерти человека с ним что-то происходит. Но потом стал почитывать всякую литературу и мне стало казаться, что моя душа будет существовать в вечности, и я буду парить в воздухе. Я прочитал книгу о телепатической связи. Читал и другие книжки о психологической энергии и так далее. Эти книги читал не только я, это делали очень многие. Эти книжки продавались на каждом углу, кроме того, их можно было брать в библиотеках. И брали их даже самые юные» (17М99П). «В каких-то журналах мне попадались статьи о том, что некоторые люди в состоянии клинической смерти, то есть, перед тем, как совсем умереть, видели как бы длинный-длинный, темный коридор, а в конце его свет. И вот, я подумал: «А почему бы и нет? Может быть, и в самом деле что-то и бывает после смерти». Когда молодые люди общались друг с другом, вся подобная информация быстро расходилась. «У меня была масса школьных приятелей, которые только и делали, что болтали о загробной жизни, и еще о другой жизни, да еще не одной, после смерти (переселение душ). Я полагала, что после смерти нечто подобное, несомненно, происходит, только вот не знала точно, что именно» (15Ж99А).

Интересно отметить следующее обстоятельство — когда молодые россияне начинали контактировать с представителями восточных религий, у них всегда возникало ложное убеждение в безопасности после смерти. «Когда я узнал, что кроме тела у меня есть дух и еще загробная жизнь, когда я изучил некоторые индуистские и буддийские материалы, я совершенно утвердился в собственном загробном существовании. Я испытал облегчение от той мысли, что материальный мир не имеет никакого отношения к истине, ведь материя не может быть подлинным основанием жизни; и еще оттого, что я буду жить в вечности» (28М92А).

5. Путь в Небо — Молодые люди, воспитанные в атеистическом духе, ничего в небесном пути не смыслили, поскольку в большинстве своем никогда этим вопросом не задавались. (Однако это не мешало некоторым из них, глядя со стороны, приходить к тем или иным личным мнениям по этому вопросу, о чем будет указано ниже.) Однако даже православные молодые россияне признавались, что православное учение о пути в Небо им просто не понятно и по данной теме им приходится делать приходить к собственным догадкам и предположениям.

а. Добрые дела — В качестве основания для взятия на Небо молодые люди всего чаще указывали на личные заслуги. «Я думала, что Небо можно заслужить, творя добрые дела» (29Ж93П). «Чтобы спастись, нужно было творить добрые дела и заработать путевку в Небо» (19М95П). У некоторых молодых людей отмечались довольно туманные представления о том, что имеется два пути — дела добрые и дела злые. «Я думал, что вопрос вхождения человека в Небо зависит от его дел. Даже мои родители говорили: «Если ты будешь человеком добрым, станешь помогать другим, ты будешь на Небе с Богом. Если же будешь непослушным и станешь творить нехорошие дела, попадешь в ад». Этими словами они постоянно запугивали меня» (15М96А).

б. Взвешен на весах — При наличии известной греховной скверны в народе, идея заслуженности–незаслуженности выступала в образе взвешивания на весах хороших и плохих дел человека. Многим молодым людям такое взвешивание представлялось весьма относительной процедурой: «После смерти я надеялся попасть на Небо, хотя оснований для такой надежды у меня не было. Я считал себя хорошим человеком. Творя какие-то недостойные дела, я думал, что другие делают хуже меня в сто раз. Поступай по добру, попадешь в Небо» (19М97П). Другие взвешивали злые и добрые дела, совершенные ими на протяжении всей жизни: «Я думал, что все будет взвешено перед Богом, и если добрые дела, совершенные мною, перевесят злые, меня возьмут на Небо» (15М99П). Важно было делать также скидку на «грешки»: «Спастись можно, делая добрые дела, а также стараясь делать все правильно, насколько хватит сил. Соврать капельку можно — ведь в этом нет ничего страшного — Бог, наверное, не смотрит на эти и тому подобные мелочи» (22Ж95П).