Перед блокадой

Вид материала

Документы

Содержание Злополучные чернила Сливочное масло Загубленный радиоприемник

Подобный материал:

• «Ижевская Государственная медицинская академия», 307.6kb.
• Темы товарных знаков 17 2 ущерб, причиненный блокадой другим сферам, 1534.78kb.
• Вечный закон, 4434.66kb.
• Этносы и конфессии европы и азии, 69.14kb.
• Олимпиада-80 на карманных календариках, 144.12kb.
• Присяга вояка української повстанчої армії, 764.49kb.
• Пять травм, которые мешают быть самим собой Лиз Бурбо, 1963.97kb.
• Ответ на клевету под названием, 6640.31kb.
• Карел Чапек «Война с саламандрами», 130.4kb.
• Истоки и судьба идеи соборности в россии, 2153.47kb.

Повар-герой

У командира нашей дивизии был свой повар, который кормил его и нескольких других старших командиров. Однажды летом 1943 года (не помню где) остальные работники штаба дивизии и комендантский взвод питались с кухни нашей роты связи. Поваром у нас был старший сержант Мамонтов, который до войны работал поваром в одном из московских ресторанов.

Чтобы накормить всех своевременно, Мамонтов еще затемно орудовал на своей походной кухне. Отправив одного помощника за водой, а другого — за дровами, стоя на ступеньке кухни, он шуровал в котле. Рассветало, но было еще темновато. Повернув голову, он увидел немца, который стоял в нескольких метрах от него. Мамонтов жутко испугался. Убедившись, что немец не предпринимает никаких действия и даже положил на землю свою винтовку, повар успокоился. Он схватил свой огромный черпак, громко закричал и двинулся на немца. Тот не сошел со своего места. На крик прибежали люди. Немца отвели куда следует. Оказалось, что он из Эльзаса, который до войны принадлежал Франции. Этот немец был убежденным антифашистом. Мобилизованный в армию, он служил в каком-то тыловом подразделении повозочным. И все время хотел бежать. Вот теперь он это и осуществил. Как прошел он линию фронта, оставалось неясным. Говорили, что он сообщил какие-то очень ценные сведения. Его, до отправления в тыл, поместили в разведроту, а не в СМЕРШ.

Мамонтов чувствовал себя героем. Он часто рассказывал об этом эпизоде, хотя и не скрывал, что поначалу очень струсил.

Злополучные чернила

Писарем в нашей роте был Петя Тептин (в конце войны — офицер, начальник штаба батальона связи дивизии, когда наша рота связи была преобразована в батальон). Он был очень исполнительным сержантом. Имел хороший почерк. Всегда был опрятно одет. Успешно вел всю ротную документацию. Но вот беда: не было у него чернил. Кто-то сказал, что в соседней части писарь изготавливал чернила из содержимого трофейных осветительных ракет. Несколько таких ракет Тептину принесли телефонисты, обслуживающие линию связи, идущую в один из полков.

Действительно, из каких-то ракет Тептин изготовил чернила. Он был очень доволен и активно пользовался этими чернилами. Но они кончились, а новых ракет никто ему не приносил. Однажды во время одного из переходов Тептин сам обнаружил похожие ракеты, но несколько другие на вид. Вечером, когда в землянке оставалось мало народу, Тептин решил расковырять ракету и вытащить ее содержимое, чтобы попытаться изготовить чернила.

Подходя к землянке, я услышал страшный свист. Зашел в землянку и увидел, что все находящиеся в ней повалились на пол, а кто-то даже забрался под стол. По землянке со страшным свистом носилась ракета. Продолжалось это около минуты. Ракета остановилась, только когда весь ее заряд выгорел. Свист прекратился. Оказалось, что это была не осветительная, а устрашающая ракета, предназначенная для воздействия на противника свистом. Все, кто был в землянке, в том числе и сам Тептин, сильно перепугались. После этого Тептин для изготовления чернил использовал только один проверенный тип трофейных ракет.

Утка

Где-то, уже на территории Украины, мы стояли в небольшом селе, на окраине которого немцами был вырыт большой противотанковый ров значительной протяженности. Метрах в пятистах от нашего расположения через ров саперы соорудили два моста. Один, солидный, — для машин и техники, а другой — узкий пешеходный. Была весна, и ров заполнился талой водой. Перейти ров можно было только по мосту.

Как-то утром мы увидели, что во рву плавают дикие утки. Мы с восхищением смотрели на них и шумно выражали свои эмоции. Мимо проходил начальник связи дивизии подполковник Бессонов. Он был кадровым офицером. Служил еще до войны. В боях на озере Хасан у него было прострелено легкое, и он часто произносил: «Гм... гм...», как бы кашляя. Бессонов очень хорошо стрелял из пистолета ТТ, в штабе дивизии он был одним из лучших стрелков из пистолета. Подойдя к нам, он вынул из кобуры пистолет и выстрелили в одну из уток. Конечно, он попал. Убитая утка осталась на плаву, а остальные улетели.

Но как достать утку? Ее прибило к противоположному берегу. Ширина рва большая, склоны крутые, никаких плавсредств нет. Пока мы думали, как ее достать, на другой стороне к этому месту подошел солдат. Он лег на землю и достал утку. Бессонов закричал: «Брось утку! Я — подполковник!»

Солдат спокойно забрал утку и стал уходить. В ответ на крик Бессонова прокричал: «Да иди ты!..» Рассерженный Бессонов убрал пистолет в кобуру и молча ушел.

Сапоги

Во время наступления по прибытии на новое место солдаты по мере возможности занимались поиском трофеев. У нас в роте в этом вопросе лидировали телефонисты телефонно-кабельных взводов. Они много перемещались и часто приходили на новое место первыми. У солдат вожделенными были часы, а у офицеров — пистолеты.

Чаще всего попадались мелкие вещи: зажигалки, сигареты, бритвенные лезвия. Как-то я разбил свои очки. Новые можно было заказать через санбат, но на их получение ушло бы полтора-два месяца... А через двое-трое суток ребята принесли мне несколько пар очков и, как ни странно, одни из них мне подошли. Был у меня и трофейный пистолет Вальтер. К нему подходили патроны от немецких автоматов. Они попадались в огромном количестве. Я вначале плохо стрелял из пистолета, но истратив на тренировки «цинку» (металлическую упаковку на 500 патронов), научился стрелять хорошо. У нашего командира роты капитана Чернова был маленький трофейный пистолет, а у моего заместителя старшего лейтенанта Лапотко — двухствольный ненарезной пистолет без магазина.

Использовали мы и трофейные карбидные фонари. Трофейные радиостанции мы не использовали, а вот коммутаторы, индукторные телефонные аппараты и кабель использовали широко. Главным трофейщиком был старшина роты. Ведь в его ведении находилась почти вся служба тыла. Он ведал ремонтом одежды и обуви, подковкой лошадей, питанием и т. д. Пару раз он попадал впросак.

Однажды ему позвонили наши телефонисты и сказали, что нашли много новых подков. С огромным трудом они доставили эту тяжесть, но подковы пришлось выбросить. Они оказались очень большими для наших лошадей (у немцев были в основном бельгийские тяжеловозы, у которых огромные копыта). Второй раз он прокололся на сапогах. Телефонисты сообщили ему, что нашли склад новых кожаных (не хромовых) сапог. Старшина очень обрадовался и велел взять сколько можно. Исполнительные телефонисты на свою двуколку, перевозящую катушки с кабелем, погрузили несколько пар сапог. В это время мы быстро двигались, и доставить их в роту не было возможности. Старшина уже строил планы, кому он сменит сапоги. Когда их наконец-то доставили в роту, то наступило полное разочарование. Сапоги были новые, добротные, но их пришлось выбросить. Никому из солдат и офицеров (даже девушкам-телефонисткам) они не подошли. У них был очень низкий подъем.

Сливочное масло

Весной 1943 года на юге России была страшная распутица. Все фронтовые дороги раскисли. В грязи у немцев застряло много машин. Одну из таких машин — грузовую бортовую — нашли наши разведчики из разведроты. Они ее вытащили и пригнали в штаб дивизии. Видимо, она была у немцев в тыловой службе крупного штаба, так как в ее кузове было 3–5 тонн высококачественных продуктов производства многих стран Европы, исключая Германию. Груз не был разграблен, так как была организована его охрана и назначен один из старших офицеров интендантской службы для его распределения и реализации. После проверки груза врачами (они дали «добро» на его использование) груз разделили между штабными подразделениями. Мне достались 2 пачки турецких сигарет, несколько плиток шоколада и на двоих с одним из офицеров пачка датского сливочного масла. Что еще было в этой машине, я не знаю. Говорили, что было еще итальянское красное вино в высоких конических бутылках по 0,7 литра.

Теперь несколько слов о том, что досталось мне. Сигареты были без фильтра в небольших картонных пачках по 8 сигарет. Они были очень хорошие и были похожи на широко представленные у нас после войны болгарские сигареты «Шипка» и «Солнышко». Нам и раньше попадались немецкие солдатские сигареты, но эту дрянь никто из нас не курил. В них вместо табака использовалась папиросная бумага, пропитанная никотином. Я предпочитал курить «гвардейские» махорочные самокрутки. Какими они были по размеру, можно судить по тому, что из одного листа газеты «Правда» можно было сделать 16 самокруток.

Шоколад был разных сортов, производства нескольких стран (не помню, каких). Был среди них светло-коричневый (мягкий), темно-коричневый (твердый) и почти черный. Последний был очень жестким и немного горчил. Он мне не понравился, но все плитки за 2–3 дня были съедены.

Датское сливочное масло было в пачках по 1 кубическому дециметру. Снаружи упаковка была деревянной в виде тонкого шпона, а внутри из тонкой, но очень прочной бумаги. Когда упаковку вскрыли, мы увидели масло темно-желтого цвета. Я подумал, что масло испортилось, и его нужно будет перетопить. Но я ошибся. Масло оказалось свежим, очень вкусным и легко мазалось на хлеб. Это было сливочное масло, сбитое с медом. Прошло с тех пор уже 67 лет, но такого медового масла я больше не встречал. Попадалось шоколадное, селедочное и другие. Возможно, это ноу-хау датских производителей масла тех времен.

Загубленный радиоприемник

Во время войны вещательные радиоприемники для населения были запрещены. Разрешалось иметь приемники только специальным учреждениям. В нашей дивизии штатные радиоприемники имели только редакция дивизионной газеты «Гвардеец» и политотдел. По мере появления трофеев мы обеспечивали радиоприемниками все руководство дивизии (иногда предоставляли даже по два: один — в землянку, второй — в машину).

Я уже писал, что трофейные радиостанции мы не использовали. Они были очень тяжелыми и громоздкими. А вот трофейные радиоприемники использовали очень широко. Это создавало для мастерской связи дополнительную нагрузку, а иногда и обузу. Всегда кто-то считал себя обиженным. Кроме того, нужно было снабжать их батареями и обеспечивать своевременную зарядку накальных аккумуляторов. Нами были установлены радиоприемники у командира дивизии и начальника штаба (по два приемника), у начальника политотдела и начальника связи, а также у начальника разведки, в особом отделе и медсанбате (где еще — не помню). С этими приемниками бывали и забавные случаи. Об одном из них я хочу рассказать.

На Миусе мы стояли в обороне долго (с конца апреля по середину августа 1943 г.). Причем, почти полтора месяца в деревне Дубровка. Наша мастерская располагалась в добротном одноэтажном доме, где была всего одна большая комната. Хозяева дома переселились к своим родственникам, живущим в соседнем доме. В нашем же доме больше недели работала выездная бригада армейской мастерской связи (лейтенант-радиотехник и два сержанта: телефонный и радио мастера).

Однажды начальника нашей мастерской вызвали к начальнику связи дивизии. Ему сообщили, что у командира дивизии появился новый трофейный радиоприемник, и его нужно осмотреть. К концу дня приемник доставили в нашу мастерскую, и «оживить» его поручили мне. Как выяснилось, это был шикарный, 13-диапазонный приемник «Блаупункт». Однако, он имел питание от сети и был собран на радиолампах с подогревными катодами. Переделать его на отечественные лампы и автономное питание означало приемник испортить. Я доложил свое мнение зам. начальника связи дивизии, тогда капитану, Б. Егорову. Он со мной согласился и передал наше мнение адъютанту командира дивизии, сказав, что лучше всего отправить приемник в тыл. Когда населению разрешат вещательные радиоприемники, то в доме будет шикарный приемник, а переделка может его только испортить. На что последовал грозный приказ: «Приемник переделать на отечественные радиолампы и автономное питание».

Делать нечего — приказы нужно выполнять. Переделку, естественно, поручили мне. По типам радиоламп я с помощью армейского радиотехника составил блок-схему приемника и частично принципиальную. Приемник для хорошей акустики имел большой деревянный ящик, а после удаления выпрямителя образовалось дополнительное место для накальных аккумуляторов и анодных батарей. У немецких радиоламп цоколь существенно отличался от наших. Поэтому мне приходилось разбивать немецкие радиолампы и на основе цоколя разбитой лампы делать переходник, то есть монтировать на нем восьмиштырьковую отечественную ламповую панельку. Труднее всего было сделать переходник для лампы преобразователя частоты. У немцев была использована комбинированная радиолампа, аналога которой в ряду наших малогабаритных ламп не было. Пришлось на цоколе лампы преобразователя частоты смонтировать две наших ламповых панельки. Усилитель низкой частоты приемника заработал сразу. В остальных каскадах пришлось подгонять режим.

Через пару недель работы приемник был готов. На мой взгляд, получилась дрянь по сравнению с тем, что было. Он микрофонил (любой удар по корпусу вызывал на 3–4 секунды гудение). Приемник имел малую выходную мощность, но хорошую избирательность. Мы с солдатом принесли приемник генералу. Генерала не было на месте, но ординарец разрешил нам установить приемник и подключить антенну. Когда генерал появился, он был очень доволен: «Вот вы, технари, всегда говорите, что этого нельзя сделать! А когда на вас нажмешь и жестко потребуешь исполнения, то у вас все получается». По приказу генерала ординарец принес мне полстакана водки и закуску.

С началом наступления на Миусе ординарец генерала перестал приносить аккумуляторы на зарядку. Видимо, генерал оставил приемник на месте своего последнего квартирования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, вы познакомились с записками об эпизодах моей фронтовой жизни. Она закончилась 14 августа 1944 г., когда я получил направление на учебу в Академию связи. Из Академии связи я выпустился в декабре 1949 г. Был назначен в Зе­нитно-артиллерийское училище преподавателем радиолокации. В училище прослужил почти 21 год, до декабря 1970 г. Наше училище несколько раз меняло свое название и место расположения. С 1949 по 1962 гг. оно находилось в г. Алуксне (Латвия) и назы­валось 3-е зенитно-артиллерийское училище, затем — Прибалтийское зенитно-артил­лерийское училище. В 1962 г. училище было переведено в г. Опочка Псковской области и стало называться Опочецкое зенитно-ракетное училище.

Уже после моей демобилизации училище было переведено в г. Днепропетровск и получило название Днепропетровское высшее зенитное ракетное командное училище войск противовоздушной обороны. После распада Советского Союза училище расформировали.

Учебный процесс в училище был налажен хорошо. Практические занятия на боевой технике проходили успешно. Хорошо была налажена работа и по развитию спорта.

Многие выпускники училища успешно продвигались по службе. Некоторые были посланы в заграничные командировки и вернулись с орденами, а полковник Н. М. Ку­тынцев стал Героем Советского Союза. Наш выпускник Н. И. Шелудько, командуя ракетным дивизионом, сбил под Свердловском американский самолет-шпион У2. Выпускники Р. С. Акчурин и В. А. Белоусов стали генерал-майорами. Многие дослужились до звания полковника.

После демобилизации я четыре года занимался разработкой измерительной аппаратуры в СКБ Аналитического приборостроения АН СССР. Честно говоря, разработчик из меня был неважный. Меня все время тянуло на преподавательскую работу.

В сентябре 1974 г. я был принят на работу преподавателем радиоэлектроники в Ленинградский радиополитехникум. Позднее он стал именоваться Санкт-Петербургской инженерной школой электроники (СПИШЭ). Там я проработал 25 лет и в 1999 г. окончательно вышел на пенсию.

На встречи с ветеранами дивизии стал ездить с 1975 г., но не регулярно. Поддерживал связь с некоторыми близкими фронтовыми друзьями, встречался с ними и в домашней обстановке. Все они, кроме А. Ханина, уже ушли из жизни


Эти записки частично написаны в предыдущие годы (с 2000 г. по настоящее время). В окончательном виде они оформлены в августе 2009 г.

В моменты душевного подъёма я пишу стихи. За долгие годы их собралось довольно много. Большинство из них включено в изданную мною в 2007 г. в издательстве «Золотое сечение» (СПб.) книгу «Строчки памяти». Одно из моих последних стихотворений называется «Верона».

Верона

В Вероне Шекспир никогда не бывал,

Но город прославил навеки,

Историю нежной любви рассказал

И с кем враждовали Монтекки.


Сейчас этот город туристов причал,

Заветное место планеты,

Десяток пиццерий на каждый квартал

И есть монумент в честь Джульетты.


Проспекты гудят многоликой толпой,

В работе весь город-музей.

Как Древнего Рима осколок седой,

Нетленный стоит Колизей.


Немало я сказочных мест повидал,

Бросая в фонтаны монеты,

Как юный безумец, я счастья искал,

К груди прикасаясь Джульетты.


СПб, февраль 2008 г.