Geum.ru

Перед блокадой

Вид материалаДокументы

Содержание


Бой у деревни Любарка
Минное поле
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Бой у деревни Любарка


В 1943 году, когда — точно не помню, к нам в дивизию прибыл молодой старший лейтенант Ратынский. На вид ему было года 22–23. Он сразу завоевал симпатию сослуживцев. Был красив, строен, общителен, приветлив и доброжелателен. На его веселом лице выразительно блестели лукавые глаза.

Так случилось, что назначенный в оперативный отдел штаба дивизии, он остался без должности. Не было вакансии. Начальство поступило мудро, оставив его в дивизии. Мне думается, что правильно оценили его способности к штабной работе, аккуратность, деловитость, умение разбираться в скоротечной боевой обстановке.

Вскоре он уже был в должности офицера оперативного отдела штаба дивизии. Часто выполняя ответственные задания командира дивизии и начальника штаба, он быстро продвигался по службе, получал награды и очередные воинские звания.

В начале марта 1944 г. он уже был майором — старшим офицером оперативного отдела.

Я был свидетелем одного эпизода в его боевой биографии в деревне Любарка, недалеко от поселка Новая Одесса на Южном Буге.

Весна принесла распутицу. Мы быстро продвигались, но техника отставала. Войска растянулись. Наши полки были впереди на 10–20 км и вышли на Южный Буг, а тылы дивизии отстали от штаба на 15–20 км. Мы знали, что наши войска фронта почти окружили крупную вражескую группировку в районе Береснеговатая—Снегиревка.

О том, что она, не считаясь с потерями, пробивается через наши тылы, мы не знали.

Я со своим экипажем радиомастерской (6 человек) ночевал в доме на окраине Любарки. Рано утром на рассвете я вышел на улицу проверить часового. Мимо меня на большой скорости проехал штабной виллис, в котором сидел Ратынский. Не прошло и 10 минут, как он вернулся и громко крикнул: «Срочно сворачивайтесь и уходите, идут немцы».

Я поднял ребят по тревоге. Первым оделся и выскочил к машине шофер Павел Сысоев. Он завел машину и начал выруливать со двора, я — в кабину. Ребята отказались садиться, и пока мы выезжали, они были уже далеко впереди нас.

Проехав метров 200, на пригорке мы увидели Ратынского, который собирал людей для организации обороны. Посмотрев в сторону, откуда мы только что приехали, я увидел противника. Без стрельбы они шли плотными цепями по 8–10 метров друг от друга и на таком же расстоянии между цепями. Сколько было таких цепей, сосчитать я не смог. Помню, что их было много. И по фронту эти цепи располагались в пределах видимости.

Нас у Ратынского было человек 20–25. Он расположил нас на гребне высоты в придорожной канаве, приказав: «Без команды не стрелять!» Настроение было жуткое. Тысячи врагов и горсточка наших бойцов под предводительством храброго офицера. Уже до первой цепи противника было менее 200 метров, были видны кисти рук, можно было различить лица и алюминиевые пряжки, а команды стрелять все не было. И тут заиграли наши «Катюши». Над нашими головами пронеслись огненные шлейфы реактивных снарядов.

Я вспомнил, что по распутице мы почти на руках протащили две машины реактивных минометов («Катюша»). У них был только один боекомплект (один залп). Частые разрывы снарядов легли точно в цель. Вражеские передние цепи сильно поредели, но врагов все равно было намного больше, чем нас. Сразу после залпа «Катюш» мы услышали подбодрившее нас «Ура!». Это прибыла к нам на помощь химрота. Человек 40–45, но с двумя станковыми пулеметами. Быстро расположив людей с пулеметами на флангах, Ратынский отдал приказ: «Огонь!» Застрочили пулеметы и автоматы, зачастили одиночные прицельные выстрелы карабинов. Вражеские цепи не выдержали огня, залегли и стали медленно отходить. Так закончился этот бой, руководимый храбрым офицером.

МИННОЕ ПОЛЕ


Наша мастерская практически всегда была загружена работой. Очень часто приходилось работать по ночам. Для повышения эффективности нашей работы начальник связи решил посылать техника в подразделения и ремонтировать рации на месте, то есть не таскать их в мастерскую. Это имело смысл при незначительных повреждениях. Особенно, когда надо было заменить лампу, устранить обрыв кабеля питания и так далее.

Меня довольно часто посылали в стрелковые полки, на ДОП дивизии (ДОП — это дивизионный обменный пункт, который ведал всеми видами снабжения). То есть это тылы дивизии, снабжающие части продовольствием, обмундированием, боеприпасами, горючесмазочными материалами и вооружением. В политотделе, редакции, медсанбате были радиоприемники, которые тоже периодически выходили из строя. До всех этих подразделений я добирался на попутном транспорте или пешком. У меня в сумке из-под противогаза было все самое необходимое для ремонта. Сложнее было, когда меня посылали ремонтировать рацию в стрелковый батальон. Это было всего три раза. Дело в том, что командный пункт батальона и подходы к нему часто просматривались противником, и идти туда в светлое время суток было опасно.

Об одном таком походе в стрелковый батальон ст. лейтенанта Каменского я хочу рассказать.

До штаба полка я добрался на попутной машине. Далее с наступлением темноты мне дали в руки телефонный кабель, проложенный к этому батальону. Я дошел до землянки (вернее, блиндажа) командира батальона без происшествий. Начальник радиостанции принес рацию в блиндаж комбата. Мы развернули рацию, и я быстро нашел повреждение. Нужно было припаять оторвавшийся провод внутри передатчика. Комбат разводить костер ни в блиндаже, ни на открытой местности не разрешил. Мы разожгли костер на дне глубокого окопа, причем сверху часть окопа прикрыли плащ-палаткой.

Как только я закончил работу, сержант связался со штабом своего полка, а я пошел докладывать комбату об окончании ремонта. Он предложил мне поспать до утра в его блиндаже, где дежурил телефонист. Это меня обрадовало, поскольку возвращаться в роту я смог бы только через сутки, хорошо отоспавшись. Пол в блиндаже был земляной, из мебели было два стула и лежанка комбата.

Комбат ушел проверять посты, а я, положив на пол свою плащ-палатку и шинель, приготовился спать. Засыпая, я услышал, как телефонист громко переспрашивает мою фамилию. Оказалось, что мой командир роты хотел узнать, что я делаю. Я доложил, что работу закончил и пробуду здесь до утра. Последовал приказ срочно, пока еще темно, возвращаться. Я пошел в обратный путь, держась за кабель. Прошел всего метров 200–300, как кабель кончился. Я понял, что это обрыв, и сейчас должен по кабелю прийти линейный надсмотрщик. Время шло, а его все не было . Я попытался найти выскользнувший у меня из рук конец кабеля, но безрезультатно.

Начал накрапывать мелкий дождь. Вдруг я услышал в темноте приглушенные голоса. Когда люди говорят шепотом, то очень трудно понять, на каком языке они говорят. Вот я и не понял: русские это или немцы. На всякий случай перестал двигаться и переложил наган из кобуры за пазуху. Через некоторое время голосов слышно не стало. Люди куда-то удалились. Я решил идти полем от линии фронта. Сделать это было не трудно, потому что немцы всю ночь освещали специальными осветительными ракетами свою территорию. Я повернулся спиной к переднему краю и пошел по полю. Вдруг я остановился, как вкопанный. Передо мной оказался крутой обрыв, дна которого не было видно.

Дождь понемногу уменьшался. Куда же мне идти? Край обрыва был расположен под небольшим углом к линии фронта. Я решил идти в ту сторону, которая удалялась от передовой. Случайно я заметил на своем пути небольшие земляные бугорки, высотой 20–30 см, расположенные в строгом порядке. Я сразу понял, что это противотанковые мины. Для человека они не опасны, поскольку для их подрыва нужно усилие не меньше, чем 300 кг. У нас было много случаев, когда пехотинцы беспрепятственно проходили по замаскированному противотанковому минному полю. А как только на него вступала лошадь с телегой, происходил взрыв.

Иногда совместно к противотанковым минам ставили еще и противопехотные для затруднения процесса разминирования. Я подумал, что на этом минном поле может быть сделано нашими саперами то же самое и решил прекратить движение. Нашел место посуше — небольшой пригорок, развернул плащ-палатку и лег.

Наверное, я сразу же заснул. Когда я проснулся, было уже светло. Вышел на дорогу и через пару часов прибыл в свою часть. Я на всю жизнь запомнил эту тревожную ночь.

Через некоторое время я узнал, что в этом батальоне украли большой кусок кабеля. Хотя новые бухты кабеля нам периодически поставлялись, и мы широко использовали трофейный кабель, все же он был дефицитом и его хронически не хватало. Вот почему имели случаи его воровства.