С. В. Кортунов Национальная идентичность как ресурс развития

Вид материала

Документы

Содержание Ценности и императив модернизации Первое. Небесное выше земного. Второе

Подобный материал:

• Тема: «Создание образа и имиджа учебного заведения», 63.54kb.
• Всероссийская научно-практическая конференция Федерализм как ресурс развития российской, 47.55kb.
• Новикова М. В. Национальная идентичность и проблемы этноэтики, 146.16kb.
• Программа развития моу «Гимназия №1 г. Владивостока» «Современная гимназическая библиотека, 725.2kb.
• Русская Национальная Идея, как ключевой элемент Концепции национального развития России., 636.54kb.
• За пределами «идентичности», 595.2kb.
• В. В. Кортунов Культурология: учебное пособие, 1369.54kb.
• Глобализация и национальная идентичность, 269.63kb.
• Уважаемые студенты и аспиранты дгту!, 5.54kb.
• Городская студенческая конференция «Культура как ресурс развития территории» еаси,, 47.7kb.

Ценности и императив модернизации


В настоящий момент в стране вызревает – пусть пока и шаткое – согласие относительно необходимости сохранения российской национальной идентичности, в том числе и в ипостаси национальной государственности. С трудом, медленно, но неуклонно, словно цветок сквозь каменистую и безводную почву, пробивает себе путь национальное самосознание.

Национальная идентификация, как многократно показывала Всемирная история, происходит тогда, когда народ начинает взаимодействовать с другими народами, обладающими иными ценностями («мы»-«другие»). Вопрос об идентичности встает именно тогда, когда происходит давление «чужих» ценностей. Столкновение ценностей, как правило, и приводит к самоидентификации, и чем более оно интенсивно, тем более болезненно (но вместе с тем и более определенно) протекает этот процесс. При этом происходит то, что российский исследователь С.Чугров предлагает называть «ксенотрансплантацией» (в медицине – отторжение инородной ткани). Ценностные «трансплантанты с чужой «группой крови» отторгаются национальной ценностной системой. Как полагает С.Чугров, Россия и Япония относятся «к категории стран с высокими адаптационными способностями: они способны усваивать и приноравливать к своим ценностным системам заимствуемые ценности. В то же время японское общество демонстрирует органичное сочетание традиционализма и современности, чего нельзя сказать о российском обществе. Именно поэтому уроки Японии важны для постсоветской России».⁸

Традиционно Россия (как, впрочем, и многие другие крупные страны) самоопределялась в мировом политическом континууме (или подтверждала свою идентичность) в военном противоборстве с другими народами и государствами. Так было и в ХIII, и в ХVII, и в ХVIII, и в ХIХ, и в ХХ веках. Отстаивание национальных ценностей во всех этих случаях было связано непосредственно с решением проблемы национального выживания. Сегодня ситуация кардинально иная. В мире у России нет явно выраженных врагов, способных угрожать самому существованию российского суперэтноса. «Битва народов» в масштабе Первой и Второй мировых войн, к счастью, практически исключена.

Это, однако, не означает прекращение «битвы идентичностей». Ослабив свое военное измерение, она перешла в более мягкие, но одновременно и более изощренные формы (soft power), а в ряде случаев и более опасные с точки зрения сохранения культурного ядра. Более того, можно сказать, что именно сфера культуры стала главной ареной «битвы национальных идентичностей в ХХI веке. Культурная стандартизация в основном по американскому образцу – главный вызов для национальной идентичности большинства стран мира. Сопротивление этой стандартизации, которая в ряде случаев проводится весьма агрессивно, и является главной причиной (а вовсе не какая-то «зависть» к американцам, как утверждают пропагандисты Госдепартамента США) роста антиамериканских настроений повсюду в мире. Натиск западной массовой культуры порождает повсюду в мире естественную реакцию защиты культуры национальной. В России он к тому же оживляет интерес к российским традициям и обычаям. Тем более, что западные либеральные ценности не во всем стыкуются ни с советскими, ни с традиционными российскими ценностями.

Как уже отмечалось выше, несмотря на то, что большевики сделали все для уничтожения дореволюционных традиций и обычаев и насаждения новых советских традиций и обычаев, традиционные – по большей части православные - российские ценности оказались весьма живучими. По существу они «проросли» сквозь советский идеологический монолит: произошла своего рода «русификация» насаждаемых советских ценностей. Это, в частности, касается многих положений «Морального кодекса строителя коммунизма»⁹. В результате в массовом сознании советские ценности стали рассматриваться как русские. Эти ценности и являются хранителями русского культурного ядра, русских цивилизационных кодов, оказывая сопротивление культурной экспансии Запада.

В российском обществе, к сожалению, сегодня нет никаких признаков общенационального консенсуса по вопросам основополагающих ценностей - того, что в США называют «американским кредо». Такое положение дел не просто ненормально, но и крайне опасно. В своем Послании Федеральному Собранию РФ 2003 года второй Президент РФ В. Путин подчеркнул, что без консолидации вокруг базовых общенациональных ценностей Россия не сможет противостоять основным вызовам и угрозам XXI века.¹⁰ А в ноябре 2008 года в своем первом Послании Федеральному Собранию РФ третий Президент РФ Д.Медведев посвятил вопросу о значении таких ценностей специальный раздел. В частности, он говорил о них, как о вещах, «которыми нельзя поступиться, ради которых нужно бороться и побеждать». «Это то, что дорого вам, дорого мне, дорого нам всем. То, без чего мы не можем себе представить нашу страну».

Изложив свои представления о базовых национальных ценностях (об этом чуть позже), Д.Медведев подчеркнул, что «это устои нашего общества, наши нравственные ориентиры. А говоря проще, таковы очевидные, всем понятные вещи, общее представление о которых и делает нас единым народом, Россией. Это то, от чего мы не откажемся ни при каких обстоятельствах».

Эти весьма сильные тезисы, на наш взгляд, следует понимать таким образом, что Д.Медведев связывает базовые национальные ценности с национальной идентичностью России. Кроме того, он замечает, что они же «формируют и наше представление о будущем. Мы стремимся к справедливому обществу свободных людей. Мы знаем: Россия будет процветающей, демократической страной. Сильной и в то же время комфортной для жизни. Лучшей в мире для самых талантливых, требовательных, самостоятельных и критически настроенных граждан».¹¹

В этом высказывании просматривается связь ценностей со Стратегией национального развития, немыслимой без модернизации. Таким образом, по мнению Президента РФ, имеющийся у России набор основополагающих ценностей не нуждается в исправлениях и дополнениях и формирует необходимые и достаточные условия для успешной национальной модернизации. Этот важнейший тезис можно сформулировать и так: России нет нужды кардинально менять корпус своих традиционных национальных ценностей и внедрять в него какие-либо новые и чужие ценности, поскольку они уже отвечают критерию их соответствия задачам современной национальной модернизации при сохранении культурного ядра российской цивилизации.

И здесь мы подходим к важнейшему моменту. Поиск национальной идентичности совпал в России с поиском модели национальной модернизации. По существу это одно и то же, поскольку субъектом модернизации в Европе всегда было национальное государство. Между тем в отличие от западных стран ни в Российской империи, ни в Советском Союзе процессы формирования нации-государства не получили достаточного развития, и были замещены развитием имперской по своей сути политической структуры. В результате формирование российской нации оказалось чрезвычайно замедленным, и после распада СССР обнаружилось, что национальная идентичность в России не сложилась.¹²

Ясно, что без существенного обновления национально-цивилизционной идентичности российское общество не будет достаточно интегрированным и устойчивым, способным отвечать на современные угрозы и вызовы, не сможет осуществить полноценную экономическую, политическую и социальную модернизацию. Перспективы модернизации во многом зависят от того, какие образы идентичности будут доминировать в массовом сознании. Так, доминировавшая в массовом сознании граждан СССР советская идентичность порождала патерналистский характер их отношений с государством, т.е. лояльность и послушание по отношению к власти в обмен на минимальные социальные гарантии. Представления о принадлежности к «особой исторической общности» - советскому народу к тому же формировало гордость за свою страну, ощущение, что она идет «в ногу с историей», и даже устойчивое чувство превосходства над другими странами и народами («у советских собственная гордость – на буржуев смотрим свысока»). Эти стереотипы массового сознания, внедряемые властью последовательно и методично, позволили ей на определенном этапе провести мобилизационный тип модернизации, превративший страну из аграрной в промышленную, построить инфраструктуру индустриального общества. Но эти же стереотипы, определившие понимание ориентации и поведение большинства населения СССР, оказались негодными при переходе к постиндустриальной стадии развития, который потребовал иные мотивы трудовой деятельности и иные условия для нее. Именно это обстоятельство в конечном итоге привело к разложению советской идентичности – сначала в элитном, а затем и в массовом сознании. Массовая приверженность «смеховой культуре», разводившей власть и общество уже в 80-х гг., стала зримым проявлением кризиса советской идентичности, сочетавшей вербальную поддержку общепринятых идеологем и их реальное отторжение на уровне повседневного опыта. Эта идентичность просто перестала отвечать новым задачам национальной повестки дня и потому утратила какие бы то ни было основания для социального доминирования. Вместе с тем советская идентичность полностью не исчезла: она обрела характер своего рода «фантомной боли» в сознании и поведении представителей ряда социально неблагополучных групп современного российского общества, и в этом своем качестве продолжает оказывать определенное влияние на социально-политические процессы в стране.

Таким образом, советская идентичность оказалась ключевым ресурсом нового витка мобилизационного (индустриального) развития. Но именно исчерпание этого ресурса для консолидации идейно-цивилизационной общности на новом витке такого развития, потребовавшего перехода к инновационной модели, привело к распаду опиравшейся на такую консолидацию экономической и политической системы.

С утратой советской идентичности граждане России после 1991 г., однако, лишены возможности вернуться к идентичности дооктябрьской России, поскольку многие системообразующие элементы этой идентичности в течение советского периода были методично выкорчеваны большевиками. И уже в самом начале 90-х гг. стало ясно, что возрождение дореволюционных основ (православно-имперско-самодержавных) российской идентичности невозможно. Например, на протяжении сотен лет основой российской идентичности было православие. Однако к концу ХIХ – началу ХХ вв. оно оказалось в серьезном кризисе и перестало быть таковой. И сколько бы мы сегодня ни говорили о возрождении православия в России, после 73 лет атеистического воспитания возврата к нему как к основе национальной идентичности быть не может. Кроме того, как справедливо отмечает И.Семененко, постмодернистская парадигма вообще развивается в рамках смысловой расплывчатости, не свойственной традициям русской культуры. Такие ее характерные черты, как «тоталитарность» (нерасчлененность целостного мировосприятия), максимализм устремлений (часто оборачивающийся социальным, религиозным, нравственным и эстетическим радикализмом), эсхатологизм и неизбывный утопизм социокультурных проектов противоположены постмодернистской эстетике.¹³

Вернемся теперь в свете сказанного к разговору о ценностях.

Православные ценности, которые доминировали в Российской империи, а затем были либо уничтожены, либо (в большей степени) трансформированы большевиками в коммунистические, на наш взгляд, можно свести к пяти основным содержательным блокам.

Первое. Небесное выше земного.

Второе. Духовное (идеальное) выше материального.

Третье. Общее (коллективное) выше личного.

Четвертое. Будущее важнее настоящего.

Пятое. Справедливость выше Закона.

Нетрудно видеть, что эти ценности, вдохновленные православием, кардинально отличаются от ценностей западной цивилизации. Они и составляют содержательную сущность русского гуманизма, отличающегося от гуманизма западного, который уже к концу ХIХ века себя полностью исчерпал и потерпел моральное поражение, договорившись до того, что «Бог умер». Можно с уверенностью сказать, что именно на перечисленных ценностях основана вся русская культура. Не будь русского гуманизма – не состоялись бы такие явления национальной и мировой культуры, как А.Пушкин, Л.Толстой, Ф.Достоевский, П.Чайковский, А.Островский, Н.Бердяев, С.Рахманинов, В.Розанов, И.Бунин, А.Скрябин, А.Блок, В.Маяковский, М.Булгаков, В.Соловьев, И.Ильин, А.Солженицын. Этот список может быть продолжен.

Русский гуманизм в трансформированном виде «пророс» и в советскую, первоначально каннибальскую («Если враг не сдается – его уничтожают»), безбожную, и даже богоборческую цивилизацию. Богоцентризм русской цивилизации был заменен, кстати говоря, в духе идеалов Просвещения, антропоцентризмом, т.е. культом Человека, который наделялся не только планетарной, но и космической миссией. Без ценностей русского гуманизма не состоялась бы ни советская литература, ни советский кинематограф. И это касается не только первых четырех из перечисленных выше ценностей, но, как ни странно, и пятой – «Справедливость выше Закона». Вспомним хотя бы гениальный фильм Э.Рязанова «Берегись автомобиля». Там следователь по угону автомобилей М.Подберезовиков, выступая в суде в качестве свидетеля, говорит: «Товарищи судьи! Перед вами сложная задача. Деточкин нарушал Закон. Он виноват. Но он… не виноват! Пожалейте его, товарищи судьи…Он очень хороший человек». Так что правовой нигилизм, о котором постоянно говорит наш президент Д.Медведев, искоренить в России будет очень непросто.

Все эти вышеперечисленные ценностные стереотипы и по сей день крепко сидят в нашем сознании (и даже, возможно, в подсознании). И хотя они вряд ли способствуют конкурентоспособности России в современном мире, выкорчевать их из этого сознания, видимо, не удастся никогда. Ведь это уже органика, ставшая именно культурно- цивилизационным ядром нации. И не считаться с этим нельзя.

Главное в национальной идентичности – культурное измерение, цивилизационные коды, т.е. ценности. Причем ценности навязать сверху невозможно. Потому что они суть продукт национального культурного развития. Ценности живут в душах людей, которые добровольно себя с ними идентифицируют, что и определяет в конечном счете национальную идентичность. Также как закона и порядка в обществе не будет, если этот закон, даже самый лучший, не живет в душах людей, идентичности не будет, если национальные ценности, ее определяющие, не живут в душах людей.

И это с сокрушительной убедительностью показало развитие уже постсоветской демократической России в 90-е годы прошлого века. С точки зрения православного христианина, в историческом плане мы пережили в эти годы по существу очередной этап процесса апостасии - отпадения от Бога, потому что отмена лжерелигии, т.е. коммунизма, не привела к возрождению в душах российских граждан православного христианства. В душах образовался религиозный вакуум, который и является важнейшей предпосылкой победы в России - впервые в ее истории – «общества практического атеизма» (Н.Бердяев). Все это не могло создать предпосылок для формирования в стране правового государства, а напротив, способствовало невиданному расцвету криминальных отношений.

Во многом этот было обусловлено обстоятельствами распада СССР и формирования новой России.

Как бы мы ни относились к Советскому Союзу, он был легитимным и международно признанным государственным образованием. Его правосубъектность была подтверждена международным правом в межвоенный период, участием в антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны, решающим вкладом в разгром германского фашизма и японского милитаризма, соответствующими документами послевоенного урегулирования, составляющими основы Ялтинско-Потсдамского мирового порядка, важнейшими многосторонними и двусторонними соглашениями периода 1945-1991 гг. и т.д. Следовательно, распад СССР, который был осуществлен без учета воли его народов, без соответствующих переговоров о границах новых независимых государств легитимым назвать ни в коем случае нельзя. Соответственно, и образовавшиеся после августовской (1991 года) антикоммунистической революции и нелигитимных Беловежских соглашений постсоветские государства, включая Российскую Федерацию, нельзя было признать вполне законными. Попытка тогдашних «демократов» (Б.Ельцина, Г.Бурбулиса, А.Чубайса, Е.Гайдара, А.Козырева и др.) придать легитимность Российской Федерации на почве аникоммунизма полностью провалились. Несмотря на все их усилия, к тому же поддержанные Западом, антикоммунизм не стал государственной идеологией новой России. Проблема лишь загоняется вовнутрь, и потому начинаются новые конфликты 1992 и 1993 гг. между исполнительной и законодательной властью. Всем памятен референдум «Да, да, нет, да». Следующий этап - октябрьская (1993 года) по существу антисоветская революция, в ходе которой законный парламент безжалостно растреливается куммулятивными снарядами, то есть используется большевистский метод в политической борьбе. "Демократы" действуют как большевики. Отечественная интеллигенция, равно как и Запад, их поддерживают, что, однако, не создает легитимность новому государству. И вместе с тем "черный Октябрь" демонстрирует, что путь принуждения к свободе, конфронтация и насилие уже заказаны для России. Противоречия вновь лишь загоняются вовнутрь.

Спешно подготовленная Конституция 1993 г., создающая пропрезидентскую республику, вновь не создает, однако, легитимность нового государства. Конституция принимается без общенародного обсуждения, в ситуации, когда народ, уставший от конфликтом между Кремлем и Белым Домом, хватается за соломинку – лишь бы обеспечить хоть какую-то политическую стабильность. Однако на нелигитимные (а посуществу криминальные) действия власти он отвечает разгулом преступности в стране. Этот разгул многократно усиливается после проведения Е.Гайдаром «шоковой терапии» и А.Чубайсом жульнической приватизации (разумеется, при поддержке Б.Ельциным). В этом, как представляется, состоит главная причина «великой криминальной революции» в России в 90-е гг. ХХ века. Полный произвол самой власти исключал тогда возможность формирования какой бы то ни было правовой культуры в стране.

После прихода к власти В.Путина положение понемногу стало исправляться. Кремль частично восстановил субъектность государства, стал больше (по крайней мере публично) опираться на правовые нормы, наказал наиболее одиозных «приватизаторов». Одновременно было объявлен курс на защиту национальных интересов во внешней политике и национальную модернизацию - во внутренней - при опоре не только на либеральные, но и на традиционные российские ценности.

Но в этом контексте и возник фундаментальный вопрос: совместимы ли традиционные национальные ценности России с задачей модернизации и перехода к инновационному типу развития?

Пришлось считаться с тем, что в сознании русского народа глубоко укоренен идеал сильного государства. И это объясняется не только ностальгией по бывшей сверхдержаве – СССР, хотя она, конечно, сохраняется¹⁴. События 90-х гг. ХХ века и начала XXI века, особенно бомбардировки Югославии в 1999 г., оккупация Ирака, периодическое вмешательство западных стран в дела СНГ, затрагивающее жизненно важные интересы самой России, для многих стали свидетельством того, что Запад считается только с экономической и военной силой. В этих условиях возможная утрата Россией статуса великой державы воспринимается многими как потеря независимости, способности влиять не только на другие государства, но и на процессы внутри страны.

Кроме того, как уже говорилось выше, в условиях глобализации, размывающей основы национально-государственной идентичности, российское общество оказалось перед необходимостью решения задач модернизации, а известные доныне модели модернизации строились на основе укрепления национального государства как целостной общности с устойчивыми национально-государственными характеристиками.

Положение осложняется тем, что Россия не знает другого опыта преодоления кризисов, кроме как через укрепление государства. Так было на всех переломных этапах русской истории, будь то принятие христианства или борьба против татаро-монгольского нашествия, объединение земель вокруг Москвы или реформы И.Грозного, преодоление Смутного времени или петровские, а затем и екатерининские реформы, либеральные реформы Александра II или советская мобилизационная модель развития.

При этом на всех этих этапах русской истории интерес национальный отождествлялся с государственным. Государство было главным критерием идейно-политической идентификации. Позиционирование по отношению к государству оказывалось важнейшей составляющей национальной идентичности, а государственное строительство – перманентным приоритетом национального развития. Процессы государственного строительства задавали параметры развития национального.

В силу этих и многих других причин позиционирование по отношению к государству и сегодня остается важным референтным ориентиром в системе самоидентификации граждан России. Уровень ожиданий, связанных с государством, по-прежнему высок, а глубокое недоверие по отношению к властным структурам объясняется во многом нереализованностью таких ожиданий. И потому любое унижение России, любая попытка поставить под сомнение ее статус великой державы воспринимаются российским обществом крайне болезненно. Идеал «величия России» остается одной из основополагающих национальных ценностей не только в политической риторике, но и в национальном самосознании.

Понятно, что с некоторых пор наша власть это стала учитывать. В 2000-2008 гг. мы были свидетелями того, как режим В.Путина, являющийся органической составной частью уже постсоветской демократической России, маневрировал в целях преодоления невиданного национального унижения могучей прежде державы, прежде всего, конечно, ради самосохранения. Однако мы видим и то, как декларируемая эволюция в направлении укрепления государственности пробуксовывает на месте. Режим, выполнивший функцию разрушения СССР, не может, конечно, в одночасье переродиться и стать вдруг созидательной силой. Дело, однако, не в этом. Маневрирование нынешнего режима, игры в "сильную власть" - верный признак пробуждения от спячки, предзнаменование национального возрождения, свидетельство того, что "низшую точку" разрушения и падения Россия прошла, и дальше должно начаться движение вверх.

В то же время нельзя не видеть и другого: после распада СССР и избавления от коммунистических химер новая Россия стала намного более восприимчивой к ценностям даже не западным, а универсальным, касающимся не только доказавших свою успешность и эффективность экономических и политических институтов, но и стереотипов мышления и поведения. Серьезные коррективы были внесены в трудовую этику и мораль.

Ключевым элементом системы ценностей в Конституции Российской Федерации 1993 г. (как, впрочем, и в Конституции СССР 1973 г.) провозглашен человек. Его права и свободы определены как высшая ценность. В числе национальных ценностей России, определенных Конституцией, находятся: утверждение прав и свобод человека, гражданского мира и согласия; равноправие народов; память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость; суверенная государственность России и незыблемость ее демократической основы; благополучие и процветание России; ответственность за свою Родину перед прошлыми, нынешними и будущими поколениями; осознание себя частью мирового сообщества. В Посланиях Президента России (первого и второго) Федеральному Собранию Российской Федерации подчеркивается важная роль таких ценностей, как безопасность, свобода, благосостояние, государственность, законность, человечность, гражданственность, достоинство, патриотизм, нравственность, равенство, справедливость.

В Послании Федеральному Собранию РФ от 5 ноября 2008 г. Д.Медведев расставил следующие ценностные приоритеты:

Справедливость, понимаемая как политическое равноправие, как честность судов, ответственность руководителей. Реализуемая как социальные гарантии, требующая преодоления бедности и коррупции. Добивающаяся достойного места для каждого человека в обществе и для всей российской нации в системе международных отношений.

Свобода – личная, индивидуальная свобода.Свобода предпринимательства, слова, вероисповедания, выбора места жительства и рода занятий. И свобода общая, национальная. Самостоятельность и независимость Российского государства.

Жизнь человека, его благосостояние и достоинство. Межнациональный мир. Единство разнообразных культур. Защита малых народов.

Семейные традиции. Любовь и верность. Забота о младших и старших.

Патриотизм. При самом трезвом, критическом взгляде на отечественную историю и на наше далеко не идеальное настоящее. В любых обстоятельствах, всегда – вера в Россию, глубокая привязанность к родному краю, к нашей великой культуре.¹⁵

Как видно, набор этих ценностей включает в себя не только ценности, заимствованные у Запада, но и взятые из исторически сложившегося культурно-цивилизационного ядра, которые, однако, вопреки ранее приведенным оценкам Д.Медведева, все же корректируются, причем в сторону индивидуализма, личной свободы, материального прагматизма, правовых норм и ориентаций на сегодняшний день, а не на утопические проекты будущего. Представляется, что эта система национальных ценностей, которая еще будет, конечно, уточняться, способна стать жизненным ориентиром граждан России, их современным мировоззрением, не разрушая культурное ядро российской цивилизации.

Итак, с точки зрения универсальных ценностных ориентиров развития страна сделала стратегический выбор: гражданское общество, правовое государство и рыночная экономика. При этом, как представляется, нынешнее политическое руководство России понимает и то, что важнейшими критериями инновационного – как единственно возможного успешного - развития любой страны в ХХI веке являются два фактора: свобода и технологии. И то, и другое у России есть. Технологии (инновационные продукты) - мозги нации, вернее результат деятельности этих мозгов. Их сохранение – не только ключ к национальному выживанию, но и гарантия лидерской роли России в XXI веке. В той же мере для обеспечения инновационного типа развития жизненно необходимо сохранить и свободу, хотя в историческом плане могут быть и остановки, и временные откаты назад. Однако Россия выстрадала свободу и некий свой, национальный вариант демократии, испробовав все мыслимые варианты развития и государственного устройства и отвергла их. Именно выбор свободы дает надежду на то, что Россия в ближайшие десятилетия успешно проведет национальную модернизацию и обеспечит себе высокую конкурентоспособность в современном мире.

Все сказанное позволяет достаточно уверенно констатировать, что сегодня в стране зарождается новая идеология: условно «идеология просвещенного демократического патриотизма», которая, возможно, и станет идеологией российского возрождения. Она будет сочетать в себе идеи открытого общества и личной свободы с сильной и ответственной государственной властью. Подспудно начинает формироваться и российский тип демократии, который представляет собой конституционное совмещение передовых социальных технологий Запада и тысячелетней русской исторической традиции. Путь России – не «суверенная» или «управляемая» псевдодемократия (против которой как раз и выступает третий Президент РФ), под вывеской которой скрывается авторитарная власть, а подлинно демократический и в то же время национальный тип государственности, как ее определял И.Ильин. Этот тип и есть путь к современной российской государственности, сильной государственной власти, действующей строго в рамках закона и таким образом находящей оптимальный баланс между идеей свободы и идеей справедливости. Если страна не свернет с этого пути, то впервые в истории будет достигнут компромисс между свободой, ведущей в своем абсолютном выражении к анархии и развалу государства, бунту и междуусобицам, и справедливостью, порождающей в своих крайних формах деспотию и тоталитаризм. Поиск этого баланса и есть стержень нынешней российской политики.