Geum.ru

Н. В. Молчановой Отклики в России на Декларацию независимости и Конституцию США в конце XVIII первой четверти XIX вв

Вид материалаРеферат

Содержание


Влияние документов Американской революции на мировоззрение декабристов
Подобный материал:
1   2   3   4   5
Глава III

Влияние документов Американской революции на мировоззрение декабристов

Тема «декабристы и Америка» весьма многообразна. Важной её составляющей частью, является отношение участников декабристского движения к Соединенным Штатам, к американской революции XVIII в, их знакомство с законодательными актами молодой заокеанской республики, трудами американских просветителей XVIII—начала ХIХ в.в. Неко­торые из декабристов поддерживали прямые контакты с Америкой поддерживали. Н. И. Греч в примечании к «Пись­му с острова Сен-Доминго», опубликованном в его жур­нале «Сын отечества», сообщал, что лейтенант Н. А. Бе­стужев получил письмо от капитана Эриксена, с которым он познакомился в Петербурге. Направляя письмо в журнал для публикации, Н. А. Бестужев писал: «Посылаю к вам, по желанию вашему, перевод письма общего нашего друга Эриксена, писанного им с острова Св. Доминга из Порт-о-Пренса; оно, вероятно, доставит не одним нам удовольствие, ежели вы напечатаете оное в вашем журнале».87

Взгляды декабристов формировались на основе ши­рокого знакомства с социально-политической и худо­жественной литературой того времени, в которой, наря­ду с наследием французской революции, видную роль играли идеи американской революции. Так, на формирование идей Рылеева оказала большое влияние книга «Сокращенная библиотека», составленная для чтения воспитанников кадетского корпуса учителем П. С. Железниковым, «который помещал в ней целиком разные республиканские рассказы, описания, речи из тогдаш­них журналов». В четырех томах «Сок­ращенной библиотеки», изданной в 1800-1807 гг., пере­печатывались биографии Франклина и Джефферсона (из «Вестника Европы»), публицистически взволнован­ная «Речь дикого в аглинских селениях в Америке» и другие произведения, дышащие ненавистью к рабству, тирании и деспотизму.

Воспитание декабристов, начатое до войны 1812 г., продолжалось во время похода в Западную Европу в 1813--1814 гг. С. Г. Волконский вспоминал: «Все, что мы хоть мельком видели в 13-м и 14-м годах в Европе, породило во всей молодежи чувство, что Россия в об­щественном, внутреннем и политическом быте весьма отстала, и во многих вселило мысль поближе познако­миться с Европой... Я... выехал из Петербурга с твердым намерением околесить всю Европу и даже с предполо­жением посетить и прочие части света, особенно Амери­канские Штаты, занимавшие тогда умы нашей русской молодежи по их самостоятельному быту и по демокра­тическому политическому составу». 88

В начале 20-х годов, когда внимание русской моло­дежи привлекали свободолюбивые идеи американской республики, контраст этих устремлений с реальностью крепостнической России был столь велик, что порождал романтические мечтания, над которыми горько иронизи­ровали позднее те же самые мечтатели. Русский фило­лог и поэт В. С. Печерин в своих «Замогильных запис­ках» вспоминает о том времени: «В Англии, в Америке ― молодой человек 18 лет, преждевременно возмужалый под закалом свободы, уже занимает значительное место среди своих сограждан. Родился он хоть в какой-нибудь Калифорнии или Орегоне,— все ж у него под рукою все подспорья цивилизации... А я? в 18 лет едва-едва про­зябал, как былинка, ― кое-как пробивался из тьмы на божий свет, но и тут, едва я подымал голову, меня ошеломливали русскою дубиною». Остается лишь на­помнить, что 18 лет Печерину исполнилось в 1825 г.89

Декабристы сравнивали судьбы русского народа с жизнью народа Америки. Мысли о проблемах рабства или о духовной свободе не покидали их и в тяжелые годы ссылки. Н. В. Басаргин, сосланный в Си­бирь, писал: «Чем далее мы продвигались в Сибири, тем более она выигрывала в глазах моих. Простой на­род казался мне гораздо свободнее, смышленее, даже и образованнее наших русских крестьян и в особенности помещичьих. Он более понимал достоинство человека, более дорожил правами своими. Впоследствии мне не раз случалось слышать от тех, которые посещали Сое­диненные Штаты и жили там, что сибиряки имеют много сходства с американцами в своих нравах, привычках и даже образе жизни». Находясь в 1810 г. в Геттингене, Н. И. Тургенев с восхищением отмечал, что американцы «не щадили ничего для свержения английского ига» и для пользы «нового отечества — рождающейся республики». 90

Для многих декабристов Америка представлялась как своего рода «мать свободы».91 Сравнивая различные правления, они, как правило, отдавали Соединенным Штатам «полное преимущество».92 По словам с. г. Волконского, «всегдашним разговором членов было, что американская конституция есть лучший образец для России».93 Оправдывая на следствии свое увлечение вольнолюбивыми идеями, многие декабристы отмечали, что само правительство в свое время проявляло известную терпимость к либеральным настроениям и даже стремилось «приуготовить Россию к принятию конституционных начал». Особенно часто при этом делались ссылки на известную речь Александра I в Варшаве при открытии польского сейма весной 1818 г. В качестве источника
либеральных идей назывались также статьи и сообщения периодической печати. Как мы уже упоминали в предыдущей главе, в своем показании 9(21) февраля 1826 г. В. И. Штейнгель особо выделил «Дух журналов».94 Не приходится сомневаться в том, что опубликование на страницах журнала огромного числа материалов, прославляющих государственный строй и благосостояние Соединенных Штатов, также сыграло свою роль в формировании в России передового общественного мнения. Участники декабристского движения и, прежде всего декабристы-республиканцы, постоянно ссылались на опыт революций во Франции, Испании и Америке. Они с восторгом называли имена Вашингтона и Франклина, систематически следили за событиями в Европе и США. «Последняя половина прошлого столетия и события нашего века столь богаты различными переворотами в правлениях,— писал П. Г. Каховский генералу Левашеву 24 февраля (8 марта) 1826 г.,— что мы не имеем нужды ссылаться в века отдаленные. Мы свидетели великих происшествий. Образование Нового Света, Северо-Американские Штаты своим устройством подвигнули Европу к соревнованию. Они будут опять в пример и отдаленному потомству. Имя Вашингтона, друга, благодетеля народного пройдет из рода в род; при воспоминании его закипит в груди граждан любовь к благу и отечеству... Революция Франции сильно потрясла троны Европы и имела на правление и народы оной еще большее влияние, чем и самое образование Соединенных Штатов».95 Восхищение деятельностью Вашингтона и Франклина не было для декабристов чем-то чисто умозрительным и отвлеченным, а служило обоснованием их собственной революционной деятельности. Как свидетельствовал М. Муравьев-Апостол, Пестель доказывал необходимость установления временного правления, ссылаясь на пример США, успех которых определило существование во время войны централизованного управления, сосредоточенного «в особе Вашингтона, который был военный и гражданский начальник Америки».96 Значительное влияние на мировоззрение декабристов оказывало знакомство с лучшими произведениями русских и западноевропейских литераторов, философов, экономистов и историков. Хотя среди книг, которые в изобилии читались членами декабристских обществ, труды об Америке и особенно сочинения американских авторов занимали более чем скромное место, можно все же утверждать, что наиболее образованная часть декабристов стремилась по возможности пополнить свои познания и в отношении этой далекой от России части света. Многим декабристам было хорошо известно многотомное сочинение Рейналя об истории обеих Индий, изданное в русском переводе в 1805—1811 гг., они живо интересовались также книгами по «истории и современному быту Америки». Среди книг, которыми пользовались члены Южного общества, В. И. Семевский называет «Историю Америки» Робертсона и «Жизнь Вашингтона». В списке книг Никиты Муравьева наряду с трудами выдающихся французских просветителей XYIII в. (Вольтера, Монтескье, Руссо), английских экономистов (Адама Смита, Давида Рикардо) и т. д. можно встретить работы крупнейших политических деятелей Соединенных Штатов — трехтомное сочинение Джона Адамса в защиту американского государственного строя и руководство по парламентской практике Томаса Джефферсон. Среди исторических сочинений — известный труд сторонника федералистских взглядов Д. Рамсея об американской революции XYIII в., а также французский перевод книги Г. М. Брэкенриджа об англо-американской войне 1812 г. 97

Пространная выписка из книги Д.Рамсея, сделанная Н. Муравьевым в начале 20-х годов, свидетельствовала о сочувствии декабриста восставшим американцам: «Колонист не слышал о Великой хартии. Его политическая вера была проста, но очень содержательна. Он верил, что бог сделал все человечество от рождения равным и наделил его правами жизни, собственности и свободы настолько, насколько это было согласовано с правами других, и что правительство— политическое учреждение между равными естественно людьми — существует не для возвеличивания одного или немногих, но для счастья всего отечества».98 В показаниях следственной комиссии П. И. Пестель сообщал: «От монархического конституционного образа мыслей был я переведен в республиканский главнейше следующими предметами и соображениями.— Сочинение Детю де Траси на французском языке очень сильно подействовало на меня. Он доказывает, что всякое правление, где главою государства есть одно лицо, особенно ежели сей сан наследствен, неминуемо кончится деспотизмом.— Все газеты и политические сочинения так сильно прославляли возрастание благоденствия в Северных Американских Соединенных Штатах, приписывая сие государственному их устройству, что сие мне казалось ясным доказательством в превосходстве республиканского правления.— Новиков говорил мне о своей республиканской конституции для России, но я еще спорил тогда в пользу монархической...» Далее Пестель ссылался на исторический опыт Греции, Рима и Великого Новгорода, критиковал конституционную монархию в странах Западной Европы, отмечал влияние «происшествий» в Неаполе, Испании и Португалии.99 Таким образом, в качестве важной причины своего перехода к республиканским взглядам П. И. Пестель прямо ссылался на опыт Соединенных Штатов, «благоденствие» которых и преимущества их государственного устройства в свое время довольно широко пропагандировались на страницах русской периодической печати. Американская тема к тому же была сравнительно безопасной, поскольку с Соединенными Штатами существовали вполне нормальные и даже благожелательные взаимоотношения. Судя по свидетельству декабриста С. М. Семенова, на американский опыт П. И. Пестель ссылался уже в своем историческом докладе на совещании Коренной управы Союза Благоденствия в начале 1820 г. в С.-Петербурге на квартире у Федора Глинки. «Когда же в 1819 или в 1820 году Пестель явился в Совет, то в том рассуждаемо было о выгодах и невыгодах разного рода правлений. Пестель доказывал превосходство перед прочими правления Соединенных Штатов Америки. Все были согласны с Пестелем, что правление Соединенных Штатов Америки лучше всех доселе известных правлений». При поименном голосовании все присутствующие высказались за республику.100

Возвращаясь к показаниям П. И. Пестеля о причинах его перехода к республиканским взглядам, отметим, что на первое место он поставил «Комментарий Духа законов Монтескье» Детю де Траси. Это сочинение было написано по предложению Томаса Джефферсона, который считал крайне желательным внести «радикальное исправление» в знаменитый трактат Монтескье, в котором обосновывались преимущества конституционной монархии по сравнению с другими формами правления. В дальнейшем именно благодаря стараниям Т. Джефферсона «Комментарий» был переведен на английский язык и издан в Филадельфии в 1811 г. Джефферсон полагал, что это — одна из наиболее ценных работ, которая «составит эпоху в науке о государственном управлении». Американское издание «Комментария», вышедшее в Филадельфии в переводе У. Дуана, по всей видимости, никогда в Россию не поступало. Зато в России была хорошо известна французская публикация этого труда, вышедшая в Париже в 1819 г. Этим изданием, очевидно, пользовался Пестель и многие другие декабристы, для которых «Комментарий», по выражению М. Ф. Орлова, был «высшей степенью премудрости».101 Конечно, было бы совершенно неправильно полагать, что этот труд оказал решающее влияние на формирование их республиканских взглядов декабристов. Даже в случае с Пестелем, который сам подчеркивал сильное влияние на него сочинения Детю де Траси, речь может идти скорее о полном одобрении и солидарности со взглядами автора «Комментария», чем о решающем влиянии или тем более заимствовании. Ведь уже в конце марта 1820 г. Пестель выступил со своим знаменитым докладом на собрании Коренной управы в С.-Петербурге. Между тем трактат Детю де Траси поступил в петербургский цензурный комитет и был допущен к продаже лишь в апреле 1820 г. Таким образом, члены Союза Благоденствия приняли официальное решение бороться за республиканскую форму правления в России еще до того, как они имели возможность познакомиться с «Комментарием» Детю де Траси.102 Значительный интерес представляют взгляды и отношение к Соединенным Штатам со стороны руководителя Северного общества К. Ф. Рылеева. Хотя в частных разговорах поэт «всегда защищал ограниченную монархию», в душе он «предпочитал ей образ правления Северо-Американских Соединенных Штатов, предполагая, что образ правления сей Республики есть самый удобный для России по обширности ее и разноплеменности населяющих ее народов». Именно об этом Рылеев говорил многим членам общества «и, между прочим, Никите Муравьеву, склоняя его сделать в написанной им Конституции некоторые изменения, придерживаясь Устава Соединенных Штатов, оставив, однако ж, формы монархии». В ответ на прямой вопрос Пестеля о том, какое правление предпочтительнее для России, Рылеев ответил, что «удобнейшим для России кажется областное Северо-Американской республики при императоре, которого власть не должна много превосходить власти президента Штатов». «В наше время даже и честолюбец, если только он благоразумен,— заявил Рылеев,— пожелает лучше быть Вашингтоном, нежели Наполеоном».103 О преимуществах республиканского правления Соединенных Штатов, событиях в Испанской Америке, предстоящем конгрессе в Панаме и т. п. неоднократно говорил Д. И. Завалишин. По свидетельству А. П. Беляева, он утверждал, что хорошим может быть только то правление, «в котором соблюдены все права Человека». Соединенные Штаты Америки казались Завалишину примером для России. «Северные Американские Штаты... также не маленькое государство, но в оном правление республиканское, и мы видим, что там народ, пользуясь всеми правами и совершенною свободою, благоденствует; не так как у нас, где не только народ, но и дворянство потеряло права свои,— следовательно, чтоб возвратить права, должен быть переворот; а если уже делать переворот, то надобно выбирать лучшее».104 Конечно, не стоит преувеличивать значение американского опыта в формировании у декабристов революционного мировоззрения. Американское влияние на участников декабристского движения, как и общее влияние Соединенных Штатов на развитие революционной мысли в России, было достаточно ограниченным. Приведенные факты показывают, что декабристы
были знакомы с историей Соединенных Штатов, высоко оценивали американскую революцию XYIII в., конституцию 1787 г., деятельность Вашингтона, Франклина и других выдающихся американских революционеров. Они интересовались текущими событиями в Америке, читали отдельные работы американских авторов (преимущественно в переводах на французский язык), а также книги по истории Соединенных Штатов. Но, разумеется, не следует думать, что все это было основным источником развития революционных настроений или что декабристы некритически воспринимали прочитанное, слепо копировали западноевропейский либо американский опыт. Исключительно точно и образно высказался на этот счет декабрист А. В. Поджио: «Ужели, читая какого-нибудь Вордена, могли мы от него заимствовать убеждения и в России ввести Республику, подобную той, о которой он говорит. Соединенным Штатам многосложность служит силой и оплотом — мы сего опасались, чтобы введением федерального правления государство наше не распадалося на части,— там жителей девять миллионов, у нас — сорок. Там переселенцы Англии, у нас россияне!.. Там месть направлена была к врагам внешним, а мы врагов искали среди нас... Конечно, из книг почерпнули все уложения, суд присяжных и тому подобное, но мысли о восстании, решимость, отважность, вот это, как показать, истолковать, как не тем, что все это возымело свое начало не от книг, но в сердцах наших, среди всех страстей, их обуреваемых! Вот гнезда, где гнездились все замыслы, откуда они нисходили с пожирающим их пламенем!»105 В условиях царского самодержавия и полицейского произвола буржуазно-демократические свободы в Соединенных Штатах могли казаться чуть ли не идеалом и не удивительно поэтому, что декабристы, как правило, ссылались на американский опыт в положительном плане. Это не значит, однако, что они закрывали глаза на отрицательные стороны жизни в Соединенных Штатах. Декабристы резко осуждали существование в заокеанской республике рабства негров, истребление индейцев, а в дальнейшем увидели и многие другие темные стороны буржуазной действительности. Серьезные сомнения в отношении общепринятого мнения, якобы «для представительства народного нужны люди, имеющие значительную собственность», еще в 1817 г. высказывал Н. И. Тургенев. «Стоят ли те народы свободы, которые залогов оной ищут в интересе, а не в сердцах граждан? Но зато и свобода новейших народов отзывается деньгами!»106 Со свойственной ему решительностью и прямотой писал о рабстве М. С. Лунин: «Рабство, не совместное с духом времени, поддерживается только невежеством и составляет источник явных противоречий по мере того, как народы успевают на поприще гражданственности. Прискорбный, но полезный пример этой истины представляют Американские Штаты, где рабство утверждено законом. Признав торжественно равенство людей перед законом как основное начало их Конституции, они виселицею доказывают противное и приводят оттенки цвета в оправдание злодейств, оскорбляющих человечество».107 Вспоминая о своем декабристском прошлом, А. П. Беляев уже на склоне лет справедливо отмечал: «Все мы мечтали о республике, все представляли себе это золотое время народных собраний, где царствует пламенная любовь к отечеству, свобода, ничем и никем не ограниченная, кроме закона, полное благосостояние народа! Конечно, мы мечтали и об освобождении народов посредством могущественной России. Словом, в наших мечтах осуществлялся чудный идеал всесовершенного счастья человеческого рода на земле, идеал, которого достигла, как мы думали, Америка, считавшаяся тогда раем либералов... Мы тогда еще не подозревали, что идеалы наши — гордые республиканцы — способны идеально набивать свои карманы на счет великого отечества и пользоваться своею законодательною властью для прикрытия самых нечестных проделок, акционерных и других».108 Влияние федеральной конституции 1787 г. и конституций отдельных американских штатов на конституционные проекты декабристов и в первую очередь на конституцию Н. М. Муравьева, несомненно.109 Даже краткое рассмотрение конституционного проекта Н. Муравьева показывает, что его автор был хорошо знаком с основными европейскими и американскими конституциями. «Он говорил зрелым юридическим языком своего времени, а не лепетом наивного и неподготовленного политического мечтателя,— пишет М.В. Нечкина и далее справедливо указывает: «В гордой формуле «Русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью никакого лица и никакого семейства» важно не то, что сам автор написал на полях «Из И. К.» (т. е. «Из испанской Конституции»), а важно объективное значение этого утверждения для России (а не для Испании!)». Очевидно также, что если Н. Муравьев «считал нужным положить два рубля в сутки на содержание русского депутата, так не потому, что в Род-Айленде клали на это столько-то долларов, а потому, что он прикидывал, во что обойдется по русским ценам пристойное содержание избранника народа, приличествующее его общественному положению».110 Н. М. Дружинин указывал, что автору этого проекта были известны конституции всех 23 североамериканских штатов и он хорошо понимал «своеобразие англосаксонского права в его американской интерпретации». При написании своей конституции Муравьев широко использовал самые разнообразные источники (в том числе и американские). При этом форма его заимствования была самостоятельной и достаточно разнообразной: «сравнительно редко он производил инкорпорацию отдельных статей иностранного текста, ограничиваясь буквальным и точным воспроизведением; гораздо чаще он перелагал содержание юридической нормы, внося в нее тот или иной оттенок; нередко он изменял ее содержание, придавая заимствованному принципу новое истолкование; очень часто он отбрасывал ненужный материал, но зато вводил личные дополнения, исходя из действующего русского права или из самостоятельных теоретических соображений». «В этом смысле его конституция,— приходил к выводу Н. М. Дружинин,— не менее самостоятельное произведение, чем французские конституционные акты или проекты русских политических реформаторов».111 Можно добавить также, что сам текст конституции был написан в соответствии с русской национальной традицией и с широким использованием таких терминов, как дума, вече, приказ, держава, тысяцкий, старейшина, и т. д. В самом начале работы над первым проектом конституции перед Н. Муравьевым возникла политическая проблема: на каком принципе построить организацию будущего правительства? Политическая философия Руссо не признавала раздробления суверенной народной власти; наоборот, господствующая теория Монтескьё возводила разделение властей в идеальный политический принцип и видела в нем основную гарантию политической свободы. Деятелям американской и французской революций учение Монтескьё казалось неопровержимой аксиомой; конституции 1787 и 1791 гг. одинаково исходили из признания этого основного положения, имевшего целью связать и ограничить всемогущество государства. Бенджамен Констан попытался внести сюда некоторые коррективы: наряду с властью законодательной, судебной и министерской он выдвигал поднимавшуюся над ними, независимую и умеряющую власть монарха. Н. Муравьев прекрасно разбирался в столкновении этих идей: «в нестройном теле» английского парламента оп видел «странную смесь власти законодательной и исполнительной»; рассуждения германского юриста Геерена о невозможности действительного разделения законодательной и исполнительной власти он сопроводил ироническими отметками; конспектируя теорию властей Бенжамена Констана, он не пошел по стопам своего учителя. В этом пункте он остался верен политической философии XVIII в.: равновесие трех независимых, но взаимно содействующих друг другу властей законодательной, исполнительной и судебной он считал необходимой гарантией от всякого деспотизма. В этом смысле он формулировал основной принцип построения государственной власти. Но он не ограничился общей и отвлеченной формулировкой, а поставил перед собой вопрос о способах ее конкретного воплощения. Американская федеральная конституция исходила из идеи первоначальной и суверенной власти каждого договаривающегося государства. Поэтому она признала за каждым отдельным штатом исконное право избрать себе любое государственное устройство и регламентировать его самостоятельным конституционным актом. Несмотря на сходство хозяйственных и политических условий, североамериканские штаты заметно отличались друг от друга в деталях своей организации. Единственное ограничение, которое налагал на них союзный учредительный акт,— это обязательное применение республиканского принципа. «Державы» у Никиты Муравьева были искусственно образованными территориями, не имевшими национальной и исторической основы; он называл их самостоятельными государствами, но, в сущности, он мыслил их как подчинённые провинции. Отсюда ясно, почему Н. Муравьев пошел совершенно иным путем, чем деятели американской революции: своим конституционным актом он решил единообразно и детально регламентировать внутреннее устройство каждой составной единицы. Тем самым он подрывал важнейший принцип федеративного государства — право отдельной «державы» самостоятельно распорядиться своей судьбой и независимо организовать свою политическую систему. Тем не менее, Н. Муравьев во многом вдохновлялся образцом североамериканского союза: он тщательно изучил конституции американских штатов, кропотливо выбрав то, что соответствовало его идеальному построению, и из этих мозаичных кусков скомбинировал свои главы о законодательной и исполнительной власти. Но и здесь он остался вполне самостоятельным, видоизменив и дополнив заимствованные иностранные нормы. Основным источником Н. Муравьева была конституция штата Массачусетс, наиболее промышленного и революционного района освободившейся Америки. Конституция этого штата послужила прототипом при составлении федерального акта 1787 г.; в основном ей подражали составители конституций остальных североамериканских штатов.112 Следуя этому руководящему образцу, Н.Муравьёв вручил законодательную власть представительному собранию, которое составил из двух палат— Палаты выборных и Державной. Верхнюю палату Н. Муравьев обставил условиями повышенного имущественного и возрастного ценза, меньшего количественного состава и особого способа пополнения, который обеспечивал органу непрерывную преемственность существовании. Таким образом, по замыслу Н. Муравьева, Державная дума должна была служить умеренным противовесом демократическому и многолюдному собранию выборных депутатов. Нижнюю палату Н. Муравьев сконструировал по образцу конституции штата Массачусетс, но внес в нее частичные дополнения из конституций штатов Нью-Йорк, Тенесси и Мериленд. Он предпочел наиболее короткий, одногодичный срок для полномочий собрания; установил невысокий возрастной и имущественный ценз для избираемых депутатов (год гражданского совершеннолетия и от 2 до 4 тыс. руб. состояния), определил норму представительства — одного выборного из 10 тыс. обывателей мужского пола (как в штате Тенесси) и составил подробную таблицу количества депутатов (по образцу штатов Нью-Йорк и Южная Каролина).