В. Б. Аксенов Краткий курс лекций

Вид материалаКурс лекций
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
пантеон богов во главе с Перуном. Когда выяснилось, что язычество, уходившее корнями в родовой строй, систематизации не поддается, он обратился к монотеистическим религиям (вторая религиозная реформа), остановив в 988 году окончательный выбор на греческом варианте христианства. К тому времени в Киеве уже существовала христианская община, появившаяся после крещения Аскольда в Византии в 860 году. Однако процесс христианизации был прерван убийством в 882 году христианина Аскольда язычником Олегом. Монах-летописец хоть и побоялся дать религиозную оценку факту свержения язычниками Рюриковичами христианской династии Инглинговичей (с этой точки зрения, первыми христианами-мучениками должны считаться не Борис и Глеб, а Аскольд и Дир), все-таки упомянул, что киевляне воздвигли в память об убиенном церковь Св. Николая. Частично реабилитироваться Рюриковичи смогли где-то между 957-965 годами, когда мать Святослава Игоревича Ольга приняла крещение в Византии (правда, существует слабо аргументированная версия ее крещения в Киеве посланником папы Римского Адальбертом).

Владимир, который должен был помнить о «нехристианском поступке» своего предшественника Олега, первоначально рассматривал варианты обращения Руси в ислам и иудаизм. Лишь после двух лет раздумий он решил восстановить христианство в Киеве в греческом варианте. Главным аргументом в пользу греческой веры выступало то, что светская власть в Византии стояла выше духовной, в то время как в латинском христианстве – наоборот. Тем самым Владимир предполагал усилить роль князей на Руси, но просчитался. В русских городах кандидатуры епископов стали утверждаться все на тех же вечах, а сами митрополиты, которые выносили кандидатуры епископов, прибывали из Византии. Последнему правилу сопротивлялся Ярослав Мудрый, добившийся утверждения русского монаха Иллариона в качестве митрополита, однако согласовывать с русскими князьями кандидатуры митрополитов в Византии начали лишь со второй половины XII века.

Шатким являлось и экономическое положение княжеского института. Основными источниками доходов князя были полюдье и военные походы. Финансов не хватало, поэтому случались задержки с выплатой жалованья дружинникам. Последние роптали. Лишиться князю дружины было смерти подобно. Веча пресекали любые попытки князей вмешиваться во внутреннюю торговлю (что произошло в 1073 году, когда Святослав Ярославич попытался ввести в Киеве монополию на торговлю солью). Ставка на военный грабеж была сопряжена с риском. В тупиковой финансовой ситуации оказался киевский князь Игорь после того, как его войско, отправившееся в поход на Византию, в 944 году потерпело от греков сокрушительное поражение (флот был сожжен таинственным «греческим огнем», в состав смеси которого, вероятно, входила нефть). Для него оставался последний выход – увеличение поборов во время полюдья. В 945 году Игорь собрал дань с древлян, но дружина осталась недовольна разделом добычи, указав, что воины воеводы Свенельда получают больший доход. Игорь вынужден был вернуться в древлянскую землю и попытаться вторично «обчистить» племенной союз, за что сам поплатился жизнью. Но, как ни странно, восстание древлян имело прогрессивное продолжение, сыграв на руку княжескому институту власти. Чтобы предотвратить подобные инциденты в будущем, жена Игоря Ольга провела первые на Руси налоговые реформы (945 и 965 гг.), определив порядок, размер взимания дани, а также единицу налогообложения – жениха (мужскую душу). Хотя единой налоговой системы на Руси создано не было, инициатива Ольги подняла авторитет княжеской власти.

Другой попыткой князей усилить собственную значимость была законотворческая деятельность. Еще в договоре Олега с греками в 911 году был упомянут «Закон Русский» - вероятно, традиционное право аналогичное варварским германским. Однако, нам неизвестно, был ли он записан (письменность у славян появилась на рубеже VIII – IX вв., о чем свидетельствовал Мефодий, упоминая обнаруженное в Византии евангелие на славянском языке). Первым известным письменным сводом законов стала «Русская правда» составленная при Ярославе Мудром, охранявшая имущественные права князя и регулировавшая его отношения с общиной. Таким образом, закон Ярослава скорее отвечал узким потребностям княжеского окружения, чем претендовал на упорядочивание всей системы социально-экономических и политических отношений на Руси. Кроме того, его нормы не были обязательными для прочих княжеств. Составление законов велось в разных землях, результатом чего стало появление в XIV веке судных грамот в других городах (самые известные Псковская и Новгородская грамоты).

Бóльшим успехом отличалось усиление княжеского авторитета посредством внешней политики – формирование военной доктрины. Заслуга в этом принадлежала Владимиру Мономаху, сумевшему «убить сразу нескольких зайцев» – совместить интересы военной безопасности русских земель с интересами религиозными, а также поднять престиж Руси на международной арене и, как следствие, собственно княжеский. В 1097 году на съезде князей в Любече ликвидация половецкой угрозы была определена в качестве важнейшей общерусской внешнеполитической задачи. Вместе с тем никто не помышлял об уничтожении половцев, как, скажем, в свое время уничтожили досаждавшую Руси хазарскую державу. Конечной целью была их христианизация! По-видимому, Мономаха на эту идею натолкнул опыт европейских соседей, открывших с 1096 года череду Крестовых походов (возможно, сыграл и фактор честолюбия Мономаха, так как в европейских Крестовых походах отличился его кузен Гуго). Византийский император Алексей Комнин, разгромивший с помощью крестоносцев турков-сельджуков, приглашал русских князей принять участие в таких походах, но те отказались. Ответом Западу стала собственная серия Крестовых походов в Степь с начала XII века, самым крупным и успешном из которых явилась кампания 1111 года, когда пали половецкие города Шаруканю и Сугров. С побежденными князья поступили в соответствие с поставленной задачей – пленных половчанок крестили и отдали в жены собственным сыновьям, а в самих городах затеяли храмовое строительство. Христианизация половцев проходила успешно, и к началу XIII века их уже перестали называть погаными (теперь таковыми для русских стали литовцы).

В результате можно сказать, что формой политического устройства Русских земель был вечевой строй, в котором князь исполнял второстепенные роли. Наличие вечевого строя не позволяет говорить о существовании централизованного государства. Дело в том, что среди князей существовала четкая иерархия в соответствии с занимаемыми ими положениями в роду. Во главе иерархии находился старший великий князь, остальные считались младшими удельными. Однако, что касается вечей разных городов, то между ними никаких отношений подчинения не было, вследствие чего на Руси отсутствовал центральный высший орган государственной власти. Хоть Киев и считался старшим градом, его вече не имело никакой власти над прочими городами. Даже в титуле великого князя была отражена данная ситуация – он являлся великим князем Киевским, но не великим князем Русской земли (на Руси существовало не личное монархическое правление, а семейное лествичное право всех Рюриковичей). Значит, политическое и территориально-административное единство Руси так же было условным.

Любопытно, что иностранцы-современники никогда не говорили о единстве Руси (даже русские летописцы-патриоты постоянно сокрушались по поводу его отсутствия). В Византии, например, писали о Внутренней Руси (Киевщина) и Внешней Руси (Новгородчина), арабские историки отмечали целых три автономных политических образования – Куйабия и Славия – эквивалентные упомянутым греками Русиям, - а также Арсания (то ли в районе Ростова, то ли Русь Азовско - Тмутараканская).

В силу административно-политической разобщенности слабыми были и экономические связи между княжествами, отсутствовала общая денежная единица. Вероятно, внешняя торговля была развита лучше, нежели внутренняя – со времен баварской «Русской марки» (см. выше) в ряде крупнейших русских городов существовали поселения немецких торговцев, в 906 году русско-германские торговые отношения были уточнены в Раффельштеттенском таможенном уставе. Отправной точкой для немецкой торговли с Русью в XI был город Ратисбон; с XII в. Рига стала главной базой коммерческих связей немцев и русских. Со стороны русских городов в торговле принимали активное участие Новгород и Псков, а с 1229 года центром русской торговли с германскими и фризскими городами стал Смоленск. Еще более тесные торговые отношения существовали с Византией, в которой в VI веке появились первые славянские торговые поселения, да и походы Олега (907 и 911 гг.), Игоря (944) на Константинополь преследовали не столько политические, сколько экономические цели. На востоке Волжско-Камская Булгария выступала надежным торговым партнером вплоть до 1236 года (завоевана Батыем). Однако внешняя торговля велась не от лица всей Руси, а только отдельных княжеств и городов, вследствие чего существовала их внешнеторговая специализация – если киевлянам было удобнее торговать с греками, новгородцам и псковичам - с германцами, то ростовчанам и муромчанам – с булгарами.

Тем не менее, следует оговориться, что в Западных варварских королевствах существовали те же самые проблемы. В плане государственной целостности Русь мало чем отличалась от Европы, но все они по уровню социально-политического и экономического развития заметно уступали и Византийской империи и Арабскому халифату. Это не удивительно, если вспомнить, что славяне и готы вышли на историческую арену одновременно и, вместе с тем, довольно поздно относительно Восточных империй.

И все-таки между княжествами существовало нечто общее. В первую очередь, это культурно-историческое единство, позволявшее жителям Руси идентифицировать себя в качестве русских. Хотя, как мы отмечали, никакой Киевской Руси на Руси не было, с Х века известно другое словосочетание – «Русская земля». Оно не носило административно-политического смысла, а соответствовало более сложным представлениям о духовном комплементарном единстве. Так, иногда в состав «Русской земли» помимо собственно древнерусских территорий включались болгарские, валашские, польские города, никогда не зависевшие от русских князей. Летописцы даже употребляли термин «русская вера» в значении «христианство греческого образца». В этом широком значении термина «Русская земля», возможно, отражались космополитические представления древнерусской полиэтничной общности. В иных случая («Русская земля» в узком значении) под ней понималась только небольшая территория Киевщины (возможно, память о Русском каганате или Внутренней Руси), которой противопоставлялись прочие древнерусские земли. Любопытно, что когда в 1237 году Батый пытался заключить договор с рязанским князем, он обещал не трогать Северо-восточную Русь, а воевать «только русские земли».

Другим объединяющим фактором выступало семейное право Рюриковичей на княжение в городах. В результате, мы можем сказать, что существенным препятствием на пути создания централизованного государства были пережитки родовых отношений в лице вечевого строя. Княжеский институт, наоборот, был источником центростремительных тенденций. Противоречия между двумя институтами власти, в конце концов, привели к более серьезному политическому разобщению русских земель, известному как период феодально-политической раздробленности.

Дело в том, что лествичная система предусматривала передвижение удельных князей по городам после смерти великого князя. Что было невыгодно младшим представителям рода, которые в очень отдаленной перспективе могли рассчитывать на великий стол, и потому не желали разменивать уже урегулированные отношения с местной вечевой аристократией. Кроме того, эта же система престолонаследия очень скоро, ввиду разросшегося рода, привела к противоречию старшинства династического и биологического – появились племянники, которые были старше своих дядей. В этом случае создавалась путаница, кто обладает бóльшими правами на престол. Вследствие данных факторов призрачный престиж Киева таял, заставляя князей крепче держаться за местные столы. Причем наибольшим «спросом» начали пользоваться молодые города Северо-восточной Руси ввиду менее развитого вечевого строя. Здесь показательным примером выступает биография Андрея Боголюбского. После смерти своего отца великого князя Юрия Долгорукого Андрей, которому киевский князь передал великий престол, титул принял, но в Киев не поехал, предпочтя древнему городу молодой городок на Клязьме Владимир Залесский. Но его отношения с Киевом на этом не закончились – в 1169 году Андрей Юрьевич организовал грандиозный поход 11-ти северо-восточных князей на бывшую «столицу», следствием чего стал трехдневный погром города (был сожжен даже Киево-Печерский монастырь). События 1169 года являются символом окончательной утраты Киевом своего великого статуса, по крайней мере, в сознании северо-восточных русичей.

Во внутренней политике Андрей планомерно укреплял значение княжеской власти – изгнал из Владимира прежнюю аристократию, заменив ее более сговорчивыми боярами, а сам удалился в загородную резиденцию, из которой, игнорируя вечевые традиции, единодержавно управлял княжеством. В результате Владимиро-Суздальская земля стала крупнейшим политическим и экономическим центром. Андрей Боголюбский смог практически во всех крупнейших городах Руси рассадить своих ставленников, заставив население выплачивать дань. Даже свободолюбивый Новгород оказался в зависимости от Владимира. Пытался князь, правда безуспешно, учредить во Владимире вторую митрополию. Однако и он не смог окончательно сломить сопротивления бояр: в 1174 году последние решились на крайние меры - ворвались в палаты князя и изрубили его мечами. Любопытно, что центральную роль в убийстве сыграли бояре Кучковичи, у которых отец Андрея Юрий Долгорукий отобрал наследственное владение Кучково (в будущем - Москву).

Усиление противостояния князя и веча проходило и в юго-западных землях. Галицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл пошел на конфликт с боярской аристократией, но, в отличие от Андрея Боголюбского, добиваясь не столько политических преимуществ, сколько свободы в личной жизни – права жить с любовницей и считать наследником незаконнорожденного Олега. Хотя бояре в ответ сожгли живьем его избранницу и заставили вернуть изгнанную законную супругу, но, вопреки воле веча, Ярослав сумел передать престол внебрачному сыну Олегу.

Таким образом, главное положительное значение периода раздробленности заключалось в усилении княжеской власти и зарождении единодержавных тенденций. Правда, ценой усугублявшегося административно-политического дробления Русской земли при сохранявшейся роли вечевых отношений. Что касается определения формы государственного устройства Руси, то наиболее близким является понятие конгломерат полузависимых княжеств, близкий современной форме конфедерации.


Лекция четвертая:

Ордынский период русской государственности

и рождение великоросской народности.


«Свобода - это роскошь, которую не каждый может себе позволить».

Отто Бисмарк.


Период русской истории, на который пришелся процесс образования первого централизованного государства, традиционно называется татаро-монгольским игом (рабством). Когда такую позицию занимал средневековый летописец, это легко объяснялось поиском национального врага, перед чьим лицом нужно было сплотить народные силы. Однако мифы дожили и до XIX века, в котором отставание промышленного переворота в России от Европы объясняли походом Батыя XIII века. Да и весь период русско-монгольских отношений рисовался сплошным ущемлением национальной гордости, унижением и порабощением русского народа.

Мы уже сказали, что к XIII веку родовые пережитки в лице вечевого строя, а также начавшийся период усугубления политической раздробленности не давали шансов на победу зарождавшимся единодержавным тенденциям. Другими словами, перефразируя процитированного выше германского рейхсканцлера, в те времена русский народ не мог себе позволить роскошь в виде единого суверенного государства. К чести Рюриковичей стоит отметить, что они делали все возможное, и открытая ими эпоха Крестовых походов в Степь должна была, казалось, окончательно избавить Русскую землю от внешней угрозы. Но вышло «как всегда», и победы обернулись поражениями.

Успешная христианизация Степи превратила половцев в надежных союзников русских князей. Примечателен поход 1221 года на Галич, суть которого сводилась не только к решению территориальных споров с поляками и венграми, но и к противостоянию греческой и латинской веры. Третью часть русского девяностотысячного войска составляли половцы. Город был взят, и когда спустя два года уже половецкий хан Котян обратился за помощью к своему зятю галицкому князю Мстиславу Мстиславичу (Удалому) многие из русских князей-участников галицкого похода, включая великого киевского князя Мстислава Романовича, отправились в Степь. Предварительно русскими князьями были убиты монгольские послы, пытавшиеся отговорить русских от вмешательства в дела обитателей Великой Степи (характерный для Средневековья поступок, не помешавший монголам отправить второе, более счастливое, посольство). Несмотря на численное преимущество (русских было около 20 тысяч, а половцев, учитывая, что это они обратились за помощью, вряд ли было меньше, чем русских), тридцатитысячная монгольская армия Джебе и Субедея на Калке разгромила объединенные русско-половецкие силы. Спустя четырнадцать лет армия Батыя перешла границы Рязанского княжества.

Существует убеждение, что дать достойный отпор монголам русским князьям помешала политическая раздробленность. Но, как мы видели на примере похода на Галич или на Калку, тогда, почему-то, фактор раздробленности не мешал собирать объединенные войска. В 30-х годах XIII века успешные боевые действия князей продолжались – Даниил Романович Галицкий в 1233 году разбил войско венгерского короля, а Ярослав Всеволодович Переяславльский в 1234-м нанес сокрушительное поражение рыцарям-меченосцам у Дерпта (Юрьев, Тарту), чем предопределил ликвидацию Ордена. Дело, скорее, в другом – за более чем трехсотлетнее сосуществование с кочевыми тюркскими народами, которые совершали набеги, но никогда не претендовали на русские земли, князья перестали воспринимать Степь в качестве серьезной политической угрозы.

Иное дело Запад – в XIII веке, помимо ощущавшейся напряженности со стороны поляков и венгров, явилась серьезная опасность в лице немецких орденов (Меченосцев и Тевтонцев, а затем Ливонцев), а также шведских феодалов, начавших серию захватнических крестовых походов против литовских и русских земель. Поэтому на очередное появление у границ кочевников (сначала досаждали печенеги, потом половцы, теперь монголы), никто не обратил внимания. Например, в то время как Батый в 1238 году двигался на Владимир, Ярослав Всеволодович с войском шел воевать Смоленск, а когда монголы в 1240 году осаждали Киев, Александр Ярославич на Неве бил шведов (за что и стал Невским).

Показательно поведение других князей. Те, кто не принимал условия монголов (десятина в золоте и провианте), предпочитали запираться за стенами крепостей (исключение составил великий князь владимирский, спрятавшийся в лесу). Тут срабатывал стереотип столкновений с предыдущими кочевниками, которые совершали набеги с целью наживы и, ограбив пригородный посад, уходили прочь, не тратя времени на бессмысленную осаду. Однако Батыю, на самом деле, нужна была совсем не десятина, и отсидеться за городскими стенами, как и в густом лесу, не удавалось.

Дело в том, что внук Чингисхана, сын его старшего сына Джучи, получил в наследство обширные территории Западной Сибири, Хорезма, Закавказья, Крыма, Средней Волги, половецкой степи (Дешт-и-Кыпчак), на большинстве которых монголов не было. Батыю предстояло не только установить господство над местным населением, но и позаботиться о безопасности своих владений со стороны соседей. Единственным мощным соседом выступала Русская земля, поэтому главной целью батыева нашествия стала превентивная ликвидация гипотетической угрозы, но не путем уничтожения соперника, а признания с его стороны политического превосходства Орды. Только ради этого можно было семь недель простоять под совершенно бесперспективным с экономической и стратегической точек зрения Козельском. Важно, что методы монгольского хана не ограничивались только силовым воздействием и разительно отличались от того, что творили монголы в Азии или позже в Европе (там частенько надругались над трупами) – монголы демонстрировали уважение к павшим в сражениях соперникам и хоронили их по христианскому обычаю (взять хотя бы легенду о Евпатии Коловрате). Великодушно хан поступил с организатором обороны Киева воеводой Димитром – сделал своим советником. Таким образом, Батый заботился о положительном образе монголов в памяти соседей-русичей и небезуспешно – в традиции местного населения сохранился перевод его имени как Добрый хан.

С другой стороны, часть русских князей верно расценила намерения пришельцев и предпочла заключить с ханом договор. В результате, ряд богатейших городов не пострадал, таких как Ярославль, Новгород, Псков, Пронск, Смоленск и др. Те же, которые были взяты Батыем, на следующий год вернулись к своей обычной жизни (в том числе Рязань, Козельск, Владимир). Хотя определенный урон русским городам, безусловно, был нанесен. Не все восстановленные города сумели вернуть свой экономический статус. Начавшийся отток из них ремесленников и торговцев привел к запустению, правда, одновременно повысив значимость других поселений. Так, например, роль Рязани, вместе с ее населением, перешла к Переяславлю.

В 1242 году Батый покинул территории русских княжеств и, повоевав в землях венгров и поляков, погрузился во внутренние дела собственного улуса. С этого момента началось самое интересное – в 1243 году в столицу Орды Сарай по собственной инициативе как на паломничество потянулись русские князья во главе с великим Владимирским князем Ярославом Всеволодовичем. «Про свои отчины» - записал летописец. Князья оставляли хану подарки, а взамен просили грамоты (ярлыки), подтверждавшие их права на княжение в уделах. Зачем нужны были князьям ярлыки на княжение в землях, в которых они и без того сидели, догадаться, в свете предыдущей лекции, не сложно – признав вассальную зависимость от хана и получив из его рук право на владение землей, князь избавлялся от другой зависимости – от веча. Мало того, если раньше в случае конфликта с городской властью князю оставалось только бежать из города (против десятка тысяч вечевых