Роль эмигрантских организаций в интеграционном процессе
| Вид материала | Документы |
- Как упрочить позиции мсб в интеграционном процессе, 63.49kb.
- Место великобритании в европейском интеграционном процессе: вторая половина XX в. Начало, 500.83kb.
- Мариинские гимназии в интеграционном процессе, 272.45kb.
- Темы курсовых работ Экономическая сущность и роль финансов в воспроизводственном процессе., 51.84kb.
- Об условиях активизации участия банков в экономической интеграции стран СНГ, 124.32kb.
- Организация как система. Системный анализ функционирования, 21.23kb.
- Гу-вшэ. «Лицом к России», единой и неделимой: идея общерусского единства в эмигрантских, 285.36kb.
- Международная научно-практическая конференция «Мозаика культур»: теория и практика, 68.12kb.
- Роль и место России в интеграционном пространстве СНГ, 68.77kb.
- Роль априорной информации в творческом процессе, 515.3kb.
Способствовать адаптации наименее защищенной части русской колонии – инвалидам – был призван Союз русских увечных воинов в Германии. В мае 1922 г. Союзом было открыто в Берлине общежитие. Одновременно руководство Союза обратилось с воззванием к соотечественникам оказать помощь в организации папиросной и бельевой мастерской, которые должны были помогать трудовой реабилитации членов Союза. Предполагалось, что эти мастерские смогут обеспечить средствами к существованию 500 человек.
Международные организации, осуществлявшие помощь российской эмиграции, были представлены, главным образом, представительством Верховного комиссара Лиги Наций по делам беженцев в Германии; Американским Красным Крестом и Американским союзом христианской молодежи (YMCA).
Представителем Нансена в Берлине в начале 1920-х гг. был немец Шлезингер. В сферу его полномочий входило, в числе прочего, обеспечение правовой поддержки эмигрантов, помощь в трудоустройстве, репатриации и т.д. По его инициативе в 1922 г. Объединением 16-ти русских общественных организаций был создан орган, призванный осуществлять адресное финансирование благотворительной деятельности в отношении неимущих русских эмигрантов – Финансовый комитет. Устав названного комитета так декларировал его цели: «1. Взаимное ознакомление с финансовым положением членов; 2. Координация деятельности по изысканию средств; 3. Изыскание средств и их распределение». В июле 1922 г. руководство Объединения встретилось со Шлезингером для решения вопросов, связанных с созданием Финансового комитета. Представитель Нансена на встрече высказал пожелание, чтобы средства, собранные в процессе деятельности новой структуры, были направлены на решение двух насущных эмигрантских проблем: предоставление возможности получать лекарства в немецких аптеках по льготным ценам и финансированию организации русских отделений в немецких больницах на 200 коек.
Информацию о претворении в жизнь этих начинаний обнаружить не удалось, однако спустя буквально неделю после этой встречи Шлезингер дал пространное интервью корреспонденту газеты «Руль», в котором поделился своими впечатлениями от сотрудничества с русскими организациями в деле помощи их соотечественникам. «Правые организации почему-то считают, что все намеченные мною мероприятия в беженском вопросе направлены на пользу советской власти. Теперь мне грозит другая опасность: советские и близкие к ним круги неправильно истолковывают мою деятельность по делам эмиграции, считая меня своим противником, политически солидарным с эмиграцией. Наконец третьи говорят, что, создавая объединенный финансовый комитет, я желаю взять в свои руки контроль над русскими организациями, и т.д.». Заканчивалось интервью эмоциональным восклицанием Шлезингера: «Сами русские проявляют поразительную инертность к своим бедным согражданам!».
Деятельность Американского союза христианской молодежи была сосредоточена, в основном, на образовательных программах для русской эмиграции. В августе YMCA были организованы Русские курсы заочного преподавания, призванные дать возможность не имевшим специальности русским эмигрантам получить прикладную профессию. Учащиеся могли получить на курсах специальные знания по практической математике, электротехнике, радиотелеграфии, дорожному и мостостроительному делу, сельскохозяйственным машинам и орудиям, бухгалтерскому делу, стенографии и т.д. Однако появление такого рода курсов было, скорее, исключением, чем правилом. В отличие, например, от Франции, где стремление русской эмиграции к приобретению прикладных специальностей и самообразованию породило огромное количество очных и заочных курсов, школ, институтов и творческих мастерских, и сделало предпринимательство в области образования одной из самых успешных форм российского бизнеса в эмиграции, русская колония в Германии не отличалась подобной тягой к знаниям. Такое различие было обусловлено, прежде всего, ее социальным составом с преобладанием, как уже говорилось выше, представителей состоятельных слоев общества.
При поддержке YMCA был организован и Русский спортивный кружок в Берлине. В кружке 80 его членов занимались боксом, плаванием, легкой атлетикой, теннисом, футболом и гимнастикой.
Однако подавляющая часть русских организаций в Германии носила характер «клубов по интересам», созданных по политическому, профессиональному или национальному признаку, где эмигранты проводили время в бесконечных дискуссиях о «миссии эмиграции» и о «судьбе России». В 1922 г. наиболее «аристократические» элементы русской эмиграции объединились в две братских организации: Старый клуб, открытый исключительно для членов бывшего Императорского яхт-клуба и Английских клубов Москвы и Петербурга, и Общество служащих Министерства иностранных дел.
Времяпрепровождение членов подобных обществ нельзя было назвать тягостным. Вот как был описан воскресный день одного из них: «Вчера состоялась… устроенная дамским комитетом Союза русских евреев в Германии пароходная прогулка. В 11 часов переполненный пароход под пение национальных еврейских и русских песен тронулся в Клейн-Глинике, где… в ресторане состоялся заранее приготовленный для всех обед, после которого в саду ресторана состоялись танцы».
В мае 1920 г. была предпринята попытка постепенного «перевода» части наименее обеспеченных эмигрантов на «самофинансирование», для чего при Земгоре был создан Кустарный отдел, где могли получить низкоквалифицированную работу нуждавшиеся в ней. В задачи отдела входило обучение эмигрантов кустарному ремеслу и собственно производство кустарных изделий. Подобное начинание имело успех, и менее чем за год, к марту 1921 г., «трудовой помощью» Кустарного отдела воспользовалось около 300 человек. Однако, наладить прибыльное производство Кустарному отделу так и не удалось; доходы от продажи кустарных изделий лишь частично покрывали накладные расходы по их изготовлению. В сентябре 1921 г. специальная комиссия Земгора, изучив работу Кустарного отдела, пришла к выводу, что «…использование беженского труда в форме кустарного производства… тесно связано с благотворительностью и никогда строго коммерческим делом не будет».
Задачу координации деятельности и представительства интересов возникавших русских артелей призвано было решать Центральное бюро русских артелей, официально зарегистрированное германскими властями 29 апреля 1921 г. На основании своего устава, Бюро имело право «…основывать коммерческие предприятия, открывать магазины, учреждать общества». Целью созданной структуры декларировалось «…создание трудовых сообществ по образцу русских артелей и всего нужного для поддержания таковых». Центральное бюро русских артелей в Берлине объединяло около 100 артелей трех типов: чисто трудовые; сельскохозяйственные предприятия и артистические. Общее число работавших составляло к 1922 г. около 1500 человек. «Трудовых» артелей насчитывалось свыше 50. Большинство работавших состояло в сельскохозяйственных предприятиях, на лесозаготовках, кирпичных и цементных заводах и т.д. Сельскохозяйственные артели были намного меньше – в среднем 6-10 человек. Наибольшее их количество находилось в Померании и Мекленбургской провинции.
Устав трудовой артели базировался на трех основных принципах: круговой поруки, общности работы и общеартельного денежного хозяйства, т.е. общности прибылей и убытков. Во главе артели находился староста, являвшийся единственным ее полномочным представителем. Староста, вместе с двумя помощниками – по хозяйственной и технической части, составляли Правление артели. На Правлении лежала вся делопроизводственная работа, заключение хозяйственных договоров, закупка сырья, взаимодействие с органами государственной власти с Центральным бюро, и т.д. Работодатель, предоставлявший артели работу, по условиям контракта обязан был выплачивать старосте дополнительное денежное вознаграждение в размере 25 % от среднего заработка артельного рабочего.
Бюджет русской трудовой артели складывался из трех составляющих: паевого, оборотного и запасного капиталов. Паевой капитал формировался за счет вступительных взносов членов артели, составившего в 1922 г. 100 немецких марок. В том случае, если работник не обладал такой суммой, он мог в течение полугода внести эти деньги через отчисление процентов от своего заработка. Оборотный капитал образовывался путем отчисления 5 % от заработанной артелью суммы. В конце каждого года 10 % прибыли артели направлялось в запасной капитал.
Медицинская благотворительная помощь российским эмигрантам в Германии была сконцентрирована, главным образом, в учреждениях Российского общества Красного Креста. Первоначально, весной 1921 г., врачебная помощь осуществлялась амбулаторией Л.В. Аксенова при Красном Кресте – «крошечной комнате, служившей одновременно кабинетом, амбулаторией, перевязочной и приемной». Позже, в марте того же года, русским немцем В.Э. Фальц-Фейном была куплена поликлиника, которую он безвозмездно передал в распоряжение Российского Красного Креста. За 1921-1924 гг. поликлиника приняла 75 тыс. больных.
Деятельность Российского общества Красного Креста в Германии не ограничивалась только оказанием медицинской помощи эмигрантам. Вся работа этой благотворительной организации была направлена именно на создание условий для скорейшей интеграции беженцев в германское общество: начиная с обеспечения неимущих беженцев в лагерях бельем и одеждой, и заканчивая финансированием строительства православных церквей, как это было осуществлено, например, в Вюнздорфе.
Эта деятельность Красного Креста проявлялась и в создании условий для их постепенного «врастания» в языковую и культурную среду Германии. Именно такими целями можно объяснить устройство детей российских эмигрантов в немецкие школы и гимназии, например, в гимназию пастора Мазинга в Берлине, где русские дети находились на полном пансионе практически неотлучно. Обучение и питание учеников оплачивалось Красным Крестом. Первоначально предполагалось, что часть средств на содержание детей будут вносить их родители, но большая часть из них жила в лагерях для беженцев и не имела возможности заработать деньги. По этой причине Российское общество Красного Креста обратилось к Обществу помощи русским гражданам в Берлине с предложением разделить бремя расходов и не прекращать процесс обучения детей.
Лагеря российских беженцев на территории Германии также находились под патронажем Российского общества Красного Креста. Так называемые «Общие правила для лагерей русских беженцев» – нормативный документ, определявший статус, распорядок жизни, права и обязанности эмигрантов, размещенных в лагерях, таким образом формулировал их правовое положение: «…все беженцы… подчиняются на равных всем правительственным законоположениям Германского государства…
Все беженцы лагерей находятся в ведении Русской Делегации и состоят под покровительством Российского общества Красного Креста…»
Специальным пунктом Общих правил оговаривалась «недопустимость» проведения в лагерях политических митингов и собраний. Российским эмигрантам запрещалось также всякое участие в политической жизни местного населения.
Особенно характерен следующий пункт этого документа, который имеет смысл процитировать целиком: «Во всех сношениях с местным населением надлежит сохранять достоинство русского гражданина и не ронять даром наше национальное чувство».
Финансирование лагерей русских беженцев осуществлялось, главным образом, непосредственно Российским Красным Крестом. Он выделял средства на питание, одежду, медицинское обслуживание, обучение эмигрантов. Устраивались в лагерях и развлечения для эмигрантов, которые также оплачивал Красный Крест. Так, в денежном журнале уполномоченного РОКК в лагерях русских беженцев в Альтенау сохранились записи о выделении сумм на проведение новогодней елки и на оплату труда киномеханика.
Особое внимание Красным Крестом уделялось образованию эмигрантов. Дети беженцев имели возможность учиться в начальной школе, действовавшей, например, в городе Альтенау. Для взрослых организовывались курсы иностранных языков. В одном из лагерей Альтенау французский язык эмигрантам преподавала баронесса Гойнинген-Гюне, бывшая фрейлина императрицы Александры Федоровны, ставшая позднее во Франции владелицей русского дома моды «Итеб».
Красным Крестом выделялись деньги и на совершение православных обрядов в русской церкви города Альтенау. Так, через кассу РОКК в 1920 г. проходили суммы, выделявшиеся священнику на приобретение свечей, вина прочей необходимой для службы атрибутики.
Русское благотворительное общество в Германии, созданное в июле 1921 г., предполагало осуществлять свою деятельность путем создания «в порядке, законами Германского государства установленным» общежитий, столовых, мастерских, справочных и посреднических контор, кооперативов, «торгово-промышленных заведений», школ и т.п.
При изучении устава Русского благотворительного общества возникает двоякое впечатление. С одной стороны, очевидно понимание его организаторами основных направлений и закономерностей социальной адаптации эмигрантов, их нужд и потребностей. Такое понимание было явлением нечастым. Общество предполагало охватить в своей деятельности практически весь спектр эмигрантских проблем: жилье, трудоустройство, питание, образование. При этом особое внимание уделялось созданию экономической основы социальной адаптации. По этой причине цели и задачи, сформулированные в Уставе Русского благотворительного общества, можно назвать классическими с точки зрения создания законченной системы социальной адаптации — достаточно редкое явление в истории российских общественных организаций. Но с другой стороны, вызывает удивление приверженность авторов этого проекта к труднообъяснимой «заорганизованности» своего Общества. Так, например, устав очень подробно и тщательно описывал круг лиц, которые могли стать его членами, которые, в свою очередь, подразделялись на почетных, действительных членов и членов-соревнователей. Столь же сложным был и порядок избрания Совета Общества, проведения общих собраний и прочих организационных мероприятий. Другими словами, создавалось впечатление, что благотворительная деятельность созданного Общества являлась отнюдь не приоритетной его задачей, а лишь одной из составных частей плана создания очередной организации, претендовавшей, скорее, на «общерусское» представительство в Германии, чем на реальную поддержку российской эмиграции.
Предпринимались и попытки самоорганизации российской эмиграции. Осенью 1920 г. был создан кооператив « Русская колония». Своей целью созданная организации декларировала именно помощь своим членам, а именно «будучи организацией неполитической и внепартийной», кооператив «Русская колония» стремился объединить российскую эмиграцию в Берлине «…на почве общественной самодеятельности и самопомощи». Осуществить эту благую цель предполагалось через объединение хозяйственной деятельности всех эмигрантских организаций в Берлине. В качестве первых шагов на этом пути решено было открыть «общедоступную» русскую столовую и магазин кооперативной торговли.
Общество русских врачей, созданное в Берлине в мае 1920 г., также ставило одной из своих целей благотворительную помощь эмигрантам. В июне 1921 г. в Обществе состояло 64 врача и в 1921-1923 гг. они бесплатно оказали помощь более 600 пациентов.
Середина 1920-х гг. была отмечена ухудшением внутриполитического климата в Германии по отношению к российской эмиграции. Проявлением этой тенденции стало сужение прав российских общественных организаций, ужесточение контроля – как гласного, так и скрытого – за их деятельностью. Политика германских властей в области трудового законодательства вынуждала российские организации отказываться от услуг русского персонала, как это произошло, в частности, в Данциге с Российским обществом Красного Креста, и нанимать на работу немецких граждан, чей труд был значительно дороже.
Установление дипломатических отношений с Советской Россией, развитие торговых контактов с ней и, как следствие, усиление влияния советского представительства в Берлине, периодически вызывали у германских властей желание делать «дружественные жесты» в сторону могущественного большевистского партнера. Более «удобного» объекта для демонстрации дружеских чувств к Советской России, чем русские эмигрантские организации, трудно было найти. В апреле 1925 г. состоялась целая серия обысков в помещениях российских организаций в Берлине и на квартирах их руководителей. Обыскам подверглись, главным образом, две из них: Российское общество Красного Креста и Русская делегация Боткина. Официальным основанием для таких действий германской полиции послужила информация о, якобы, «недостаточной осторожности при выдаче паспортов русским гражданам». Неофициально было объяснено, что причиной стали «тесные связи» упомянутых организаций с Францией, которая, якобы, оплачивала разведывательную деятельность российских эмигрантов на территории Германии в свою пользу. То, что связи с Францией действительно были, сомневаться не приходилось: именно из Парижа финансировались практически все российские общественные организации в Германии. Не скрывал этого и А.А. фон-Лампе; в своем дневнике он, после прошедших обысков, откровенно писал, что «…наши центры получают деньги из русских сумм во Франции». Факты такого финансирования были широко известны и из других источников, и не могли служить даже не официальной причиной предпринятых немецкой полицией следственных действий. В делопроизводственных документах практически любой российской общественной организации можно было обнаружить ссылки на те или иные суммы, полученные из Франции на оказание помощи эмигрантам. Так, например, в фонде российского Земгора в Германии содержалось огромное количество документов типа: «…переведено Ф.В. Шлиппе 35 000 марок на учреждение кустарного отдела… Благодаря недостатку средств, приходится сокращать кредиты…», и т.п. Эти материалы хранились достаточно открыто и германские власти, при желании, могли беспрепятственно с ними ознакомиться. Следовательно, истинная причина проведенных обысков была иной. Свою версию на этот счет выдвинул А.А. фон-Лампе. Он считал, что источником доносов, на основании которых были проведены обыски, являлось советское представительство в Берлине, «…уже несколько лет… стремившееся именно такой клеветой дискредитировать и свалить ненавистное ему «белое» представительство в Германии».
Такая точка зрения имела право на существование, хотя в полном смысле «клеветой» сведения об интересе французской разведки к деятельности российских эмигрантских организаций вовсе не являлись: например, антисоветская деятельность РОВС находилась под пристальным контролем 2-го бюро (военной разведки) Генерального штаба французской армии. Не стоит исключать версии о том, что обыски в Германии явились следствием именно этих отношений. В пользу такого предположения говорит и тот факт, что особый интерес германских властей вызывал А.А. фон-Лампе – руководитель 2-го отдела РОВС в Берлине.
Но более вероятным представляется другой мотив: акция немецких властей по отношению к российским организациям была обусловлена логикой развития советско-германских отношений.
Тот факт, что вся политика германского правительства по отношению к российской эмиграции в Германии была тесно связана с советско-германскими отношениями в каждый отдельно взятый момент времени, не вызывает сомнений. Эта зависимость проявлялась в Германии в значительно более крупных масштабах, нежели в каких-либо других европейских государствах «русского беженского рассеянья». Российские эмигрантские организации и вся русская колония в целом являлись своеобразным индикатором этих отношений, на котором контрастно отражались все колебания «политической температуры» на советско-германском направлении.
В 1925 г. произошли крайне важные для Германии внешнеполитические события. Напряженные переговоры о вступлении Германии в Лигу Наций сопровождались активным общением с советскими дипломатами. СССР воспринимал стремление Германии вступить в Лигу Наций, как открытую угрозу своей безопасности. Г.В. Чичерин в беседе с послом Германии в СССР У. Брокдорф-Ранцау 8 апреля 1925 г. открыто заявлял, что это событие станет для Германии «…изменением ее ориентации. … Вступление Германии в Лигу Наций означает, что Германия может быть вынуждена участвовать в некоторых коллективных мерах против нас, причем… если она сможет увильнуть от посылки военного контингента против нас, то она не сможет уклониться от участия в экономическом бойкоте и пропуске войск через ее территорию;… но самое важное есть то, что в данный момент вступление Германии в Лигу Наций есть лишь составная часть общей комбинации, означающей объединение с Антантой против нас…».
Такие серьезные обвинения крупнейшего внешнеторгового партнера не могли оставить равнодушным германское правительство. Уже несколько дней спустя в Министерстве иностранных дел Германии полномочному представителю СССР в Германии Н.Н. Крестинскому было заявлено, что «…Советское правительство на практике по достоинству оценит доказательство нашего доверия, признав лояльность германских намерений в отношении России и твердую волю имперского правительства к поддержанию отношений с Россией в духе Рапалльского договора».
Однако были необходимы ощутимые и конкретные доказательства «твердой воли имперского правительства» поддерживать дружественные отношения с Россией. В данной ситуации наиболее простым способом проявить «лояльность» к советской власти могли стать репрессии по отношению к извечной «головной боли» большевистского правительства – российской эмиграции. Германские власти попытались извлечь из этой акции максимум пользы. Еще 7 апреля 1925 г. ими было заявлено, что «политика германского правительства на Западе является не чем иным, как обороной против тех устремлений французского империализма, которые непосредственно угрожают существованию Германии». Увязав в одной полицейской акции российскую эмиграцию и «устремления французского империализма», Германия сразу достигала нескольких целей. Во-первых, налицо было необходимое проявление лояльности к Советской России; во-вторых, находил подтверждение тезис о «французской угрозе» и о целях Германии на западе в этой связи. Наконец, обыски в российских эмигрантских организациях вполне укладывались в проводимую германскими властями политику правового «вытеснения» эмиграции, заставляя их находиться в состоянии постоянного напряжения и четкого понимания своего «места» в немецком обществе.
Важной составной частью процесса интеграции российской эмиграции в европейское общество являлась деятельность общественных организаций и профессиональных союзов во