Geum.ru

Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание. 2007. N с. 79, 103 122

Вид материалаБюллетень
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

345. Европейский суд ничем не выделяет эти отдельные утверждения, которые могли послужить основой для разумных сомнений Грузинской Стороны в процессе принятия решения о надежности гарантий, представленных Генеральной прокуратурой Российской Федерации, от доказательств, представленных сторонами и полученных делегацией Европейского суда в г. Тбилиси. Однако обоснованность выводов, сделанных грузинскими властями, так же как и надежность данных гарантий, должны быть оценены с учетом сведений и доказательств, полученных после экстрадиции заинтересованных лиц, которым Европейский суд придает большое значение.

346. Прежде всего Суд отмечает очевидность того, что грузинские власти согласились на выдачу лишь тех заявителей, личности которых могли быть установлены (см. выше § 72, 79 и 175) и которые на момент их задержания имели российские паспорта (см. выше § 57 и 187). Личности Шамаева, Хаджиева, Азиева и Адаева, как они были установлены Генеральной прокуратурой Грузии (см. выше § 72), с некоторыми орфографическими отличиями, были подтверждены заявителями, представшими перед Европейским судом в г. Тбилиси (см. выше § 119). Сообщения Азиева и Хаджиева, двух экстрадированных заявителей (см. выше § 235 и 238), также доказывают, что их личности были действительно установлены грузинскими властями до того, как они согласились на их экстрадицию. В то же время личности экстрадированных заявителей, как они были установлены Генеральной прокуратурой Грузии, были подтверждены Распоряжениями об установлении их личности, изданными в России 15 ноября 2002 г. (см. выше § 217).

347. Европейский суд с сожалением отмечает позицию российских властей, ссылающихся на невозможность получения копий решений суда первой инстанции, содержащих приговоры в отношении четырех экстрадированных заявителей (см. выше § 108), и повторяет, что он не согласен с аргументами, представленными в обоснование этого тезиса (см. выше § 276). Тем не менее принимая во внимание документы, имеющиеся в распоряжении Суда (см. выше § 107), Европейский суд отмечает, что прокуратура не требовала по отношению к этим заявителям применения высшей меры наказания, и никто из них не был приговорен к смертной казни. То же можно отметить и в отношении Хашиева (Элихаджиева, Мулькоева) и Баймурзаева (Алханова), которые 14 сентября и 11 октября 2004 г. были приговорены судом первой инстанции к наказанию в виде лишения свободы на сроки 13 и 12 лет.

348. Кроме этого, Европейский суд принимает во внимание фотографии экстрадированных заявителей и фотографии их камер, так же как видеозапись, сделанную в СИЗО города В., и различные медицинские заключения, представленные российскими властями (см. выше § 20, 109, 242, 246 и следующие). Даже если по некоторым вопросам, в частности, в том, что касается Азиева (см. выше § 320), эти документы нуждались в подтверждении, из этого не следует, что экстрадированные заявители содержались в условиях, противоречащих статье 3 Конвенции, или что они подвергались обращению, запрещенному этой статьей. В этой связи также следует отметить, что Хаджиев и Азиев, единственные заявители, имевшие письменные контакты с Европейским судом после их экстрадиции (см. выше § 235 и 238), никогда не жаловались на то, что в России по отношению к ним применялось жестокое обращение. В то же время они не представили никаких сведений относительно их прошлого в России.

349. Европейский суд не упускает из виду то обстоятельство, что после экстрадиции, за исключением редких письменных контактов с Европейским судом, заявители были лишены возможности свободно излагать свою версию событий и информировать Суд о своем положении в России (см. ниже § 511 - 518). Только в представленных властями медицинских заключениях, фигурирующих в материалах дела, у заявителей имелась возможность изложить свои жалобы по поводу состояния здоровья. Их представителям в Европейском суде было запрещено вступать с ними в контакт, несмотря на решение Суда на этот счет (см. выше § 228). Невозможность пролить свет на события, произошедшие после их экстрадиции, усугубилась тем, что российскими властями были поставлены препятствия для осуществления функций самого Европейского суда (см. ниже § 504). В этих обстоятельствах нельзя безоговорочно упрекать заявителей в том, что они сами не представили достаточных доказательств после экстрадиции.

350. В этой ситуации оставались только представители заявителей, ссылающиеся на существование опасности для заявителей в России, которые также не представили достаточных сведений, указывающих на объективное существование личного риска по отношению к их клиентам в связи с их экстрадицией. В документах и отчетах различных международных организаций делалась ссылка на представление подробных сведений, хотя и общего характера, о преступлениях, совершаемых федеральными вооруженными силами в отношении гражданского населения в Чеченской Республике (некоторые из них цитируются в соответствующих частях - см. выше § 267 и 270). Эти документы, конечно, не устанавливают, что выдача создавала для экстрадированных заявителей личную угрозу (Постановление Европейского суда по делу "Чонка и другие против Бельгии" ({Conka} and Others v. Belgium) от 13 марта 2001 г., жалоба N 51564/99; mutatis mutandis, Постановление Европейского суда по упомянутому делу "H.L.R. против Франции" (H.L.R. v. France), p. 759, § 42).

351. Представители заявителей никогда не ссылались на способы исполнения приговора, определяющего в виде наказания смертную казнь в России, условия содержания в ожидании исполнения приговора или другие обстоятельства, которые могут позволить рассматривать это наказание под углом зрения статьи 3 Конвенции (см. выше § 333). Они никогда не указывали на то, что заинтересованные лица подвергались в прошлом обращению, наказуемому в соответствии со статьей 3 Конвенции, не ссылались на то, что заявители лично сталкивались с подобным обращением в связи с их этнической принадлежностью или политическим или военным прошлым в Чеченской Республике. Адвокаты ограничились общей ссылкой на вооруженный конфликт в этом регионе и обстановку чрезмерного насилия, которого хотели избежать их клиенты. Предполагая также, что заявители воевали против федеральных вооруженных сил во время первого конфликта, Суд не располагает никакой информацией об их участии и положении в вооруженных формированиях в период до августа 2002 г., что затрудняет оценку существования личного риска в результате прежней деятельности заинтересованных лиц. Суд отмечает, что все заявители, заслушанные судом в г. Тбилиси, ссылались на отсутствие у них, как и у экстрадированных заявителей, оружия в момент пересечения границы (см. выше § 128). Некоторые из них также подтвердили, что в Чечне или в районе, граничащем с Чечней с Грузинской Стороны, они вели мирную гражданскую жизнь (см. выше § 128, 134, 140 и 141). Однако из судебных решений, вынесенных в Грузии, не следует, что так было на самом деле (см. выше § 89 и 91). Как бы то ни было, документы, имеющиеся в распоряжении Суда, не позволяют ему рассматривать заявителей в качестве участников боевых действий, политических лиц или лиц, известных по каким-либо другим основаниям в своей стране (см., a contrario, Постановление Европейского суда по упомянутому делу "Чахал" (Chahal), § 106), как и документов, которые могли бы конкретизировать или повысить личный риск заинтересованных лиц вследствие их выдачи российским властям.

352. Доказательства, представленные Европейскому суду представителями заявителей в общем контексте конфликта в Чеченской Республике не имеют других особых указаний, не подтверждают, что личное положение заинтересованных лиц могло подвергнуть их рискам, противоречащим статье 3 Конвенции. Суд не исключает, что заявители могли находиться перед лицом опасности жестокого обращения, даже если они не представили на этот счет никаких доказательств о своей предыдущей деятельности (см., a contrario, Постановления Европейского суда по делу "Хилал против Соединенного Королевства" (Hilal v. United Kingdom), жалоба N 45276/99, § 64, CEDH 2001-II, а также по упомянутому делу "Вилвараджа и другие" (Vilvarajah and Others), § 10, 22 и 33). Вместе с тем в таких обстоятельствах сама по себе возможность жестокого обращения не влечет за собой нарушения статьи 3 Конвенции (Постановление Европейского суда по упомянутому делу "Вильвараджа и другие" (Vilvarajah and Others), § 111), тем более, что грузинские власти получили от своих российских коллег также и гарантии в отношении такой возможности.

353. Вследствие этого Европейский суд, основываясь на документах, имеющихся в его распоряжении, сделал вывод, что обстоятельства дела не позволяют утверждать "вне разумного сомнения", что на момент принятия решения грузинскими властями существовали серьезные и действительные причины полагать, что экстрадиция подвергнет заявителей реальному личному риску бесчеловечного или унижающего достоинство обращения в смысле статьи 3 Конвенции. Следовательно, нарушение этого положения со стороны Грузии не имело места.

ii) Об экстрадиции Исаева, Ханчукаева, Магомадова, Куштанашвили и Маргошвили

354. Европейский суд считает, что следует различать ситуацию в отношении этих заявителей, которые не были экстрадированы 4 октября 2002 г., от той, которая рассматривалась выше. Прежде всего речь идет о Исаеве, Ханчукаеве и Магомадове, по запросу об экстрадиции которых от 6 августа 2002 г. до настоящего времени не было принято никакого решения. Это относится и к Куштанашвили, и Маргошвили, с той разницей, что, по мнению грузинских властей, им не грозит экстрадиция в связи с тем, что они являются гражданами Грузии (см. выше § 326).

355. Европейский суд напоминает, что в применение пункта 4 статьи 35 Конвенции он может объявить жалобу неприемлемой на любой стадии разбирательства. Исаев, Ханчукаев, Магомадов, Куштанашвили и Маргошвили не обжаловали решение об экстрадиции, таким образом, они не могут настаивать на том, что являются жертвами нарушения статей 2 и 3 Конвенции вследствие их возможной выдачи российским властям в соответствии со статьей 34 Конвенции (Постановление Европейского суда по делу "Виджаянатхан и Пуспараджа против Франции" (Vijayanathan and Pusparajah v. France) от 27 августа 1992 г., Series A, N 241-B, § 45 и 46).

iii) Об экстрадиции Баймурзаева, Хашиева и Гелогаева

356. 28 ноября 2002 г. Генеральная прокуратура Грузии приняла Решение об экстрадиции в отношении этих заявителей (см. выше § 83). В связи с тем, что Решение об экстрадиции было обжаловано в соответствии с решением Верховного суда Грузии по делу Алиев (см. выше § 258), выдача Баймурзаева российским властям была признана невозможной на основании его статуса беженца, в то время как выдача Хашиева и Гелогаева была приостановлена (см. выше § 88).

357. 16 или 17 февраля 2004 г. Баймурзаев и Хашиев исчезли в г. Тбилиси и были задержаны российскими властями двумя или тремя днями позже на российско-грузинской границе. В настоящее время они содержатся в России (см. выше § 100 - 103). В этих обстоятельствах Европейский суд не считает необходимым выяснять, имело ли место нарушение статей 2 и 3 Конвенции в случае, если бы Решение об экстрадиции в отношении этих двух заявителей, принятое 28 ноября 2002 г., было исполнено.

358. Принимая во внимание приостановление исполнения Решения об экстрадиции Гелогаева, он, в принципе, не может подвергаться неизбежному риску выдачи российским властям. Вместе с тем его ситуация отличается от ситуации Исаева и других (см. выше § 354) тем, что Решение о его экстрадиции уже было подписано. Это Решение может быть исполнено по окончании административного разбирательства относительно его статуса беженца в Грузии (см. выше § 88). Следует выяснить, будут ли в таком случае нарушены его права, гарантированные статьями 2 и 3 Конвенции.

359. Европейский суд уже высказался о том, что государства-участники Конвенции, не ратифицировавшие Протокол N 6 к Конвенции и не подписавшие Протокол N 13 к Конвенции, могут применять высшую меру наказания при соблюдении некоторых условий в соответствии с пунктом 2 статьи 2 Конвенции. Вопрос, касающийся рисков, которым могут быть подвергнуты заинтересованные лица при возможной экстрадиции, должен рассматриваться в соответствии со статьей 3 Конвенции в свете статьи 2 Конвенции, в аспекте обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции в собственном смысле слова (см. выше § 333 и следующие). В делах, таких как настоящее, Европейский суд должен применять жесткие критерии для того, чтобы оценить существование реального риска жестокого обращения в связи с абсолютным характером статьи 3 Конвенции и тем, что она посвящена основным ценностям демократических обществ, как они определены Советом Европы (Постановление Европейского суда по упомянутому делу "Чахал", § 96).

360. Суд напоминает, что для того, чтобы оценить риски в случае экстрадиции, которая еще не была проведена, моментом, с которым следует определиться, является момент рассмотрения дела Судом. Если исторические обстоятельства действительно могут оказать влияние на применение данной меры, или они позволяют прояснить настоящую ситуацию и ее возможное развитие, эти обстоятельства являются определяющими (Постановления Европейского суда по упомянутому делу "Чахал", § 86; по делу "Ахмед против Австрии" (Ahmed v. Austria), от 17 декабря 1996 г., Recueil 1996-VI, § 43; по упомянутому делу "Джабари" (Jabari), § 41).

361. В данном деле Европейский суд должен оценить, учитывая новые соответствующие документы, которые не были известны грузинским властям два года назад, противоречат ли последствия исполнения Решения об экстрадиции от 28 ноября 2002 г. Гелогаева статье 3 Конвенции.

362. В первую очередь Европейский суд отмечает, что после экстрадиции 4 октября 2002 г. пятеро экстрадированных заявителей находились в условиях изоляции на Северном Кавказе. Их близким не разрешалось узнать, где они содержались (см. ниже § 482). Получение адреса места их содержания Европейским судом было обусловлено российскими властями предварительным предоставлением гарантий сохранения конфиденциальности этой информации (см. выше § 15). Заявители не могли контактировать со своими адвокатами, и адвокатам не было разрешено российскими властями посетить их, несмотря на специальное указание Европейского суда на этот счет (см. выше § 228 и 310).

363. Если эти заявители действительно находились в местах содержания вне зоны конфликта, эти учреждения на Северном Кавказе, по мнению Международной амнистии и Аппарата Уполномоченного Российской Федерации по правам человека (см. выше § 269), являются "фильтрационными пунктами" (filtration camps), где практикуется жестокое обращение по отношению к задержанным. В случае, когда у Суда нет никакой возможности проверить достоверность этих утверждений в отношении конкретных экстрадированных заявителей, он должен полагаться на материалы, содержащиеся в документах, полученных в официальном порядке (Постановления Европейского суда по упомянутым делам "Вильвараджа и другие" (Vilvarajah and Others) p. 36, § 107 и 108; и "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), p. 64, § 160).

364. Далее Европейский суд выразил озабоченность по поводу того, что международное "наблюдение" за правами задержанных в рамках чеченского конфликта серьезно затруднено российскими властями. В частности, в январе 2003 г. власти Российской Федерации не возобновили действий мандата Группы содействия ОБСЕ в Чечне. Европейский Комитет Совета Европы по предотвращению пыток уже жаловался в 2001 году на отсутствие стремления к сотрудничеству со стороны Российской Федерации (см. выше § 267 "e"). По мнению Хельсинкской международной организации по правам человека (Отчет от 15 сентября 2004 г.), международное присутствие на Северном Кавказе носило все более единичный характер, что привело к почти полному отсутствию свидетелей и внешней помощи (см. выше § 271 "f").

365. Суд также отмечает, что в соответствии с положениями Федерального закона от 27 декабря 2002 г., введение в действие пункта 2 второй части статьи 30 нового Уголовно-процессуального кодекса должно закончиться на всей территории Российской Федерации к 1 января 2007 г. (см. выше § 265). Эта статья, в частности, предусматривает, что суды присяжных по ходатайству обвиняемого рассматривают уголовные дела о преступлениях, указанных в статьях 205, 209, 317 и второй части статьи 322 Уголовного кодекса (см. выше § 260), преступлениях, в совершении которых российские власти обвиняли заявителей (см. выше § 66, 70 и 71). Начиная с 1 января 2007 г. запрещение применения смертной казни, обусловленное, в соответствии с Постановлением Конституционного суда Российской Федерации от 2 февраля 1999 г., "введением судов присяжных на всей территории Федерации", потеряет силу (см. выше § 262). Следовательно, во время рассмотрения запроса об экстрадиции заявителей в 2002 г., грузинские власти обосновывали свои оценки существованием этого Постановления (см. выше § 69, 173, 183 и 324).

366. Наконец, Европейский суд отмечает новое чрезвычайно тревожное явление, выражающееся в преследованиях и убийствах лиц чеченской национальности, обратившихся с жалобой в Суд. Об этом явлении было недавно заявлено Хельсинкской международной организацией по правам человека в Докладе от 15 сентября 2004 г. (см. выше § 271 "f") и с прискорбием сообщено Парламентской Ассамблеей Совета Европы (см. выше § 267 "d"). В упомянутом Отчете утверждается резкое увеличение в 2003 и 2004 гг. случаев преследования лиц, составивших жалобы в Европейский суд. Эти случаи включали угрозы, преследования, задержания, принудительные исчезновения и убийства. Организации, представляющие заявителей в Европейском суде, такие как "Мемориал", Европейский центр адвокатов по правам человека и Правовая инициатива по Чечне, также жаловались на преследования, которым подвергались их клиенты.

367. Принимая во внимание все эти материалы, полученные после 28 ноября 2002 г., Европейский суд считает, что оценки, сделанные в обоснование принятия Решения в пользу экстрадиции Гелогаева два года назад, не являются больше достаточными для того, чтобы исключить для него риск жестокого обращения, запрещенного Конвенцией.

368. Следовательно, Европейский суд считает, что в случае исполнения Решения об экстрадиции Гелогаева от 28 ноября 2002 г. на основании оценок, сделанных на тот момент, будет иметь место нарушение статьи 3 Конвенции.


C. О риске внесудебного исполнения наказания


369. Представители заявителей обращают внимание Европейского суда на казни без надлежащей судебной процедуры, объектом которых систематически становятся задержанные чеченской национальности в России. В этой связи они ссылаются на отчеты и заявления различных правительственных и неправительственных организаций (см. выше § 267 "e" и "f", 268 и 270). Внесудебного исполнения наказания тем более следовало опасаться в отношении экстрадированных заявителей, которые обвинялись в терроризме и других преступлениях в рамках конфликта в Чеченской Республике.

370. Власти государств-ответчиков не представили комментариев по этому поводу.

371. Европейский суд отмечает, что, действительно, о многочисленных случаях убийств и незаконных задержаний, следствием которых стали исчезновения лиц чеченской национальности в Чеченской Республике, сообщалось в докладах, на которые ссылались представители заявителей. Тем не менее общие утверждения, относящиеся к конфликту в этом регионе, не могут служить доказательством, подтверждающим внесудебное исполнение наказания, которому могли быть подвергнуты заинтересованные лица в случае их экстрадиции. Даже если, учитывая чрезвычайное насилие, которым характеризуется конфликт в Чеченской Республике, Европейский суд не исключает, что заявители опасались, что в случае экстрадиции за свою жизнь простая возможность существования такого риска сама по себе не повлечет за собой нарушение статьи 2 Конвенции (mutatis mutandis, Постановление Европейского суда по делу "Вилвараджа и другие" (Vilvarajah and Others), § 111).

372. Обстоятельства дела не позволяют утверждать, что на момент принятия решения грузинскими властями существовали серьезные и доказанные основания полагать, что экстрадиция подвергнет заявителей реальному риску внесудебного исполнения наказания в нарушение статьи 2 Конвенции. Следовательно, нарушение этого положения не имело места.


D. О событиях, произошедших в ночь с 3 на 4 октября 2002 г.


1. Доводы сторон


373. Представители заявителей утверждают, что в ночь с 3 на 4 октября 2002 г. встревоженные и не имеющие информации заявители явились объектом насилия со стороны грузинских сил специального назначения. В частности, они обращают внимание Суда на заявителя Азиева, который при отказе подчиниться решению о выдаче был беспощадно избит "дубинками и электрошокерами". Всего окровавленного и с тяжелым ранением глаза его вытащили в коридор, "словно труп", и перевезли в аэропорт (см. выше § 125 и 135). Вследствие ударов, нанесенных дубинками, у заявителя Баймурзаева были сломаны кости челюсти. Адвокаты заявляют о том, что в отношении заявителей были возбуждены уголовные преследования по факту, жертвами которого являются они сами (см. выше § 97 и следующие). Кроме телесных повреждений, нанесенных заинтересованным лицам, сам факт отказа в назначении судебного разбирательства влечет нарушение статьи 3 Конвенции.

374. Грузинские власти возражают, что применение силы было строго необходимым и продиктовано отказом заявителей подчиниться законному приказу сотрудников пенитенциарного учреждения и насильственными действиями, которые были доказаны. Государственные служащие были вынуждены защищаться от нападения заявителей, вооруженных различными металлическими предметами и кусками кирпича, закрученными в простыни и одежду, используемыми для метания. Ссылаясь на медицинские заключения и отчеты медицинской экспертизы (см. выше § 200 и следующие), власти Грузии обращают внимание Европейского суда на телесные повреждения, причиненные государственным служащим заявителями, и считают, что у самих задержанных не было более тяжелых повреждений.


2. Мнение Европейского суда


375. Суд еще раз напоминает, что статья 3 Конвенции посвящена одной из основных ценностей демократических обществ и не содержит никакого исключения (Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Сельмуни против Франции" (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 95, ECHR 1999-V). Чтобы жестокое обращение рассматривалось под углом зрения статьи 3 Конвенции, оно должно достигнуть минимального уровня, оценка которого зависит от совокупности материалов дела (см. также выше § 338). "Бесчеловечным" в смысле статьи 3 Конвенции является, в частности, обращение, если оно было умышленно применено в течение длительного периода времени, и если были нанесены телесные повреждения, физические или моральные страдания (см., кроме прочих, Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Кудла против Польши" ({Kudla} v. Poland), жалоба N 30210/96, § 92, CEDH 2000-XI). Европейский суд подчеркивает, что государство несет ответственность за любое лицо, находящееся в местах лишения свободы, так как это лицо находится в руках государственных служащих в уязвимом положении, и власти обязаны его защитить (Постановления Европейского суда по делу "Берктай против Турции" (Berktay v. Turkey) от 1 марта 2001 г., жалоба N 22493/93, § 167; и по делу "Алгюр против Турции" ({Algur} v. Turkey) от 22 октября 2002 г., жалоба N 32574/96, § 44). Европейский суд не игнорирует ни возможность насилия, совершаемого в тюрьме, ни опасность того, что неповиновение со стороны задержанных может превратиться в кровавую драку, и администрация тюрьмы будет вынуждена прибегнуть к помощи сил охраны порядка (Постановление Европейского суда по делу "Сатик и другие против Турции" (Satik and Others v. Turkey) от 10 октября 2000 г., жалоба N 31866/96, § 58). Тем не менее применение в отношении лица, лишенного свободы, физической силы в том случае, когда это не продиктовано необходимостью в связи с его собственным поведением, является посягательством на человеческое достоинство и, в принципе, нарушением права, гарантированного статьей 3 Конвенции (Постановление Европейского суда по делу "Текин против Турции" (Tekin v. Turkey), от 9 июня 1998 г., Recueil 1998-IV, pp. 1517 - 1518, § 52 и 53; Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 120, CEDH 1999-IV).