Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   47
.

Потом они недолго поговорили о родине Ибрагима, службе в армии и причине, по которой он задержался в Москве. Профессор задавал вопросы, а Ибрагим охотно на них отвечал.

В конце собеседования профессор задал несколько вопросов по физике и математике. Ибрагим ответил ровно на половину, но не знал, все ли ответы правильны? Профессор откинулся на спинку стула, задумчиво опустил глаза, постучал шариковой ручкой по столу и, приподняв глаза на Ибрагима, спросил:

- Значит, вы поставили перед собой цель – учиться в нашем институте?

Тот еще раз утвердительно кивнул.

- Ну, что ж, рискнем! У меня складывается впечатление, что у вас получится. А сами-то вы, как думаете? Хватит упорства?

- Не знаю, но очень постараюсь, если честно!

- Вы уж постарайтесь!.. Мне вдруг тоже захотелось, чтобы у вас получилось, если честно.

Улыбнувшись и сделав акцент на последней фразе, профессор подписал приемный лист.

Когда Славка узнал, что друг прошел собеседование, да еще и у самого председателя комиссии, снова удивленно присвистнул, поздравил и предложил отметить это дело. На что Ибрагим сделал встречное предложение: немедленно ехать домой и готовиться к экзамену, который должен был состояться через два дня. Ему вдруг страшно захотелось оправдать надежды профессора.

Благодаря своему уникальному, натренированному слуху, он через две двери случайно услышал, как тот говорил кому-то:

- За всю мою практику этот парень оказался единственным, кто с детства не мечтал стать физиком, но мне почему-то кажется, что из него как раз толк и выйдет. Умен и быстро соображает. Ученый из него может и не выйдет, но такие люди нужны науке. Мне бы хотелось, чтобы он стал нашим студентом. Со знаниями там кажется неважно, а вот упорства и желания хоть лопатой черпай. Да и хорош собой. А, девушки? Между прочим, и отслужил неплохо, и холост. Моряк, спортсмен. Плечики то, дай Боже! Прижмет ненароком – раздавит. А что самое интересное он – перс. Им же много жен разрешается. Предлагаю организовать очередь!

И Ибрагим услышал дружный смех приемной комиссии.

Письменный экзамен по физике он неожиданно для себя сдал на «хорошо». На следующем, устном, экзамене по физике ему так же поставили положительную отметку – четыре и сообщили, что, несмотря на некоторые не решенные задачи и жуткие огрехи в математике, его рассуждения и способы решения отличаются смелостью и заслуживают внимания. Двое молодых преподавателей, принимавших экзамен, объяснили, что ставят ему эту оценку авансом, так как почему-то уверены и надеются, что он подтянет все свои недополученные знания уже в институте.

Четверки он так же получил по математике и за изложение, которое, как окончивший национальную школу, писал вместо сочинения.


Родители Славки впали в глубокий шок, узнав, что вместо их сына, снова не добравшего проходных баллов, студентом инженерно-физического института стал Ибрагим. Получалось так, что он бессовестно занял место друга, да еще обманул, мороча всем головы с МГУ. У Елизаветы Николаевны началась истерика, закончившаяся сердечным приступом и неотложкой. Да и со Славой, считающим, что Ибрагима приняли только за спортивные достижения и членство в партии, отношения тоже были испорчены.

В армии Ибрагима приняли в партию и присвоили квалификацию «кандидата в мастера спорта». Ибрагим понимал, что отчасти друг прав, но его обидело то, что, ни он, ни его мама не хотели признавать, что он, закончивший «тьмутараканскую богодельню», оказался подготовленным лучше выпускника престижной московской физико-математической школы.

В этот же вечер ему пришлось уйти из их дома и ночевать на вокзалах. В общежитие его могли принять только в сентябре. Сдавая документы, он не указал, что на время вступительных экзаменов нуждается в жилье. Вероятно, это каким-то образом тоже сыграло свою незначительную роль в его зачислении.


Он думал, что больше никогда не увидит друга, но жизнь распорядилась иначе. Однажды в институте он случайно встретил его отца.

Думая, что тому будет неприятна эта встреча, он попытался пройти мимо, но Александр Михайлович его остановил и, улыбаясь, крепко пожал руку.

- Здравствуй, коллега! Рад тебя видеть!.. Вижу, ты обижаешься на нас? Не стоит!.. Ты ведь и, в правду, для нас всех такое отмочил, что мы до сих пор в себя прийти не можем. А ты молодец!.. Не зря Вячеслав к тебе привязался. У меня складывается впечатление, что для тебя неразрешимых задач не существует, причем, только своими силами и честно. На месте сына я бы не бросался такими друзьями. Так что заходи, звони!.. А на Елизавету Николаевну не обижайся, ее понять можно. А наш оболтус все-таки поступил в «Бауманский», хотя не очень уверен, что из него выйдет настоящий ученый. Рядом с тобой может и получился бы, а вот мы оказались плохими воспитателями. Не забывай!.. Буду рад видеть тебя снова!

Эта неожиданная встреча очень обрадовала Ибрагима и сняла «камень с его души». Он был благодарен этой семье за теплое и дружеское участие в его судьбе. А он хотел быть благодарным и старался всегда помнить добро. Поэтому он позвонил другу и встретился с ним. Встречались они и потом, и были рады, и не раз помогали друг другу, однако домой к Славке он больше так и не попал. Сначала не хотела Елизавета Николаевна, потом не захотел он.


-3-

Так Ибрагим неожиданно остался в Москве, ошарашив родных сногсшибающей новостью. Мама во время получасового разговора по телефону так и не смогла оправиться от шока, не зная, радоваться этому известию или реветь от горя? Отец встретил эту новость сдержанней, даже поздравил, но тоже был в смятении. На вопрос, когда же блудный сын вернется домой, тот сообщил, вероятнее всего, только следующим летом. До начала занятий осталось чуть больше месяца, тратить деньги на дорогу было нерачительно, они могли пригодиться во время учебы и жизни в столице.

Об истинной причине он умолчал. Денег не было совсем. Уходя из Славкиной квартиры, он гордо оставил на тумбочке все свои сбережения, включая деньги на билеты, которые ему выдали в армии. Так, считал он, следует расплатиться за проживание и причиненный моральный ущерб.

На предложение отца, выслать деньги на дорогу, он тоже гордо отказался, пошутив, что они в доме нелишние. Истинную причину своего сыновнего благородства он так же скрыл. Он опасался ехать домой, предполагая, что там его ждет. Обратно в Москву его бы уже не отпустили, во всяком случае, тетушка обязательно устроила бы очередную каверзу. Своеволие племянника, как она считала, перешло уже все границы, и это требовалось немедленно пресечь.

И он оказался прав. Узнав, что племянник снова ослушался, она устроила жуткий скандал и запретила ему помогать.

- Кто такой – физик?.. – кричала она в гневе на очередной вечеринке родственников. - Зачем нам физик?.. Что полезного он может принести нашему роду, людям? Атомную бомбу? Скажите люди, кому-нибудь нужна атомная бомба? Может, она и нужна, но только для того, чтобы разбомбить этих паразитов, что засели в Кремле, сеют зло и смущают нашу молодежь бредовыми идеями. Мы же мирные люди, неужели мы не можем договориться? А если кому-то неймется и дурь лезет в башку, выходите в поле, в пустыню, за город, подальше от людей, и там выясняйте, кто дурнее и злобнее? Называется, растили человека, настоящего мужчину, доброго, умного и смелого, а он что удумал? Ну, понятно, стал бы ученым, юристом, биологом, как он мечтал, а тут? Насмотрелся в своей армии на ужасы и сам решил эти ужасы делать. Говорила же, нельзя его пускать в армию, он увлекается, с ума сходит от своих увлечений, кто меня послушал? Короче так, раз он такой умный и непокорный, пусть сам себя и содержит. И пусть кто-то только попробует ему помогать! Ничего, кушать захочет, - приедет!

Конечно, «кушать» он хотел и поэтому стал искать работу. Оказалось, что это не так просто. У него не было жилья, прописки, даже временной, не говоря уже о том, что паспорт можно было получить только дома, откуда он призывался в армию. С этим у него уже были сложности при приеме документов в институт, но все как-то уладилось обещанием предоставить его позже. Последний рубль был проеден через три дня после ухода от Славки, и положение стало критическим. Хорошо еще, что на разгрузке вагонов и машин на двух сортировочных станции можно было хоть как-то заработать, иначе пришлось бы просить милостыню или умирать от голода. Идти к родственникам было бесполезно и унизительно.

Попытки переквалифицироваться в носильщики, окончилась полным провалом. На двух вокзалах ему сразу показали, кто здесь хозяин. Каждая попытка поднести пассажиру багаж пресекалась нехитрым, но весьма оригинальным способом. Стоило ему только договориться и взяться за ручку чемодана, раздавался крик: «Держи вора»! Понятно, что происходило потом. Пассажир с ужасом хватался за свое шматье, а ему приходилось быстро ретироваться.

Попытки договориться с бригадирами, хитрющими и зловредными, как на подбор, татарами так же претерпели фиаско. Нет, его, конечно, могли принять в свою компанию, как-никак он был единоверцем, но условия приема были просто невыносимыми.

Сначала испытуемый должен был показать себя, проработав неопределенное время «бесплатно», то есть, отдавая все заработанное до копейки бригадиру. За это его не трогали, даже оберегали и кормили. Чай с булкой – завтрак; тарелка супа – обед; котлета с гарниром – ужин. При определенном усердии и отсутствие проступков можно было рассчитывать на байскую милость в виде билетов в кино или нескольких монет на мороженое. Такая проверка обычно продолжалась до трех-четырех месяцев, при условии, если ты татарин, из родни, с хорошими рекомендациями. Какие-то послабления мог получить земляк из очень близкой родни, к примеру, племянник или брат бригадира.

После прохождения проверки счастливчик получал бляху и возможность законной работы уже за деньги. Теперь он отдавал только половину заработка и продолжал бегать по вокзалу на своих двоих, зарабатывая только тем, что можно унести на своем горбу. Заветную тележку можно было получить за годы безупречной службы хозяину. Татарские семьи были многочисленны, поэтому конкуренция была огромной и жестокой. Из желающих жить и работать в Москве, можно было выстраивать огромные очереди, причем, живые, из тех мест, откуда эти голодранцы были родом, да еще в несколько рядов. Один только казанский поезд подбрасывал в столицу и его пригороды больше двух тысяч молодых, трудоспособных потомков Золотой орды ежедневно, не считая горьковского, уфимского, астраханского…

Понятно, что при таком положении, какой-то неизвестный таджик одну только проверку мог проходить неизвестно сколько. Так что о карьере носильщика можно было забыть навсегда. Порядки и законы у мебельных магазинов, а так же у универмагов, где продавалась бытовая техника, были еще суровее. Хорошо еще, в «ментовках», его только лишь вежливо просили, убираться «по добру, по здорову» и не путаться под ногами. Видно, на них все-таки производила впечатление морская форма, хотя и без погон, но с медалью, знаками отличия, среди которых красовался значок «Кандидата в мастера спорта».

Несмотря на обилие плакатов на заборах и всевозможных стендах с неизменными надписями: «требуется», в разговоре с работниками отдела кадров выяснялось, что он подходит по всем показателям и статьям. Но, опять же, не хватало «проклятой прописки», жилья и еще каких-то справок, например, из поликлиники, без которой нельзя было пройти медкомиссию в Метрострое, Главинжстрое и еще в каких-то многочисленных «строях», трестах и управлениях. В отделе кадров одного СМУ пожилая начальница даже всплакнула, так ей не хотелось отпускать приглянувшегося паренька, но, как говорится, «закон – есть закон».

Через три недели, когда он уже начал отчаиваться и готов был признать себя побежденным, «не верящая слезам» Москва, наконец, ему поверила. Видно, Бог все-таки смилостивился и не дал ему пропасть. Теперь он, наконец, мог избавиться от жутковатой сортировочной станции, месте его обитания в перерывах между поисками работы. В принципе, жить здесь и продержаться до начала занятий в институте было можно, уже профессионально разгружая вагоны, и в них же засыпая после долгих заунывно-суматошных дней. Вот только была одна опасность, рядом постоянно копошились не слишком приятные личности, способные и готовые совершенно спокойно проломить голову за кусок колбасы, даже просто так. Поэтому появляться одному, а уж тем более спать здесь не рекомендовалось.

Спасение пришло в виде начальника смены московского таксопарка, приютившегося на Юго-западе столицы. Добродушному, сердечному дяде Леше, пенсионного возраста приглянулся грустный, симпатичный хлопчик, согласный на любую работу в гараже. Разговор с перекуром оказался для обоих приятным и добрым. Узнав, что парень ко всем своим прекрасным показателям, имеет еще и профессиональные права, дядя Леша решил, что должен сделать все, чтобы не дать ему пропасть. Дальше все пошло, «как по маслу». В милиции по ходатайству института ему, наконец, выдали паспорт. Отдел кадров ограничился временной институтской пропиской, сразу же были учтены его спортивные заслуги и членство в партии. В довершение ко всему решился вопрос с жильем. Дядя Леша порекомендовал снять угол у одинокой пожилой женщины, которая жила недалеко от парка одна в двухкомнатной квартире. Ее муж умер сразу же после войны, сына она потеряла во время венгерских событий в 1956-ом, второй брак был неудачным, принеся с собой только боль и разочарование, поэтому появление в доме молодого, доброго и симпатичного паренька было ей только в радость. Как потом оказалось, она о таком соседстве даже мечтала.

В таксопарке Ибрагиму выдали такую «развалюху», что на ней не то, что ездить, даже сидеть было опасно. Подтекал бензобак с бензопроводом, постоянно что-нибудь выходило из строя, не было ни одного «живого» места на кузове, а подвеска болталась так, что, трогаясь, спокойно можно было потерять какой-нибудь из мостов. Как потом выяснилось, машину неоднократно пытались списать, но оставляли потому, что на ней дорабатывал до пенсии заслуженный орденоносец. Он безбожно пил, из-за драк почти не вылезал из отделений доблестной милиции, уже давно не выполнял план, систематически уродовал машину, короче, вел аморальный образ жизни, но администрация «сквозь пальцы» смотрела на его «художества». С кого-то нужно было брать пример той же молодежи? Как-никак он был коммунистом, когда-то заслужил орден «Красного знамени», который уже несколько лет добивался сам автопарк.

Провалявшись под машиной несколько суток, Ибрагим с помощью того же дяди Леши привел ее в порядок. Выяснилось, что не такая уж она и убитая, тем более пробег составлял всего лишь чуть больше ста тысяч километров. Так что она, как шутили водители, была еще «девственницей».

Начальство таксопарка сначала очень удивилось, а затем обрадовалось, что на нее можно будет посадить еще и сменщика. Но Ибрагим сумел уговорить администрацию подождать до тех пор, пока не подберет напарника сам, обещая работать на ней в две смены. Этот упрямец пригрозил, хотя и шутливо, что после каждой смены будет приводить ее в еще более худшее состояние, чем она ему досталась. К этому времени всем стало понятно, что он слов на ветер не бросает. «Чем черт не шутит, чего доброго, возьмет, да и выполнит свою угрозу», - подумала администрация и согласилась, даже нарушив КЗОТ.

Очень скоро подтянутый, аккуратный, непьющий, приветливый, умеющий постоять за себя, он быстро нашел взаимопонимание с коллективом. Как говорят, прижился. В первый же день после «прописки» он уже знал, кому, сколько «отстегивать» за то, чтобы машина была в порядке, вымыта и вовремя выпущена на линию. Через неделю работы, удивляя опытных «водил», он стал находить способы как больше, а главное, быстрее заработать, внимательно изучив карту города и определив самые короткие маршруты. А через две-три недели уже давал консультации молодым таксистам, как быстро собрать «плановые» 64 рубля и миновать те или иные заторы в часы пик.

А потом так же скоро, чего греха таить, стал приторговывать спиртным, что было очень выгодно и, конечно же, весьма опасно. Обоснованно подозревая, что он занимается еще и этим, администрация таксопарка неоднократно тщательно обыскивала машину, но ничего не находила. Его изобретательность поражала даже самых бывалых и «прожженных». Правда, для этого были созданы благоприятные условия во время ремонта, а ему самому пришлось основательно повозиться с оборудованием потайных мест в порогах и лонжеронах, даже освоить газовую сварку металлов. Теперь бутылка могла появиться в машине совершенно случайно и «ниоткуда», как по повиновению волшебной палочки. Причем, такой трюк без пополнения запасов мог повторяться до восьми раз за смену, что существенно увеличивало приработок.

Увы, без этих нарушений невозможно было обеспечить нормальную работу, порой даже отработать план. Деньги требовались везде. И в самом гараже, и на «хлебных» стоянках, и для «умасливания» вечно голодных, строгих инспекторов ГАИ, а ведь хотелось еще что-то оставить себе. Было бы просто обидно не откусить свой кусок от этого «нелегкого», твоим же потом политого пирога.

Вот поэтому-то и приходилось постоянно что-то нарушать, например, тот же КЗОТ, работая по две смены, превышать скорость и так далее. И это давало свои плюсы и минусы. Плюсами были деньги, почти что свой, постоянный транспорт, ну и огромным минусом было совершенное отсутствие свободного времени.


Ибрагим был счастлив. И тому, что остался в Москве, и тому, что нашел дело, которое его поило и кормило, а главное тому, что сделал он все это без опеки своей родни и тетушки. Он и не заметил, как начались занятия в институте. Бросать хорошую и прибыльную работу не хотелось. Поэтому он уговорил администрацию таксопарка оставить его работать ночным таксистом и, наконец, нашел себе подходящего сменщика.

Очень скоро стало понятно, что совмещать учебу, работу, да еще и спорт практически невозможно. Из дома, как он понимал, ждать помощи было бесполезно, а стипендии, вероятнее всего, хватало бы на два, максимум три дня. Снова, как и до армии, проснулась довольно стойкая привычка ни в чем себе не отказывать, и засыпать, хотя бы на какое-то время уже не желала ни под каким предлогом. Если и прежде отношение к деньгам было легким и бездумным, то привыкнуть в одночасье к бережливости, да еще строжайшей было просто немыслимо.

Между тем положение с каждым днем становилось все больше угрожающим.

Если дела со спортом еще как-то и кое-как приводились в движение, то с учебой был полный стопор. Смотреть в глаза преподавателям, которые авансом ставили ему положительные оценки на приемных экзаменах, поверив в его способности, было стыдно до ужаса. Он чувствовал себя последней сволочью. Мало того, что он не оправдал доверие, ему все время приходилось их бессовестно обманывать, избегая дополнительных занятий, которые организовывались лично для него.

На семинарах и лекциях он засыпал. Ни о каких дополнительных занятиях и подтягивания недостающих знаний не могло быть и речи.

Как-то после ночной смены, заснув на лекции в аудитории, где зрительские места были построены по типу трибун стадиона или цирка, он вывалился в узкий и крутой проход. Ребята неоднократно предупреждали, не садиться близко к проходу, но приобретение пагубного порока – курить, заставляло его плюхаться именно ближе к выходу, да еще забираться на самую галерку, подальше от глаз преподавателя. Переменки были короткими, а нужно было успеть проснуться, быстро слететь по крутым ступенькам, смотаться на лестницу, отравиться сигаретой и еще узнать последние новости, в лучшем случае спросить, какой предмет он только что так сладко проспал?

Да, засыпал он мгновенно, проваливаясь в глубокий, спокойный сон, любой продолжительности и в любом положении. Наблюдая за ним, многих удивляло, как он умудрялся выспаться за какие-то десять - пятнадцать минут, просыпаясь свежим, отдохнувшим, жизнерадостным, притом, что те же десять минут назад на нем не было лица от усталости? Но, что удивляло еще больше, он мог делать это на протяжении всего дня, разбивая сон на части, словно бы добирая их до нормы, оставляя ночное время полностью для бодрствования.

При этом спал он чутко. Его совершенно нельзя было застать врасплох, и мог проснуться при малейшем шорохе, правда, если появлялась какая-то угроза. Во всяком случае, в армии над ним так и не смогли подшутить ни одной из армейских шуточек, например, поставить, так называемый «Велосипед». Это когда спящему между пальцев ног вставляют спички и поджигают. Он же словно видел во сне. Не то, что вставить спичку, к нему нельзя было подойти на метр, как он вскакивал, и тогда уже шутник готов был спалить свою ногу, только бы избежать расправы. Таких шуток Ибрагим не понимал и не терпел. В остальных, вернее, спокойных случаях разбудить его было невозможно. Он мог спать даже под пушечные залпы.

Конечно же, такой способности можно было позавидовать, складывалось впечатление, будто бы он управляет своим сном. А ведь так оно и было.

Он действительно мог немного руководить своим сном, и этой способности научился у двух своих великих дедов, прошедших застенки и лагеря Гулага, и вынесших из них не только страдания и изувеченные тела, но и многие полезные знания и навыки. Конечно же, все это они постарались оставить в наследство внуку, а он, в свою очередь, постарался все это унаследовать. Причем, действительно постарался. Знание – это, конечно, хорошо, а вот приобрести этот навык, способность было не так просто. Требовалось приложить усилия, и немалые. Пришлось научиться медитировать, сдерживать свои эмоции, руководить ими, и только потом приступить к постоянным систематическим тренировкам, чтобы, наконец, добиться, чтобы организм расслаблялся так, что даже за короткие минуты сна почти полностью восстанавливал силы.

Это оказалось весьма полезным даром дедов. Многих удивляло, откуда он черпает столько сил и практически не устает? Ведь это же с ума можно сойти, сколько дел он способен переделать за день? А сколько он еще может сотворить ночью?! Его неуемность и одержимость действительно могли свести с ума кого угодно.