Geum.ru

Г. В. Белякова словообразовательная категория суффиксальных локативных существительных в современном русском языке монография

Вид материалаМонография
3.4.2. Возможности пополнения состава морфемария
3.4.2.1. Заимствование суффиксов
3.4.2.2. Расширение объёма значений суффиксов
3.4.3. Возможности пополнения состава
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

3.4.1. Возможности пополнения состава

производящих основ

Существует четыре пути пополнения состава производящих основ:

1) использование нового значения полисемичного производящего;

2) использование того же значения производящего, но для образования локатива иной ССК;

3) использование новых слов уже известной данной СК ЛСГ;

4) привлечение к словопроизводству слов иных ЛСГ и грамматических разрядов.

Рассмотрим данные пути.

1. Общепризнанным в дериватологии является понимание того, что каждое производное образуется на базе строго определённого значения производящего. Следовательно, при неиспользованности того или иного значения полисемичного базового слова можно говорить о возможностях пополнения исходного компонента данной комплексной единицы системы словообразования. Потенциальные производные могут относиться к той же ССК, что и существующие, либо к иной ССК. Кроме того, возможно использование одного и того же либо разных суффиксов. Значительная распространённость полисемии в русском языке обусловливает «солидный» запас производящих. Однако анализ языкового материала позволяет утверждать, что случаи востребованности более одного значения базового компонента деривационного акта при образовании суффиксальных локативов единичны.

2. Анализ ЛСГ, использующихся для образования суффиксальных nomina loci, показал, что в ряде случаев при производстве десубстантивов две или (реже) три ССК могут пополняться дериватами, образованными от производящих одной и той же ЛСГ. В связи с этим наблюдением представляется необходимым привести следующую цитату: «Привычные связи исходного слова и их отражение в семантике производного составляют важную особенность смысловых структур дериватов. Её изучение заставляет предположить, что набор тех семантических компонентов, которые существуют у говорящего в связи с мотивирующим словом и которые предопределяют выбор данного слова в качестве источника (базы) нового наименования. Для существительного пожар характерна связь с глаголом тушить, поэтому пожарник – это ‘тот, кто тушит пожар’» (Земская 1978, с. 119).

Десубстантив винница58 представляет собой пример максимальной реализации словообразовательных возможностей производящего вино:

1) ‘там, где изготовляют то, что названо производящей основой’ – ‘обл. (укр.) винокуренный завод’ (БАС, т. 2, с. 379); ‘винница, винокурня, винокурный заводъ; малрс. караванъ, заведенiе, гдѣ сидятъ, курятъ или гонятъ горячее вино’ (ТСД, т. I, с. 205);

2) ‘там, где продают то, что названо производящей основой’ – ‘неол. Помѣщенiе, гдѣ вино продается распивочно’ (САР–1891, т. 1, с. 422); ‘торговое заведение, в котором продают в разлив виноградное вино’ (БАС, т. 2, с. 379);

3) ‘там, где находится то, что названо производящей основой’ – ‘цсл. Погребъ для храненiя вина’ (САР–1891, т. 1, с. 422); виньница ‘чаша, кубок’ (СДЯ, т. I, с. 434).

Заметим, что указанные значения фиксировались для существительного винница в разное время. Однако для нашего исследования важен сам факт возможности подобной реализации.

Не менее интересным является случай с существительным мороженица, которое относится к трём ССК: ‘там, где изготовляют то, что названо производящей основой’, ‘там, где продают то, что названо производящей основой’, ‘там, где находится то, что названо производящей основой’.

Изменение скрытого предиката десубстантивных локативов, очевидно, осуществимо прежде всего в тех случаях, когда в качестве производящего выступает существительное, чьи словопорождающие способности «распространяются» более чем на одну ССК. Как показало наше исследование, подобное предположение справедливо в отношении существительных, называющих продукты питания, живых существ (людей), а также самые различные предметы. (Разумеется, возможности для изменения предиката у них различны.) Проиллюстрируем данное предположение.

От основ существительных, называющих продукты питания, образуются локативы ССК со следующими частными СЗ: ‘там, где изготовляют то, что названо производящей основой’, ‘там, где продают то, что названо производящей основой’, ‘там, где находится то, что названо производящей основой’. Однако полная реализация подобных возможностей практически не наблюдается (искл. вино, мороженое).

Существительное бульонница ‘предмет столового сервиза – посуда для бульона’ относится к ССК со следующим частным СЗ ‘там, где находится то, что названо производящей основой’. Таким образом, остаётся нереализованной возможность отнесения локатива к двум ССК. Однако предполагаемые «клетки» заняты другими словами (супница, кастрюля, бульонная).

Лексическая реализация анализируемой СК с повторным использованием компонентов производящей базы указанной комплексной единицы возможна и при образовании дериватов посредством других суффиксов. Случаи тождественности лексических значений кодериватов проанализированы нами в гл. 2. Здесь же нас интересует следующее: образование кодеривата иной ССК как свидетельство неисчерпанности потенциала производящей основы в пределах той же СК. Рассмотрим подобные случаи.

Существительное сырня ‘(устар.) Предприятие, занимающееся сыроварением, изготовлением сыров’ (РСС, т. II, с. 494)59 относится к ССК с частным СЗ ‘там, где изготовляют то, что названо производящей основой’. Кодериват указанного слова со значением ‘там, где находится то, что названо производящей основой’ образуется посредством суффикса -ниц(а): сырница ‘столовая посуда для сыра’ (НС–2, с. 697–698). То же справедливо и в отношении пары сухарня – сухарница.

В большинстве же случаев данное направление развития потенциала СК не используется.

3. На первый взгляд, использование новых слов уже известных ЛСГ представляется наиболее перспективным путём развития потенциала анализируемой СК: количество слов каждой ЛСГ значительно больше, чем производящих основ, использованных для образования суффиксальных nomina loci. Так, например, раздел «Названия растений и других растительных организмов»60 РСС содержит более 1500 единиц, «считая заголовочные словозначения, ближайшие производные от них, … а также фразеологические единицы…» (РСС, т. I, с. 515). В качестве производящих могут выступать, например, такие существительные, как айва (*айвовник), абрикос (*абрикосник, *абрикосовник) и т.п. Существующие лакуны заполняются расчленёнными наименованиями типа айвовый сад, алычовый сад, апельсиновые рощи, мандариновая плантация, мандариновый сад, акациевая аллея (примеры из РСС). При этом в словопроизводстве локативов со значением ‘там, где растёт’ использовано лишь незначительное число производящих61.

Подобным образом обстоит дело и в отношении слов других ЛСГ. Однако представляется верным здесь говорить о том, что большая часть потенциальных производящих и не будет востребована в силу причин как вне-, так и внутриязыкового характера.

Рассмотрим, например, ССК ‘там, где находится то, что названо производящей основой’. Существование локативов данной семантической субкатегории, вероятно, следует объяснить потребностью в наименовании места, имеющего ту или иную ценность (историческую, культурную, археологическую и т.п.) либо выделяющегося своими особенностями, например: городище ‘место, где в древности стоял город’ (СО, с. 114); селитрянка ‘почва, насыщенная селитрой’ (ТСУ, т. IV, с. 136). Следует отметить, что некоторые подобные локативы относятся к пассивному запасу лексики (амбарище, банище и т.п.).

Привлечение к исследованию материалов исторических словарей, а также толковых словарей, фиксирующих лексику предыдущих периодов развития русского языка, позволило сделать вывод о том, что наши предки имели большую «склонность» к «детальной» характеристике окружающего их пространства, к выделению отдельных участков этого пространства и, соответственно, использовали для этого большее количество слов (суффиксальных локативов), например: погребище ‘обветшалый сруб, яма от бывшего погреба’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 15, с. 201); погостище ‘место, где был погост’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 15, с. 197); мельничище ‘место, где стояла мельница’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 9, с. 84); изгородище ‘место, где была изгородь’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 6, с. 142); черепушникъ ‘место, гдѣ битая посуда или черепица лежитъ грудами…’ (ТСД, т. IV, с. 593); юртовище ‘мѣсто, гдѣ стоятъ юртами кочующiе народы’ (САР–1794, т. VI, с. 1015).

Бóльшая детализированность проявлялась и при номинации различного рода вместилищ, например: бисерница ‘ящичекъ для храненiя бисера’ (САР–1891, т. I, с. 187), канифольница ‘коробочка, в которой держатъ канифоль’ (САР–1809, т. II, с. 52), румянница ‘коробочка для румян’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 22, с. 255), ледница ‘сосудъ для держанiя льда употребляемый‘ (САР–1814, т. 3, с. 540), шляпникъ ‘коробка для поклажи шляпы, чтобы не мялась’ (САР–1794, т. VI, с. 910), бритовникъ ‘ящичекъ, въ которомъ держатъ бритвы с приборомъ’ (СЦСЯ–1867, т. I, с. 172), душница ‘сосудецъ для храненiя духовъ’ (СЦСЯ–1867, т. I, с. 795).

К ССК с частным СЗ ‘там, где находится то, что названо производящей основой’ относятся, в частности, названия различных видов посуды (селёдочница, супница, сухарница и т.п.). Как представляется, при стремлении к большей дифференцированности предметов чайных и столовых сервизов, локатив фруктовница, а также неоднословные наименования типа ‘ваза для фруктов’, ‘тарелка для фруктов’ могут быть заменены локативами типа лимонница62, с производящей базой – основой существительного, называющего тот или иной фрукт, овощ или ягоду. Ср. лимонникъ ‘мелкая чаша на ножке с поддоном, в которой подавались на стол лимоны и вообще фрукты’ (СлРЯ ХI –ХVII вв., т. 8, с. 235); лимонникъ и лимонница – ‘любитель лимоновъ // сосудъ для храненiя ихъ’ (ТСД, т. II, с. 252). Следует заметить, что данная ССК обладает некоторой продуктивностью. Так, нами обнаружены слова, не имеющие пока лексикографической фиксации: дровница ‘каминный аксессуар – подставка для дров’: Дополняет интерьер светильник-звезда из папье-маше и бумаги, настенные панно из джута, циновки (Индия); бесшумные часы-картины фирмы LAWELL; каминные аксессуары: дровницы, решётки (Аргументы и факты – Астрахань 2006, № 50), салфетница ‘подставка для салфеток’: Хорошо на такой скатерти будут смотреться деревянные баночки для специй в сочетании с деревянной салфетницей (Дочки-матери 2000, № 36) и др.

Несколько иная ситуация у ССК с частным СЗ ‘там, где подают/продают то, что названо производящей основой’. Как уже отмечалось, подобные дериваты, являющиеся названиями предприятий общественного питания, в современном русском языке в абсолютном большинстве случаев представлены существительными адъективного типа склонения. Следовательно, образование локативов типа *бубличница, *чебуречница, *хинкальница сдерживается антисинонимичными ограничениями (ср. с уже существующими производными бубличная, чебуречная, хинкальная). Здесь же, вероятно, можно говорить и о внеязыковых ограничениях: нежелание нарушить традиционный порядок называния определённого типа реалий.

Нереализованность данного направления потенциала СК суффиксальных локативов в значительной степени также обусловлена действием различных языковых ограничений.

4. Рассмотрим возможности использования в качестве производящих слов иных ЛСГ и иных ЛГР.

4.1. Данное направление развития потенциала СК суффиксальных локативов представляется наименее перспективным в связи с тем, что анализируемая комплексная единица системы словообразования в русском языке имеет устойчивые «традиции» и достаточно консервативный «характер». В связи с этим появление производящих, резко отличающихся от уже задействованных, представляется маловероятным.

В то же время в качестве потенциальных субстантивных производящих (с минимальными шансами) можно назвать, например, основы существительных, называющих ткани63, предметы мебели.

4.2. Использование в качестве производящих основ существительных общего рода не представляется возможным в силу причин, изложенных в 3.3.2.1.

Основы притяжательных прилагательных не используются для образований суффиксальных локативов, однако их нередко используют в двусловных номинациях типа обезьяний питомник, бизоний заповедник. Как показывают наблюдения, словопорождающие возможности притяжательных прилагательных крайне ограничены: на их базе образуются только наречия (лисий  по-лисьи, мамин  по-маминому).

В качестве потенциальных производящих основ для производства девербативных суффиксальных локативов можно назвать основы глаголов звучания, глаголов восприятия, глаголов умения, глаголов эмоционального состояния, глаголов изображения, глаголов наказания и др.

Следует отметить, что в истории русского языка отмечены периоды функционирования подобных локативов, например: мучилище ‘место для мучений, истязаний’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 9, с. 320); смотрильница ‘караулка, сторожка; вышка для наблюденья, для обзора; башня на валу, на стѣнахъ городка, крѣпости, подзорная или садовая, сторожевая вышка’ (ТСД, т. IV, с. 238); молчальница ‘особая, отдѣленная келья для безмолвного житiя служащая’ (САР–1814, т. 3, с. 342), кричальница ‘возвышающаяся над мечетью башня, с которой муэдзины призывают мусульман на молитву, минарет’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 8, с. 59), послшати ‘слушать, внимать; слышать’ (Срезневский, т. III, ст. 1240) – послшалище ‘мѣсто слушания’ (Срезневский, т. III, ст. 1239); позоровати ‘смотреть, наблюдать, быть зрителем чего-л.’ – позорование‘2. Место проведения зрелищ’ (СлРЯ ХI–ХVII вв., т. 16, с. 125).

Безусловно, глаголы некоторых групп имеют незначительные возможности стать базовыми основами для образования суффиксальных локативов. Таковыми, например, являются глаголы эмоционального состояния либо эмоциональных отношений (представляется странной потребность в специальном месте для выражения каких-либо эмоций).


3.4.2. Возможности пополнения состава морфемария

Появление в русской морфемике новых суффиксов – явление не частое, но и не уникальное. Е.А. Земская, анализируя возможности развития семантического класса «Имена предметов», указывает: «В современном русском языке наблюдается явление, способствующее активному пополнению наименований предметов: увеличение инвентаря средств, служащих для называния различных конкретных подклассов внутри общего класса имён. Это явление особенно важно при изучении деятельностного характера современного словообразования» (Земская 1992, с. 124). Лингвист называет следующие пути увеличения инвентаря словообразовательных средств: 1) вовлечение в активное словопроизводство сегментов заимствованных слов; 2) ослабление корневого статуса русских корневых элементов («вследствие чего тяготеют к переходу в статус морфем»); 3) расширение семантического диапазона суффиксов (Земская 1992, с. 124).

Представляется возможным также говорить и о таких путях пополнения состава морфемария суффиксальной СК (в частности – СК суффиксальных локативных существительных), как усиление «самостоятельности» алломорфа (превращение одного из морфов морфемы в самостоятельное словообразовательное средство), расширение сочетаемостных свойств компонента морфемария64, активизация уникальных и нерегулярных морфем65.

Данные суффиксы со временем сформировали в русском языке СТ и вошли в состав морфемария анализируемой СК. Т.Х. Каде, отметив, что скорость процесса типообразования зависит как от внеязыковой действительности, так и от внутренней организации, структуры СТ, от «способности его к внутренней перестройке (через новообразования) под влиянием внутренних и внешних воздействий», указывает, что данный процесс может быть значительно ускорен при целенаправленном действии человека» (Каде 1991, с. 31).


3.4.2.1. Заимствование суффиксов

В ХХ в. морфемарий СК суффиксальных локативных существительных пополнился новыми заимствованными суффиксами. Рассмотрим их.

1. Суффикс -дром. Группа локативов на -дром в русском языке «начиналась» с существительного ипподром (первая лексикографическая фиксация – словарь И.И. Срезневского)66.

Л.В. Алпеева замечает: «Довольно долгое время (до начала ХХ в.) это слово [ипподром] имело статус корневого (не членимого на морфемы) слова. С появлением в начале этого века из французского же языка слова аэродром (aerodrome), затем циклодром (позднее его заменило более привычное нам велодром), слово ипподром претерпевает усложнение основы. Оно начинает члениться на корень и элемент -дром, который приобретает статус словообразующей морфемы с чётко определившимся словообразовательным значением: «место запуска, испытания машин, обозначенных мотивирующей основой, или проведения спортивных мероприятий, связанных с тем, что названо мотивирующей основой» (Алпеева 1999, с. 78).

Е.В. Красильникова, рассматривая процесс освоения морфемы -дром системой русского словообразования, указывает: «В судьбе элемента -дром отразились научные достижения и интересы людей 20-го века. В самом начале века развитие авиации потребовало названия взлётно-посадочного поля первых летательных аппаратов. Известно, что в России первые «этажерки» поднимались с ипподромов … нередко для показательных полётов, и только позднее стали создаваться аэродромы и было заимствовано само слово аэродром. Этот факт реальной жизни оказался важным и для языка. У говорящих по-русски возникла ассоциация ипподром – аэродром. Таким образом, ещё сам будучи на грани бытия/небытия, элемент -дром связал слова двух семантических типов, которые оказались взаимосвязаны и впоследствии. Один ряд: место спортивно-зрелищных мероприятий (условно далее ‘стадион’); второй ряд – место запуска или испытания машин (‘полигон’). Как мы теперь знаем, обе эти идеи оказались весьма актуальными в 20-м веке» (Красильникова 1972, с. 108).

В начале ХХ в. в русском языке появляются новые заимствования на -дром с локативным значением (см.: РЯСО, с. 223–224; Красильникова 1972, с. 109–110; Алпеева 1999, с. 78). «На определённом этапе в ряду слов, связанных и в своей семантике, стал выделяться элемент -дром. Затем произошёл скачок: возникают образования от именных основ на русской почве… Одним из первых новообразований такого типа, по-видимому, было слово ракетодром. <…> Если даже это слово было заимствованием, важное значение имело то, что его основа соотносится с самостоятельной русской (т.е. освоенной) основой, и это слово могло ощущаться как производное от данной основы» (РЯСО, с. 223). По наблюдениям Е.В. Красильниковой, появление в русском языке слова ракетодром может быть отнесено к концу 20-х – началу 30-х гг. ХХ в.: «Самое раннее из зафиксированных нами употреблений слова ракетодром: 1931. 14 У. Первый старт жидкостной ракеты на Берлинском ракетодроме (Я. Перельман. Межпланетные путешествия. 1933. стр. 129)» (Красильникова 1972, с. 113).

Таким образом, появление в русской морфемике суффикса -дром было связано с усилением членимости основ заимствованных слов.

Данные локативы относятся к ССК со следующими частными СЗ:

1) ‘там, где испытывают тот механизм, который назван производящей основой, или проводят соревнования с его использованием’ (ракетодром, планеродром, танкодром);

2) ‘там, где создан тот тип среды, который назван производящей основой’ (космодром,вододром,аэродром).

2. Суффикс -тек(а). Появление в словообразовательной системе русского языка суффикса -тек(а) было связано с усилением членимости основ слабочленимых слов. Е.В. Красильникова, характеризуя словообразовательную систему русского языка 60-х гг. ХХ в., замечает: «Возрастает словообразовательная активность морфемы -тек(а). Ряд старых слабо членимых слов библиотека, глиптотека67, пинакотека … получил продолжение в полностью членимых образованиях картотека, игротека, фильмотека…» (РЯСО, с. 223). Рассмотрим историю формирования группы локативов на -тек(а), точнее – историю формирования СТ, оформленного суффиксом -тек(а) в русском языке.

Самым «старым» из анализируемых слов является существительное библиотека. У Г.А. Богатовой находим: «Вхождение в язык международных слов типа библиотека в значительной мере связано с переводческой деятельностью и глоссированием при создании переводов. Так, Е.М. Иссерлин обращает внимание на текст Геннадиевской Библии 1499, где слово библиотека впервые оставлено в русском тексте без перевода…» (Богатова 1984, с. 35). В этимологических словарях русского языка находим такие сведения о слове библиотека: «Слово латинское. Латин. bibliotheca, в свою очередь, восходит к греч. βιβλιουήχη – тж. (от βίβλος, βιβλίον – «книга» и υήχη – «хранилище». <…> Заимствовано, вероятно, непосредственно из латинского» (ИЭСЧ, т. 1, с. 88); «…со времени Петра 1. …заимств. через польск. biblioteka из лат. bibliotheca…» (ЭСФ, т. 1, с. 164); «Заимствовано, вероятно, через польск. из лат. яз. В рус. отмечается с к. ХVII в. Лат. bibliotheca «библиотека» в свою очередь заимствовано из греч. bibliotheke «библиотека» образовано из biblion «книга»… Второй элемент theke значит «хранилище, склад» (ЭСЦ, с. 31).

Словари русского языка ХIХ в. фиксируют слова глиптотека («Энциклопедический лексикон» (1838), «Словарь русского языка, сост. Вторым отд. Акад. Наук» (1838)) и пинакотека («Настольный словарь для справок по всем отраслям знания» (под ред. Ф. Толля и В. Зотова (1864)). Указанные слова также являются заимствованными: глиптотека – «фр. Gliptotheque < греч. gliptos вырезанный, изваянный + theke хранилище» (ТСИС, с. 189); пинакотека – греч. Pinakotheke < pinax (pinakos) картина + theke вместилище» (ТСИС, с. 532). Остальные слова на -тек(а) появились в русском языке в ХХ в.

Абсолютное большинство данных дериватов относится к ССК с частным СЗ ‘там, где хранится то, что названо производящей основой’. Однако в отличие от других локативов, называющих тот или иной вид хранилища (сахарница, иголочник, каретник и т.п.), локативы на -тек(а) именуют систематизированные хранилища, т.е. специально оборудованные вместилища, в которых созданы условия для хранения чего-либо ценного.

Таким образом, заимствованный суффикс -тек(а), пополняя запас уже существующей ССК, создаёт внутри данного образования особую подгруппу.

3. Суффикс -арий. В «Толковом словаре иноязычных слов» Л.П. Крысина находим:

«...АРИЙ [< лат. ...arium < area – площадь, площадка]. Конечная составная часть иноязычных существительных со значением "помещение, место, предназначенное для определённой цели"» (ТСИС, с. 76).

Среди анализируемых слов самую раннюю фиксацию в словарях русского языка имеет слово планетарий Planetarium < лат. planeta – планета (ТСИС, с. 537). Оно было отмечено «Новым словотолкователем, расположенным по алфавиту» Н. Яновского (1803–1806). В «Энциклопедическом словаре, составленном русскими учеными и литераторами» (1861) находим существительное акварий < лат. aquarium, букв. водоем (ТСУ, т. I, с. 20). «Настольный словарь для справок по всем отраслям знания» (1863–1864) приводит слово розарий лат. rosarium < rosa – роза (ТСИС, с. 613). В «Энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона» находим слово террарий [нем. Terrarium < лат. terra] – земля (ТСИС, с. 694).

Словари русского языка XX в. фиксируют следующие заимствования на -арий с локативным значением: виварий нем. Vivarium < лат. vivarium < vivus – живой (ТСИС, с. 147) и солярий лат. solarium < sol – солнце (ТСИС, с. 653), альпинарий нем. Alpinarium < Alpen – Альпы (ТСИС, с. 50), дендрарий нем. Dendrarium < греч. dendron – дерево (ТСИС, с. 216) и инсектарий Jnsektarium < лат. insectum – насекомое (ТСИС, с. 275).

Таким образом, проведённое исследование позволяет утверждать, что в отношении существительных на -арий с локативным значени­ем справедливым будет замечание о «постепенном, долговременном накоплении заимствований одинаковой структуры» (РЯСО, с. 218).

Е.А. Земская указывает, что заимствованный суффикс -арий приобретает в современном русском языке активность (Земская 1992, с. 137). Так, посредством суффикса -арий в русском языке 70–80-х гг. XX в. были образованы следующие локативы: гипнотарий, дельфинарий, иридарий, сирингарий, скорпионарий, фазанарий. Следует отметить, что Л.П. Крысин рассматривает слова дельфинарий и сирингарий как заимствования: [сирингарий – лат. syringarium < syringe – сирень] (ТСИС, с. 645); дельфинарий – нем. Delphinarium (ТСИС, с. 214). Авторы «Словаря-справочника по материалам прессы и литературы 70-х годов» считают их производными, образованными в русском языке посредством форманта –арий: (дельфинарий – «дельфин + -арий – помещение, место для изучения, показа и т.д., ср.: океанарий» (НС–2, с. 188–189), сиринга­рий – лат. syringa – сирень + -арий (НС–2, с. 660).

Итак, группа существительных на -арий с локативным значением состоит из заимствований, а также из слов, образованных в русском языке посредством новой словообразовательной морфемы.

Таким образом, одним из действенных способов развития потенциала СК суффиксальных локативных существительных является пополнение её морфемария заимствованными суффиксами.


3.4.2.2. Расширение объёма значений суффиксов

В данном параграфе будут рассмотрены случаи расширения объёма значений суффиксов -тель, -трон и -ловк(а), которые относительно недавно «приобрели» локативное значение.

1. Суффикс -тель. По наблюдениям лингвистов, суффикс -тель «первично выступал как суффикс действующего лица. Слова с этим суффиксом обозначали лиц по роду их деятельности, временным обязанностям (получатель, учитель). Однако для удовлетворения социальных потребностей, связанных с развитием общественного производства, формант -тель приобретает предметное значение…» (Шпортько 1990, с. 107). Анализ дериватов на -тель с предметным значением позволил лингвисту выделить следующие частные оттенки предметного значения: прибор, устройство, механизм; приспособление; инструмент; орудие; содействующее орудие; машина, аппарат; установка; препарат; судно; вещество; материал; помещение, учреждение; сооружение; вместилище; пособие, руководство и др.

Н.А. Янко-Триницкая отмечает, что «в советский период возникли два существительных, созданных по рассматриваемому образцу, но резко отличающихся по своему значению от всех остальных, обозначая не лицо и неорудие, а учреждение и помещение, где оно находится, – распределитель и вытрезвитель68. <…> Первое из этих слов могло ещё появиться в результате переносного употребления слова со значением лица или прибора, но второе, вне всякого сомнения, возникло сразу же в его настоящем значении. Возможно, что и учреждение вначале тоже могло быть осмыслено как орудие, средство для проведения тех или иных мероприятий, но всё же это – учреждение и помещение!» (Янко-Триницкая 1963, с. 95). Далее лингвист, размышляя о судьбе суффикса -тель с новым для него значением, замечает: «Будет ли это новое сопутствующее значение повторяться в новообразованиях, станет ли оно продуктивным, появится ли у данного образца ещё одно сопутствующее значение и тем самым расширится ли ещё больше, станет ли ещё отвлечённей значение словообразовательного образца, или, напротив, с постепенным сокращением образования слов для названия лиц образец сузит своё значение до значения неодушевлённого предмета – предугадать трудно» (Янко-Триницкая 1963, с. 95). Заметим, что за сорок лет, прошедших со времени выхода данной статьи, запас локативов на -тель пополнился лишь одним производным – накопитель ‘место накопления кого-, чего-л.’: По его словам, «сегодняшний Совет Федерации РФ уже не тот, в котором он отработал шесть лет, он стал накопителем для отставных московских чиновников и бизнесменов» (Российская газета 2002, № 164), Каждый из людей, не зэков, а обычных, свободных граждан, желая пройти внутрь зоны, входит в накопитель, дверь за ним закрывается, человек показывает сотруднику колонии документы и офицер открывает вторую дверь. По сути, накопитель – огромная клетка, вход туда и выход из неё лишь поодиночке (Д. Донцова. Лягушка Баскервилей). Этот факт позволяет утверждать, что данное направление развития потенциала анализируемой СК вряд ли будет активным.

Таким образом, морфемарий СК локативных существительных пополнился суффиксом -тель, образующим локативы, относящиеся к ССК с частным СЗ ‘там, где совершается действие, названное производящей основой’: вытрезвитель ‘специальное санитарно-медицинское учреждение для вытрезвления’: Ночь Андрей провёл в вытрезвителе (В. Шукшин. Как Андрей Иванович Куринков, ювелир, получил 15 суток), Чтобы развеять или подтвердить слухи, мы обратились в единственный в нашей области Центральный медицинский вытрезвитель, официальное название которого – здравпункт по оказанию медицинской помощи лицам в нетрезвом состоянии (Аргументы и факты – Астрахань 2006, № 45), распределитель ‘магазин, распределяющий какие-л. товары в период существования карточной системы’: С каждой получки Евдокия непременно покупает что-нибудь на толкучем рынке, или в закрытом распределителе, или через каких-то тёмных людей… (Ю. Гончаров. Наш хлеб насущный).

Следует отметить, что появление данного суффикса, очевидно, обусловлено стремлением восполнить такую лакуну морфемария, как минимально функционально нагруженный (ср. -ник), не имеющий омосуффиксов (ср. нулевой суффикс) привербативный суффикс. Однако несоответствие -тель всем указанным критериям привело к его незначительной востребованности.

Однако попытки образовать от предложенных вербативных основ локативы с иными суффиксами (*вытрезв, *вытрезвник, *распреде-лильник, *накоп, *накопильник, *накопиловка и т.п.) приводит к неудаче: полученные дериваты не соответствуют требованиям. Таким образом, ФСК ‘V + суффикс’ явно нуждается в корректировке субморфемария.

2. Суффикс -трон. Локативы на -трон в современном русском языке представлены десубстантивом климатрон ‘оранжерея с искусственным климатом’ (НС, с. 222); ‘помещение, покрытое прозрачными материалами, в котором создаются климатические условия для выращивания растений различных географических зон’ (ТСИС, с. 327) и деадъективом фитотрон ‘Бот. Камера (или комплекс камер) для выращивания растений в регулируемых искусственных условиях с целью изучения влияния факторов внешней среды’ (ТСИС, с. 748).

Суффикс -трон активен в физической терминологии. Он используется для образования производных – названий различных установок. Представляется весьма удачным закрепление за указанным суффиксом функции образования локативов, называющих место (обычно вместилище), в котором создан тот или иной тип среды. Данное частное СЗ в настоящее время вербализуется посредством нескольких суффиксов, имеющих, кроме указанного, и иные частные СЗ. Использование суффикса -трон для создания подобных дериватов позволило бы развить специализацию компонентов морфемария анализируемой СК.

3. Суффикс -ловк(а). Локативы на -ловк(а) называют место, где совершается действие, названное производящей основой, либо место, предназначенное для совершения действия, названного производящей основой: вытрезвить  вытрезвиловка ‘то же, что вытрезвитель’ (БАС–2, т. II, с. 911)69; грабить  грабиловка ‘1. Местность, известная грабежами. 2. О каком-нибудь учреждении, предприятии, допускающем грабежи’ (ТСУ, т. I, с. 611); забегать  забегаловка ‘маленькая второразрядная закусочная с продажей вина’ (МАС–2, т. I, с. 493); обдирать  обдираловка ‘вымогательство, грабёж // Место, заведение, где вымогают, грабят’ (БАС, т. 8, с. 62); обирать  обираловка ‘о месте, где обирают, где вымогают деньги у покупателей, посетителей’ (МАС–2, т. II, с. 325).

Использование данного суффикса позволило удовлетворить потребность (весьма незначительную, но существовавшую) в образовании локативов с пейоративной окраской: Привокзальное кафе зачастую приезжие называли обираловкой. Он [супермаркет] дорогой очень, из нашего дома туда никто не заглядывает, да мне на день рожденья баночки крабов понадобились, вот я и направилась в обираловку (Д. Донцова. Муха в самолёте).

Таким образом, даже при наличии значительного количества компонентов морфемария СК суффиксальных локативных существительных «открыта» для новых аффиксов, которые смогут упорядочить отдельные сегменты словопроизводства локативов.


3.4.3. Возможности пополнения состава

семантических субкатегорий

Как видится, исследование возможностей пополнения состава ССК необходимо предварить введением двух понятий – «актуальные ССК» и «виртуальные ССК».

Под актуальными ССК предлагаем понимать те ССК, которые существуют в настоящее время70. Актуальные ССК следует разделить на две группы: 1) активные (использующиеся в настоящее время для образования новых слов); 2) пассивные (неиспользующиеся в настоящее время для образования новых слов). Виртуальными ССК следует называть те ССК, которые пока не существуют, но могут возникнуть71.

Прогнозирование появления новых ССК, по нашему мнению, должно прежде всего опираться на те языковые единицы, которые существовали в прошлом, а также на так называемые семантически изолированные локативы. Рассмотрим подобные случаи.

Так, например, историзм волковня ‘1. Яма, приготовленная для ловли волковъ, то же, что волчья яма’ (САР–1891, т. I, с. 491) имел ТСС ‘животное – там, где ловят животное, названное производящей основой’. Тот же ТСС свойствен и единичному современному локативу белушатник – ‘база для ловли белух’. Таким образом, с высокой долей вероятности можно предположить, что в отношении подобных дериватов действуют внеязыковые ограничения, заключающиеся в невостребованности конечного продукта потенциального акта словопроизводства.

Уникальный ТСС (‘лицо – место как результат действия лица, названного производящей основой’) имел дериват дятловина ‘мѢсто въ деревѢ, во пнѢ, издолбленное дятломъ’ (ТСД, т. I, с. 512). ТСС ‘действие – место как результат действия, названного производящей основой’ имеет в русском языке ряд девербативов, например: надпил, скол, шов. Однако десубсантивные локативы, подобные указанному выше, в современном русском языке не фиксируются. Близким указанному ТСС является ТСС ‘предмет – место как результат использования этого предмета’, который имеют кодериваты лыжница (устар. или обл.) и лыжня ‘колея, накатанная лыжами, след от лыж’ (БАС, т. 6, с. 410). Ср.: лапотня ‘пск. твр. слѢдъ лаптя, ноги обутой въ лапоть’ (ТСД, т. II, с. 237). С некоторой натяжкой к данному ТСС можно отнести существительное дуплище ‘полость в пне, оставленная от дуплистого дерева’ (СлРЯ XI–XVII вв., т. 4, с. 316).

Другие семантически изолированные суффиксальные локативы (планетарий ‘там, где изучают’, самбодром ‘там, где танцуют’ и др.), как видится, не могут образовать ССК. Некоторые шансы здесь, возможно, имеет ТСС ‘болезнь – там, где лечат от этой болезни’, который (при наличии «общественного заказа») может сформировать ССК, оформленную суффиксом -орий (см. уже существующие локативы лепрозорий, люпозорий).

Таким образом, пополнение состава ССК за счёт семантически изолированных суффиксальных nomina loci представляется маловероятным.


1. Изучение СК, перешедшей в последнее время из разряда почти забытых в разряд весьма востребованных объектов научного интереса, должно проходить не только в рамках традиционной лингвистики (традиционного словообразования), но и в рамках гипотетической лингвистики (гипотетического словообразования).

2. Прогнозирование появления новых дериватов должно опираться на анализ уже существующих единиц, а также существовавших ранее единиц; при этом необходимо также учитывать ограничения, действующие при образовании дериватов того или иного типа.

3. Возможности лексической реализации СК (в частности – СК суффиксальных локативных существительных) не привлекли ещё должного внимания лингвистов. Между тем изучение потенциала СК, безусловно, представляет большой интерес для понимания потенциала всей словообразовательной системы русского языка.

4. Для научно обоснованного ответа на вопрос о потенциале СК необходимо исчисление имеющихся запасов дериватов, а также объяснение действия механизмов их создания и причин возникновения подобных производных. В главе 3 была предпринята попытка спрогнозировать пути развития СК суффиксальных локативных существительных с учётом имеющихся ресурсов, а также с учётом возникновения новых возможностей реализации потенциала.

5. Принятое в работе понимание СК как схемы образования производных слов, имеющих общий способ словообразования и общее СЗ, позволило выявить следующие возможности лексической реализации СК: 1) возможности пополнения состава производящих основ; 2) возможности пополнения состава морфемария СК; 3) возможности пополнения состава ССК.

6. Исследование потенциала невозможно без анализа ограничений, действующих в рамках данной СК.

В главе были проанализированы различные классификации ограничений, представленные в дериватологических исследованиях. Мы использовали классификацию ограничений, предложенную И.С. Улухановым. В то же время наше исследование позволило внести в данную классификацию некоторые дополнения. Появление некоторых из них в значительной степени обусловлено спецификой СК как объекта исследования.

7. В качестве основного внеязыкового ограничения для СК суффиксальных локативов выступает незначительная востребованность подобных производных в настоящее время.

Семантические ограничения состоят в следующем:

1) производящей базой для мутационной СК суффиксальных локативов являются субстантивные, адъективные и вербативные основы; основы слов иных частей речи не используются;

2) среди субстантивных производящих основ остались невостребованными основы существительных общего рода, что обусловлено бессмысленностью референта;

3) среди адъективных производящих основ остались невостребованными основы притяжательных прилагательных, что обусловлено их крайне ограниченными словопорождающими способностями;

4) ограничения для вербативных производящих основ касаются в основном неиспользования слов отдельных ЛСГ (эмоционального состояния, звучания и т.п.), что обусловлено бессмысленностью референта;

5) словообразовательные ограничения для анализируемых производных заключаются в том, что данные дериваты, как правило, «довольствуются» вторым или третьим местом (звеном) СЦ;

6) синхронно-диахронические ограничения в образовании суффиксальных локативов существуют, но являются нежёсткими в связи с существующей асимметрией между потребностями в локативах того или иного типа (и, соответственно, запасом производящих основ) и возможностями заимствованных суффиксов;

7) стилистические ограничения заключаются в том, что для образования суффиксальных локативных существительных используются стилистически нейтральные производящие основы; стилистически окрашенная лексика не употребляется;

8. Морфонологические ограничения отдельных СТ, формирующих анализируемую СК, компенсируются сочетаемостными свойствами других СТ. Это достигается следующим образом:

1) морфемарий СК суффиксальных локативных существительных включает компоненты с разными зачинами, что позволяет значительно увеличить количество производящих основ;

2) суффиксы анализируемой СК имеют значительное количество пересечений деривационных ареалов, что позволяет заменять суффиксы при необходимости (например, для избежания омонимии, многозначности и т.п.);

3) многие суффиксы имеют алломорфы, что усиливает их сочетаемостные возможности. Исследование морфонологических ограничений СК представляется неактуальным в связи с тем, что явление морфемного цва, сопровождающее образование суффиксальных локативов того или иного СТ, описаны в научной литературе достаточно подробно (см.: Грамматика–80, ТССЕ).

9. По нашим наблюдениям, формально-грамматические ограничения не действуют при образовании суффиксальных локативов.

10. Особую значимость при анализе СК приобретают результирующие ограничения. Проведённое исследование показало, что практически все подобные ограничения являются нежёсткими.

Наше исследование СК суффиксальных локативных существительных позволило выявить ещё один вид результирующих ограничений – ограничений, связанных с существованием в языке слов с периферийной мотивацией.

Данный вид ограничений, очевидно, занимает промежуточное положение между отталкивающими и неотталкивающими ограничениями: существующее производное занимает пустую клетку, но при этом занимает её не полностью, оставляя место для «соседей-конкурентов».

Анализ антисинонимичных ограничений показал, что «клеточка», на которую претендует потенциальный дериват, может быть занята также непроизводным словом либо словосочетанием, традиционно использующимся для именования данной реалии. Гиперо-гипонимические отношения между словами могут ограничивать их употребление в качестве производящих для локативов и в несколько ином плане: если реальным производящим является гипероним, то потенциал гипонимов быть использованными как производящее резко ограничивается.

Проведённое исследование позволило сделать вывод о том, что наиболее активно синонимичные суффиксальные локативы образуются при сочетании одной и той же производящей основы с синонимичнми суффиксами. Результатом подобного словопроизводства являются кодериваты.

Нами выявлены три типа кодериватов: кодериваты с тождественными частными СЗ и тождественными ЛЗ, кодериваты с тождественными частными СЗ и различными ЛЗ, кодериваты с различными частными СЗ и различными ЛЗ.

Существование кодериватов первого типа свидетельствует об избыточности морфемария СК. Подобные случаи представлены наибольшим количество групп.

11. Наиболее активно омонимичные суффиксальные локативы образуются при сочетании одной итой же основы с омонимичными суффиксами. Следует заметить, что в ряде случаев омосуффиксы являются нерегулярными и непродуктивными (либо малопродуктивными) и, следовательно, не могут ограничивать словопроизводство «конкурентов». Кроме того, исследовались только те суффиксы, которые имеют зоны пересечения деривационных ареалов. Подобное явление зафиксировано среди омосуффиксов -ник, -ниц(а), -ищ(е), -к(а), а также для нулевых суффиксов. Сопоставление словопорождающих возможностей производящих одной ЛСГ позволяет выявить случаи «необразования» омонимов.

12. Антиполисемичные ограничения также являются нежёсткими. В качестве гипотезы нами рассматривалась возможность интерпретации существования случаев параллельной производности как одного из способов «обхода» антиполисемичных ограничений. По нашим наблюдениям, данная возможность преодоления антиполисемичных ограничений используется в языке не очень активно.

13. Одним из видов антинеблагозвучных ограничений являются ограничения, связанные с количеством слогов в слове. Так, например, вызывает затруднение образование локативов от основы многосложного прилагательного дактилоскопический (шесть слогов в основе) посредством суффикса -тек(а). Ожидаемое производное *дактилоскопическотека насчитывало бы девять слогов, что вряд ли позволило бы слову быть жизнеспособным. Этого удалось избежать с помощью усечения производящей основы: дактилоскоп(ический)  дактилоскопотека (семь слогов) и дактилоско(пический)  дактилоскотека (шесть слогов).

В качестве ограничения, очевидно, можно рассматривать не только многосложность, но и «малосложность» производящего. Преодоление данного ограничения также осуществляется средствами морфонологической адаптации. Так, например, вместо ожидаемых *нерпарий и *альпарий (ср. с заимствованным розарий) фиксируются нерпинарий и альпинарий.

14. Понимание СК суффиксальных nomina loci как схемы образования существительных с локативным значением посредством суффиксации позволяет говорить о следующих путях развития потенциала данной комплексной единицы системы словообразования: пополнение состава производящих основ; пополнение морфемария; пополнение состава ССК (появление новых частных СЗ обобщённого локативного значения).

Существуют четыре пути пополнения состава производящих основ: 1) использование нового значения полисемичного производящего; 2) использование того же значения производящего, но для образования локатива иной ССК; 3) использование новых слов уже известной данной СК ЛСГ; 4) привлечение к словопроизводству слов иных ЛСГ и ЛГР.

Проведённое исследование показало, что все указанные пути используются в той или иной степени, однако степень реализуемости потенциала крайне низка.

15. Пополнение состава морфемария, как правило, происходит либо при заимствовании суффиксов, либо при использовании суффиксов иных СК. СК суффиксальных локативов «воспользовалась» обеими возможностями, что, безусловно, привело к активизации её потенциала.

16. Пополнение состава ССК – один из наименее востребованных путей развития потенциала анализируемой СК, что обусловлено её консервативным характером.


Заключение


СК суффиксальных nomina loci обладает значительным деривационным потенциалом. Однако его востребованность («реализуемость») минимальна. Тем не менее проведённое исследование позволяет утверждать, что словопорождающие ресурсы данной СК могут обеспечить потребности в наименовании любого пространственного объекта. Причём в ряде случаев возможны вариативные образования, что, безусловно, повышает «жизнеспособность» указанной комплексной единицы деривационной системы русского языка.

Словообразовательные категории «работают» в языке практически без временных ограничений, ибо они вербализуют наиболее важные для общества понятия, потребность в которых может возрасти либо уменьшиться, но не может исчезнуть. Могут выходить из употребления дериваты, созданные в рамках словообразовательных категорий, могут архаизоваться отдельные словообразовательные типы, но словообразовательная категория как максимально абстрагированная схема образования производных функционирует в языке неограниченно долго.

Потребность в вербализации понятия места, очевидно, будет существовать всегда. В связи с этим изучение способов именования вместилищ, территорий и пространств является актуальным и перспективным.

Проведённое исследование позволяет утверждать, что исчисление возможностей данной комплексной единицы деривационной системы русского языка выявило пути её развития, а также способы восполнения лакун посредством суффиксального словопроизводства.

Конечно, выявленные закономерности сочетаемости производящих основ и суффиксов при образовании nomina loci лишь правила (не без исключений!), а не законы. Иными словами, мы, вслед за Г.П. Нещименко и Ю.Ю. Гайдуковой, «отнюдь не склонны их [комбинаторные закономерности. – Г.Б.] глобализовать, а тем более предписывать им жёсткий регламентирующий характер» (Нещименко 1994, с. 104). Кроме того, абсолютно справедливым признаём и замечание лингвистов о возможности появления «не поддающейся подчас эксплицитной интерпретации отклонений от логически предсказуемых результатов словообразовательной комбинаторики» (Нещименко 1994, с. 104).

Таким образом, выявленные нами лакуны могут быть, а могут и не быть заполненными. Кроме того, практически невозможно предсказать время появления того или иного суффиксального nomina loci. Однако для нас принципиально важным было доказать, что, несмотря на общераспространённое (и, безусловно, справедливое) мнение о незначительной продуктивности, СК суффиксальных локативных существительных в русском языке обладает внушительным деривационным потенциалом и её лексическая реализованность мизерна по сравнению с возможностями её лексической реализации.

Список принятых сокращений

  1. БАС – Словарь современного русского литературного языка : в 17 т. / АН СССР. – М. – Л. : Изд-во АН СССР, 1948–1965.
  2. БАС–2 – Словарь современного русского литературного языка : в 6 т. – М. : Рус. яз., 1991–1994.
  3. Вейсманн – Вейсманн. Немецко-латинский и русский лексикон. СПб., 1731.
  4. Грамматика–80 – Русская грамматика : в 2 т. / под ред. Н. Ю. Шведовой и др. – М. : Наука, 1980. – Т. 1.
  5. Дополнение – Дополнение к Опыту областного великорусского словаря. СПб., 1858.
  6. ИЭС – Черных, П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка : в 2 т. / П. Я. Черных. – М. : Рус. яз., 1993.
  7. ЛГР – лексико-грамматический разряд.
  8. Лекс. 1762 – Лексикон российский и французский, в котором находятся почти все слова российского алфавита. Ч. 1–2. СПб., 1762.
  9. ЛЗ – лексическое значение.
  10. ЛСГ – лексико-семантическая группа.
  11. ЛЭС – Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. – М. : Сов. энциклопедия, 1990.
  12. МАС–2 – Словарь русского языка : в 4 т. / АН СССР ; Ин-т рус. яз. ; под ред. А. П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М. : Рус. яз., 1981–1984.
  13. Нордстет – Российский с немецким и французским переводами словарь, сочинённый Иваном Нордстетом. СПб., 1780–1782.
  14. НРЛ–77 – Новое в русской лексике: Словарные материалы–77 / под ред. Н. З. Котеловой. – М. : Рус. яз., 1980.
  15. НРЛ–78 – Новое в русской лексике: Словарные материалы–78 / Н. Г. Герасимова, Н. З. Котелова, Т. Н. Поповцева, В. П. Петушков ; под ред. Н. З. Котеловой. – М. : Рус. яз., 1981.
  16. НРЛ–79 – Новое в русской лексике: Словарные материалы–79 / Н. З. Котелова, М. Н. Судоплатова, Н. Г. Герасимова, Т. Н. Поповцева ; под ред. Н. З. Котеловой. – М. : Рус. яз., 1982.
  17. НРЛ–83 – Новое в русской лексике: Словарные материалы–83 / АН СССР ; Ин-т рус. яз. ; под ред. Н. З. Котеловой. – М. : Рус. яз., 1987.
  18. НРЛ–85 – Новое в русской лексике: Словарные материалы–85 / РАН ; Ин-т лингв. исслед. – СПб. : Дмитрий Буланин, 1996.
  19. НРЛ–86 – Новое в русской лексике: Словарные материалы–86 / РАН ; Ин-т лингв. исслед. – СПб. : Дмитрий Буланин, 1996.
  20. НРЛ–88 – Новое в русской лексике : словарные материалы–88 / РАН ; Ин-т лингв. исслед. – СПб. : Дмитрий Буланин, 1996.
  21. НС – Новые слова и значения : словарь-справочник по материалам прессы и литературы 60-х гг. / под ред. Н. З. Котеловой и Ю. С. Сорокина. – изд. 2-е, стереотип. – М. : Сов. энциклопедия, 1973.
  22. НС–2 – Новые слова и значения : словарь-справочник по материалам прессы и лит. 70-х гг. / Е. А. Левашов, Т. Н. Поповцева, В. П. Фелицына и др. ; под ред. Н. З. Котеловой. – М. : Рус. яз., 1984.
  23. НСИС – Захаренко, Е. Н. Новый словарь иностранных слов / Е. Н. Захаренко, Л. Н. Комарова, И. В. Нечаева. – М. : Азбуковник, 2003.
  24. Поликарпов – Поликарпов, В. Ф. Лексикон треязычный, сиречь речений славенских, еллиногреческих и латинских сокровище. М., 1704.
  25. Росс. Целл. – Российский Целлариус, или этимологический российский лексикон, изданный Ф. Гелтергофом. М., 1771.
  26. РСС – Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений : в 3 т. / РАН ; Ин-т рус. яз. ; под общ. ред. Н. Ю. Шведовой. – М. : Азбуковник, 1998.
  27. РЯСО – Русский язык и советское общество: Словообразование современного русского литературного языка. – М. : Наука, 1968. – 300 с.
  28. С – страница, столбец.
  29. САР – Словарь Академии Российской. СПб., 1789–1794 ; Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный. СПб., 1806–1822; Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Академии наук. – СПб., 1891–1920. – Т. 1–5.
  30. СДЯ – Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.) : в 10 т. / АН СССР ; Ин-т рус. яз. ; гл. ред. Р. И. Аванесов. – М. : Рус. яз., 1988.
  31. СЗ – словообразовательное значение.
  32. СК – словообразовательная категория.
  33. СлРЯ XI–XVII вв. – Словарь русского языка XI–XVII вв. / под ред. С. Г. Бархударова. – М. : Наука, 1975.
  34. СлРЯ XVIII в. – Словарь русского языка XVIII в. / под ред. Ю. С. Сорокина. – Л. : Наука, Ленингр. отделение, 1963.
  35. СНС – Словарь новых слов русского языка (середина 50-х – середина 80-х гг.) / ИМЛИ РАН ; под ред. Н. З. Котеловой. – СПб. : Дмитрий Буланин, 1995.
  36. СО – Ожегов, С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов ; под ред. Н. Ю. Шведовой. – 20-е изд., стереотип. – М. : Рус. яз., 1988.
  37. СОШ – Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова / РАН ; Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. – 4-е изд. – М. : ООО «А Темп», 2006.
  38. Срезневский – Срезневский, И. И. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1893–1912.
  39. ССК – семантическая субкатегория.
  40. ССТ – Тихонов, А. Н. Словообразовательный словарь русского языка : в 2 т. – 2-е изд., стереотип. – М. : Рус. яз., 1990.
  41. СТ – словообразовательный тип.
  42. СЦ – словообразовательная цепочка.
  43. СЦСЯ – Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный II отделением императорской Академии наук. – СПб. : Типография императорской Академии наук, 1868.
  44. ТСД – Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / В. И. Даль. – М. : Терра, 1996.
  45. ТСИС – Крысин, Л. П. Толковый словарь иноязычных слов / Л. П. Крысин. – М. : Рус. яз., 1998.
  46. ТСС – Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца ХХ столетия / под ред. Г. Н. Скляревской. – М. : ООО «Изд-во Астрель» ; ООО «Изд-во АСТ», 2001.
  47. ТССЕ – Ефремова, Т. Ф. Толковый словарь словообразовательных единиц русского языка / Т. Ф. Ефремова. – 2-е изд., испр. – М. : АСТ ; Астрель, 2005.
  48. ТСУ – Толковый словарь русского языка : в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. – М. : Терра, 1996.
  49. ФСК – формальная субкатегория.
  50. ФЭС – Философский энциклопедический словарь / гл. ред. Л. Ф. Ильичёв и др. – М. : Сов. энциклопедия, 1983.
  51. ШЭС – Шанский, Н. М. Школьный этимологический словарь русского языка: Происхождение слов / Н. М. Шанский, Т. А. Боброва. – 3-е изд., испр. – М. : Дрофа, 2000.
  52. ЭСФ – Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка : в 4 т. / М. Фасмер. – 3-е изд., стер. – СПб. : Терра-Азбука, 1986–1987.