Geum.ru

Есть ли в России судебный надзор?

Вид материалаДокументы
Д. не было обеспечено право пригласить защитника по своему усмотрению
Подобный материал:
1   2   3   4
допросе всех лиц, которые были понятыми по данному уголовному делу, а при необходимости провести почерковедческую экспертизу их подписей.

Суд делать этого не пожелал, а ходатайства защиты необоснованно отклонил. Судьи надзорных инстанций и такие действия (бездействие) безмотивно посчитали правомерными. Анализ пространных рассуждений суда в приговоре о критическом отношении к событиям, связанным с обыском, позволяет предположить, что суд не захотел знать правду о подписях Б. в протоколе обыска, а также в протоколе задержания Д.

Правду о подписях Б., возможно, побоялись знать и судьи надзорных инстанций, включая судью Верховного Суда РФ, который даже не затребовал дело, чтобы лично убедиться в соответствии либо несоответствии доводов надзорной жалобы материалам уголовного дела. Установление факта, что подписи Б. в протоколе обыска, а также в протоколе задержания Д. ему не принадлежат, не оставляли никаких сомнений в том, что Б. дал в суде ложные показания, а потому доверять всему, что еще говорил Б. в суде и делал до проведения проверочной закупки, после ее проведения и во время предварительного следствия, у суда не было никаких оснований.

  
     Еще древние справедливо говорили: "Кто поверит единожды солгавшему?".
     

Такого понятого следовало признать соучастником фальсификации доказательств, направленных на доказывание виновности Д. в том, чего он фактически не совершал. Судьи нередко сталкиваются с тем, что одни и те же понятые неоднократно проходят по разным делам, но понимая, что это постоянные "штатные" понятые оперуполномоченных, не видят в том ничего криминального. Никто из судей даже не помышляет о том, чтобы на основании ст.29 УПК РФ вынести частное определение или постановление, в котором обратить внимание соответствующих организаций и должностных лиц на такую незаконную практику. Возможно, при разбирательстве дела Д. судья признала в Б. "штатного" понятого и ей ничего не оставалось, как любыми путями избегать сравнения его подписи, поставленной в суде, с теми, что были в протоколах. Установление в суде того факта, что в протоколе обыска стоит подпись не Б., и он дал ложные показания, требовало и прокурорской проверки, которая могла вскрыть факты участия Б. в качестве понятого по иным делам, вероятно, тоже содержащим фальсифицированные доказательства и, возможно, их рассматривала судья, постановившая приговор по делу Д. Выявить эти обстоятельства особого труда не составляло, поскольку сведения об этом можно было бы найти в делах, хранящих в архивах районного суда.

Не секрет, что сегодня в России "оборотни в погонах" действуют не обособленно, а в единстве с надзирающими за ними прокурорами, а также судьями, специализирующимися на расследовании определенной категории дел. Поэтому выявление их деяний возможно только специальными службами, созданными в правоохранительных органах. А вот доказывание их произвола особых трудностей не вызывает, поскольку все свои неправомерные действия они сами документируют, выдавая их за доказательства, приобщают к материалам уголовных дел. Поэтому при надлежащем судебном надзоре "бизнес" на фальсифицированных уголовных делах не был бы столь масштабным.

Далее. Вывод суда о том, что в ходе предварительного следствия права подсудимого, включая право на защиту, существенно нарушены не были, не подтверждается доказательствами, рассмотренными в судебном заседании. Так, исходя из материалов дела, Д. был фактически задержан 20 августа 2003 года в 20 час. 45 мин. Однако протокол о его задержании был составлен только в 23 час. 45 мин. с указанием, что Д. был задержан в 23 час. 45 мин.

Вопреки требованиям ст.48 Конституции РФ и ст.11, 16, 46, 51, 96 УПК РФ должностные лица, осуществлявшие производство по уголовному делу, не обеспечили Д. обязательное участие защитника ни с момента его фактического задержания, ни при составлении протокола о его задержании. Ни дознаватель, ни следователь, ни прокурор не уведомили кого-либо из близких родственников о задержании Д. и не предоставили возможность такого уведомления самому Д. (ст.96 УПК РФ).

В деле нет постановления следователя и санкции прокурора на то, что интересы предварительного расследования требовали сохранения в тайне факта задержания Д., и уведомление близких родственников не производилось по этой причине. Все эти нарушения прав Д. и способствовали тому произволу, который был с ним совершен.

Вспомним, Верховный Суд РФ еще в 1997 году отменял приговор только за сам факт нарушения обвиняемого право выбрать защитника по своему усмотрению*.
___________________
     * БВС РФ. 1997. N 5.     
     
     

Материалами дела доказано, что Д. не было обеспечено право пригласить защитника по своему усмотрению. На этот факт не обратили внимания не только судьи Московского городского суда, но и судья Верховного Суда РФ.

К делу фактически был допущен адвокат Т., который имел ордер на участие в деле с поддельной датой его выдачи. Без выяснения мнения Д. об участии адвоката Т. в его защите был проведен допрос Д. в качестве подозреваемого с участием этого адвоката. И лишь затем следователь А. сообщила  Д., что он может пригласить защитника, так как в 17 час. 21 августа 2003 года ему будет предъявлено обвинение, о чем составила уведомление.

Факт подписания такого уведомления Д. в суде оспаривал, требуя проведения почерковедческой экспертизы. Но суд и к этим законным требованиям отнесся, как и к другим - "критически, расценивая таковые как желание Д. избежать ответственности за содеянное". Имеющаяся в деле телефонограмма следователя Ф., извещавшая адвоката Т., что 21 августа 2003 года будет предъявляться обвинение Д., прямо свидетельствует о том, что никакого другого адвоката по назначению следствие не желало.

Дабы исключить злоупотребления, связанные с деятельностью адвокатов и следователей, по сложившейся практике телефонограмму нужно было направить не Т., а в адвокатскую контору или иное образование, которое обслуживает территорию, где располагается следственное подразделение. Секретарь адвокатского образования обязан был телефонограмму зафиксировать и дать поручение любому дежурному адвокату, выписав для этого ордер.

Такой порядок работы адвокатов по назначению исключает любые предварительные соглашения со следователями. Законным образом адвокат Т. мог получить ордер на представительство интересов Д. только в двух случаях: если с ним имелось соглашение либо он в этот день был дежурным в том адвокатском образовании, куда пришла телефонограмма.

Судя по материалам дела, ничего из того, что следовало сделать при назначении адвоката Т. для оказания Д. квалифицированной юридической помощи, сделано не было, что дает основание предполагать сговор между следователями и адвокатом. Но суд и этим обстоятельствам не придал никакого значения, а судьи надзорных инстанций данные факты проигнорировали.

Суд в приговоре указал, что "полностью отвергает возможность заинтересованности адвоката Т. в осуществлении уголовного преследования Д.". Такие суждения суда противоречат его же действиям. В приговоре суд не стал ссылаться на протоколы допроса Д. в качестве подозреваемого и обвиняемого, которые были составлены с участием адвоката Т., как на доказательства виновности Д. Если суд считал, что адвокат на предварительном следствии действовал правомерно, то ему ничего не мешало сослаться на первоначальные "признательные" показания Д. Но суд этого не сделал.

Обосновывая виновность Д. в совершении преступления, суд в приговоре сослался на справки об исследовании наркотиков, а также на заключение эксперта, указав при этом, что "нет оснований не доверять этим документам". Анализ материалов уголовного дела свидетельствует, что ни справки об исследовании, ни заключение эксперта не могут быть использованы в качестве доказательств по делу по следующим основаниям.

Как видно из материалов дела, вещество, неправомерно "изъятое" у Д. и "добровольно" выданное С. - инициатором его "изобличения", было упаковано в свертки. На основании такого документа, как "отношение", неизвестно кем составленное и якобы подписанное начальником ОВД, свертки были переданы на так называемое "исследование".

При "исследовании" вышеуказанные предметы были вскрыты единолично сотрудником милиции Щ. и осмотрены. С ними были произведены какие-то, не описанные в справках манипуляции, а затем они были упакованы и опечатаны печатью экспертно-криминалистического отдела. Суд не стал выяснять обстоятельства, имеющие существенное значение для вынесения обвинительного приговора, а именно:
     
     - на основании какого процессуального документа и как оформлялась передача веществ, "добровольно" выданных С. и неправомерно "изъятых" у Д. от начальника ОВД к его подчиненной Щ., которая провела исследования;

     

     - к какому участнику уголовного судопроизводства относится направивший вещество на исследование начальник ОВД и лицо, проводившее это исследование, - Щ., т.е. их статус с точки зрения уголовного судопроизводства;

     
     - какими процессуальными правами наделены начальник ОВД и сотрудник милиции Щ. согласно УПК РФ для того, чтобы назначать и проводить так называемые исследования;

     
     - к какому виду следственного или процессуального действия следует отнести все действия Щ. по единоличному вскрытию упакованных, скрепленных печатью и заверенных подписями понятых и участников изъятия и выдачи веществ, и совершение действий по единоличному упаковыванию после произведенного осмотра всех изъятых веществ;
     
     - на каком основании с изъятыми предметами были произведены различные манипуляции, в ходе которых количество вещества уменьшилось на 0,02 гр. На каких весах вещества взвешивались до исследования и после;

     
     - кто именно и кому вернул вещества, описанные в протоколах досмотра, каким образом был оформлен такой возврат с подтверждением наличия именно тех предметов и веществ, их количества, которые были неправомерно "изъяты" у Д. и "добровольно выданы" С.


Этим обстоятельствам, изложенным в надзорной жалобе, не дали никакой оценки и судьи надзорных инстанций, включая судью Верховного Суда РФ, который проигнорировал важные доказательства неправомерности действий суда, вынесшего обвинительный приговор. В материалах дела отсутствует протокол осмотра в присутствии понятых возвращенных от Щ. предметов и веществ. Изложенное дает основания полагать, что к предметам, неправомерно полученным в ходе проверочной закупки, имело отношение лицо, не обладающее никаким процессуальным статусом участника уголовного судопроизводства и не наделенное соответствующими процессуальными правами и обязанностями, каким на момент производства исследования являлась Щ.

Никакое "исследование" имеющих значение для уголовного дела веществ нормами УПК РФ не предусмотрено. Есть лишь один вид исследования в рамках возбужденного уголовного дела - судебная экспертиза, назначаемая по постановлению следователя, проводимая лицом, имеющим статус эксперта с разъяснением ему его прав и обязанностей, предусмотренных ст.57, 199 УПК РФ, и предупреждением его об уголовной ответственности по ст.307 УК РФ, и оформляемая заключением эксперта.

Только эксперт, возведенный в данный статус в соответствии с нормами УПК РФ, вправе единолично и в отсутствие понятых вскрывать упакованный и представленный для экспертных исследований материал, а после проведения исследований единолично упаковывать его для направления по принадлежности органам следствия по вынесенному в соответствии со ст.195, 199 УПК РФ постановлению следователя. Таким образом, сторона защиты правомерно в суде ставила под сомнение тот факт, что на химическую экспертизу были направлены именно те вещества и в том количестве, которые отражены в протоколах. Доводы защиты опровергнуть было невозможно, поскольку в процессе исследования при передаче вещества от Щ. к следователю отсутствовал независимый контрольный источник, к которому относятся понятые, призванные, согласно УПК РФ, подтверждать и фиксировать своим присутствием и подписями соблюдение законности при производстве следственных и иных процессуальных действий. Материалами дела не опровергается, что при вскрытии и осмотре вещества понятых не было, поэтому есть все основания полагать, что при этом могли присутствовать лица, заинтересованные в признании Д. виновным в совершении преступления по ч. 4 ст.228 УК РФ. Нельзя также исключать подмену самого вещества, "добровольно" выданного С. и неправомерно "изъятого" у Д., направленного затем для проведения экспертизы и приобщенного в качестве вещественного доказательства по делу.
          Из этого можно предположить, что химическая судебная экспертиза, проведенная по настоящему делу экспертом Т., имеющим стаж работы менее года, была проведена не по тем веществам, которые были получены во время неправомерной проверочной закупки, а по тем, которые были представлены органам следствия Щ.

Сомнения в достоверности результатов химической судебной экспертизы устранены быть не могут, а все сомнения в виновности обвиняемого, которые не устранены в порядке, установленном УПК РФ, в силу ч. 3 ст.14 УПК РФ толкуются в пользу обвиняемого. Поэтому заключение эксперта суд не должен был использовать в качестве доказательства по данному уголовному делу, поскольку нельзя было установить достоверность причастности исследованных при производстве экспертизы веществ к тем веществам, которые "добровольно выдал" С. и которые были "изъяты" у Д.

Заключение эксперта не обладает признаками достоверности доказательства по рассматриваемому уголовному делу, а, следовательно, оно не может использоваться в качестве доказательства, подтверждающего предъявленное Д. обвинение.

Суд, игнорируя все перечисленные обстоятельства, даже не стал осматривать вещественные доказательства по правилам ст.284 УПК РФ, несмотря на неоднократные ходатайства об этом адвоката. Разве такие действия суда можно назвать правосудием, а решения надзорных инстанций, произвольно отклонивших и проигнорировавших представленные в жалобе доводы, не приводя фактических и правовых мотивов, - обеспечивающим законность, обоснованность и справедливость приговора? Никак не реагировал судья Верховного Суда РФ на доводы, изложенные в надзорной жалобе о том, что с учетом изменений в УК РФ суду требовалось установить - виновен ли Д. в сбыте наркотических средств.

Даже при доказанности сбыта наркотиков С., суд не вправе был квалифицировать действия Д. по ч. 4 ст.228 УК РФ. Такая квалификация противоречит требованиям Общей части УК РФ. Если бы было доказано, что передача наркотиков осуществлялась в ходе проверочной закупки, проводимой представителями правоохранительных органов в соответствии с Законом "Об оперативно-розыскной деятельности", а результаты этой проверочной закупки отвечали бы требованиям, предъявляемым к доказательствам (ст.89 УПК РФ), то и в этом случае содеянное следовало квалифицировать как покушение по ч. 3 ст.30 и ст.228 УК РФ, поскольку в этом случае происходило изъятие наркотического средства из незаконного оборота. Именно так предписывает поступать Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 15 июня 2006 N 14 "О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами..."*. То, что суд квалифицировал содеянное Д. не как покушение, а как оконченное преступление по ч. 4 ст.228 УК РФ, уже не удивляет.

_________________
     * Сборник постановлений Пленума Верховного Суда РФ по уголовным делам. С. 211.     

Вызывает недоумение то, что все судьи надзорных инстанций, включая судью Верховного Суда РФ, посчитали такую неправильную квалификацию законной. Конституция РФ в ч. 2 ст.54 устанавливает, что, если после совершения правонарушения ответственность за него устранена или смягчена, применяется новый закон.

В УК РФ 8 декабря 2003 года были внесены изменения и дополнения, которыми устранена ответственность за незаконное приобретение и хранение в целях сбыта наркотических средств в особо крупном размере.

Поэтому суд не вправе был квалифицировать содеянное Д. как незаконное приобретение и хранение в целях сбыта наркотических средств в особо крупных размерах. В части 2 ст.10 УК РФ сформулировано правило, согласно которому, если новый уголовный закон устраняет преступность деяния, то производство по делу должно быть прекращено в любой стадии уголовного процесса.

Даже если бы было доказано, что передача наркотических средств осуществлялась в ходе проверочной закупки, проводимой представителями правоохранительных органов, то и в этом случае содеянное Д. следовало квалифицировать по ч. 3 ст.30 и ст.228 УК РФ, без обвинения в приобретении наркотических средств и их хранении с целью сбыла, поскольку ответственность за такие деяния изменениями в УК РФ была устранена.

Однако суд эти предписания закона игнорировал и не только   неправомерно квалифицировал содеянное Д. как оконченное преступление по ч. 4 ст.228 УК РФ, но и вменил ему в вину "совершение незаконного приобретения и хранения в целях сбыта наркотических средств в особо крупном размере", ответственность за которые уже была исключена.

Кто поверит, что в России есть судебный надзор, если судьями надзорных инстанций игнорируются и эти обстоятельства? Если бы судья Верховного Суда РФ истребовал материала уголовного дела, он мог бы убедиться, что приговор был постановлен на недопустимых доказательствах, что позволило суду обвинить Д. в совершении преступления, обосновывая приговор только результатами заведомо неправомерной проверочной закупки.

Такой приговор разрушает веру людей в справедливость и законность, в то, что права и свобода Человека являются высшей ценностью, а признание, соблюдение прав и свобод гражданина - обязанностью государства. Материалы дела свидетельствуют также о том, что установленный законами порядок судопроизводства не исполнялся государственными служащими, а сложившаяся судебная практика надзора без истребования материалов уголовного дела и без проверки производства по уголовному делу в полном объеме не способствует выявлению допущенных судом ошибок.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 N 1 "О судебном приговоре" указано, что обвинительный приговор должен быть постановлен на достоверных доказательствах, когда по делу исследованы все возникшие версии, а имеющиеся противоречия выяснены и оценены.

Эти рекомендации высшей судебной инстанции, обязательные для исполнения всеми нижестоящими судами, полностью игнорировались при постановлении приговора в отношении Д. Так, не подтверждаются собранными по делу доказательствами, рассмотренными в судебном заседании, выводы суда, изложенные в приговоре, о том, что "из постановления о проведении проверочной закупки, надлежащим образом утвержденного, следует намерение провести ОРМ в связи с заявлением С. от 20 августа 2003 года для проверки информации, полученной от последнего с целью изобличения лица, имеющего отношение к незаконному обороту наркотиков".

В постановлении о проведении проверочной закупки, составленном и подписанном оперуполномоченным К. указано, что "20 августа 2003 года в ОВД с заявлением обратился гр-н С., в котором он сообщил, что познакомился с мужчиной грузинской народности, который ему предложил приобрести героин по цене 600 рублей за один грамм. Встреча должна состояться сегодня 20 августа 2003 года на ул. Обручева, возле д. 24, где вышеуказанный неустановленный мужчина передаст С. наркотическое средство героин". Все изложенное в постановлении К. не соответствует тому, что содержится в заявлении С. В своем заявлении С. сообщает только о том, что он "познакомился с молодым человеком Андреем, от которого узнал о мужчине грузинской народности по имени Леван, который сбывает наркотики - героин".

Постановление и заявление находятся в уголовном деле рядом, поэтому у судьи Верховного Суда РФ была возможность убедиться в несоответствии сведений, излагаемых в постановлении К. тому, что изложено в заявлении С. Однако проверявший в течение 90 дней законность и обоснованность приговора судья Верховного Суда РФ этого не сделал.

Суд, обосновывая виновность Д. в совершении преступления, не учел главного: в заявлении С. ничего не говорится о его знакомстве с Д.

Как же при таких обстоятельствах можно было готовить оперативно-розыскные меры, связанные с проверочной закупкой? Нет в заявлении С. сведений о том, что мужчина грузинской народности предлагал именно ему героин по цене 600 руб. за один грамм, равно как и сведений о времени и месте их встречи. Давший согласие на сотрудничество с оперативными работниками С. не сообщал в заявлении, что встреча состоится 20 августа 2003 года на ул. Обручева возле дома 24.

Эти обстоятельства могли существенно повлиять на выводы суда о законности проведения оперативно-розыскного мероприятия, но ни судья, выносивший обвинительный приговор, ни судьи надзорных инстанций не придали этому факту, свидетельствовавшему о готовящейся провокации сбыта наркотиков, никакого значения. Сведения, изложенные в заявлении С., не позволяли проводить проверочную закупку. Требовалось с помощью оперативно-розыскных мер  вначале  проверить заявление С.  и установить, что Д. действительно занимается  сбытом  наркотиков. Только после этого можно было заниматься "изобличением".

Поэтому у суда не было никаких оснований для вывода о том, что проверочная закупка проводилась с целью "изобличения лица, имеющего отношение к незаконному обороту наркотиков". Такие заключения суда противоречат назначению уголовного судопроизводства (ст.6 УПК РФ) и задачам оперативно-розыскной деятельности (ст.2 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности").

Из заявления С. следует, что он