Есть ли в России судебный надзор?

Вид материалаДокументы
Пункт 2 ч.1 ст.11 Закона "О милиции"
См.: Вестник Конституционного Суда РФ. 1999. N 3.
Подобный материал:
1   2   3   4
недопустимое смешение процедур уголовного судопроизводства и административной деятельности, поскольку "протоколы" содержат ссылки на статьи КоАП РФ. Однако проверочная закупка не могла проводиться в рамках КоАП РФ. Согласно предписаниям ст.1 и 8 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности", проведение проверочной закупки как вида оперативной деятельности могло осуществляться только "в целях защиты... от преступных посягательств", т.е. от преступлений, а не от административных правонарушений.

Более того, ст.5 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности" прямо предписывает: "не допускается осуществление оперативно-розыскной деятельности для достижения целей и задач, не предусмотренных настоящим Федеральным законом". Только в целях пресечения административного правонарушения ст.27.1 КоАП РФ позволяет провести личный досмотр, досмотр вещей, находящихся при физическом лице, и изъятия вещей и документов. Но не этим собирался заниматься оперуполномоченный К.

В своем постановлении К. прямо указал, что целью проведения проверочной закупки является документирование преступной деятельности неизвестного гражданина по имени Леван, так как ему не была известна даже фамилия того, кого он собирался "документировать". Тогда почему документирование преступной деятельности проводится со ссылкой на нормы КоАП РФ? Ответа на этот вопрос судья надзорной инстанции не дает.


     

Анализ ст.27.1, 27.7, 27.3, 27.7, 27.10, 28.3 КоАП РФ позволяет заключить, что в рамках административной деятельности оперуполномоченный К. не мог производить изъятие и фиксацию следов преступлений, доставлять и задерживать Д., проводить личный обыск Д. и изымать у него что-либо, так как эти действия связаны с обнаружением и фиксацией следов преступления, а не административного правонарушения. Такие документы, как "личный досмотр", "досмотр С.", "досмотр Д.", свидетельствуют лишь о том, что оперуполномоченным К. был задокументирован факт нарушения им самим конституционного права Д. на свободу и личную неприкосновенность. Сделано это было с причинением вреда здоровью Д., и при этом ему не обеспечили право пригласить защитника по своему усмотрению. И этим фактам судья надзорной инстанции никакой оценки не дал.

Право на проведение досмотра не указано в ст.6 и не включено в ст.15 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности", регламентирующую специальные права органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность.

Пункт 2 ч.1 ст.11 Закона "О милиции" позволяет осуществлять личный досмотр граждан, досмотр находящихся при них вещей только при наличии достаточных данных полагать, что граждане имеют при себе наркотические средства и проводить эти действия только в порядке, установленном в соответствии с законодательством об административных правонарушениях*.


________________
     * СЗ РФ. 2003. N 52 (ч. I). Ст.5038.

 
          

Правом изымать наркотики не наделены и лица, которым ч. 3 ст.48 Закона "О наркотических средствах и психотропных веществах" позволяет проводить досмотр граждан (при наличии достаточных оснований полагать, что этими гражданами осуществляется незаконное хранение наркотических средств).

Таким образом, составленные оперуполномоченным документы подтверждают, что при изъятии у Д. и С. предметов и денег не были соблюдены нормы не только УПК РФ, но и других федеральных законов, т.е. изъятие проводилось без каких-либо гарантий, защищающих граждан от фальсификации и произвола со стороны государственных служащих. А суд все эти "документы" признал допустимыми доказательствами, не посчитавшись с тем, что названные протоколы не предусмотрены УПК РФ и Законом "Об оперативно-розыскной деятельности". Суд проигнорировал и мнение Конституционного Суда РФ, который в п.4 определения от 4 февраля 1999 N 18-о указал: "результаты оперативно-розыскных мероприятий являются не доказательствами, а лишь сведениями об источниках тех фактов, которые, будучи полученными с соблюдением требований Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности", могут стать доказательствами только после закрепления их надлежащим процессуальным путем, а именно на основе соответствующих норм уголовно-процессуального закона, т.е. так, как это предписывается статьями 49 (часть 1) и 50 (часть 2) Конституции Российской Федерации"*. Суд фактически обосновал приговор протоколами, которые составлялись лицами, подготовившими заведомо неправомерное оперативное мероприятие, непосредственно проводившими его и давшими по делу показания в качестве свидетелей.
_________________
     * См.: Вестник Конституционного Суда РФ. 1999. N 3.

          

          Судья Верховного Суда РФ и эти обстоятельства произвольно отклонил, не приводя фактических и правовых мотивов своего решения. Анализ приговора дает основания полагать, что суд проигнорировал содержащееся в ч. 2 ст.41 УПК РФ следующее предписание: не допускается не только проведение неотложных следственных действий, но и возложение полномочий по проведению дознания на лицо, которое проводило или проводит по данному уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия. Забыто судьей и предписание ст.86 УПК РФ: собирание доказательств осуществляется только в ходе уголовного судопроизводства дознавателем, следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных УПК РФ.

Судьи надзорных инстанций игнорировали данные о том, что лица, осуществлявшие проверочную закупку, превысили свои права, предусмотренные ст.15 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности". Изъятие предметов и материалов было возможно только в случае возникновения непосредственной угрозы жизни и здоровью, а также угрозы безопасности страны. Таких угроз при задержании Д. не было. Поэтому отсутствовали законные основания для изъятия чего-либо при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Ничто не мешало оперативникам после доставления Д. в органы внутренних дел составить протокол задержания и провести все неотложные следственные действия по правилам, установленным УПК РФ, если бы они имели цель изобличить сбытчика наркотиков.

Характер их действий дает основания полагать: оперативники имели иную цель, но этого почему-то не желают замечать даже судьи надзорных инстанций.

В части 2 ст.50 Конституции РФ указано, что при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Но это конституционное требование проигнорировано теми, кого Конституция РФ прямо обязывает (ст.120) подчиняться Конституции РФ и федеральному закону - судьями надзорных инстанций, которые не обратили внимания на доводы, изложенные в надзорной жалобе, о нарушениях порядка представления результатов оперативно-розыскной деятельности.

Представление результатов оперативно-розыскной деятельности (ОРД) осуществляется в соответствии с Инструкцией, утвержденной приказом ФНС РФ, ФСБ РФ, МВД РФ, ФСО РФ, ФПС РФ, ГТК РФ и СВР РФ от 13 мая 1998 N 175/226/336/201/286/410/56 "Об утверждении Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд"*.     

__________________
     * См. Новые правила документирования результатов оперативно-розыскной деятельности: Справочное пособие / Сост.А.Ю. Шумилов. - М.: Изд. Шумилова И.И., 1999. С. 3-8.     
        


В пункте 3 Инструкции говорится, что начальникам оперативных подразделений государственных органов, наделенных правом осуществления оперативно-розыскной деятельности, надлежит обеспечивать представление результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд в установленном Инструкцией порядке. В соответствии с п.8 Инструкции "представление оперативными подразделениями результатов ОРД органу дознания, следователю, прокурору или в суд осуществляется на основании постановления руководителя органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность и означает передачу в установленном законодательством РФ и настоящей Инструкцией порядке конкретных оперативно-служебных документов, которые после определения их относимости и значимости для уголовного судопроизводства могут быть приобщены к уголовному делу". В соответствии с п.10 Инструкции представление результатов включает в себя:

     
     - вынесение руководителем органа, осуществляющего ОРД, постановления о представлении результатов ОРД органу дознания, следователю, прокурору или в суд;

     
     - вынесение постановления о рассекречивании отдельных оперативно-служебных документов, содержащих государственную тайну;

     
     - оформление сопроводительных документов и фактическую передачу материалов (пересылка по почте, передача с нарочным и т.п.). Изучение материалов дела свидетельствует, что в них отсутствуют постановление о передаче документов как результатов проверочной закупки и документы, подтверждающие фактическую передачу указанных материалов следователю.

В материалах уголовного дела отсутствует протокол осмотра вышеуказанных документов, полученных в результате проверочной закупки, и постановление о приобщении этих документов к материалам уголовного дела, что не соответствует требованиям ст.86, 176, 177, 180 УПК РФ.

Более того, вещественные доказательства - наркотические средства, полученные в ходе проведения проверочной закупки, вопреки требованиям "Инструкции о порядке изъятия, учета, хранения и передачи вещественных доказательств по уголовным делам, ценностей и иного имущества органами предварительного следствия, дознания и судами" (с изменениями, внесенными приказом МВД РФ N 472, ГТК РФ N 726, ФСБ РФ N 530, ФПС РФ N 585 от 9 ноября 1999 года) также не были осмотрены следователем.

Вещественные доказательства не были подробно описаны в протоколе осмотра, не были исследованы их количественные и качественные характеристики, другие индивидуальные признаки, позволяющие выделить объект из числа ему подобных и обусловливающие его доказательственное значение, как того требует § 12 названной Инструкции.

Фактическое присутствие в уголовном деле материалов, полученных в результате ОРД, не давало суду оснований считать их доказательствами по уголовному делу, поскольку обратное противоречит требованиям УПК РФ, предъявляемым к доказательствам.
           В соответствии со ст.89 УПК РФ в процессе доказывания запрещается использовать результаты оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам.

В соответствии с ч. 1 ст.74 УПК РФ доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном Кодексом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела.

Имеющиеся в уголовном деле результаты ОРД не могут относиться к доказательствам, перечисленным в ч. 2 ст.74 УПК РФ, поскольку в соответствии с ч. 1 ст.74 и ч. 1 ст.86 УПК РФ субъектами собирания доказательств являются лишь суд, прокурор, следователь, дознаватель, а не сотрудники, осуществляющие ОРД, не являющиеся участниками уголовного судопроизводства, производящие оперативные мероприятия вне рамок возбужденного уголовного дела, а следовательно, и вне рамок уголовного судопроизводства вообще.

Из положения ч. 1 ст.75 УПК РФ следует, что доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных ст.73 УПК РФ, т.е. для доказывания события преступления (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления), виновности лица в совершении преступления и прочих обстоятельств.

Представленные до возбуждения уголовного дела результаты ОРД суд не вправе был признавать и как доказательство в качестве иных документов (п.6 ч. 2 ст.74 УПК РФ), так как допустимость этих доказательств определяется ст.84 УПК РФ, из которой следует, что иные документы допускаются в качестве доказательств, если изложенные в них сведения имеют значение для установления обстоятельств, указанных в ст.73 УПК РФ. В этой статье указывается, что установление обстоятельств, подлежащих доказыванию, осуществляется только при производстве по уголовному делу, т.е. после вынесения постановления о возбуждении уголовного дела.

Этого мог не знать районный судья, но можно ли предположить, что с данными нормами не знакомы судьи надзорных инстанций? Ответ очевиден: обязаны не только знать, но и действовать в соответствии с предписаниями закона, формируя судебную практику в контролируемых ими районах, где судьи не всегда правильно понимают законы либо просто с ними не желают считаться в силу каких-то причин.

По вышеуказанным доводам суд, руководствуясь основаниями ч. 3 ст.7 и ч. 1 ст.75 УПК РФ, обязан был признать протокол личного досмотра С., осмотра денежных знаков, протокол досмотра Д., справки об исследовании веществ, выданных С. и изъятых у Д. недопустимыми доказательствами по данному делу. Но вместо этого суд стал обосновывать в приговоре их доказательственное значение!

Так, оглашая показания С., суд не учел, что предание гласности сведений о лицах, оказывающих или оказывавших содействие сотрудникам оперативных подразделений, допускается лишь с их согласия в письменной форме (ст.12 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности"). Однако С., заявив о своем желании "помочь органам внутренних дел в изобличении преступной деятельности" Д., никаких письменных заявлений о предании гласности сведений о его участии в этом не делал. В этой связи смерть С. в ОВД от передозировки наркотиков накануне судебного рассмотрения уголовного дела выглядит очень странной.

Из материалов дела видно, что нет никаких оснований доверять показаниям К., который был руководителем оперативно-розыскного мероприятия ("проверочная закупка"), а все иные оперуполномоченные, принимавшие участие в проведении данного мероприятия, находились  у него в подчинении. Но суд неоднократно ссылается в приговоре на показания К., а также указывает, что "у суда нет оснований при наличии показаний свидетеля К... сомневаться в реальности отраженных в протоколах событиях". Все это свидетельствует о том, что суд игнорировал все предписания закона о том, что правом составлять такие протоколы К. не наделен.

Даже если бы К. имел право на проведение проверочной закупки, то составленные им протоколы суд был не вправе использовать для доказывания виновности Д., так как судья, прокурор, следователь и дознаватель не может участвовать в производстве по уголовному делу, если он является свидетелем по данному уголовному делу (ст.61 УПК РФ). Все эти ограничения направлены на обеспечение гарантии того, чтобы исключить любую фальсификацию по уголовному делу, любую заинтересованность в исходе дела со стороны тех, кто проводил или проводит по уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия. Анализ приговора говорит о том, что со всеми этими процессуальными запретами судья не пожелал считаться, а судьи надзорных инстанций считают такие действия и решения правомерным и тем самым открывают дорогу не только судебному произволу, но и произволу должностных лиц на досудебной стадии производства по уголовному делу.

К сожалению, судебная практика по делам данной категории в г. Москве подтверждает: тем, кто обосновывал виновность Д. недопустимыми доказательствами, нечего было опасаться. Их деяния всеми надзорными судьями, включая и судью Верховного Суда РФ, безмотивно признаны правомерными.

Вот еще один характерный в этом отношении эпизод дела. Материалы дела свидетельствуют о том, что нет никаких законных оснований доверять показаниям следователя Ф., которая составляла протокол обыска в квартире Д.

Методика расследования преступлений о незаконном обороте наркотиков рекомендует следователям во всех случаях проводить обыски по месту проживания тех, кто обвиняется в сбыте наркотиков. Однако, сведения о том, как "проводился" обыск по месту проживания Д. дают все основания полагать, что следователь понимал: никаких данных о сбыте наркотиков по месту проживания Д. он не обнаружит. Поэтому без проведения обыска был составлен протокол о том, что обыск в квартире Д. был. Этот вывод следует из анализа обстоятельств.

Квартира, в которой Д. был зарегистрирован, сдавалась в наем, что подтверждалось письменным договором, и в ней фактически проживал Ю. Сравнение подписи понятого Б., сделанной им на протоколе обыска, с подписью, удостоверяющей факт предупреждения его в суде об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний, наглядно демонстрирует, что подпись за Б. в протоколе обыска была выполнена другим лицом. Далее. Ни следователь Ф., ни понятой Б. в суде не могли вспомнить каких-либо подробностей, связанных с проведением обыска, например, описать входную дверь, указать этажность дома, где проводился обыск, расположение мебели в комнатах. Допрошенная по делу жена осужденного показала: никакого обыска в квартире мужа не было, а она по просьбе следователя Ф. подписала протоколы обыска, не придавая этому значения.

Оценивая факты, связанные с обыском в квартире Д., суд в приговоре указал, что жена "желает облегчить участь подсудимого". Было бы странно, если бы жена Д. желала чего-то другого! Суд не "заметил" главного - того, что желание жены "облегчить участь мужа" обосновывается доказательствами. Поэтому в приговоре суд указывает, что "критически", т.е. без каких-либо на то оснований, приходит к выводу о том, что нет материалов, доказывающих, что обыск в квартире не проводился, а следователь Ф. и понятой Б. не могут вспомнить каких-либо обстоятельств, связанных с проведением обыска за давностью события.

Судья Верховного Суда РФ оставил без внимания эти странности, как и тот факт, что суд, предупредив понятого Б. об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и получив его подпись, не стал выяснять, почему его подпись, выполненная в судебном заседании, отличается от подписей в протоколах обыска и задержания Д., которые он признал своими. Материалы дела дают основания полагать, что имела место фальсификация  протокола обыска.

Жена подсудимого в суде показала, что протокол обыска подписала по просьбе следователя Ф., сказавшей: "У вас же там все равно ничего нет", а также не желая, чтобы обыск проводился по месту фактического проживания мужа, где проживали ее престарелые родители. На момент, указанный в протоколе обыска, квартира сдавалась, и в ней проживал Ю., сменивший замки в двери, так что ключей от этой квартиры жена Д. не имела. Свидетель Ц. в суде показал, что работает домоуправом в ЖСК "Станкин". Подсудимого он характеризовал положительно. В августе 2003 года в квартире Д. проживал Ю., и он ничего об обыске не сообщал.

Об обыске в квартире Д. не знали и его соседи. Квартирант - свидетель Ю. - в суде показал, что без его ведома в квартиру зайти было невозможно, так как ключей хозяева квартиры не имели, а при нем обыска не проводилось. Понятой Б. в суде показал, что за давностью не может воспроизвести все подробности событий, имевших место в конце августа прошлого года, но уверенно помнит, что в качестве понятого был в квартире на обыске.
     

Давая оценку данным об обыске в квартире Д., суд в приговоре указал, что не установлено как таковых существенных нарушений уголовно-процессуального законодательства органом следствия, в том числе влекущих признание недопустимыми доказательств, которые перечислены в приговоре судом. "По убеждению суда как представленные стороной защиты конкретные доказательства, так и их совокупность невозможно положить в основу оправдания подсудимого, а также на основании таковых усомниться в доказательствах, представленных стороной обвинения".

Показания свидетеля Ц. суд нашел субъективным мнением свидетеля, не соответствующим действительности, и не смог сделать вывод, что в данной квартире проживал Ю., сменивший замки входной двери.

К показаниям самого Ю. суд без какой-либо проверки подошел критически, полагая, что такие показания даны свидетелем из чувства ложно понятого гуманизма.

Какое отношение имеет гуманизм к тому, что не опровергнуто фактическое проживание Ю. в квартире Д., а значит, и признание факта не проведения обыска, не стали выяснять и судьи надзорных инстанций. К показаниям жены осужденного суд также подошел не с точки их недостоверности или несоответствия собранным по делу доказательствам, а опять же "критически", считая, что они даны из желания облегчить участь подсудимого.

Поэтому, отвергнув вместе с доказательствами и всякие сомнения, судья в приговоре указал, что у суда нет оснований не доверять показаниям свидетеля Ф., указавшей, что обыск был проведен, как нет оснований не доверять показаниям свидетеля Б., указавшего, что он присутствовал в качестве понятого при производстве обыска. В приговоре сказано, что "вопреки мнению защиты суд полагает, что нет оснований критически отнестись к показаниям названных лиц на том основании, что свидетели Б. и Ф. не могут вспомнить подробности проведения обыска, описать входную дверь квартиры, указать этажность дома, поскольку свидетели обоснованно сослались на давность события". Суд не смутило, что свидетель Ф., несмотря "на давность события", поведала подробности расследования уголовного дела, но не смогла рассказать, в каком порядке проходило обследование квартиры Д. по отысканию предметов, имеющих значение для уголовного дела.

Не пожелал суд "подойти критически" и к тому, что в протоколе обыска вопреки требованиям ст.166 УПК РФ следователем Ф. не описываются процессуальные действия в том порядке, в каком они производились бы, если бы обыск действительно состоялся. Суд не стал задумываться и над тем, почему порядок проведения обыска, регулируемый не только требованиями УПК РФ, но и рекомендациями криминалистов, не был отражен Ф. в протоколе.

Отдельного разбора заслуживают показания понятого Б. Суд не учел сомнительности его участия в деле, на что защита обращала внимание суда неоднократно. Несмотря на "давность события", Б. очень подробно рассказал суду, как он стал понятым, что именно свидетельствовал, как проходила подготовка к проведению проверочной закупки, что говорил подсудимый при его задержании и что говорил молодой человек, у которого "нашли" сверток с порошком. Но вот сообщить суду каких-либо сведений, связанных с обыском, Б. вдруг "за давностью" не смог. При этом суд даже не поинтересовался, как же он при проведении обыска исполнял обязанности, связанные с удостоверением факта проведения обыска, его содержания, хода и результатов следственного действия.

Несмотря на подсказку судьи, Б. не узнал находящуюся в зале жену подсудимого, которая, судя по записи в протоколе обыска, должна была впустить в квартиру всех участников обыска и вместе с ними находиться до его окончания.

Простое сравнение подписи Б., которую он исполнил в судебном заседании о предупреждении его в отношении дачи ложных показаний, с подписями на протоколе обыска, а также на протоколе задержания Д., позволило бы суду наглядно убедиться, что за Б. в протоколе обыска расписался кто-то другой, а он дает в суде ложные показания. В данном случае суд, как указано в приговоре, следуя принципу "строго соблюдения прав подсудимого", обязан был выяснить у Б., почему его подпись, которую он только что сделал в суде, отличается от его подписей в протоколе обыска и протоколе задержания Д. После этого суд по собственной инициативе, руководствуясь ст.283 УПК РФ, должен был назначить проведение почерковедческой экспертизы по всем протоколам, составленным при участии Б. В такой ситуации суду надлежало удовлетворить ходатайство защиты о вызове и