Есть ли в России судебный надзор?

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4
не знал Д., т.е. не было лица - объекта оперативной разработки, обоснованно подозреваемого в совершении преступлений в сфере наркобизнеса, что только и могло быть основанием для проведения оперативно-розыскного мероприятия (ст.7 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности). Этот факт нашел свое подтверждение в процессе судебного расследования. В ходе судебного заседания были оглашены показания С., данные им на предварительном следствии, но и в них не говорится о том, что Д. предлагал С. наркотики по цене 600 руб. за грамм.

Фактически не было законных оснований для проведения такого оперативно-розыскного мероприятия, как "проверочная закупка", тем более с "целью документирования преступной деятельности неизвестного гражданина по имени Леван и задержания последнего с поличным".

Сотрудничавшему с оперативниками С. сведения о Леване были известны со слов его знакомого Андрея. В такой ситуации имелась только обязанность оперативных работников проверить достоверность сведений, сообщаемых С., прежде всего об Андрее.

Тщательной проверки требовали и сведения о том, что "мужчина грузинской народности по имени Леван" действительно существует, что он действительно предлагает любому, включая С., купить у него наркотики, что С., предложивший свои услуги оперативникам, не склонял Левана к сбыту наркотиков, уговаривая "достать" их и т.п.Достоверность таких сведений была бы достаточным основанием для возбуждения уголовного дела и вынесения постановления о проведении проверочной закупки, которая могла осуществляться в рамках возбужденного уголовного дела, и только теми сотрудниками, что были указаны в постановлении о проведении проверочной закупки, а сбор доказательств сбыта наркотиков осуществлялся бы в порядке, установленном УПК РФ.

Только такие действия соответствуют задачам уголовного судопроизводства и предписаниям ст.1-7 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности". Лишь в этом случае результаты оперативно-розыскной деятельности могли использоваться судом в доказывании по делу, поскольку их собирание, проверку и оценку можно было осуществить в соответствии с положениями УПК РФ, что прямо указано в ст.11 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности". Только при таком проведении оперативных мероприятий исключался произвол оперативных сотрудников. У них не было бы условий для должностных злоупотреблений и предложений к Д., например "решить дело миром" при соответствующей оплате за уничтожение всех результатов неправомерно проведенного оперативного мероприятия. Материалы уголовного дела дают основания полагать, что оперуполномоченный К., возможно, не был хорошо знаком с действующим законодательством, но хорошо знал сложившуюся в г. Москве практику удостоверения факта сбыта наркотиков.

Содержание составленного К. постановления о проведении проверочной закупки дает основания полагать, что он понимал, какие результаты оперативно-розыскного мероприятия потребуются суду для вывода о том, что проверочная закупка осуществлялась "с целью изобличения лица, имеющего отношение к незаконному обороту наркотиков", если Д. откажется от предложений "решить дело миром".

Задуманная К. затея не удалась бы, если бы судьи:

     
     - подчинились требованиям Конституции РФ (ст.49) о том, что каждый обвиняемый считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в порядке, предусмотренном федеральным законом;

    
     - при осуществлении правосудия не допускали использование доказательств, полученных с нарушением федеральных законов (ст.50 Конституции РФ, ст.7, 75, 89 УПК РФ);
     
     - проверяя законность, обоснованность и справедливость приговора, руководствовались принципами уголовного судопроизводства (ст.6-17 УПК РФ).
          

Материалы дела дают основания полагать, что вся деятельность сотрудников оперативных подразделений была направлена на то, чтобы любым путем доказать наличие у Д. умысла на незаконный оборот наркотических средств.

Выводы суда о виновности Д. в совершении преступления не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании. Так, обосновывая виновность Д. в совершении "незаконного приобретения и хранения в целях сбыта и сбыте наркотических средств в особо крупном размере", суд в приговоре ссылается на показания свидетеля С., который обратился в ОВД с заявлением.

Содержание показаний С. свидетельствует о том, что именно он - С., впервые встретившийся с Д. только 20 августа 2003 года в 20 час. 30 мин. у дома 24 по ул. Обручева, просит Д. отойти с ним в сторону, а не Д. желает поговорить с С. наедине и продать ему наркотики. Именно С. просил Д. продать ему героин, а не Д. предлагал ему купить героин. Судьи не обратили внимания на то, что все действия Д. не свидетельствуют о наличии у него умысла на незаконный оборот наркотических средств, который сформировался независимо от деятельности сотрудников оперативных подразделений и С. Действия же С. свидетельствуют о провокации преступления. Фактически С. подробно рассказывает о том, как он склонял Д. к совершению преступления. На эти обстоятельства уже обратил внимание и законодатель.

Дополнением, внесенным в Федеральным законом от 24 июля 2007 N 21 в ч. 8 ст.5 Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности", запрещено подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (провокация)*.

________________
     *  Российская газета. 2007. N 165.

          
           Активные действия С. на стороне обвинения следовало квалифицировать по ч. 4 ст.33 и ч. 4 ст.228 УК РФ либо обосновать в постановлении, почему этого не сделано, а суду требовалось дать оценку таким действиям С. и принятым стороной обвинения решениям.

Но ничего из указанного выше судом сделано не было. Признавая Д. виновным в совершении сбыта С. героина весом 6,9 г. за 100 долларов США и 3000 руб., суд не приводит в приговоре никаких доказательств, что между С. и Д. была договоренность о сбыте наркотиков именно за 100 долларов США и 3000 руб.

Делая выводы о виновности Д. в совершении преступления, суд не учел, что в показаниях С. нет сведений, сколько героина он просил Д. продать и за какую цену. Нет в показаниях С. и пояснений, почему за полученные наркотики он передал Д. 100 долларов США и 3000 руб., если никакой предварительной договоренности об оплате между ними не было.

В показаниях оперуполномоченных К., Р., С. и М., приведенных в приговоре, не содержится сведений о каких-либо подготовительных действиях Д., необходимых для совершения противоправного деяния. Никто из сотрудников оперативных подразделений не сообщает суду даже о количестве героина, который хотел "купить" С. Никто из допрошенных в суде свидетелей не дал никаких пояснений по поводу того, почему С. для приобретения наркотиков дали именно 100 долларов США и 3000 руб. Суд оставил без должного внимания то обстоятельство, названная сумма для проведения проверочной закупки не была получена в финчасти ОВД, а принадлежала одному из оперуполномоченных, который принимал активное участие в мероприятии под названием "проверочная закупка". Тем самым принимались меры к тому, чтобы никто, кроме участников, проводивших закупку, ничего не знал и их действия нигде не были официально зарегистрированы.

Все это создало условия для использования результатов заведомо неправомерной проверочной закупки в целях предложения Д., например, за сумму, исчисляемую тысячами долларов США, "решить дело миром". Поэтому при согласии Д. с "предложениями" оперуполномоченных материалы проверочной закупки могли быть ими уничтожены без всякого опасения за содеянное.

О подобных "оперативных разработках" часто сообщают средства массовой информации. Так, в августе 2007 года в Мытищах были задержаны трое сотрудников различных милицейских подразделений г. Москвы, которые подбрасывали своим жертвам героин, а потом ставили их перед выбором: или дать взятку, или отправиться в тюрьму. В связи с этим есть все основания полагать, что составленный К. протокол досмотра денежных знаков в 15 час. 35 мин. 20 августа 2003 года, т.е. до того, как С. в 20 час. 30 мин. впервые встретился с Д., является доказательством того, что подготовительная деятельность сотрудников оперативных подразделений, направленная на провокацию преступления, стала реализовываться в "результатах оперативно-розыскного мероприятия", имеющих своим назначением засвидетельствовать о наличии у Д. умысла на незаконный оборот наркотических средств именно за 100 долларов США и 3000 руб., что они сами и засвидетельствовали в своих "документах".

Материалы дела позволяют предположить, что все это при наличии "своих" понятых могло быть сделано и после того, как Д. был задержан и у него якобы "изъяли" 100 долларов США и 3000 руб.

Задуманное удалось реализовать лишь частично: подвели расчеты, связанные с оплатой наркотиков. Оформленный как добровольно выданный С. полиэтиленовый сверток содержал, как оказалось, только 6,9 г героина. Суд не стал учитывать, что по расчетной и одному только оперуполномоченному К. известной цене - 600 руб. за один грамм С. следовало уплатить чуть более 4000 руб., но С. почему-то передал Д. 100 долларов США и три купюры по 1000 руб. каждая. Этому несоответствию суд никакой оценки не дал, но на основании протоколов, составленных К., признал Д. виновным в сбыте С. героина весом 6,9 г за 100 долларов США и 3000 руб. С этим решением суда, не знакомясь с материалами уголовного дела, согласился и судья Верховного Суда РФ, рассматривавший надзорную жалобу.

Решение суда не соответствует данным о цене героина, которая указана в постановлении и протоколе осмотра денежных знаков, составленных К. Эти документы подтверждают, что из непонятно каких источников К. было известно о намерении Д. сбыть наркотики по 600 руб. за один грамм. Все материалы дела свидетельствуют о том, что С. не знал, сколько стоит один грамм героина, и сколько он его должен был получить у Д. во время проверочной закупки. Сам факт проведения проверочной закупки при таких обстоятельствах не может не вызывать сомнений, так как все действия оперативников противоречат не только действующему законодательству, но и здравому смыслу.

Суд не стал разбираться во всех этих и других фактах, противоречащих версии обвинения о проверочной закупке.

Так, допрошенный в суде Т., с которым подсудимый Д. общался за несколько минут до его задержания, заявил, что 20 августа 2003 года именно С., давший согласие на сотрудничество с оперативными уполномоченными, передал ему 100 долларов США и 3000 руб. купюрами по 1000 руб. Эти деньги Т. в тот же день передал Д., так как именно эту сумму он должен был Д., и они заранее договорились о встрече и том, что Д. получит эти деньги. Такие показания требовали тщательной проверки с учетом доказательств, собранных по делу, но суд этой работой утруждать себя не стал. Материалы дела давали суду все основания полагать, что против Д. готовилась провокация преступления, направленная на неправомерное документирование сбыта наркотиков. Свидетель К. в суде показала: С. "подставлял людей", работая внештатным сотрудником милиции. Ее подруга О. рассказывала, что С. в середине августа 2003 года сообщил ей, что "ему нужно одно дельце провернуть, грузина подставить".

Свидетель Г. в суде показал: от Т. он узнал, что был задержан Д., когда он пришел к Т. домой за деньгами, а друг Т. устроил так, что подсудимый оказался в милиции, и ему подбросили наркотики. Суд привел в приговоре показания Т., данные им в ходе судебного заседания и на предварительном следствии, и этим ограничился. При этом суд не указал, по каким основаниям он отверг показания Т., свидетельствующие о факте передачи Д. 100 долларов США и 3000 руб.

Вывод суда в приговоре о том, что перед участием в оперативно-розыскном мероприятии С. запрещенных к обороту предметов не имел, не подтверждается доказательствами, рассмотренными в судебном заседании. Если "протокол личного досмотра" и подтверждает факт неправомерного досмотра С., то этим протоколом вовсе не подтверждается, как считает суд в приговоре, отсутствие у С. перед участием в оперативном мероприятии запрещенных к обороту предметов.

В деле нет доказательств, что С. после его "личного досмотра" не мог заполучить запрещенные к обороту предметы, перед тем как состоялась срежиссированная в постановлении о проведении проверочной закупки оперативным уполномоченным К. его встреча с Д. Кроме того, защитой в суде были представлены доказательства, дающие основание сомневаться в том, что принимавшие в оперативном мероприятии понятые Р. и Б. не были заинтересованными в исходе уголовного дела лицами.

На основании исследования, проведенного экспертом Б., сделано заключение: три подписи от имени понятого Р. в протоколе задержания подозреваемого Д., вероятно, выполнены не Р., а другим лицом.

Вывод суда о том, что Д. в целях сбыта приобрел наркотические средства героин общим весом 13,4 г., не подтверждается доказательствами, рассмотренными в судебном заседании.

Этот факт косвенно признал сам суд, указав в приговоре: "Д. при неустановленных обстоятельствах в целях сбыта приобрел наркотические средства - героин общим весом 13,4 г". Если суд сам признает, что обстоятельства, при которых Д. приобрел наркотические средства, не установлены, то никаких оснований вменять ему такой признак преступления, как приобретение, он не имел.

При решении вопроса о наличии в действиях Д. такого квалифицирующего признака, как приобретение наркотических средств, суд должен был исходить из установленных по делу фактических обстоятельств. Но суд руководствовался даже не предположениями, а точными знаниями, что ему неизвестно, при каких обстоятельствах Д. приобрел наркотики.

Приговор, основанный даже на предположениях, нельзя считать законным и обоснованным. В случае с Д. суд точно знал, что нет доказательств, приобретения наркотических средств, однако признал его виновным в этом и определил за это наказание. Такой приговор противоречит требованиям Конституции РФ (ст.49) и принципам уголовного судопроизводства (ст.6-17 УПК РФ), а также постановлениям Пленумов Верховного Суда РФ "О судебном приговоре" и "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия", в которых указывается, что в пользу подсудимого толкуются не только неустранимые сомнения в его виновности в целом, но и сомнения, касающиеся отдельных эпизодов предъявленного обвинения.

Таким образом, фактически суд сам в приговоре признал, что вынес заведомо неправосудный и заведомо незаконный приговор в части того, что Д. приобрел наркотические средства с целью сбыта.

И такой приговор судья высшей надзорной инстанции посчитал законным, а действия осужденного - квалифицированными правильно! Защита в ходе судебного разбирательства обращала внимание на действия и решения судьи, которые давали основания полагать, что обвинительный приговор будет основан на предположениях и доказательствах, полученных с нарушением Закона. Но все обращения защиты не были восприняты ни судьей, вынесшей приговор, ни судьями, проверявшими законность, обоснованность и справедливость вынесенного приговора.

Противоречия, связанные с доказанностью факта приобретения наркотиков Д., повлияли на решение вопроса о его виновности в сбыте наркотиков, а также на правильность применения уголовного закона. Одно только наличие этих обстоятельств является основанием для отмены приговора и кассационного определения судебной коллегии. Судья, принимавший решение по делу 30 апреля 2004 года, не "заметил" и того обстоятельства, что 8 декабря 2003 года в УК РФ были внесены изменения и дополнения, которыми устранена ответственность за незаконное приобретение и хранение в целях сбыта наркотических средств в особо крупных размерах.

Анализ уголовного закона, действовавшего на момент предъявления обвинения Д., и вновь принятого закона, действовавшего на момент вынесения приговора, свидетельствует, что уголовная ответственность за незаконное приобретение или хранение в целях сбыта наркотических средств ч. 2 ст.228 УК РФ была исключена. Осталась только уголовная ответственность за незаконный сбыт наркотических средств. Поэтому запись в приговоре о том, что суд квалифицирует действия Д. по ч. 4 ст.228 УК РФ как незаконное приобретение, хранение в целях сбыта наркотических средств, является заведомо незаконной. Если судьи, которым доверено проверять законность, обоснованность и справедливость приговора, не знают, что изменениями и дополнениями в УК РФ устраняется преступность деяния, и это распространяется на лиц, совершивших деяния до вступления такого закона в силу, в том числе на лиц, отбывающих наказание, то о каком судебном надзоре по данному делу в такой ситуации можно говорить? А если знали, то почему не исполнили требования Закона? Вряд ли такой надзор способен был понять доводы защиты, изложенные в жалобах, тем более что они оценивались без истребования уголовного дела.

В судебную коллегию по уголовным делам государственным обвинителем было подано кассационное определение, в котором он просил в связи с новой редакцией УК РФ изменить приговор в отношении Д., осужденного по ч. 4 ст.228 УК РФ и квалифицировать его действия по п."б" ч. 2 ст.228(1) УК РФ. Но и после этого суд кассационной инстанции в своем определении указал, что действия Д. правильно квалифицированы по ст.228 ч. 4 УК РФ.

Суд в приговоре указал, что полностью доверяет показаниям К., С. и М., которые "категорически отвергли утверждения подсудимого об избиении последнего в ходе задержания".

Но такой вывод суда противоречит содержанию рапорта К., в котором он указал, что при задержании к Д. были применены приемы боевого самбо, а также тому факту, что перед помещением в следственный изолятор Д. обследовался и у него были обнаружены телесные повреждения и перелом челюсти.

Судьи надзорных инстанций не только не пожелали исследовать материалы уголовного дела и учесть доводы, изложенные в надзорной жалобе, но и при вынесении своих решений не стали считаться с определением Конституционного Суда РФ от 25 января 2005 N 42-о, которое было вынесено по жалобам граждан на нарушение конституционных прав и свобод положениями ст.7 и 123, ч. 3 ст.124, ст.125, 388 и 408 УПК РФ*. В определении указано, что одной из важных гарантий конституционного права на судебную защиту и восстановление в правах является право обжалования в суд решений и действий (бездействия) органов государственной власти, в том числе судов, чем предопределяется предоставление заинтересованным лицам возможности добиваться исправления допущенных ошибок, в частности создание в этих целях процедур проверки вышестоящими судами законности и обоснованности решений, вынесенных нижестоящими судебными инстанциями.

_________________
     * Вестник Конституционного Суда РФ. 2005. N 4.     
        

     

Как указал Конституционный Суд РФ, вытекающие из ст.46 (ч. 1 и 2) и 50 (ч. 3) Конституции РФ, п.5 ст.14 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст.2 Протокола N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод требования справедливого правосудия и эффективного восстановления в правах применительно к решениям соответствующих судебных инстанций предполагают обязательность фактического и правового обоснования принимаемых ими решений, в том числе - обоснования отказа в отмене или изменении обжалуемого судебного акта, что невозможно без последовательного рассмотрения и оценки доводов соответствующей жалобы.

С учетом этого Конституционный Суд РФ признал, что положения ст.388 и 408 УПК РФ в единстве с ч. 4 его ст.7 не предоставляют суду кассационной или надзорной инстанции возможность игнорировать или произвольно отклонять доводы жалобы, не приводя фактические и правовые мотивы отказа в удовлетворении заявленных требований, поскольку мотивировка решения суда во всяком случае должна основываться на рассмотрении конкретных обстоятельств, нашедших отражение в материалах дела и дополнительно представленных сторонами материалах, а также на нормах материального и процессуального права, - иначе не может быть обеспечено объективное и справедливое разрешение уголовного дела.

Конституционно-правовой смысл предписаний УПК РФ, обязывающих мотивировать судебные решения, в том числе подтверждающие законность и обоснованность обжалованных судебных актов, применительно к обвинительному приговору и подтверждающим его обоснованность судебным решениям обусловлен также взаимосвязанными конституционными принципами состязательности, равноправия сторон в судопроизводстве и презумпции невиновности, из которых следует, что эти решения могут быть вынесены только после рассмотрения и опровержения доводов, выдвигаемых стороной защиты, в том числе в жалобах на состоявшийся приговор. Не опровергнутые же доводы против обвинительных судебных решений могут толковаться только в пользу обвиняемого.

Отказ от рассмотрения и оценки обоснованности доводов защиты в жалобах на судебные решения в этом случае создает преимущества для стороны обвинения, искажает содержание ее обязанности по доказыванию обвинения и опровержению сомнений в виновности лица, позволяя игнорировать подтверждающие эти сомнения данные.

Конституция РФ гарантирует каждому право обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы и органы местного самоуправления (ст.33), защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ст.45, ч. 2), в том числе путем обжалования в суд решений и действий (бездействия) органов государственной власти и должностных лиц. Указанные права, по смыслу Конституции РФ, в частности ее ст.21 (ч. 1), которая, как указал Конституционный Суд РФ в постановлении от 3 мая 1995 N 4-П  по делу о проверке конституционности ст.220.1 и 220.2 УПК РСФСР, требует рассматривать гражданина не как объект государственной деятельности, а как равноправного субъекта, могущего защищать свои права всеми не запрещенными законом способами и спорить с государством в лице любых его органов, предполагают не только право подать в соответствующий государственный орган или должностному лицу заявление, ходатайство или жалобу, но и право получить на это обращение адекватный ответ*.

     ________________
     * Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. N 2, 3; СЗ РФ. 1995. N 19. Ст.1764.     
      
     

Применительно к уголовному судопроизводству это означает необходимость принятия по обращению предусмотренного законом процессуального решения, которое в силу ч. 4 ст.7 УПК РФ должно быть законным, обоснованным и мотивированным. Иное явилось бы нарушением не только процессуальных прав участников уголовного судопроизводства, но и названных конституционных прав.

Таким образом, положения ст.7, 123, 125, 388 и 408 УПК РФ не допускают отказ судов и иных правоприменительных органов и должностных лиц от рассмотрения и оценки всех доводов заявлений, ходатайств или жалоб участников уголовного судопроизводства, а также произвольное отклонение или игнорирование доводов жалобы, без приведения фактических и правовых мотивов отказа в удовлетворении жалобы.

Если судья высшей надзорной инстанции действует вопреки требованиям Конституции РФ, федеральных законов, рекомендаций Верховного Суда РФ и определений Конституционного Суда РФ об исследовании и оценке всех приводимых в надзорной жалобе доводов и приведении в своих решениях мотивов, по которыми эти доводы были отвергнуты, то о каком судебном надзоре в России сегодня можно говорить? Его нет. В таком случае хочется услышать ответ от тех, кто обязан его организовать: вы действительно не знаете, как это сделать?

Конечно, можно добиваться возобновления производства по уголовному делу ввиду вновь открывшихся обстоятельств. Но для этого надо добиться установления вступившим в законную силу приговором суда заведомой ложности показаний свидетелей, а равно подложности протоколов следственных и судебных действий и иных документов, повлекшие за собой постановление незаконного и необоснованного приговора.

Можно также добиваться возобновления производства по уголовному делу путем установления вступившим в законную силу приговором суда преступных действий дознавателя, следователя или прокурора, повлекших за собой постановление незаконного и необоснованного приговора. Для этого требуется как минимум возбуждение уголовного дела. Сразу же после того, как свидетели Ф. и Б. дали в суде ложные показания, жена Д. обратилась в прокуратуру с заявлением о возбуждении против них уголовного дела, а затем и с заявлением о возбуждении уголовного дела в отношении оперуполномоченных, проводивших проверочную закупку.

Пятый год прокуратура проводит по заявлениям жены Д. проверку. Дважды решениями районного суда признавалось, что отказы в возбуждении уголовных дел являются незаконными и необоснованными. Поэтому при надлежащем исполнении своих обязанностей судьями надзорных инстанций незаконный и необоснованный приговор, основанный на доказательствах, полученных с нарушениями Конституции РФ и федеральных законов, мог быть своевременно пересмотрен и Д. освобожден от наказания за преступление, недоказанность которого сам суд отчасти признал в своем приговоре.

История, которая случилась с Д., типична для правосудия в России, особенно по делам данной категории.

Общество должно осознать, что такой судебный надзор ему не нужен, что налогоплательщикам не только слишком накладно, но и опасно содержать целый корпус  высокооплачиваемых судей, формирующих правоприменительную практику, которая не соответствует Конституции РФ и порядку уголовного судопроизводства в России. Если этого не произойдет, то тысячи ни в чем не повинных людей будут отбывать наказание только из-за того, что они не захотели или не смогли расплатиться за прекращение сфабрикованных в отношении них дел.

Адвокат, N 3, 2008 год
Рубрика: Дела судебные
В.В.Осин,
адвокат МГКА кандидат юридических наук