Geum.ru

Писаревский П. Н. Археология моря. Города- корабли- поиск

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7

Писаревский П.Н. Археология моря. Города- корабли- поиск.

Издательство Воронежского ГУ, 1995


ВВЕДЕНИЕ.

Это было давно, в VI веке до новой эры. Однажды Анахарсиса, сына скифского царя, получившего образование в Афинах, спросили:

- сын Гнура, скажи: кого больше на свете — живых или мертвых?

Удивленный уроженец Скифии переспросил:
  • а кем считать тех, кто плывет по морю?
  • Но корабли эллинов являются самыми безопасными!
  • Это не совсем так, а точнее, совсем не так, — отвечал сын степей. — Самые безопасные из кораблей те, которые вытащены на берег.
  • Да знаешь ли ты, варвар, что обшивка корпуса обыч­ного корабля не менее четырех пальцев в толщину! — слы­шались крики из толпы.

Анахарсис поднял руку и, обращаясь к самым нетерпеливым, изрек:

- Спокойнее граждане! Ведь разум является свойством прежде всего эллинов, а не варваров. А по поводу толщины в четыре пальца — скажу. На мой взгляд, на таком же расстоянии корабельщики находятся и от смерти...

1 сентября 1986 года ночью вблизи Новороссийска в результате столкновения с грузовым судном потерпел ава­рию и затонул, пассажирский пароход «Адмирал Нахимов», один из прочнейших лайнеров этого класса.

Почти за 80 лет до гибели «Нахимова» ледяная гора про­порола обшивку правого борта знаменитого «Титаника». Вода заполнила значительную часть корпуса, и огромное судно ушло на дно. Подсчитано, что за всю цивилизованную историю челове­чество потеряло в морях около одного миллиона кораблей. Аналогичная судьба постигла некоторые острова и целые участки суши, которые были поглощены морской пучиной вме­сте с находящимися на них городами. Легендарная Атлантида, Акротира, Павлопетри, Мохлос, Тир, Цезарея, Херсонес, Ольвия и Диоскурия — этот список можно продолжить. Наступая на сушу и размывая берега, море уничтожает цен­ные археологические памятники, например поселения Севе­ро-Западного Крыма, территория исследования которых по­стоянно сокращается.

Горький опыт древних и совсем недавних катастроф сви­детельствует в пользу многовековой и, увы, печальной исти­ны — с морем не шутят. Остается она актуальной и в наше время, ибо оплачена десятками тысяч человеческих жертв. Конечно, со времен античности и до наших дней многое изменилось. Нынешний корабль не похож на утлое суде­нышко Одиссея. Коренным образом изменились как искус­ство мореплавания, так и его техническое обеспечение. Со­вершенно иными, с учетом прежних катастроф и истории соседства с морем, стали принципы градостроительства и защиты городов от морской стихии.

Науку, изучающую памятники древних цивилизаций, за­терянные в морской пучине, называют по-разному: аква-археология, гидроархеология, подводная археология. Но во всех этих определениях присутствует связывающее их воеди­но слово — археология. Учитывая место и обстоятельство рождения науки, мы предпочитаем название — археология моря. Оно избрано потому, что основными объектами иссле­дования этой науки являются затонувшие города, корабли, люди и само море — колыбель человеческой цивилизации. Именно с ним на всех этапах своего развития тесными уза­ми была связана история античного общества.

К настоящему времени сохранилась обширнейшая инфор­мация о масштабах морской активности античных госу­дарств. Римский оратор Элий Аристид с восхищением писал, что в его время «приход и отход кораблей никогда не пре­кращается, и следует удивляться, что не только гавани, но вообще и моря хватает для грузовых судов». Другой современник автор «Аттических ночей» Авл Геллий в перечисле­нии типов гребных и парусных судов сбился со счета, оста­вив потомкам разгадывать тайны магических названий гаул, корбитов, кауднк, каупул, стронгил, либурнов, катафрактов, клмар и еще более полутора десятков наименований плав­средств античного и варварского мира.

Довольно высоко было развито морское дело и в антич­ных государствах Северного Причерноморья. Источники свидетельствуют, что порт Феодосии вмещал до 100 кораб­лей, а в доках Пантикапея одновременно могли строиться и ремонтироваться 30 триер. Означает ли это, что специалистам в области истории морской техники известно все или почти все?

К сожалению, на этот вопрос может быть дан только от­рицательный ответ. Все дело в том, что античная традиция и произведения изобразительного искусства той эпохи впитали в себя лишь малую толику информации о кораблях древнего мира. Последнее произошло отчасти потому, что финикий­ские, карфагенские, греческие и римские судостроители хра­нили секреты своего ремесла не меньше (если не больше), чем их соотечественники купцы-мореходы тайны благодатных и прибыльных торговых путей. Уместно вспомнить, сколько времени и сил затратили римляне на добывание секрета строительства биремы в период между I и II Пуническими войнами, который в конце концов выкрали у своих против­ников — карфагенян.

Отсюда понятным становится отсутствие в произведениях античных авторов детальной информации о принципах и тех­нологии судостроения. Впрочем, возможно и иное объясне­ние: знания по этим вопросам были настолько широко рас­пространены в античном обществе, что современники, исто­рики и литераторы не тратили времени на описание скучных деталей судовой конструкции и такелажа во избежание пе­регрузки текста своих произведений. К тому же одним из самых стойких заблуждений античной эпохи являлось пре­небрежение к технике, этой «низменной», как тогда счита­лось, сфере деятельности.

Показателен в этом отношении труд афинского историка Фукидида «История Пелопоннесской войны». В нем, хотя автор и был одно время навархом военно-морского флота этого полиса, даже при самом внимательном прочтении мы не найдем описаний устройств боевых и торговых кораблей, использовавшихся в военных действиях, на море.

Только с рождением археологии моря, с началом поисков и изучения под водой следов античных кораблекрушений удалось приоткрыть завесу таинственности над тем, что со­ставляло загадку истории многие тысячелетия.

Так произошло, например, с установлением маршрута пла­вания и конструкции корабля, принадлежавшего в 205 году до н. э. делосскому навклеру Марку Сестию. На основании картографирования распространенности клейм этого купца на ручках амфор, извлеченных с мест различных кораблекру­шений, ученым удалось установить маршрут, по которому он отправлялся в торговое путешествие: начинаясь от гавани Делоса, торговый путь огибал Пелопоннес, пересекал Ионическое море, проходил через коварный Мессенский пролив, разделяющий Италию и Сицилию, затем, после краткой ос­тановки между Неаполем и Римом, — вдоль западных берегов Апеннин, минуя Корсику, до большого морского порта Массилии. В одном из таких плаваний Марку Сестию не удалось достигнуть конечной цели — берегов Галлии: в ре­зультате разыгравшегося шторма перегруженное судно не выдержало килевой и бортовой качки, разломилось надвое и затонуло в морской пучине.

Мотивы опасности морских плаваний нашли отражение в изобразительном искусстве античного мира; перенасыщены фактами о многочисленных кораблекрушениях в Средизем­ном и Черном морях произведения древнегреческих и римских историков. Более того, как в конкретно-практическом, так и в философском плане на протяжении всей эпохи антич­ная мысль постоянно ставила и мучительно искала ответы; на вопрос о целесообразности связи цивилизации с морем. Эта тенденция с завидным постоянством присутствует в ми­фах, религиозных представлениях и культовой практике ан­тичного мира. Абсолютно достоверные эпиграфические ис­точники рассказывают о великом множестве различных опа­сений, которые испытывали античные капитаны, и их прось­бах-обращениях к владыкам морских стихий — Посейдону, Зевсу, Аполлону, Афродите, Ахиллу, Фетиде и Диоскурам — перед выходом кораблей из гавани. Последнее выступало за­кономерным следствием самой сущности античной цивилизации: в общественном сознании этой эпохи сложилось устой­чивое представление об обитаемости моря, мир которого не только самостоятелен, перенаселен богами и героями, но и прямо враждебен человеку. Вот почему проблема «человек и море» решалась в тот период весьма скептически. А вы­сказывания философа-скифа Анахарсиса о море, кораблях и моряках составили золотой фонд идейного арсенала эллини­стической и римской художественной беллетристики.

Впрочем, в реальной жизни античного общества образ мыслей образованного варвара, очевидно, воспринимался с сарказмом. Особенно представителями морского сословия. Выгоды от морской торговли, воин, пиратства оттесняли предостережения знаменитого скифа. Именно эти виды занятий давали, хоть и рискованный, зато самый короткий доступ к накоплению богатств и сокровищ. Но корабли и грузы часто погибали. В результате акватория Средиземного и Черного морей буквально завалена их останками. История как бы подтверждала обоснованность морской боязни греков, рим­лян и местных племен от Кавказа до Испании.

Предлагаемая вниманию читателя книга посвящена преж­де всего истории поиска, выявления и исследований затонув­ших античных кораблей. Немые свидетели далекой эпохи, они проливают свет на белые пятна истории судостроения, морского дела и мореплавания, дают ответы на разнообраз­ные вопросы, волнующие историков искусства, нумизматов, представителей других отраслей гуманитарного знания.

Но прежде чем нога археолога ступила на морское дно, самой археологии моря как науке пришлось пройти довольно длительный, мучительный, не всегда прямолинейный путь. И до сих пор в отношении этой науки нет обобщенных трудов. Предложенная книга пытается восполнить этот пробел. В ней рассказывается об истории подводных археологических исследований в акватории Средиземного и Черного морей, формировании их технического и методического арсенала с учетом физических и медицинских проблем, связанных с по­ведением и работоспособностью человека на глубинах моря. По сравнению со своей полевой сестрой у археологии мо­ря есть и еще одно несомненное достоинство: она извлекает из заточенных морской пучиной памятников такие источники (монеты, украшения, статуэтки, амфоры, фибулы, пояса, щи­ты, оружие), типология которых часто неизвестна. Они-то и позволяют выявить недостающие звенья торгово-экономиче­ских и государственных связей античной эпохи, дают возмож­ность по-новому посмотреть на роль и этнокультурные кон­такты различных областей и, главное, на морскую историю античного общества. Одним словом, помогают дорисовать не­достающие фрагменты или нанести завершающие штрихи к уже известным историческим картинам минувших времен.

И еще: археология моря как наука является ровесни­цей XX века. С тех пор она накопила огромное количество бесценных материалов. А это диктует необходимость выполнения работ по их сбору, классификации и обобщению. И хотя с самого начала было бы просто нескромно декла­рировать, что автору удалось рассмотреть всю совокупность общих и узкоспециальных вопросов, он хотел бы надеяться, что в большинстве своем они поставлены и разрешены адекватно современным научным представлениям о характе­ре и сущности античного способа производства, определявше­го экономику, общественный строй, технический потенциал, идеологию и культуру античного общества — одной из наи­более ярких морских цивилизаций в истории человечества.


Глава № 1. Наука, рожденная в море Антикифера.

Каждая наука имеет свою историю. Но далеко не всем им довелось родиться непосредственно из своего же объекта ис­следования. Подводной археологии в этом отношении повез­ло больше других и дважды: во-первых, она появилась на свет под знаком богини любви и познания Афродиты, самым распространенным прозвищем которой в древности было «анадиомена» — «рожденная морем»; во-вторых, местом ее рождения было Эгейское море — древнейшая колыбель ан­тичной цивилизации.

Афродита была излюбленной богиней греков. Она давала силу, изобилие, наделяла сноровкой, помогала добиться ус­пеха, была счастливой спутницей и полезной помощницей че­ловека. Привлекала и еще одна черта Афродиты: ее красота дополнялась красотой и изысканностью ее богатств. Не слу­чайно голову богини покрывал венец в форме гор, увенчан­ных золотыми диадемами, в ее ушах изящно крепились ажур­ные серьги, изображающие мировое дерево, окруженное сви­той из птиц и диких зверей, а прекрасную талию Афродиты украшал знаменитый золотой пояс — хранитель вечных таинств жизни, познания и искусства любви.

Особенно чтили Афродиту жители острова Кифера. Отсю­да еще одно ее прозвище — Киферея. Она была их защитни­цей и покровительницей в опасных морских предприятиях и в этом соперничала с Диоскурами, постоянными спутниками моряков и торговцев. Не статуя в храме города изображала богиню вооруженной двойным топором, весьма напомина­ющим штатный молоточек ныряльщиков, добывавших жем­чуг из морских раковин.

И потому, может быть, археология моря впервые заявила о себе именно в том месте, где пролив разделил Киферу и Антикиферу, города-антиподы, население которых почитало бо­гиню с красноречивым прозвищем «анадиомена» — «рожденная морем». Произошло это осенью 1900 года. Частное гре­ческое судно по ловле губок у берегов Африки возвращалось в Пирей. Экипаж под руководством капитана проводил пла­новую работу неподалеку от Северного побережья Антикиферы, когда Димитриос Кондос решил опробовать надеж­ность водолазного снаряжения и возможности своих водо­лазов в самом труднодоступном и глубоководном районе — котловине, усеянной сплошными рифами.

Первым пошел под воду один из опытнейших спасателей, Элиас Стаднатис. Мерно работали помпы, питавшие подводника кислородом. Скрип насосов изредка заглушался шеле­стом потревоженных ветром корабельных снастей. Остальные члены экипажа отдыхали, развалившись на кормовых скамейках, блаженствуя от прикосновения теплых лучей за­катывавшегося за горизонт осеннего солнца. Казалось, ни­что не предвещало тревоги. Как вдруг сигнальный конец лихорадочно задергался, что означало только одно: водолаз требует немедленного подъема на поверхность.

Когда со Стадиатиса сняли медный шлем, глаза спасате­ля были полны страха, голова тряслась, а с губ срывались бессвязные слова — с трудом удалось понять, что речь идет о каких-то мертвецах, кладбище, женщинах.
  • Что случилось, Элиас? — спросил Кондос.

Но водолаз, даже освобожденный от панциря, продолжал, нервно передергивая руками, повторять одну и ту же фразу:
  • Голые девицы, голые, голые... Спаси и помилуй, святая Мария! Девицы, лошади, обнаженные женщины, красивые женщины — сифилитички!
  • Эй, кто-нибудь, дайте ему сигарету! — скомандовал Кондос и, обняв моряка за плечи, поинтересовался:
  • Чего ты так испугался, Элиас?
  • Люди...
  • Что за люди, Элиас?

Торопливо, сбиваясь, Стадиатис рассказал, что он видел мертвых голых женщин, их тела, объеденные рыбами, и ло­шадей. Голос рассказчика дрожал.

— Понимаете, мужчины, лошади, женщины, дети. Все-все раздетые. Похоже на кладбище сифилитиков, я слышал, что их трупы выбрасывают в море.

О дальнейших спусках под воду не могло быть и речи. Экипаж наотрез отказался. И тогда Димитриос Кондос решил­ся лично разгадать тайну поведения своего подчиненного. Через пять минут, облачившись в водолазный костюм, он уже отдавал необходимые приказания своему старшему помощ­нику.

...Весну 87 года Рим встретил настороженно. В комициях и на форуме оживленно обсуждались успехи Митридата в Малой Азии. Жители города были возмущены его приказом о поголовном истреблении римлян и италиков. Бранили гру­бость и бесцеремонность провинциальных наместников, гра­бежи и злоупотребления публиканов и ростовщиков. Осуж­дали бездеятельность Сената, ведь и в самой Италии дела обстояли неважно.

Не успел быстрый Сулла удалиться к театру военных действии на Восток, как между Луцием Корнелием Цинной и Октавием начались распри. Сначала верх одержал Ок­тавий, но Цинна в отмщение взял город штурмом. Победи­тели устроили резню. Особенно свирепствовал отряд рабов, нанятый Марием. Ходили слухи, что он вступил в сговор с Митридатом и по этому поводу между ними ведутся какие-то переговоры.

Неприятные известия, впрочем, дополнялись хорошими вестями. Сулла одержал победы при Херонее и Орхомене. Пали Афины. Установлен контроль над Эгейским морем. Понтийский царь вытеснен в Никомедию. К тому же, незадолго перед этим внезапно умер Марий. Однако и они не при­носили успокоения. Сулла явно готовился к решительной схватке со своими политическими противниками. Флот триумвира держал курс к берегам Италии. А на борту кораблей находились не только вывозимые по приказу будущего диктатора сокровища Парфенона и статуи...

Спустя 1500 лет английский лорд сэр Эльджин, добив­шись разрешения турецкого чиновника, нагрузил статуями афинского Акрополя и агоры два вспомогательных судна Британского военно-морского флота. Владычица огромной империи, однако, не досчиталась груза одного из них, «Мен­тора», затонувшего под тяжестью награбленных сокровищ напротив Киферы.

...Бросивший военную службу, Цицерон вернулся на Фо­рум из Лариссы. Стоик Диодот и ритор Мелион Родосский составляли теперь каждодневный круг его друзей. Возобно­вил «повелитель слова» и свои научные штудии. «Я слы­шал, — пишет он Помпонию Аттику, — что ты имеешь до­ступ к сокровищам грекулов. Сделай одолжение, перешли мне статую работы Фидия. Только смотри, подлинник, а не какую-нибудь завалящую копию. Да хранят тебя маны! Приятный ужин и развлечения за мною..».

Еще один корабль с произведениями греческого искусства, отправленный из Пирся, держал курс к берегам Италии...

Курсы этих разных и разновременных кораблей пересек­лись в одной точке: у Аптикиферы.

...Через пять минут, погрузившись в воду, Димитриос Кондос стоял на морском дне.
  • Подыщи им самую лучшую девочку! Мальчишки! — думал он, осматриваясь по сторонам и медленно продвигаясь к нагромождению человеческих тел и голов. Через 12 шагов он наткнулся на торчащую из бесформенной груды металла балку. Отцепив от себя сигнальный трос, обвязал ее морским узлом и дернул 3 раза, что значило «подъем».
  • Ну, с богом! Тащите, мальчики! — подумал Димит­риос и сбросил водолазный балласт...

Со дна моря была извлечена правая рука какой-то ста­туи, передние пальцы которой были расставлены, как буд­то между ними находился шарообразный предмет.

На борту воцарилась немая сцена.

Кондос расхохотался.

— Внизу под нами статуи. Слышите, вислоухие? Статуи. Целая площадка из статуй, разини, якорь вам под ребра и кортик в глотку. Античная скульптура. Дошло?!!

Ловцы губок поняли своего капитана. Начало XX века было перенасыщено археологическими сенсациями. Шлиман открыл Трою и Микены, были начаты раскопки Дельф, во­всю раскапывались Олимпия и Коринф. К тому же образова­ние перешло от церкви к государству. И, кроме того, ловцы губок читали газеты, охотно предоставлявшие место для публикаций об археологических исследованиях. Кондос принял решение продолжить поиск. В течение сле­дующих девяти дней каждый из водолазов совершил по три пятиминутных спуска к месту скопления статуй. За это вре­мя несколько прояснилась ситуация с характером подводно­го клада.

Развал различных предметов находился на песчаном от­резке, ограниченном с одной стороны скалой, а с другой — обрывом глубокой впадины. Расположение объекта было идеальным. По размещению предметов было установлено, что перед водолазами — затонувший корабль, контуры ко­торого определялись конфигурацией спаянных, сцементиро­ванных моллюсками разнообразных предметов. Водолазы обнаружили несколько маленьких статуэток и вместе с лег­ко отделившимися от нагромождения статуй амфорами из­влекли их на поверхность.

Наступление периода осенних штормов вынудило экипаж идти в порт приписки. Новость об открытии клада античных статуй на дне моря у Антикиферы распространилась с бы­стротой внедрявшегося в те годы в практику междугородной связи телеграфа. Кондос стал национальным героем, который, однако, на вопрос о находке отвечал уклончиво, тщательно скрывая координаты обнаруженного клада. Опасаться было чего: охотники за антиквариатом, получив подробную инфор­мацию, не оставили бы от него камня на камне: на рынках Александрии, Афин, Рима за античные статуи предлагали
огромные деньги.

Слух о кладбище из статуй на дне моря, к счастью, до­шел до А. Эконому, профессора Афинского университета. По приглашению судовладельцев и Д. Кондоса он согласился принять участие в следующей экспедиции, но посоветовал по­ставить в известность греческое правительство с целью привлечь государственный флот и средства для финан­сирования. 6 ноября 1900 года Эконому, Кондос и Стадиатис вручили тогдашнему министру просвещения Спиридоиу Стансу свой первый трофей — руку бронзовой статуи. В его лице они встретили решительную государственную под­держку. Были оговорены условия найма водолазов, оплаты их труда, необходимое снаряжение, сроки аренды государст­вом частных спасательных судов, и 24 ноября того же года государственная экспедиция, в которую вошли профессио­нальные археологи, возобновила подводные работы у мыса Глифада. Их результаты превзошли самые смелые ожидания. Буквально сразу на поверхность была извлечена огромная бородатая голова из бронзы, рука кулачного бойца, бронзо­вый щит, входившие в какую-то скульптурную композицию, две плохо сохранившиеся мужские мраморные статуи без го­ловы, два ящика, до краев забитые фрагментами бронзовых и мраморных статуй, бронзовых сосудов, глиняных мисок, бесчисленное множество осколков разбитой керамической посуды.

Находки свидетельствовали, что водолазами выявлена са­мая богатая из всех известных к началу века кладовых древнегреческих бронз. Фрагменты, но крайней мере 10 ста­туй, почерневших от времени и воздействия морской среды, стали достоянием науки. Эффект, вызванный сообщениями о находках археологов, был потрясающим: газеты буквально захлебывались от восторга, помещая на первых страницах огромные заголовки: «Клад у Киферы», «Археологическая сенсация» и т. п. Последнее помогло получить помощь морского Министер­ства, выделившего в распоряжение исследователей паровую шхуну «Сирое», ибо предшественник ее был слишком гро­моздким и неудобным для проведения подводных работ.

3 декабря 1900 года шхуна вместе с новой сменой водо­лазов находилась у Антикиферы. Группу возглавил новый руководитель — директор департамента древностей, профес­сор Георгис Бизантинос. В течение недели со дна моря были извлечены еще несколько предметов: нога бронзовой статуи, мраморное изображение стоящего юноши, массивное бронзо­вое туловище быка, множество арматуры, деталей судовой мебели, а также ряд инструментов и приборов.

По прибытии «Сироя» в Пирей статуи были переданы министерству просвещения, которое тут же выставило их на всеобщее обозрение. Статуи превратились в инструмент по­литики, символ единства Греции, символ объединения с ро­диной островов и территории, находившихся тогда под юрис­дикцией Оттоманской империи. Работы решено было продолжить. В январе — феврале 1901 года водолазы исправно пополняли хранилища археоло­гического музея Афин. Пришлось испрашивать у правитель­ства корабль большей вместимости: маленький «Сирое» был не в состоянии перевозить многотонный груз. К тому же часть подводного клада была завалена огромными глыбами, под которыми залегала остальная часть груза древнего ко­рабля, Когда они были сдвинуты, палуба буксира «Михаэлис» пополнилась новыми находками. Это была дюжина мраморных скульптур, изображавших людей и лошадей. За­интересовали археологов и сами огромные валуны, лежав­шие у подножия скалы. В. Стаис на свой страх и риск при­казал поднять один из них на борт. Когда это произошло, экипаж ахнул: перед ним в полный человеческий рост нахо­дилась статуя Геракла, опиравшегося на палицу со шкурой убитого им льва. Стало ясно, что все остальные валуны не что иное, как скульптурные композиции. Они были извлече­ны или сдвинуты в сторону. Тем самым исследователи подо­шли к материалу, скопившемуся в нижней части трюма древнего затонувшего корабля. Их достоянием стала высо­кохудожественная столовая посуда, сосуды из голубого и ко­ричневого стекла, великолепная брошка с изображением Эрота с лирой, отороченная по краям жемчугом. Материала было столько, а водолазы так устали, что исследования на время решено было прекратить.

Они возобновились 9 апреля 1901 года. В состав экспедиции помимо водолазов и археологов присутствовали исто­рики — специалисты по керамике, изобразительному искус­ству, нумизматы. Помимо вещей, ставших уже традиционны­ми, на этот раз были извлечены амфоры, амфорные ручки и стенки с клеймами и самое важное — остатки дощатой об­шивки корпуса, уменьшившиеся в сотни раз по сравнению с их первоначальной величиной. Археологи, ознакомившиеся с ними, были изумлены — перед их глазами впервые оказа­лись фрагменты судостроительной технологии древности: до­ски обшивки корпуса соединялись с помощью щитов, аккурат­но заложенных в эти доски. К 1901 году это был второй случай обнаружения деревянных частей корпуса; в 1864 го­ду у Марселя ныряльщикам удалось извлечь всего два фраг­мента обшивки римского корабля типовой конструкции. На­конец, еще одна феноменальная находка — железный шток якоря римского типа и какой-то довольно древний механизм, испещренный надписями. В целом сезон почти непрерывных исследований 1900— 1901 годов пополнил коллекцию археологического музея в Афинах множеством бесценных предметов, идентификацией которых занимались крупнейшие специалисты с мировым именем. Среди скульптурных изображений после их очистки довольно быстро удалось выделить хорошо сохранившиеся статуи эпохи классики. Коллекция оказалась внушительной. Ее составляли: мраморные и бронзовые статуи, дорогая кухонная посуда, кровельная черепица и амфоры. После очистки от морских отложений и коррозии перед исследователями предстала скульптурная фигура юноши с поднятой правой рукой, которую принимали сначала за Гермеса, стоящего в позе ритора, но по­том сошлись на том, что статуя изображает либо Персея, державшего в руке голову Медузы, либо Париса — мастера Эфранора. Во всяком случае не оставляло сомнений, что статуя юноши является эллинистической, копией скульптуры начала IV в. до н. э. и принадлежит аргосско-сикионской школе, художники которой сочетали в своем творчестве энергию пелопоннесского стиля с античной экспрессией и чувственностью. В какой-то степени она предвосхищала ритм и пластику Апоксиомены Лисиппа.

Затруднения вызвала интерпретация головы философа, ко­торую первоначально приняли за часть скульптуры атлета и только после очистки стало ясно, что она принадлежит дру­гой скульптурной группе. Не удалось в то время разобрать­ся с множеством фрагментов рук, ног от бронзовых изображений, а что касается мраморных пластин, то оказалось, что они входили в орнаментальную композицию мраморного рельефа с изображением людей, лошадей и животных. И все-таки многое удалось. Из массы материала была вы­делена статуя Афродиты Книдской, оказавшаяся эллинисти­ческой копией оригинала эпохи высокой классики. Определи­ли, что 50-метровая статуя мужчины изображает Гермеса. В скульптурной композиции из двух статуй мужчин (боль­шой и маленькой) установили, что одна, по крайней мере, принадлежит Одиссею, побеждающему коленопреклоненного юношу Диомеда. Не вызвали расхождений статуи, изобра­жавшие юношу, играющего в мяч, пастуха, развлекающего­ся с девочкой, и атлета-борца. Более того, высказывалось предположение, что ряд бронзовых и мраморных статуй дуб­лируют друг друга. Большой интерес вызвала огромная бронзовая глыба, ока­завшаяся после очистки каким-то неизвестным судовым ме­ханизмом. Пролежав в морской воде многие сотни лет, он был так разъеден коррозией, что первоначальный вид и его назначение определить было невозможно. Поэтому, сделав его подробное описание, археологи передали таинственную находку в Национальный археологический музей Афин. Сна­чала бесформенный бронзовый предмет попытались увязать с миниатюрным прибором ночной ориентации — планета­рием, наподобие тех, которые, согласно греческому историку Полибию, изготавливал Архимед. Однако такая гипотеза отпала по мере очистки механизма и его дальнейшего изуче­ния. Правда, случилось это через 60 лет после того, как он был извлечен со дна моря.

После долгих лет исследований и кропотливой работы американцу Дереку Прайсу удалось бесформенную глыбу ра­зобрать на части. Когда все эти предметы были тщательно очищены, то среди них оказалось много разной величины шестерен, дисков с делениями и пластинок с надписями. Установили, что все это остатки механизма, предназначенного для расчета времени некоторых астрономических явлений, таких, как время восхода и захода Солнца и других звезд, затмения солнца, лунных фаз, движения планет и т.д. При этом результаты расчетов можно было определить по трем довольно сложным дисковым указателям. Передний диск по­казывал годичное движение Солнца, а также восходы ярких звезд и сезонное местоположение созвездий. На нижнем ди­ске находилось три, а на верхнем четыре вращающихся кольца. По надписям, их покрывавшим, установили, что они показывали время восхода и захода Луны. Верхний диск давал информацию о восходах и заходах известных грекам планет — Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна.

Стало ясно, что все, что было известно до сих пор о греческой механике по классической литературе, не идет ни в какое сравнение с этим хитроумным механизмом, который приводился в движение целой системой сопряженных друг с другом зубчатых колес. Он ни в чем не уступает не только большим астрономическим часам эпохи Возрождения, но и счетным машинам конца XIX — начала XX века.

К сожалению, ученым так и не удалось выяснить: заводился ли прибор от руки или автоматически. Но это нисколько не снизило его общей оценки. «Математическая машина античности, компьютер древности, чудо вычислительной техники древнего мира» — такие восхищенные определения дают античному механизму как ученые, так и рядовые по­сетители археологического музея в Афинах.

Определенную трудность для специалистов представила и датировка кораблекрушения. Мнение В. Свороноса о византийском происхождении кораблекрушения было довольно быстро пересмотрено. Греческий археолог полагал, что произведения искусства, составлявшие груз корабля, перевозились по приказу императора Константина из Аргоса в но­вую столицу Византийской империи Константинополь. К тому же названия календарных месяцев, которые удалось прочитать уже тогда на дисках навигационного прибора, получили распространение в Средиземноморье только после 80 года до н. э.

Однако такая трактовка не вписывалась в судоходный маршрут от Навплия к берегам Боспора Фракийского, оставлявшего Антикиферу много западнее. Только после второй мировой войны, когда у Антикиферы побывали экспедиции Ж. И. Кусто, Д. Басса и П. Трокмортона, когда на поверхность были извлечены «остатки» брошенные греческими водолазами из экспедиции Кондоса, время морской трагедии установили более-менее точно.

После анализа основных типов амфоротары и, главное амфорных клейм, систематизации бронзовых и глиняных светильников, осуществленных В. Грэйс, Г. Р. Эдвардсом и Г. Робинсоном, стало ясно, что все они относятся к 80—70 годам до н. э. Родосские, малоазийские и италийские находки подчеркивали отношение затонувшего корабля к римско-эгейской торговле, что подтверждалось и происхождением стеклянной посуды, датировавшейся I в. до н. э. Несколько противоречили найденным материалам данные радиокарбонного анализа деревянных частей обшивки корпуса, давшие диа­пазон между 260—180 годами до н. э., однако Э. Ральф, про­изводившая радиоуглеродный анализ, успокоила своих кол­лег, сославшись как на огрехи методики замеров из-за утра­тившего свои свойства в результате воздействия морской среды материала, так и на то, что античные судостроители предпочитали использовать в работе хорошо высушенное и долго пролежавшее дерево.

И тогда, когда чисто археологические аргументы были ис­черпаны, ученые обратились к античной традиции. Оказалось, что греческий писатель Лукиан не только лично наблюдал огромные торговые корабли Рима в Пирее, описание одного из которых — «Изиды» — оставил, но и сохранил упомина­ние о приказе Суллы, согласно которому после захвата Афин необходимо было вывезти в Рим все самое ценное из грече­ских храмов. По его данным, в течение четырех с полови­ной лет римский флот бесперебойно вывозил из Греции все то, что по замыслу диктатора возвышало величие Рима. Бо­лее того, античный автор оставил свидетельство о крушени­ях, которые потерпели несколько таких перевозчиков у Эгелии и Антикиферы. Все стало на свои места. Античное кораблекрушение у Антикиферы «заговорило». Что же произошло?

Обычная история. Весной 83 г. до н. э. Сулла сражался под Эфесом. Летом 83 года до н. э. он высадился с легиона­ми в Италии. В декабре того же года взял штурмом Рим. (По остроумному предположению Д. Прайса, навигационный прибор «заклинило» именно по этому поводу). С 83 по 80-й годы до н. э. римские корабли вывозили награбленные со­кровища в Италию. Впрочем, не только диктаторы благо­словляли организованный грабеж побежденных. Разграбле­ние греческих святилищ приобрело небывалый размах и в лице римской администрации в провинциях. Недаром Цице­рон обвинял Гая Верреса в том, что последний, являясь на­местником Вифинии, отправил на распродажу в Рим все содержимое храма Зевса Урия, статуи которого принесли жертвы аргонавты по пути в Колхиду. Статуи вывозили и из Малой Азии, причем и в этом случае корабли должны были держать курс через Антикиферу. Так поступало боль­шинство римских кормчих. Корабли Суллы держали путь из Пирея на запад курсом в Тарантийскую гавань. По пути вынуждены были преодолевать несовпадение ветров и течений, образующихся в проливе между Киферой и Антнкиферой. Через пролив у Антикиферы они шли к юго-западной оконечности Пелопонеса, там останавливались в Мефоне, ожидая благоприятного ветра, поймав который, можно было довольно быстро от берегов Закинфа, откуда, пересекши Адриатическое море обогнув мыс Левки, добраться до Тарепта, из которого расходились два морских пути: через Мессинский пролив или вокруг Сицилии.

Места нахождения Суллы, соединившись маршрутным нитями судоходных трасс римских гаул, время жизни родосского астронома Гемина (77 г. до н, э.), совпадавшее с датировкой массового подъемного материала — все это позволило датировать кораблекрушение у Антикиферы, обнаруженное водолазами Кондоса, 80-ми годами I в. до н. э.

Подводные археологические исследования, возобновленные у Антикиферы в конце 50—60-х годов уже нашего времени, представили целый ряд свидетельств по истории морской техники, судостроения, морского дела и мореплавания! Прежде всего были уточнены и подтверждены представления о шиповом способе крепления досок обшивки корпуса затонувшего корабля; ниже ватерлинии его днище было обшито еще и тяжелыми свинцовыми щитами, крепившимися с помощью бронзовых гвоздей. Выяснилось и то, что вся
нижняя часть конструкции днища была изготовлена из ели, которая используется в судостроении и в настоящее время. Наконец, присутствие на борту затонувшего корабля астрономического прибора — «секстанта» — доказало наличие в I в. до н. э. довольно развитых навигационных знаний и соответствующей им навигационной практики, выражавшейся в существовании прямых и ночных плаваний по морю. Такая информация была крайне необходима специалистам. И все-таки результаты исследования 1900—1901 годов приходится оценивать с сожалением.

Несмотря на каскад блестящих находок, они мало что дали собственно археологии как науке. Поразительно, но деятельность водолазов Кондоса нанесла ущерб, сравнимый лишь с последствиями стихийного бедствия: памятник античного кораблекрушения был практически уничтожен. Произошло это в силу неподготовленности водолазов к производству та­кого рода работ. Сказалось и то, что ныряльщики были заин­тересованы в подъеме археологических находок по частям — это была прекрасная уловка с целью как можно больше за­работать. Повлияло и само несовершенство водолазного снаряжения, его громоздкость и жесткая зависимость от воздушных насосов, установленных на борту спасательных судов. Не изучена в те годы была природа декомпрессии и ее воздействие на физиологическое состояние человека на различных глубинах моря. Трагическую роль сыграло отсутствие навыков и практики спуска археологов на дно моря. Да и сама методика подводных археологических исследований еще не сложилась. Что тут говорить, если даже методика полевых раскопок только-только начинала оформляться в самостоятельную отрасль знаний, о чем свидетельствуют раскопки Вавилона, Ура, Афин, Трои, Кносса и т. д.

Но главным бедствием была... спешка, та поспешность, с которой водолазы экипажа Кондоса буквально «разорвали» памятник древнего кораблекрушения на части. В погоне за шедеврами изобразительного искусства античности даже профессиональные археологи не осуществили съемки общего плана находок, не произвели их поквадратное распределение на борту спасательных судов или в лабораторных условиях, не попытались определиться в стратиграфии залегания массового материала, о замерах величин просто забыли.

Вот почему начавшей работать летом 1959 года международной экспедиции Ж. И. Кусто мало что удалось извлечь из морских глубин: море, повинуясь Афродите Анадиомене, оскорбленной, очевидно, небрежностью своих исследователей, безжалостно уничтожило все, что бросили люди.

Тем не менее драматическую историю исследований начала века у Антикиферы необходимо закончить на оптимистической ноте. Несмотря ни на что, именно они заставили ученых вести поиск по всем направлениям: усовершенствования водолазного костюма, техники спуска под воду, составления таблиц декомпрессии с целью ликвидации тяжких последствий воздействия азота на организм человека, поиска информации о кораблекрушениях древности в античных источниках, наконец, в области истории античного судостроения и мореплавания...

Первый опыт археологических исследовании на дне моря казался неудачным. Но самое главное все-таки произошло: число исторических и естественных наук стремительно вошла наука, рожденная морем, — археология моря — детище Афродиты Анадиомены, богини любви, поиска и познания.

Глава № 2. Махдия и после. Пленники вод многошумного моря.

Едва ли не каждое открытие археолога, историка или эпиграфиста не столько проясняет историческую ситуацию, сколько дает поводы для новых раздумий и сомнений. Пра­вильно ли прочитан текст надписи? Достаточно ли конкрет­на трактовка свидетельства античного автора? Соответству­ет ли информация массового материала исторической дей­ствительности? Археология моря в этом смысле не составляет исключе­ния. Больше того, она относится к разряду тех наук, кото­рые не столько разрешают загадки, сколько порождают их во множестве сами. История изучения античного корабле­крушения у берегов Туниса полностью подтвердила эту за­кономерность.

А начиналась она вполне обычно. Летом 1907 года, в начале июня, ловцы губок — профессиональные ныряльщи­ки, занимаясь своим промыслом, наткнулись на скопление произведений античного искусства, залегавших на морском дне на глубине около 40 м и на расстоянии 4,8 км к северу от залива Габес, в промежутке между Сусой и Сфинксом, прямо против местечка Махдии.

На рынках Туниса сразу же появился новый диковин­ный товар: мраморные статуэтки, расписная керамическая посуда, бронзовые светильники и фурнитура. Один из поку­пателей отнес антикварную вещь в дирекцию музея Древ­ностей Туниса. К чести ее членов, они, опираясь на помощь колониальной администрации, оказавшей содействие в ло­кализации подводных сокровищ, довольно быстро организо­вались и уже в середине месяца приступили к подводным исследованиям. На место, указанное ловцами губок, был вы­зван профессиональный археолог Альфред Мерлин, под ру­ководством которого водолазы учебно-тренировочного цент­ра ВМС Франции и наемные ныряльщики извлекли с мор­ского дна шедевры античного искусства в течение 6 полевых сезонов (с 1907 по 1913 г.).

Для технической поддержки и жизнеобеспечения водола­зов использовались спасательные и буксирные суда военно-морских сил, а также лодки, нанятые у местного населения. Опираясь на опыт исследований у Антнкиферы, А. Мерлин подготовил инструменты для производства подводных работ молотки, долота, совочки, клинья, кирки. Они должны были облегчить отделение спаянных морем предметов. Берег пред­варительно был разбит на квадраты размером 2x2 м в пол­ном соответствии с полевой методикой, что имело своей це­лью более адекватное размещение извлеченных материалов их положению на дне моря.

Первый же подводный спуск озадачил археолога. Вернув­шиеся на борт водолазы единодушно засвидетельствовали, что работы будут необычными и довольно трудоемкими: на дне беспорядочно нагромождены друг на друга мраморные заготовки колонн. Стало ясно, что без их подъема о продол­жении исследований не могло быть и речи.

Почти месяц был затрачен па подъем этих массивных колонн на поверхность. Их оказалось 60 штук, расположенных в семь параллельных рядов по отношению друг к другу. При этом длина каждой колонны составляла 24 м. Помимо колонн удалось также поднять заготовки базовых оснований, отдельные блоки архитектурного убранства, барабаны, капи­тели, что дало основание для предположения о том, что суд­но перевозило чуть ли не целый храм в разобранном виде. Об этом свидетельствовали также куски барельефа с искус­ной резьбой и бронзовая статуя Эрота, изображающая его в качестве победителя среди стрелков из лука.

Гипотеза подтвердилась, когда водолазы вернулись к ос­вобожденной площадке. После предварительного зондирова­ния галечного дна и его зачистки удалось установить, что оно буквально было покрыто настилом из дерева двадцати­сантиметровой толщины, представляющим собой останки ко­рабельной палубы. Восторгу А. Мерлина не было предела! Если корабль перевозил мраморные колонны на открытой палубе (а сомневаться в этом оснований не было), то под тяжестью колонн палуба должна была в прямом смысле сло­ва придавить содержимое внутренних отсеков к днищу по­терпевшего кораблекрушение транспортного судна. Действительно, сюрпризы не заставили себя долго ждать. Под снятой со всеми предосторожностями (точнее; разобран­ной) палубой оказались залежи предметов греческой скульп­туры и изобразительного искусства: бронзовые и мраморные статуи из камня, мраморные рельефы, бронзовые укра­шения для мебели и вазы с тонкими и изящными роспи­сями и орнаментальными сюжетами, мраморные шары и куски фриза, сосуды для смешения вина, светильники из бронзы и глины. В отличие от подводного клада Антикиферы, груз «Тунисского страдальца» был более разнообразным и многочисленным. Его особенностью стало многообразие художественных стилей перевозимых им изделий. Предметы, извлеченные с морского дна у Махдии, в последствии пополнили экспозицию целых семи залов музея Бардо в Тунисе — рекорд, который не удалось превзойти вплоть до настоящего времени. Среди них особой экспрессией и динамизмом выделялась скульптурная группа, изображавшая двух танцоров, которым подыгрывала флейтистка. Еще более поразительной оказалась фигура юноши из бронзы, державшего в своих руках факел в знак победы на спортивных со­стязаниях. Подлинным шедевром эллинистического искусства стала статуэтка бегущего сатира с расширенными ноздрями, полуоткрытым ртом, развевающимися волосами и крепкими мускулистыми ногами. Привлекала внимание и го­лова «прекраснокудрой» Афродиты, бронзовая копия мраморной статуи IV в. до н. э., изготовленная мастерами школы Лисиппа.

Но больше всего ученых поразил бронзовый панцирь, с архаическим изображением головы бога Диониса в виде мас­ки, изготовленной, как свидетельствовала надпись на поверх­ности правого плеча, Боэтием из Калхедона, широко извест­ным специалистам-искусствоведам скульптором II в. до н.э. Произведениям этого художника не повезло: в своем боль­шинстве они не сохранились, но зато до нашего времени до­шло множество поздних копий. Поэтому их нередко можно видеть в различных музеях мира. Одна из них, представля­ющая рядовой шедевр Боэтия, «Мальчик с гусем», выстав­лена в античном зале российского Эрмитажа.

Школа Лисиппа дала о себе знать еще раз, когда на бе­регу были очищены две статуи — Гермеса и бога Пана - владыки античных лесов. После того как в 1907—1909 годах «трюм» затонувшего парусника был освобожден от греческой скульптуры, оче­редь дошла до художественных изделий малого формата.

Первыми в 1909 году были извлечены два крупных орна­ментированных фриза с изображением мифологических персо­нажей аттического цикла — Тезея 1б и Ариадны17. Находка озадачила исследователей: им казалось, что крупногабарит­ные предметы уже закончились. Однако фризы были не чем иным, как украшением кормового акропостеля затонувшего корабля. Зато под ними лежало около полусотни бронзовых фигурок и деталей фурнитуры, составлявших узлы компози­ции единого орнамента, украшавшего некогда поверхность мебельного гарнитура, состоящего из множества столов, шкафов, кресел, скамеечек, лежанок, зеркал и т. п. Все эти пред­меты сопровождались обломками бытовой утвари, среди ко­торых прекрасно выглядели художественные расписные со­суды, украшенные сценами шествия Диониса — бога вино­делия и покровителя веселых праздников со своей обычной сбитой; сатирами, вакханками, менадами, сиренами. Среди моря битой посуды удалось собрать по частям обугливший­ся в рожке керамический светильник II—I вв. до н. э., подсказавший причину относительно хорошей сохранности груза: корабль затонул стремительно.

В 1910—1911 годах, когда водолазы продолжали очищать содержимое трюма, удалось изъять несколько сохранивших­ся фрагментов бортовой обшивки той же конструкции, что была найдена у Антикиферы. По стороне, ориентированной
на север, подводники обнаружили несколько обломков железных частей якорей судна, конструкция штока которых была аналогичной конструкции якорей из Антикиферы. Заключительный аккорд был сделан экспедицией 1913 го­да. И он был не менее впечатляющим, чем начало. Зачистка днища привела к открытию нескольких, испещренных надписями мраморных надгробий и колонн, уложенных в качестве балласта, таким образом владелец судна или его капитан, очевидно, хотели увеличить устойчивость корабля на случай высокой волны или внезапно разыгравшегося шторма. Ког­да надписи были прочитаны, наступило время очередной археологической сенсации: все они происходили из храма Аф­родиты Навархиды в Пирее. Но это еще не все. Были най­дены фрагменты крепежного узла киля со шпангоутами и шпангоутов с внутренней обшивкой корпуса. А затем все внимание сосредоточилось на анализе массового материала, среди которого быстро удалось выделить керамику косско-родосского и италийского круга первой четверти I в. до н. э. Окончательные выводы захватывали дух: неужели и в дан­ном случае повезло с открытием еще одного корабля, пере­возившего произведения афинских художников в Рим, ведь Сулла отдал личное распоряжение о вывозе картин Зевксиса в качестве собственного трофея в подарок Сенату?

Ответить на этот вопрос в 1913 году так и не удалось: первая мировая война прервала настойчивый поиск ученых. И только в 1954 году французской экспедиции во главе с Ф. Бенуа и Ж- И. Кусто удалось не только получить допол­нительные материалы (был применен мощный землесос), но и, освободив от отложений морского дна киль затонувшего корабля, установить его размеры (40x15 м), а также определить, время трагедии — сентябрь 83 года до н. э., время Суллы в Риме.

Но почему корабль так далеко оторвался от берегов Италии? Ученые выдвинули несколько гипотез. Одни считали, что корабль сбился с курса. Другие, напротив, полагали, что хо­зяин, судовладелец, был жителем римской колонии Новый Карфаген. Третьи выдвигали гипотезу о захвате судна мор­скими разбойниками-латронами. Кто из них прав? Читатель вправе выбрать версию, которая его больше устраивает. Ведь что бы там ни было, а тайная и манящая прелесть истории, как науки как раз и состоит в том, что она, ответив на вопрос «почему», не всегда ответит на вопрос «как?» и, наоборот, объяснив на конкретных фактах вопрос «как?», заходит в тупик в своих поисках ответа на вопрос «почему»?

Подводные археологические исследования у Аитикиферы и Махдии оказались во многом сходными по технологии и методике «разработки» подводных сокровищ моря. Но исследования у Махдии, благодаря А. Мерлену, заложили ос­новы для развитии археологии моря. Так, использование пре­имуществ полевой археологии применительно к решению за­дачи по идентификации и исторической реконструкции мас­сового подъемного материала из памятника античного ко­раблекрушения позволило этой науке взобраться еще на од­ну ступеньку своего развития.

Подводя итоги и оценивая место махдинского кораблекру­шения, известный археолог-подводник Ф. Дюма свои рассуж­дения закончил так: «Со времени открытия Помпеи такого памятника, важность и нацеленность которого на будущее не вызывает сомнений и, кроме того, превосходит саму его зна­чимость, в распоряжении науки просто не было».

Информация, появившаяся на страницах газет, подстегнула интерес к «морским раскопкам». Ныряльщики, водола­зы, любители и специалисты бросились на поиск подводных сокровищ, вполне справедливо рассчитывая извлечь из кла­довых моря средства для личного обогащения. Помешала первая мировая война, отодвинувшая реализацию несбыв­шихся надежд в 20-е годы.

В июне 1925 года в заливе Марафон в рыбачьих сетях ока­залась бронзовая статуя высотой 1,5 м. Это находка натолк­нула греческого ученого-археолога А. Свороноса на мысль об организации подводных исследовании. Они начались при поддержке греческого правительства, направившего к месту, указанному рыбаками, профессиональных водолазов военно-морских сил. На глубине 30 м было обнаружено скопление бронзовых и мраморных произведений искусства: целые ста­туи, фрагменты рельефов с изображением борьбы титанов и гигантов, статуэтки Афродиты, Эрота, Диониса, воинов со щитами и копьями, сохранность которых, однако, оставляла желать лучшего. Все они были извлечены на поверхность и после очистки переданы в национальный археологический музей. Внимание водолазов привлек разброс осколков кера­мики и неплохо сохранившихся металлических деталей об­шивки корпуса, По их контуру удалось определить, что во время кораблекрушения верхняя палуба со статуями, осев, разбила вдребезги хранившиеся в трюме изделия мастеров-керамистов, а заодно переломала шпангоуты, результатом чего стало «сжатие» корпуса, исчезновение носовых и кормо­вых приспособлений. Об этом можно было судить по место­положению подвергшегося расчистке киля и крепившихся к нему шпангоутов. Замеры показали: судно имело длину до 20 м и ширину 3,6 м. Самой примечательной находкой стало имеющее форму цветка кормовое украшение акропостеля, которое, к счастью, подверглось незначительному воздейст­вию морской фауны.

В ходе раскопок водолазы обнаружили два каменных якоря и два фрагмента железных якорей.

Извлеченные части дощатой обшивки корпуса и нижней части днища были пробиты рядами медных тяжелых брон­зовых гвоздей: именно так греческие мореплаватели защи­щали наиболее уязвимые места корпуса кораблей от порчи.

По амфорным клеймам, а также с учетом художественно­го своеобразия бронзовых и мраморных статуй, особенно скульптуры Ниобы, входившей в круг продукции, выпуска­емой мастерами школы Полпклета, удалось довольно точно датировать время гибели затонувшего корабля — IV в. до н. э.

История находки произведений искусства у побережья острова Эвбея год спустя и смешна, и трагична, и напоми­нает сюжет приключенческой повести.

Летом 1926 года несколько рыбаков обратились к водо­лазам с предложением сделки. Они обещали показать мес­тоположение затонувшего корабля с грузом статуй, а водо­лазы, в свою очередь, должны были оказать содействие в изъятии с морского дна его содержимого. Раздел находок рыбаки обещали по справедливости: три четверти количест­ва морякам, четверть — себе. Продавать будет каждый сам. В доказательство они показали массивную руку от большой бронзовой статуи. Водолазы на эту сделку не согласились. Более того, они сообщили о находке в полицию. Последняя сработала опера­тивно: рыбаков задержали, бронзовую руку конфисковали и выяснили место несостоявшегося «бизнеса». Оно располага­лось в морском заливе острова Эвбея неподалеку от мыса Артемисион, знаменитого происшедшей около него битвой греческого и персидского флотов.

Началась подготовка к экспедиции. Но рыбаки, как ока­залось, не успокоились Они вступили в сговор с профессио­нальными грабителями, которые, недолго думая, организова­ли пиратский набег, подняли статую Зевса и уже приступили к подъему других сокровищ, лежавших на дне. Полиция опять не опоздала: бронзового Зевса конфисковали, а рабо­ту под водой продолжили профессиональные археологи. Важ­нейшими их трофеями стали высокохудожественные фри­зы — подобие тех, что украшали некогда храмы Афинского Акрополя, и «злополучная» скульптура Зевса, вскинувшего руки, чтобы метнуть молнию. Все это были шедевры, создан­ные великими мастерами эпохи великого пятидесятилетия — пентакоэтии в Афинах (479—430 гг. до н. э.). Кстати, копия Зевса Громовержца находится сейчас в главном вестибюле здания ООН в Нью-Йорке как дар Греции.

На этом охота за сокровищами греческого искусства не закончилась. В ней принимали участие все: и дилетанты, и ученые. В начале 30-х годов (1931 г.) в порту Пирея проводились работы по расчистке дна гавани, история которой уходит в глубокое античное прошлое. Ковш землечерпалки вынес на поверхность фрагменты массивных мраморных барельефов. На место находки были вызваны водолазы. На дне гавани они нашли около 40 мраморных плит с мифологическими сю­жетами, весьма напоминавшими сцены фриза Парфенона. После их извлечения на поверхность и соответствующей очи­стки ученые ахнули: один из барельефов был посвящен битве греков и амазонок, т. е. сюжету, который нанес на щит Афи­ны знаменитый Фидий. Так удалось раскрыть тайну статуи Афины работы Фидия. Установили ученые и следующее. По­скольку Парфенон с его статуями и фризами был известен всему античному миру, афинские мастера во множестве изго­тавливали копии подлинных произведений искусства и отправ­ляли их для продажи во все районы Средиземноморья. Корабль с таким грузом и затонул в Пирейской гавани. Остается толь­ко сожалеть, что ни тогда, ни значительно позже так и не уда­лось на территории Эллады и в ее прибрежных водах обнаружить рельеф, изображавший Перикла и Фидия, и тем са­мым подтвердить или опровергнуть обвинения, выдвинутые против знаменитого художника афинским демосом.

Более длительную историю имели раскопки кораблей, скрытых волнами озера Неми в Италии. Первые известия об их обнаружении датируются эпохой Возрождения. Уже тог­да в рыбачьи сети вместе с уловом попадали обломки но­совых фигурных украшений, отдельные доски обшивки со следами позолоты. Поклонник античной культуры, кардинал Колонна приказал поднять затонувшие суда. Однако в Ита­лии, не нашлось опытных водолазов, которым было бы под силу это предприятие. Ныряльщикам удалось лишь устано­вить глубину залегания двух судов. Она равнялась 70 фу-там. В 1535 году для их подъема применили водолазный ко­локол, но без успеха. В 1827 году для поднятия кораблей был построен специальный плот с лебедками. Но организаторов снова ждала неудача. Попытка была повторена в 1895 го­ду, когда со дна озера удалось поднять много предметов, по­крывавших палубу кораблей и заполнявших каюты: это бы­ли украшения из бронзы, терракоты. Среди них выделялась фигура Медузы-Горгоны с золотым кольцом в пасти. На­ходки украсили Национальный римский музей Терм. Но корабли продолжали лежать на дне.

В начале 20-х годов нашего века в Италии к власти при­шли фашисты. Подъем римских кораблей стал делом поли­тического принципа и пропаганды. Они рассматривались ед­ва ли не как предки флота, создаваемого Муссолини, как предшественники линкоров «Юлий Цезарь» и «Август».

Опытные инженеры, знакомые с гидравлическим делом, порекомендовали осушить озеро. Требовались колоссальные средства. Но это не остановило диктатора, не жалевшего денег, когда речь шла о престиже и политике. 20 октября 1928 года в присутствии «дуче» заработали гигантские пом­пы. Потребовалось четыре года, чтобы понизить уровень озера на 70 футов. В ноябре 1932 года один из кораблей с большой предосторожностью был помещен в сооруженный заблаговременно ангар, а второй очищен от покрывавших его тины, грязи и отложений дна.

Корабли, поднятые со дна Неми, имели длину 70—80 м и ширину 20 м. Их борта были обиты листами бронзы. Час­тично сохранились палубные надстройки. Пол кораблей укра­шали мозаика и многоцветный мрамор. Кровля поддержива­лась мраморными колоннами. Деревянные ставни свидетель­ствовали о наличии на кораблях кают. Вентиляция дна обеспечивалась с помощью глиняных труб, соединявших палубы. На одной из труб было обнаружено клеймо с именем императора Гая Юлия Цезаря Калигулы, пользовавшегося ре­путацией самого кровожадного и жестокого правителя. Он наслаждался мучениями казненных людей и был пристрастен к восточной роскоши. Стало очевидным, что озеро Неми, счи­тавшееся в древности священным, было превращено Калигу­лой в место для увеселений, а извлеченные со дна корабли служили для прогулок императора и его свиты.

Но не это интересовало современных исследователей. Их внимание привлекло не убранство кораблей римских импера­торов, а техническое мастерство судостроителей. На кораб­лях были найдены клапаны насосов, с помощью которых производилась откачка воды, блоки, передвижная платфор­ма и якорь с подвижным штоком, предвосхитивший модель, запатентованную британским адмиралтейством в 1851 году, т. е. 1800 лет спустя!

Корабли Неми до сих пор являются эталонными в изу­чении традиций античного судостроения современной наукой. Они показывают сочетание внутренней и внешней об­шивки корпуса, технологию соединения шпангоутов с киле­вым бревном, узел крепления мачтового гнезда, переборок центральной околоосевой части днища, конструкцию кормо­вого отсека, расположение узлов стоячего и бегучего такелажа.

Время, к сожалению, безжалостно уничтожило узлы крепления уключин и банок гребцов, что затрудняет точную идентификацию класса кораблей из озера Неми. Но и без того они до настоящего времени остаются самой крупной жемчужиной в ожерелье из находок затонувших кораблей античной эпохи.

1933 год в истории подводной археологии мог бы стать не менее плодотворным. И опять возмутителями спокойствия стали рыбаки, на этот раз осуществлявшие путину в устье реки Ченты, напротив современного города Албенга. На этот раз вместо рыбы улов составили три одинаковые и не испор­ченные временем римские амфоры. Но каково было удивление счастливцев, когда освобожденные из сетей амфоры бук­вально рассыпались на куски, обдав рыбаков илом и дру­гими конкрециями донных отложений. Рыбаки оказались порядочными людьми. Антонио Биньоне сообщил о находке представителям местной мэрии и пре­дупредил чиновников о возможности разграбления сокровищ затонувшего корабля, если о нем узнает местное население. О памятнике кораблекрушения было доложено в Рим, сообщение было зафиксировано в журнале департамента древно­стей. Однако ни в этом, ни в следующем, ни даже в 1935 го­ду никаких активных действий по организации экспедиции археологов и исследованию затонувшего памятника прави­тельством Италии предпринято не было.

Наступили другие времена. Фашизм показывал свое хищ­ническое нутро. Италия увязла в Абиссинии, которую «ду­че» мечтал превратить в колонию и очередную провинцию новой Римской империи. Огромные военные расходы окон­чательно подорвали финансовые возможности государства; казна едва успевала накапливать очередные миллиарды лир, как они безрассудно растрачивались на производство и за­купку все новых и новых видов оружия. «Дуче» искал пре­стижа на поле боя, а не в прошлой истории. Памятники былого величия Рима его больше не интересовали. Впрочем, такая же ситуация была характерна не только для государства на Апеннинском полуострове. К мировому владычеству готовился утвердившийся в январе 1933 года и гитлеровский фашизм в Германии. Лихорадило малые и большие государства Европы, прежде всего Англию и Фран­цию, правительства которых плели хитроумные политические интриги в стремлении столкнуть двух супергигантов 30-х годов — СССР и Германию. Одновременно все без исключе­ния вооружались, вели поиск союзников. В этих условиях, когда мореплавание стало небезопасным предприятием, исследования античных памятников на дне Средиземного моря прекратились. Наступило время осмыс­ления полученных данных - накопленного опыта и поиска перспективных памятников, средств обнаружения и иссле­дования подводных сокровищ безбрежных морских прост­ранств. Впрочем, оно продлилось недолго. Началась вторая мировая война. Первый период истории археологии моря был закончен.