Geum.ru

Писаревский П. Н. Археология моря. Города- корабли- поиск

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Глава № 3. Албенга и Гран-Конлюэ : в поисках сокровищ Посейдона.

Интерес к собственной истории, как и первые попытки проникнуть к морским сокровищам, восходят к глубокой древности: уже на фресках Кносского дворца, раскопанного А. Эвансом, археологи обнаружили изображения подводных ныряльщиков, занимавшихся этим промыслом 4500 лет на­зад. В «Истории» Геродота содержится рассказ о знамени­том водолазе Скиллии, занимавшимся извлечением на по­верхность золота из трюмов царских кораблей, погибших у Пелия. Профессиональные морские ныряльщики использо­вались и во время осады Александром Сиракуз...

И в древности, и в Новое время люди, сделавшие водолаз­ное дело своей профессией, сталкивались с многочисленны­ми трудностями, но самой главной из них являлась невозможность ведения работ под водой сколько-нибудь продолжительное время. Эта проблема долгие годы оставалась основным камнем преткновения. Ее актуальность значительно возросла в связи с настоятельной потребностью контроля археологами работы водолазов на памятниках античной культуры, находящихся на дне моря. Все гениальное просто! В который раз эта старая истина была подтверждена изобретением автономного водолазного костюма воздушного питания, впервые развязавшего руки ныряльщикам-спасателям, освободившимся теперь от скафандра и тяжелых лат и получившим возможность самостоятельного, без ограничений, передвижения на различных глубинах, имея гораздо больший сектор для наблюдения, чем прежде. История изобретения весьма обыденна.

В мае 1940 года побежденная фашистской Германией Фран­ция официально признала свое поражение. Правительство Петэна, подписавшее акт о капитуляции, перебралось в не­большой курортный городок Виши. Средиземноморский флот бездействовал. Офицеры и матросы были списаны на берег. Часть из них примкнула к движению Сопротивления, часть продолжала несение формальной службы, проводя большую часть времени на приморских пляжах, знакомясь с девушками, посещая кафе и рестораны. Среди них оказался и никому тогда не известный младший офицер военно-морской базы в Тулоне, водолаз по специальности, Жак Ив Кусто. От нечего делать он решил обследовать на свои страх и риск морское дно Марсельской бухты. Вскоре ему составил компанию сослуживец — офицер той же базы Эмиль Ганьян. Вдвоем, попеременно спускаясь под воду и контролируя друг друга, они сектор за сектором прочесывали бухту южного города. Занятие оказалось не из легких, несмотря на то, что офицеры-подводники использовали для своих «прогулок» но­винку конца 40-х годов — автономный костюм Лепрера. Их не удовлетворяли ни обзор, ни скорость передвижения, ни количество кислородного запаса. Более того, на глубине ни­же 10 м приходилось испытывать неприятные ощущения: на­чинала кружиться голова, тело становилось вялым и нера­ботоспособным.

Какие только приспособления не пристраивали молодые люди к своим аппаратам — все оказывалось тщетным. В 1944 году газеты Южной Франции поместили сообще­ние об интересном «улове» рыбаков у Гран-Конлюэ: извле­ченные из сетей амфоры датировались 120-110 годами до н. э.. Известие взволновало энтузиастов. Ж- И. Кусто и Э. Ганьян с утроенной энергией возобновили поиск техниче­ского решения нового автономного приспособления для подводного плавания. Аппарат Лепрера был отставлен в сторону. Принципиально новое решение, которое нужно было ре­ализовать, представлялось вполне отчетливо: недостатки всех предшествовавших водолазных костюмов состояли в отсутст­вии постоянного, регулируемого водолазом доступа воздуха (а не чистого кислорода), и в неудобстве бака, который был массивным, тяжелым, но малообъемным, к тому же сковы­вал движения. Если указанные неудобства устранить—под­водный пловец почувствует себя действительно как рыба...

Уже был сконструирован, изготовлен и испытан изобре­тенный Огюстом Пикаром первый в мире батискаф, а идея все не приходила. И тут однажды, бесцельно бродя вокруг хозяйственного двора водолазной базы, пиная с досады все, что попадется под ногу, Э. Ганьян наткнулся на кучу от­служивших свое автомобильных камер. Пришла мысль ис­пользовать резиновые баллоны, которой Э. Ганьян поделил­ся с товарищем...

Через два дня Ж- И. Кусто опробовал новинку. Испыта­ние прошло вполне успешно: разве что резиновые баллоны не выдержали перепадов гидравлического давления и лоп­нули. Но главное — идея, а она оказалась верной. В последствии резиновые камеры были заменены металлическими ре­зервуарами. Так родился акваланг — легкий в употреблении, вполне надежный и автономный аппарат для подводных спусков. Произошло это в августе 1944 года. Изобретение французов имело по своей сути всемирно-историческое значение. Оно открыло новый этап освоения морского пространства. Благодаря несложному и довольно удобному устройству, человечество получило возможность изучать природу и физику моря, растительный и животный мир на тех глубинах, которые ему были недоступны раньше. Наконец, акваланг положил начало археологическим иссле­дованиям сокровищ Посейдона и Фетиды, которые те, воз­можно, надеялись сохранить навсегда в тайне.

Кусто пошел еще дальше. Понимая значение своего изо­бретения, он после окончания второй мировой войны органи­зует подводную исследовательскую группу в составе BMG Франции. Коллектив быстро распался — военные требовали выполнения только узкоспециальных работ в области обес­печения безопасности флота и использования водолазов для ведения подводных войн. Но Кусто такое обстоятельство не смутило. Уволившись в запас, он собирает, получив помощь национального географического общества, других граждан­ских учреждений, научно-исследовательский коллектив из частных лиц различных специальностей (биологов, геологов, океанографов) и приступает к их обучению навыкам спуска под воду и работы с аквалангом.

Свой экзамен руководителю группа сдавала в 1948 году у берегов Туниса на месте кораблекрушения у Махдии. Ак­валанг доказал свое преимущество тем, что позволял чело­веку находиться под водой на глубине до 50 м в течение 11 часов. Это было больше, чем время, затраченное всеми водо­лазами в совокупности на исследование подводных сокро­вищ в прошлом...

Однако изобретение акваланга имело и негативные по­следствия. С окончанием второй мировой войны его просто­та и доступность привлекли профессиональных грабителей древних кладов, последовавшая атака которых на подводные археологические памятники оказалась более катастрофиче­ской по своим последствиям, чем разрушительное воздейст­вие Моря и Времени...

В 1946 году сети траулера «Аврора», производившего лов рыбы неподалеку от Албенги, подняли на поверхность не­сколько римских амфор. Поступали и другие сообщения о на­ходках древних вещей на этом месте. Информацией заинтере­совался Нино Ламболья — директор Института по изучению Лигурии. Он, в свою очередь, сумел заинтересовать «отцов» города идеей извлечения древностей из моря. Те подыскали специалистов-ныряльщиков, знакомых с производством по­добного вида работ.

В Албенгу была направлена группа водолазов. По прось­бе ученого аварийно-спасательная служба предоставила в его распоряжение судно «Артильо», ставшее плавучей базой отряда подводников, перед которыми была поставлена зада­ча разгрузить древнее транспортное судно. 11 февраля 1950 года стало возможным приступить к исследованию подвод­ного клада.

Первый спуск был осуществлен в глубоководной наблю­дательной камере с иллюминатором и кислородной подпит­кой. На глубине 50 м водолаз увидел нагромождения глыб, оказавшиеся амфорами, частично разбитыми, частично це­лыми. Основная их масса располагалась таким образом, что своими контурами напоминала широкофигурный корабль размером 90 х 30 м.

Несколько целых сосудов были извлечены на поверхность. Еще через какое-то время водолазы подняли на поверхность амфорные клейма, мелкую керамическую посуду, монеты. Очищенные от коррозии и морской фауны, они позволили прийти к заключению, что памятник является останками древнего римского корабля I в. до н. э. Часть груза была в таком хорошем состоянии, что, казалось, судно только что затонуло.

Большего сделать не удалось. Н. Ламболья понял: ис­пользование водолазов со стационарным оснащением и сна­ряжением не даст никаких результатов. Подводные археоло­гические исследования пойдут по пути, проторенному Антикиферой и Махдией.

Нужно было искать такое оборудование и такое снаряже­ние, которые позволили бы водолазу, изучая памятник, не разрушать его. Ибо спуск тяжелоэкипированного водолаза, воздушная масса и выбросы отрывали массу ила, скопивше­гося на поверхности клада. Последний, смешиваясь с водой, превращал ее в такую суспензию, которая накипала на ил­люминатор, делала пространство абсолютно не просматриваемым и потому затрудняла производство работ, выполняемых по этой причине некачественно. Из 728 амфор только 110 удалось доставить на поверхность в целости и сохранности. Возникали и чисто научные проблемы, связанные с исто­рической интерпретацией подъемного материала. В самом де­ле: кому принадлежали три хорошо сохранившихся бронзовых шлема? Каково назначение круглого свинцового диска? Почему свинцовые пластины с бронзовыми гвоздями распо­ложены так далеко от корпуса? Каким образом соединялась обшивка борта со шпангоутами? Что содержат запечатан­ные смолой амфоры?

Эти и множество других вопросов требовали ответа. Не вызывал сомнений лишь свинцовый рог, являвшийся окон­чанием кормового акропостеля, и свинцовые миски — сто­ловая посуда экипажа затонувшего парусника.

Ясно было одно: продолжение исследований возможно только с участием профессионально организованной группы. Ее подготовка требовала времени, кооперации профессио­нальных археологов со специалистами-подводниками. По­скольку дело это было новое а опыта никакого, Н.Ламболья решил ограничить круг классификацией находок. Их общая численность была впечатляющей: более чем тысяча амфор, не считая изделий из бронзы, свинца, мрамора, глины. Для подводных шедевров требовалось специальное хранилище, которое было построено и превращено в один из первых музеев подводной археологии.

К удивлению ученых, часть амфор была заполнена сос­новыми шишками, назначение которых так и не удалось установить. В других хранились орехи, довольно неплохо сохранившиеся за двадцать столетий. Говорят, что ныряль­щики с удовольствием щелкали их в свободное от работы время. Однако больше всего оказалось амфор, заполнен­ным рыбным соусом «гарумом» — ароматным маринадом, считавшимся одним из любимых блюд древних римлян.

Сотни предметов бытовой утвари и личного обихода, де­тали судна, клейма, систематизированные Н. Ламболья, привели ученых, к выводу, что торговое судно конца первой половины I в до н. э., затонувшее у Албенги, везло прови­зию для легионов Юлия Цезаря, сражавшихся в Галлии.

Итальянская печать, широко освещавшая водолазные ра­боты, назвала их итоги крупным достижением подводной ар­хеологии. Иначе к оценке отнеслись ученые-археологи и ис­торики. Они указали на целый ряд методических просчетов и промахов, допущенных как водолазами, так и их руково­дителем: плана памятника не сделали, не велись чертежные работы, не уделялось никакого внимания планиграфии и нанесению подводных объектов и их расположения на план­шет, наконец, не было сделано ни одной фотографии, хотя технически тогда это было возможным,

В результате еще один памятник древнего кораблекрушения перестал существовать и был потерян для науки на­всегда. В этих условиях напряженно работала исследовательская мысль, занятая поиском средств, при помощи которых такие печальные последствия можно было бы свести к минимуму. Но, как известно, для достижения цели требуется время и еще раз время.

В 1952 году центр подводных археологических исследо­ваний переместился к южным берегам Франции. Несмотря на то, что такого рода поиск проводился и в других райо­нах Средиземного моря (в том же году, например, грече­ские водолазы разгружали статуи эпохи высокой класси­ки из трюмов древнего корабля, затонувшего в порту Пирея, а их коллеги обследовали поглощенные морем кварталы критского города Мохлоса, велись работы у берегов Кипра, Сардинии и т. д.), в становлении подводной архео­логии как науки особое место занимает кораблекрушение у небольшого островка Гран-Конлюэ, раскопки которого от­крывали новый этап ее истории.

Памятник древнего кораблекрушения был обнаружен Гастоном Кристианини, который сообщил об этом члену подводной исследовательской группы Кусто, Фредерику Дю­ма. По словам ныряльщика, он находился вблизи порта Марселя и располагался на скалистой площадке, залегав­шей в море на глубине от четырех до восьми метров. В ап­реле 1952 года над ней бросила якоря исследовательская шхуна «Калипсо», доставившая туда сгоравших от нетерпе­ния водолазов-аквалангистов во главе с Ж- И. Кусто, и Ф. Дюма.

Когда аквалангисты спустились на дно и приступили к работе, археологическая общественность была поражена: амфоры, мелкая продукция керамического производства, чернолаковая парадная посуда, бронзовые, свинцовые, мед­ные вещички изымались на поверхность... тоннами! Только береговая площадка, куда они перемещались после изъя­тия, протянулась на 100 метров. И это было лишь начало!

Раскопки только-только стартовали, а уже стало очевид­ным, что кораблекрушение является более древним, чем предполагалось ранее: типы чернолаковой посуды, указыва­ли, что оно произошло в первой половине II в. до н. э. Ожидал исследователей и сюрприз. Из завала амфор была извлечена одна, оказавшаяся нетронутой, и, к радости аквалангистов, прочно запечатанной смолой, словно Посей­дон, оценив серьезность намерений человека, преподнес подарок к столу. Впервые мужчины могли оценить по дос­тоинству солнечный напиток, выдержка которого намного превышала все мыслимые и немыслимые сроки.

Первыми попробовали древнюю влагу Ж. И. Кусто и его помощник Э. Лальман. Последний сразу же выплюнул жид­кость. Ж- И. Кусто свою порцию с трудом, но допил до конца. Попробовали и другие члены научно-исследователь­ской группы. Мнение было единодушным: алкоголя в вине не было, по своим вкусовым качествам жидкость напомина­ла уксус. Ж- И. Кусто закончил дегустацию словами: «Вид­но, неважный виноград вырос в тот год...».

При производстве работ археологи столкнулись с тем, что сопутствовало их коллегам-предшественникам: куча ила и донных отложений закрывала памятник, в результате чего его дальнейшее изучение становилось невозможным. Посте­пенно накапливалась и усталость, все чаще и чаще аквалан­гисты испытывали негативное воздействие декомпрессии. Работы пришлось сократить до минимума.

И тогда Ж. И. Кусто предложил использовать большой на­сос, обычно применяемый для откачки воды из затопляемых водой шахт. Засасываемый им воздух прекрасно справлял­ся с очисткой извлекаемых с морского дна предметов. Насос вбирал в себя даже мелкие обломки керамики, которые ус­кользали из поля зрения аквалангистов. Это был прогресс. Но за всякий прогресс надо платить. Воздухолифт — так назвали изобретение Кусто — разрушал памятник. К тому же аквалангисты обладали самыми общими представлени­ями по археологии. Поэтому на место работ был приглашен специалист, профессор Фернан Бенуа. С его появлением возникла еще одна проблема: ученый был довольно пожи­лым человеком и, естественно, не мог работать непосредст­венно на памятнике. Что делать? Внедрявшееся в те годы телевидение подсказало выход. С военно-морской базы была позаимствована телевизионная камера. Ее спарили с воздухолифтом, и это позволило Ф. Бенуа управлять «хоботом» чудо-прибора и выбирать очередные объекты, следя за всем на экране телевизора.

Использование компрессора, помимо преимуществ, созда­вало и чисто технические сложности: воздухолифт занимал много места на палубе «Калипсо», и так перенасыщенной другими приборами обеспечения аквалангистов. В связи с этим Кусто решил переместить его на специальную, предварительно построенную понтон-платформу. Последнее позво­лило вести работы круглосуточно. Исследования у Гран-Конлюэ продолжались в течение 5 лет. За это время с морского дна в специально построен­ное здание было перенесено 200 т различных материалов, включая 3 тысячи амфор и 700 образцов чернолаковой посуды кампапского происхождения. Повезло аквалангис­там и в отношении самого затонувшего корабля: были вы­явлены и законсервированы часть килевого бревна с ос­нованиями шпангоутов, элементы обшивки бортов по дан­ной части, металлический шток якоря. Планки обшивки, как показало их обследование, соединялись шиповой вязкой. По самое главное, были обнаружены различные по своему про­исхождению товары, помеченные одной торговой маркой «Марк Сестий». Она-то и позволила Ф. Бенуа восстановить маршрут погибшего корабля и довольно точно определить причины разыгравшейся трагедии.

Корабль Марка Сестия отправился в плавание из гавани Делоса. Затем он прошел вдоль берегов Пелопоннеса, пере­сек коварный Мессенский пролив, разделявший Италию и Сицилию, после чего, недолго пробыв на стоянке где-то меж­ду Неаполем и Римом, взял курс на Корсику, следуя вдоль берегов Апеннинского полуострова и имея конечной целью порт Массилии. У берегов Галлии, в результате разыграв­шегося шторма, перегруженное судно не выдержало бор­товой качки, разломилось надвое и затонуло в морской пу­чине.

Изучение археологами этого корабля позволило уточнить имевшиеся представления о конструкции античного торгово­го парусника, внести в них коррективы. Самым впечатляю­щим явилось открытие секретов его архитектуры.

Оказалось, что античные судостроители на первом этапе работ особое внимание уделяли изготовлению прочного корпуса из листовых сосновых досок. После этого тщательно выбирали еловое бревно для киля, дерево для изготовле­ния шпангоутов. Их размеры для каждого класса судов бы­ли стандартными, что позволило наладить серийное произ­водство. Затем шпангоуты закреплялись на килевом бревне, образуя скелет формы будущего покорителя морей. Пока основы корпусной конструкции, обработанные растворами с использованием смол, просушивались в наземном доке, мас­тера занимались обработкой тонких досок внутренней и внешней обшивки: тщательно подгоняли одну к другой, стро­гали, полировали их.

Следующим этапом работ был расчет системы располо­жения отсеков, бортовых, носовых и кормовых крепежных узлов, в зависимости от этого подбирались доски донного и палубного настила (сплошного или частичного). Параллель­но, с учетом конфигурации данной части корпуса, в огром­ных бронзовых котлах плавили свинец, и разливали горя­чий металл на каменные матрицы. Таким способом изготав­ливалась донная металлическая обшивка, защищавшая ко­рабль от воздействия морской воды и исполнявшая одно­временно функции балласта.

На заключительном этапе в предварительно распаренный блок обшивки-основы «вправлялся» скелетообразный, хоро­шо просушенный остов, обшивка и шпангоуты продольно и поперечно скреплялись сначала деревянными шипами, за­тем бронзовыми и медными гвоздями (снизу вверх) и, нако­нец, скобами. В результате корабль приобретал закопченную форму. Заготовку корпуса тщательно смолили и конопатили еще раз. Только после этого приступали к «шитью» внеш­ней и внутренней обшивки-покрытия (ребристой и гладкой). Внешняя имела толщину 3—4 см, внутренняя — 5—6 см. Еще раз тщательно промазывали пазы наружного борта, на­кладывали покрытие из ткани на смоляном растворе, а пос­ле обязательной просушки красили.

Затем приступали к поперечному и продольному скрепле­нию бортов с целью придания кораблю необходимой жест­кости и прочности. Основные усилия уходили на обеспече­ние надежности крепления и центровки мачтового гнезда, от которого зависела устойчивость корабля в целом. Тут же монтировали механизм съема мачты (или мачт). И только потом - после ее закрепления, настилали палубу, крепили свинцовые плиты к днищу, надевали металличе­ские насадки в носовой части и на акропостель, прикрепля­ли кольца для фиксации бегучего такелажа, после чего ко­рабль спускался в морской док, где он и доводился до кон­диции.

Согласно свидетельствам, полученным из Гран-Конлюэ, удалось восстановить некоторые размеры отдельных дета­лен судовой экипировки. Сечение килевой балки составляло 17x12 см, тогда как сечение шпангоутов равнялось 10х9 см. Кроме того, между ними был очень маленький, всего лишь 10 см, интервал. Каждый из шпангоутов кренился отдельно, что обусловило соединение противоположных пар между собой треугольной массивной накладкой из дуба. Последнее указало на надежную и крепкую конструкцию корабля. Об этом же свидетельствовали и данные о его грузоподъемно­сти. Она составляла в среднем около 80 т. Раскопки у Гран- Конлюэ были этапными. Впервые о них заговорил весь мир. Они были самыми продолжительными (1952—1957 гг.), велись систематически одной и той же группой специалистов подводного дела под наблюдением ар­хеолога, в их ходе были опробованы, разработаны инстру­менты и механизмы, облегчавшие задачу исследования под­водного памятника непосредственно в месте его обнаруже­ния, наконец, впервые в практике таких исследований ис­пользовалось подводное телевидение. Более того, такие изо­бретения, как воздухолифт, ныряющее блюдце, компрессор очистки, подводный фотоаппарат, подводный топограф и многие другие применяются до сих пор или послужили про­образом инструментов и приборов, которыми пользуются археологи моря сегодня.

Десять лет спустя после начала работ экспедиции, уже обобщив материалы с корабля Марка Сестия, Ф. Бенуа при­шел к заключению, что судно затонуло в интервале между 150—130 годами до н. э. Правда, вывод маститого ученого по свежим следам попытались оспорить, указывая на то, что в трюме корабля присутствовал груз, датируемый и более ранним временем (220—180 гг. до н. э.). Кроме того, аквалангисты, принимавшие участие в исследованиях, убеж­дали, что рядом они видели контуры другого «амфороносца». Маститый ученый настаивал на своем — корабль один.

Разногласий можно было избежать, если бы акваланги­сты вели чертежные работы, но ни Ж. И. Кусто, ни Ф.Дюма, ни Ф. Бенуа этого не сделали. Собственно, с точки зрения археологической методики раскопки у Гран-Конлюэ прово­дились дилетантски: аквалангисты знали, что они ищут, но не имели ни малейшего представления, как это делает­ся научно. Результат такой же, как и во всех предшестующих случаях: еще один памятник древнего кораблекру­шения исчез для науки и человечества навсегда. И все-таки значение Гран-Конлюэ трудно переоценить. Человек научился работать на подводных археологических памятниках, приспособился к длительному пребыванию под водой, у него в распоряжении оказалась самая передовая техника — акваланг. Окончание работ группы Ж- И. Кусто совпало с запуском в космос первого в мире советского искусственного спутника Земли. Последнее было символично вдвойне: в эти дни жителям планеты впервые удалось одновременно увидеть историю своего прошлого и будущего.