Писаревский П. Н. Археология моря. Города- корабли- поиск

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Глава № 7. Какие здесь проплыли корабли.

Обмен информацией особенно на исходе XX века, — насущная потребность для общества, государства и отдельно­го человека. Еще более актуален он для науки, ибо дает возможность знакомства с новейшими достижениями и от­крытиями в различных областях знания, а также служит хорошей основой для объединения усилий специалистов, ра­ботающих над сходными проблемами или в русле родствен­ных научных направлений. Важность и необходимость этого археология моря почув­ствовала на рубеже 60—70-х годов. До сих пор подводные археологические исследования велись на отдельных памят­никах, разрозненными коллективами ученых из разных стран и в соответствии с их индивидуальными научными интере­сами. Это снижало планомерность обследований и разведок кораблекрушений древности, затрудняло выявление затоп­ленных морем городов, портовых сооружений и гаваней, от­влекало внимание на решение организационных вопросов, заставляло дублировать друг друга в анализе античной тра­гедии, в разработке методики подводных раскопок, а также в методах исторической интерпретации и реконструкции подъемного материала. О координации исследовательского поиска в таких условиях не могло быть и речи: публикации о результатах морских исследований заполняли страницы разрозненных специализированных научных изданий по ар­хеологии и истории древнего мира.

И все-таки интерес к сотрудничеству постепенно завоевы­вал все новые и новые позиции. В немалой степени этому способствовала публикация обобщающих трудов, выполнен­ных международными авторитетами и «патриархами» подвод­ной археологии п истории античного мореплавания. За ко­роткий период (середина 60-х—первая половина 70-х гг.) в научный оборот вошли книги Д. Бacca, П. Трокмортона, Ф. Дюма, Дж. Моррисона, В. Д. Блаватского и Г. А. Кошеленко и других ученых, научная ориентация которых была целенаправленно обращена на археологию корабля и мор­ское дело древних цивилизаций. Не отстали от своих коллег и историки: в те же годы в распоряжении специалистов по­явились монографические исследования Л. Кэссона, Дж, Моррисона и Р. Г. Вильямса, Ж. Руже, Ж. Мейрата, в ко­торых были представлены разработки типологии изображения гребных и парусных судов, систематизация комплекса источников, а также первые опыты по исторической рекон­струкции и моделированию технического устройства флаг­манов военного и торгового флота античной эпохи.

Но самый существенный импульс в названном направле­нии был задан результатами исследовании кораблекруше­нии у побережий о. Кипр (Кирения), Турции (Ясси-Ада, Улубурун), Италии (Риаче), Португалии (Гурум-де-саль) и бывшего СССР (Донузлав), обративших внимание как на масштабность рассредоточения памятников археологии моря, так и на необходимость координации и кооперации специали­стов различных центров и отраслей знания в их изучении.

Актуальность международного сотрудничества и органи­зации единого координационного центра диктовалась к то­му же и запущенностью вопросов защиты памятников исто­рии и культуры на дне моря от разграбления и уничтожения со стороны «цивилизованных» конквистадоров и любителей древностей. Не случайно, что в повестке дня работы ЮНЕСКО проблемы охраны и правового регулирования от­ношения государств и отдельных граждан к международно­му и национальному культурному достоянию, находящемуся под толщей морских воли, являлись едва ли не самыми де­батируемыми, о чем и сообщали тематические номера жур­нала этой организации «Курьер».

Все это вместе взятое диктовало актуальность практиче­ских действий. В 1972 году такой шаг был сделан: в Лон­доне был создан международный координационный центр в лице Международного института истории мореплавания и подводно-археологических исследований. По инициативе его руководства в том же году был начат выпуск информацион­ного специализированного международного научного ежеме­сячника. Довольно быстро получивший признание и под­держку, в настоящее время он является главным в разра­ботке «стратегии и тактики» исследовательского поиска, в поддержании контактов с национальными подводно-археологическими организациями (как частными, так и государст­венными), в проведении политики, соответствующей интере­сам международного сообщества ученых.

Еще один орган международного сотрудничества возник в 1985 году в Афинах по инициативе греческого Института охраны памятников истории и традиций морского дела. Раз в два года он проводит международные симпозиумы, позво­ляющие обобщить достижения науки, обогатить участников новейшей информацией и концепциями, способствуя тем самым прогрессу в общем направлении разработки проблем истории античного мореплавания и подводной археологии. Результаты не заставили себя ждать: начиная со вто­рой половины 70-х годов и по настоящее время выявлены такие памятники, о которых раньше можно было только мечтать. Больше того: из просто памятников античных ко­раблекрушении благодаря усилиям ученых-маринистов они превратились в подлинные исторические источники.

Успехи археологического изучения морской акватории стран Средиземноморского бассейна нашли отражение в де­ятельности целого ряда специализированных экспедиций, по­ставивших своей целью соблюсти главное требование нау­ки — тщательность и методическую точность как в работе непосредственно на памятнике древнего кораблекрушения, так и в интерпретации подъемного материала с позиций истории.

В этом отношении особый интерес представляют резуль­таты завершившихся исследований корабля, затонувшего в XIV в. до н. э. у южных берегов Турции неподалеку от мы­са Улубурун. Разборка груза и подъем его на поверхность, тщательное обследование составляющих его предметов уже в 1985 году, когда подводные раскопки едва были начаты, указывали на уникальность обнаруженного К. Пулаком па­мятника. Но подведение предварительных итогов исследова­ний, сделанное в докладе археолога на симпозиуме в г. Навплий (Греция) в 1993 году, перекрыло все самые смелые ожидания - по своему значению памятник оказался феноме­нальным.

Прежде всего, интересен груз затонувшего корабля (его осмысление послужило К. Пулаку основой для историче­ских выводов). Он включал бруски меди (около 10 т), оло­ва (1 т), ханаанские амфоры с остатками ароматических смол, обломки сосудов из стекла, столы-лаги черного эбе­нового дерева из Африки, кости слона и гиппопотама, изде­лия косметического назначении и множество ювелирных украшений египетского и микенского происхождения. На ос­новании присутствия в составе подъемного материала брон­зовой статуэтки и музыкальной трубочки из слоновой кости левантийского происхождения докладчик счел возможным отнести затонувший около Улубуруна корабль к типу торго­вых судов царского флота Рамессидов.

Еще более информативными оказались представленные К. Пулаком детали устройства корабельного корпуса и су­довые якоря, выявленные в 1993 году. Изготовленные из камня, численностью 24 эксземпляра и весом от 121 до 208 кг, они лежали поперек корпуса в одни ряд. Сохранилась и часть корпуса, состоявшая из килевого бревна и прикреплен­ных к нему ребер, переборок, шпангоутов с соединенными с ними способом шиповой вязки планками обшивки. Послед­ний факт был весьма показательным: такой способ до сих пор отмечен лишь для технологии судостроения IV в. до н.э., зафиксированной на затонувшем торговом корабле близ Кирении. Вместе с тем одинаковые закругления стоек шпан­гоутов, находящие аналогии с формами подобных узлов на изображениях кораблей из Северной Сирин и на стенах усы­пальниц древнеегипетских вельмож, форма килевого бруса, его композитивность, размеры «пятна» и, наконец, распре­деление материальных остатков груза позволили археологу прийти к заключению о том, что величина корабля составля­ла 13—14 м х 4,4 м.

Развертывание подводно-археологических исследований в 70—90-е годы нашего времени постепенно распространялось и на те районы морской акватории, которые, как казалось прежде, не представляли интереса с точки зрения истории античного мореплавания.

Еще в 1960 году в территориальных водах Португалии у острова Конехера, входящего в группу Балеарских островов, Б. Вилар-Санчо и X. М. Мана-Анчуло обнаружили памятник кораблекрушения позднеримского времени. Тогда же на по­верхность были извлечены несколько амфор, составлявших часть груза затонувшего судна. Что касается его останков, то для их исследования не оказалось ни сил, ни средств.

В 1982 году во время паспортизации археологических па­мятников острова вновь спустившиеся под воду сотрудники института консервации и реставрации древних памятников Б. Мартинес и В. Гальван констатировали разрушение ос­татков древнего кораблекрушения. Вот почему в 1991 —1992 годах археологи решили спасти то, что от него осталось. Удалось поднять на поверхность и подвергнуть консервации остатки фрагментов донной части корабельного корпуса. Об­шивка днища, киль, столбовые опоры, доски палубного на­стила, остатки рамочных конструкций и крепежные про­дольные балки, составленные вместе по чертежам их зале­гания, выполненным непосредственно на памятнике, позво­лили ученым реставрировать устройство судового корпуса. Оказалось, что он имел двойную внутреннюю и внешнюю об­шивку. Но главное наблюдение было сделано, когда уста­новили, что грузовые трюмы корабля разделены на две части: один располагался прямо над килем в центральной части корпуса и имел обшивку изнутри, тогда как другой — бли­же к корме, необшитый и без пола — был, в свою очередь, разделен надвое с помощью переборки на столбовых конст­рукциях. Различие помещавшихся в них грузов (амфоротара, керамические светильники и статуэтки, остатки пищевых запасов экипажа) дало основание К. Аморесу сделать заклю­чение о том, что двухчастное устройство грузовых отсеков ку­печеских судов II—III вв. н. э. является модификацией кон­струкции стандартного торгового корабля эпохи Римской империи.

Кроме этого, сам факт обнаружения античного корабля у Балеарских островов расширил представление ученых о направлениях и протяженности античных судоходных трасс в западном секторе акватории Средиземного моря.

Важнейших результатов удалось добиться целеустрем­ленным труженикам науки и в диаметрально противополож­ном конце «колыбели древних цивилизаций моря» — у по­бережья Израиля. Это район, начиная с неолитической эпо­хи, был особенно оживленным. Не случайно, в ходе подводных разведок, проводившихся в прибрежной полосе, были выявлены следы кораблекрушений, скопления грузов, конст­рукции портовых сооружений и якорных мест, затопленных в результате трансгрессии моря древних поселений. Появ­лявшиеся время от времени сообщения о них впечатляли, но не более того; к ним просто привыкли.

И все-таки море в очередной раз преподнесло сюрприз, о существовании которого ученые даже не предполагали.

В 1990—1992 годах во время подводно-археологических раскопок под руководством А. Рабана {Центр морских ис­следований университета г. Хайфа), проводившихся в пор­ту иудейской Цезареи, было выяснено, что в отличие от тех­нологии закладки мола в Остии времен императора Клав­дия, при которой использовались большие суда, перевозив­шие древнеегипетские обелиски и барки с цементом для ук­репления его подошвы, строители порта Цезареи останови­ли свой выбор на технологии затопления специально изго­товленных для тех же целей барок — кессонов, построенных с полным соблюдением принципов технологии судостроения.

Сколоченные из дерева, длиной 17 м, шириной 7 м и вы­сотой 4 м, во внутренней части они имели отсек 7х2,5 м, куда засыпалась приготовленная к затоплению смесь цемен­та с морской галькой и камнями. Корпус таких барок обла­дал гладкой обшивкой с шиповой вязкой и дополнительным крепление с помощью гвоздей и был построен способом расписания ее каркасной килевой конструкцией остова. Кро­ме того, оболочка корпуса барок была дополнительно укреп­лена с помощью рамочных перемычек длинными скобами, поперечными стопками и по диагонали — кусками обшивки.

Несмотря на тщательность изготовления судовой конст­рукции, такие барки совершали в своей жизни лишь одно плавание, как удалось установить, не далее, чем на 1 км, после чего вместе с грузом затапливались строителями в 500 м от берега.

Раскопки в этом регионе были связаны и с целым рядом курьезных недоразумений. Одним из них стало появившееся в феврале 1986 года на страницах израильских газет, а за­тем и зарубежных издании сенсационное сообщение о ре­зультатах исследования древнего челна на дне Галилейско­го озера.

— Найдена лодка Иисуса! — кричали разносчики газет. Естественно, что не только верующие христиане, но и весь мир затаил дыхание в ожидании чего-то большего. Чу­да, однако, не произошло. Реальность оказалась обыденной до простоты: в январе 1986 года два жителя гиносарского кибуца, братья Моше и Дюваль Люфаны, увлекшиеся архео­логией, решили «посмотреть», что представляет собой «пят­но», откуда им удалось ранее извлечь глиняный котел, све­тильник, железные гвозди и куски дощатой обшивки. Они сообщили о находках в инспекцию охраны подводных древ­ностей, руководство которой, в свою очередь, пригласило на раскопки профессора Института археологии корабля Техас­ского университета Дж. Р. Штеффи, незамедлительно при­бывшего к месту залегания памятника. Изучение верхней части борта затонувшей лодки показало, что она построена но принципу «дюбельного соединения», а следовательно, кораблекрушение действительно было древним.

Путем осушения запруды, в центре которой располагал­ся памятник, трудности по очистке и раскопкам лодки были сведены до минимума. Но перед археологами встала другая проблема: как сохранить реликт древнего судостроения. С этой задачей справилась Орна Коген: по ее предложению, на каждую доску обшивки крепили бирку из белого пластика с номером, а сами узлы каркасной конструкции и, особен­но, места стыка обшивки и шпангоутов были залиты жидким нейлоном, сохранившим особенности конфигурации форм и предохранившим от внешних разрушительных факторов. Судно оказалось достаточно объемным: 8 м в длину и 2,3 м — в ширину. Одетое в «полиритановый жакет», оно было извлечено из озера и доставлено в музей кибуца Ги­носар.

А изучение сопутствующих материалов, равно как и об­следование двух других утонувших лодок, показало, что все они погибли, по меньшей мере, на рубеже I в. до н. э. — I в. н. э. В настоящее время извлеченная из Галилейского озера и закованная в стеклянный саркофаг лодка выставлена в Аллон-музее кибуца Гиносар в Израиле.

В сущности, всего пять пунктов представляют первосте­пенный интерес для археолога, приступающего к обследова­нию памятника древнего кораблекрушения: 1) груз корабля; 2) команда и пассажиры; 3) конструкция корпуса; 4) раз­меры судна; 5) движитель и коэффициент судоходности.

Изучение корабельного груза дает драгоценные свиде­тельства о протяженности морских торговых трасс, качест­ве товаров и, что очень важно, об агентах, контрагентах и торговых партнерах. Информацию об экипаже и пассажирах несут керамическая и металлическая посуда, монеты, вещи индивидуального пользования, попадающие на морское дно вместе с тонущим кораблем. Данные о размерах, конструк­ции корпуса и мореходных качествах корабля извлекаются из останков корабельного «скелета» после длительной очи­стки, консервации и изучения его деталей.

Именно этот аспект в деятельности археологов моря в на­стоящее время остается самым актуальным. Не только по­тому, что еще очень и очень мало «живых» свидетельств ан­тичного судоходства и мореплавания. В таком утверждении есть своя логика. Все дело в том, что сам корабль на всех этапах своей истории аккумулировал в себе и эстетический вкус, и, главное, самые высшие из технологий, какими толь­ко вообще могло располагать то или иное общество. Данное наблюдение подтверждают поиски древних ко­раблей на дне моря в территориальных водах Северной Италии.

— Все выглядит так, как будто олимпийские боги после окончания своей пирушки сначала перессорились, а затем переломали мебель и перебили всю посуду, украшавшую их столы.

Таково было первое впечатление одного из участников подводно-археологической экспедиции Оксфордского универ­ситета, когда он увидел остатки древнего кораблекрушений у Липарских островов. Совсем иное представление о памятнике сформировалось у его коллеги М.Баунда – руководителя группы археологов: — Если оставить эмоции в стороне, то остатки кораб­ля, — убеждал он своего оппонента, — есть не что иное, как огромная консервационная капсула, в которой, благодаря особой солености воды этого района морской акватории, в первозданном виде сохранились и предметы судового быта и все компоненты груза, и образцы высокохудожественной керамики времен Сократа и Платона.

Кто из них оказался прав, рассудили раскопки памятни­ка, проводившиеся в течение пяти летних сезонов у острова Джильо, — первого в истории созданного в 1981 году в системе Оксфордского университета Института морских археологических исследований. Прежде всего были выполнены работы по установлению размеров «пятна» кораблекрушения, состояния судового кор­пуса. Оказалось, что верхний ярус культурного слоя погиб­шего корабля был насыщен образцами греческой, финикий­ской и собственно этрусской художественной расписной кера­мики III в. до н. э. Ниже него располагались большие и средних размеров амфоры, внутри которых сохранились ви­но, плоды оливковых деревьев и ароматические смолы.

Существенную часть груза составляли изделия из брон­зы (этрусские боевые шлемы), железный металлолом и за­готовки, перемешавшиеся при крушении с готовыми изде­лиями (молотки, топоры, рубила). Кроме того, после рас­чистки площади кораблекрушения от амфор и металла ар­хеологи нашли остатки деревянной мебели и музыкальных инструментов, напоминающих двурожковую этрусскую флей­ту и греческую кифару — непременный атрибут Орфея. На­конец, тщательная дочистка материкового основания позво­лила обнаружить украшения из янтаря, игральные кости и несколько серебряных и медных монет карфагенской и гре­ческой чеканки.

Ближе к завершению работ археологам удалось извлечь на поверхность фрагмент днища корпуса с килем. Порядок расположения шпангоутов, их крутизна, композитивность, мощность стыковочных узлов, а главное, способ обшивки корпуса с помощью пазов и дюбелей свидетельствовали не только о том, что эта средневековая технология была изве­стна судостроителям этрусских городов-государств, но и о том, что, возможно, этруски в практике торгового судоход­ства античности первыми ввели в употребление тип глубоководного парусника, приспособленного для перевозки ис­ключительно грузов.

Именно такой корабль изображен на замечательной фреске из этрусской гробницы «Корабля» в Цере. Он имел две мачты: одну — высокую, в центре, с прямоугольным па­русом, другую — меньших размеров, на носу, с небольшим квадратным парусом, служившим для управления судном наряду с двумя кормовыми веслами. И хотя фреска датиру­ется III в. до н. э., нужно думать, что каких-либо серьезных изменений в торговом судостроении этрусков в период с VI по II вв. до п. э. не произошло, и потому данная иллюстра­ция может быть использована для реконструкции внешнего облика этрусского корабля, погибшего на рифах у Липарского острова Джильо. В пользу VI и. до н. э. выступает и еще одно, правда, косвенное доказательство: автор «Есте­ственной истории» римский писатель Плиний считал этрус­ка Писея изобретателем самого первого двулапого якоря и боевого тарана. Известно, в такого типа якорях потреб­ность испытывают в первую очередь глубоководные суда.

Не менее результативными оказались в эти же годы ис­следования затонувших кораблей в акватории Эгейского моря.

Одно из самых последних событий в этом ряду — сооб­щение Е. Хаджидаки о выявлении в северной части архипе­лага Спорады у берегов острова Алонисоса затонувшего ко­рабля начала IV в. до н. э. Информация о нем поступила в Департамент морских древностей Греции от занимавшегося в этом районе рыбной ловлей Д. Майрикиса. Незамедлитель­но были организованы работы по обследованию и оценке памятника. Фотографии, сделанные немецким водолазом П. Винтерштейном, засвидетельствовали нахождение на мор­ском дне остатков древнего кораблекрушения, размеры кото­рых превосходили вес известные ранее. Разведочные рабо­ты, проведенные подводными археологами в ноябре—декаб­ре 1991 года, показали, что, по существу, впервые объектом исследования специалистов стал один из самых больших торговых кораблей эпохи греческой классики, когда-либо изучавшийся наукой. Именно поэтому относительно раско­пок памятника была разработана долгосрочная, рассчитан­ная на пять лет, программа, включающая ряд последова­тельных этапов, на каждом из которых археологи-подводни­ки должны будут решить конкретные задачи. В частности, главная научная цель исследования 1992 года состояла в расчистке памятника от наносов морского дна, его консервации на месте залегания и подготовке к планомерным раскопкам. В ходе разведки и обследования состояния памятника были получены самые первые данные. По свидетельству не­посредственной участницы экспедиции Е. Хаджидаки, ко­рабль залегал на глубине 22—30 м. Образованное спаявши­мися амфорами «пятно» имело 25 м в длину и 10 м в шири­ну, включая 2—3 слоя наносов. В центре скопления амфор имелось круглое отверстие, оставленное или уничтоженной морем мачтой, или любителями подводных древностей, опе­режающими в таких случаях ученых-специалистов. Послед­нее, что удалось выяснить в августе 1992 года, заключалось в уточнении ориентации затонувшего корабля: он располага­ется по линии юго-восток — северо-запад, образуя угол в 120°.

Раскопки кораблекрушении у Алонисоса продолжаются, и кто знает, не приобретет ли наука в его лице еще одну возможность реконструкции древнего парусника в натураль­ную величину, как это имело место в отношении «киренийского странника»?

То, что археология моря извлекает на поверхность бес­спорные шедевры античного искусства, было известно дав­но. Но то, что она в состоянии перевернуть десятилетиями складывавшиеся представления о конструкциях морских (во­енных и торговых) судов, эксплуатировавшихся в Эгеиде в пределах III в. до н.э. - IV в. н. э., стало ясно после от­крытий, сделанных подводными археологами у Кирении (Кипр), мыса Улубурун (Турция), а также постройки в на­туральную величину точных копий торговых н военных ко­раблей древних греков (Катцев, Моррисоы).