Писаревский П. Н. Археология моря. Города- корабли- поиск

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Глава № 5. Есть город, который во тьму погружен.

«Сорокатысячное греко-македонское войско Александра переправлялось через Геллеспонт. Позади оставались горо­да с полуголодными возбужденными эллинами, с дрязгами из-за клочка каменистой земли, с пропыленными свитками Плитона о справедливом государстве и справедливых зако­нах. Впереди была необозримая Азия с нестройными цар­скими полчищами, готовыми разбежаться при одном только виде непобедимой фаланги, с дворцами, хранящими неисчис­лимые богатства, с народами, привыкшими повиноваться.

Довольно слушать мудрецов, витающих в облаках! Ни один из них не указал Элладе верного пути — ни Сократ, ни ученик Сократа Платон, ни ученик Платона Аристотель. Только ученик Аристотеля Александр нашел этот путь! И это путь па Восток! Только там упоение победой, царская роскошь, власть, слава!». Так пишет об Александре Македонском крупный совет­ский ученый-антиковед А. И. Немировский.

Действительно, выходец из Македонии горел неукротимой жаждой завоевания Азии. Желание отомстить персам за обиды, некогда нанесенные ими, переполняло его сердце ре­шимостью сражаться до последнего, поставив все на карту, а успех сулил неземную славу и величие. По приказу царя изобретаются не виданные ранее осад­ные приспособления и механизмы для взятия городов, он лично осматривает свой флот, находя его не вполне гото­вым к войне. И вообще, какое бы решение или действие им не предпринималось, он всегда участвовал в нем лично.

Напористость Александра рождала легенды, опережав­шие движение греко-македонского войска. Библ, Сидон, другие финикийские города посчитали для себя благом сдаться завоевателю без сопротивления. А вот Тир — извечный соперник Сидона и властелин Африки, обладавший огромным флотом (военным, торговым, рыболовецким), сдаться на милость победителя не пожелал. Богаты и сильны были его жители и, кроме того, надеялись на помощь из Карфагена, Гадеса и Ликса, за которой спеш­но послали самые быстроходные из своих судов. Осада Тира длилась очень долго и могла продлиться еще дольше: город был построен на острове и почти идеально укреплен. Чтобы добиться успеха, одного флота и многотысячной пехоты было мало.

«Надо сделать так, чтобы крепость перестала быть островом», — такая идея родилась у Александра, когда он при­казал инженерам изучить архитектуру и фортификацию древ­невосточного города. Долгое время они не могли ничего предложить. Однако перебежчики подсказали, что все секре­ты города можно заполучить практически даром: на их па­мяти море неоднократно поднималось, наступая на сушу, по­этому часть кварталов, обладающих аналогичной конструк­цией, скрыта под водой. Македонский - военачальник лично спускался в специальным колоколом на морское дно, что­бы убедиться в этом. И тогда по приказу Александра про­лив, разделяющий город и материк, был засыпан насыпью. Это и решило исход сражения за Тир. 30 000 человек было продано победителями в рабство, а сам город превращен в руины, ибо владыкам и повелителям Азии не нужны гор­дые и строптивые подданные. Оборонительные сооружения по приказу царя были срыты, а кварталы разрушены. Город перестал на время существовать. И хотя впоследствии он неоднократно возрождался, былого величия и славы ему достигнуть так и не удалось.

Летом 1935 года французская археологическая экспеди­ция приступила к исследованию древнего финикийского го­рода. Однако морские гавани Тира, о которых упоминал древнегреческий географ Страбон, обнаружить не удалось. И тогда Анри Пуадебар, руководивший раскопками, решил прибегнуть к помощи авиации. Замысел был прост: попы­таться сделать фотографию городища с воздуха. Аэрофото­разведка дала возможность выявить портовые сооружения, древний мол, систему защиты гаваней от юго-западных вет­ров. Наблюдения с воздуха требовали проверки. И тогда археологи опускаются на морское дно.

В 1936—1937 годах им удалось зафиксировать темные пятна и развалы камней, имеющих правильную геометри­ческую форму. Удача! Археологи открыли кварталы горо­да, затопленные морем. Они залегали на глубине от трех до пяти метров и прямо примыкали к древнему порту. Са­мым поразительным сооружением был мол, тянувшийся почти на 200 м в глубь моря и составлявший в поперечнике 8 м. На нем можно было расположить войска для оборо­ны и даже боевые машины.

Вторая гавань также включала 750-метровый мол, в средней части которого был проделан проход для кораблей, а окончание венчали оборонительные сооружения. Кро­ме того, на каждой из двух гаваней были сооружены дамбы, затруднявшие как вход в порт Тира, так и разрушение морем береговой линии и портовых сооружении. В 1946—1950 годах неутомимый А. Пуадебар исследо­вал Сидон, находившийся на месте современной ливанской деревушки Саида. Часть портовых сооружений затонула не полностью, это облегчало ведение археологических раско­пок. Однако верный методике французский археолог не только возобновил фотографирование памятника с разве­дывательных самолетов, но и привлек водолазов, плавучие подъемные краны и применил траление бухты по заданно­му маршруту.

Раскопки подводных кварталов Тира и Сидона полно­стью подтвердили правоту оценки Страбона, согласно ко­торой «в мореплавании финикийцы всегда превосходили все другие народы!».

Южнее Тира и Сидона располагался другой древний го­род, часть которого была еще во II—III вв. н. э. затоплена морем. Назывался он Цезарея в честь основателя династии императоров Юлиев-Клавдиев в Риме. С помощью полевых археологических раскопок были вскрыты городские квар­талы, изучена архитектура театра, храма Юпитера Высо­чайшего, ипподрома, оборонительных стен и сторожевых башен. Другую часть столицы римской провинции долгое время изучить было невозможно: она была полностью по­крыта толщей морских вод. Но интерес исследователей к ней был велик, ведь известно, что в гавани города иногда собиралось до 100 торговых судов. В портовой части нахо­дилась и резиденция римского прокуратора, а также слу­жебные помещения публиканов и сборщиков налогов. Здесь же, каждый день несли вахту легкие и быстроходные либурны, доставлявшие почту, распоряжения императоров и Се­ната, а также эвакуировавшие па родину представителей провинциальной римской администрации.

Подводной Цезареей заинтересовался археолог-любитель Эдвин Линк. Летом 1957 года его яхта «Си Дайвер», обору­дованная для производства подводных исследований и тех­нического обеспечения водолазного снаряжения, заняла ис­ходные позиции напротив руин сухопутной Цезареи, и по­иск стартовал. К этому времени в распоряжении археологов имелся новый прибор – фиксатор электромагнитных волн с осциллографом. До сих пор его применяли только в полевой археологии, и то для локализации этрусских гробниц в Италии.

Эдвин Линк расширил возможности применения этого прибора. Электронная и архео-магнитная разведка позволи­ли не только представить характер и рельеф морского дна, но и составить карту скрытых морем подводных кварталов Цезареи. Наличие плана значительно облегчило работу ак­валангистов: в их распоряжении были ориентиры, конфигу­рация памятника была известна, что позволяло проводить постепенные и планомерные раскопки.

Вскоре археологов Э. Линка ждала удача: они подняли на поверхность крупную мраморную статую римского импе­ратора Нерона, обнаружили скопление мраморных колонн, относившихся к зданию городской библиотеки, — об этом свидетельствовали свинцовые коробки и пеналы, специаль­но предназначенные для хранения папирусов.

Исследования Э. Линка в 1961 году продолжили изра­ильские и итальянские археологи. Они завершили обсле­дование здания библиотеки, обнаружили причалы древнего порта, скопления камней — балласта судна, выбрасывавшихся в воду по окончании плавания и перевода корабля в сухой док, выявили на морском дне потерянные судами ка­менные и металлические якоря.

Но самой поразительной находкой исследователей стал фрагмент постамента массивной статуи, изображавшей Понтия Пилата. Точнее, то, что сохранилось от мраморного из­ваяния римского прокуратора. Сообщения античных истори­ков еще раз (и блестяще!) подтвердились археологией.

Резиденция Понтия Пилата находилась именно в Цеза­рее. Десять лет спустя итальянским аквалангистам удалось найти фрагмент латинской надписи, из которой следовало, что в прокураторство Понтия Пилата был казнен «какой-то человек, назвавший себя Иисус».

За время подводно-археологических исследований Цеза­реи удалось обнаружить множество деталей архитектурного убранства зданий, предметов домашнего обихода, быта, лич­ных вещей, украшений, монет, использовавшихся на морском рынке города.

Вкупе со сведениями иудея Иосифа Флавия, римского ис­торика Тацита результаты подводных исследований позволи­ли современному человеку ближе узнать трагическую исто­рию Иудеи в составе Римской империи. Но вот выяснить, кто же назвал себя именем Иисус перед судом грозного про­куратора, до сих пор не удалось. Море цепко хранит эту интересующую все человечество тайну. С помощью аэрофотосъемки был обнаружен и этрусский город-порт Спина, сообщения о котором сохранились в тру­дах Плиния, Птолемея и Страбона и который долгое время считался плодом фантазии древних авторов. В 1956 году он был обнаружен археологами. На зеленом ковре болотной растительности при помощи аэрофотосъемки ученые увиде­ли древние улицы города, каналы, портовые сооружения. Главный канал был шириной 20 м, от него отходило множе­ство мелких. Пробными раскопками обнаружили: все соору­жения города-порта базировались на свайных конструкци­ях. Довольно сложными оказались сами полевые исследова­ния, которые точнее можно назвать подводными в полном смысле этого слова. Дело в том, что грунтовые воды, мешав­шие работам, появлялись на глубине 0,6 м, тогда как са­мый поздний культурный слой VIII в. до н. э. залегал на 3,4 м глубже. Несмотря на это, раскопки оказались резуль­тативными; было установлено, что главный канал связывал город с устьем реки По и, стало быть, Сипну можно рассмат­ривать в качестве памятника древнейших традиций организа­ции и технического обеспечения торговых судоходных трасс. По свидетельству афинского историка Фукидида, самые древ­ние города из-за угрозы морских пиратов возводились не на побережье, а на значительном расстоянии от него. Так вот, Спина представляет интерес как памятник промежуточный: она находилась вдали от побережья, но была соединена сис­темой каналов с рекой, впадающей в море. Удобство было двойное: набеги неприятеля можно было отразить еще на подступах к городу, а при необходимости, после удачного морского набега, легко скрыться в лабиринте каналов, ведущих к городу. Ведь этруски-тиррены были грозными морски­ми разбойниками, в плен к которым попадали не только лю­ди, но и боги, и само название которых стало нарицатель­ным.

Раскопки Спины показали, что она входила в систему опорных пунктов этрусков на побережье, точно так же, как Адрия и другие города Северной Италии. Помимо пиратст­ва их жители занимались и торговлей: слой V в. до н.э. был буквально нашпигован афинской, эгинской, хиосской керами­кой. В архитектуре планировки городища преобладала сис­тема каналов: они заменяли улицы. Подводные исследова­ния устьев этрусских рек выявили сооружения, с помощью которых жители вели борьбу с песчаными заносами, препят­ствующими входу кораблей в речные русла. Более того, ста­ло ясно, что прекращение этих работ привело к превращению лагун в болота и распространению малярии, опустошившей Этрурию уже к 40-20м годам II века до н.э., очевидцами и свидетелями чему являлись Тиберий и Гай Гракхи.

Сухопутное положение портов этрусских городов-государств во многом обусловило характер археологических данных о морском деле, морской торговле, судостроении и мо­реплавании этого народа. Поэтому «морская» историй этрус­ков восстанавливается по изображениям на этрусских вазах, по памятникам жертвоприношений — «вотивным» подаркам в форме корабля, происходящим из тирренских портов Ветулония, Грависки и многих других. Исключение составил этрусский город Вейи. Отдельные здания городских кварталов уходили в море и скрывались на глубине до 10 м. Территорию затопленной части разбили на квадраты, для чего ко дну были прикреплены, с интервалом в 100 м, буи. Образовавшиеся 24 больших квадрата методи­чески протралили, затем спустили аквалангистов, сумевших обнаружить довольно широкую, покрытую вымосткой улицу и многокамерные остатки жилых домов; некоторые из них включали останки мраморной колоннады, обрушившиеся лестничные переходы и т. п.

В самое последнее время опубликованы сообщения об открытии торговой фактории этрусков на побережье Неапо­литанского залива в районе знаменитого курорта римских императоров Байи. Ныряльщикам удалось обнаружить скоп­ления этрусских бронз, некоторые с надписями. Может быть, из них, как из всемирно известной надписи, найденной в порту этрусского города Цере в 1964 году, мы узнаем о других договорах этрусков с соседями? Или археологам наконец-то посчастливится обнаружить такую двуязычную надпись (билингву), которая снимет с повестки дня загадку языка и самой культуры этого народа. Исследования идут полным ходом. Наиболее многочис­ленные открытия затонувших городов были сделаны близ побережий Греческих островов, Балканской и Малоазийской Греции (Малая Азия, ее прибрежная зона входят в историко-географическое понятие «Древняя Греция»). В 1963 году обследовались затонувшие портовые соору­жения Коринфа, в результате чего были выявлены мол, за­щитные сооружения, обломки амфор, расколотые колонны, в хорошем состоянии рыбозасолочные цистерны, размером 4х3 и 2х1,25 м. Находки, извлеченные со дна залива, от­носились к разным периодам истории: от архаического до римского времени. Раскопки проводились по предварительно составленному плану акватории порта. Разбивка площадки поиска производилась как на поверхности, так и на мор­ском дне «Бровки» пересечении основных квадратов осна­щались нивелирными рейками, это в конечном итоге прояс­нило расположение и ориентировку кварталов подводной части Коринфа.

Аналогичные работы имели место в 1964—1969 годах на городищах Гифион, Калидон, Гелик, Бур, велся поиск руин города Фея, погибшего от сильного землетрясения в 243 го­ду до н. э. Д. Моррисон, Р. Т. Вильяме и Д. Блэкмен зани­мались исследованием подводных памятников в Саламинском заливе, известном происшедшей в нем морской битвой персидского и афинского флотов. Однако результаты оказа­лись более чем скромными, море безжалостно уничтожило все связанное с этим событием.

Более удачными считались подводные исследования се­веро-западного побережья Пелопоннеса, в Иллирии, у стен Эпидавра, знаменитого святилищем бога медицины Асклепия. Город погибал трижды: в 234 году до н. э., 362 году н. э. — от землетрясений и в VI в, под ударами гуннов. Внесли свою лепту в уничтожение Эпидавра и Ионическое море. В 1955 году к изучению затонувшей части Эпидавра об­ратилась экспедиция любителей во главе с Т. Фалькон-Баркером. Результаты исследований (1956—1958 гг.) руководи­тель подводных археологических поисков изложил в книге «Римская галера на дне моря» (М., 1967). Автор не скры­вал своего восхищения размерами мощных городских стен, мраморных обкладочных плит, красотой греческих краснофигурных ваз, римских арибаллов, содержанием метрических эпитафий жителей Эпидавра — обитателей его некрополя и, наконец, грузом корабля I в. до н. э., его останками, якорем с подвижным свинцовым штоком. С восторгом писал он об увиденном: по его мнению, морская кладовая — лучший и самый заботливый музеи в мире.

С 1966 и по 1985 год проводились комплексные (назем­ные и подводные) исследования острова Фера (Санторин), где был обнаружен город микенской эпохи Акротира, пост­радавший от крупного средиземноморского извержения вул­кана в XV—XVI вв. до п. э. Часть острова упала, очевидно, в образовавшийся кратер, другая его часть, разрушившись, оползнем сошла на морское дно. Раскопки и исследования, начатые здесь под руководством Спиридона Маринатоса, собственно, и имели целью определить истинные причины ги­бели города и влияние разразившейся катастрофы на историю народ Средиземноморья. Принимали в них участие геологи, вулканологи, биологи.

Остров представляет огромный интерес с точки зрения не только археологии, но и истории. Греческие мифы расска­зывают, как Кадм, сын финикийского царя Агенора, в поис­ках своей сестры Европы, украденной Зевсом, однажды при­стал к берегам Греции. Эта земля так полюбилась ему, что он решил поселиться со своими спутниками здесь навсегда. Кадм основал поселение, названное впоследствии Фивами. От него греки научились множеству разных ремесел, в том числе и искусству письма. По другой версии, Кадм обосно­вался на острове Фера, а его потомки образовали процве­тающую финикийскую колонию. Археология, которая в последние десятилетия словно за­далась целью доказать достоверность древних письменных источников, представила соответствующие доказательства и на этот раз: раскопками на Фере выявлены не только па­мятники архаического греческого письма, но и остатки ма­териальной культуры далеких предшественников населения эпохи архаики — жителей микенской Греции.

В результате многолетних усилий были открыты несколь­ко кварталов многоэтажных домов, интересных как своей архитектурой — в них уже прослеживался позднейший гре­ческий орден — так и множеством портиков, внутренних двориков, колоннадой, выполненной в протопонийском стиле.

Но самые поразительные находки ожидали ученых в так называемом «доме Западного квартала». Стены его комнат были сплошь покрыты фресками, на которых в довольно ре­алистической манере были изображены природа, ландшафт, города, праздники, приход кораблей в гавань, домашние и дикие животные. Все они рождают ощущение радости и вос­торга. Художники сумели передать свое настроение — час­тицу мироощущения минойско-микенского общества, отличи­тельными чертами которого выступали безмятежность и ра­достность, оптимизм, вера в будущее, огромное жизнелюбие. Эта нота особенно сильно звучит в морских сюжетах. Одна из росписей «Западного дома», сохранившаяся часть ко­торой имеет длину 6 м, содержит изображение морского по­хода, дает, как полагают искусствоведы, своеобразную «ис­торическую хронику», подробно и увлекательно рассказываю­щую о море и островах, о трех городах и его обитателях, о семи парусных кораблях и маленьких весельных лодках, о мореходах и воинах, ведущих битву. С особой тщательно­стью и точностью художник изобразил корабли, их такелаж и украшения. Морская стихия нашла отображение в стреми­тельных прыжках дельфинов, резвящихся рядом с корабля­ми, в динамических, неустойчивых очертаниях островов с их колышущимися, как волны, холмами, населенными быстро­ногими оленями.

Сколько остроумных и блестящих предположений вызва­ла интерпретация этой фрески! Какие только споры не ве­лись вокруг неё! Одно оставалось очевидным: если верно ут­верждение о том, что поэзия есть говорящая живопись, то изображение морского похода должно ассоциироваться толь­ко с каталогом кораблей «Илиады» или прибытием главно­го героя другой поэмы Гомера «Одиссеи» в города феаков. И тогда фреску «Западного дома» можно назвать молчащей поэзией!

Извержение вулкана, к большому сожалению ученых, не оставило камня на камне от тех районов Акротиры, которые оказались ближе к эпицентру. Даже подводно-археологическими обследованиями острова не было обнаружено сколько-нибудь выразительных остатков некогда большого города: огромные пласты вулканических пород и лавы накрыли сво­ей толщей дома, людей, животных, результаты их повседнев­ного труда, произведения художественной культуры.

Акротира была провинциальным микенским городом. Этим обстоятельством также определялся интерес археоло­гов к его изучению. Троя, Тиринф, Пилос, их памятники бы­ли хорошо известны. Поэтому особые надежды ученые воз­лагали на возможность выявления предметов провинциаль­ного быта и обустройства жизни отдаленных от Крита райо­нов минойско-микенского времени. Но, как известно, пред­принятые попытки оказались безрезультатными.

Повезло в другое время и в другом месте. В 1967 году М. Флемминг у берегов полуострова Малея (Антнкифера), что на Пелопоннесе, в пространстве между материком и островом Элафониса обнаружил затонувший город микен­ской эпохи, известный под названием Павлопетри. Город исследовался по всем правилам полевой археоло­гической методики. Была применена аэрофотосъемка подводных объектов, выявившая расположение и ориентировку занимаемой строительными остатками площади древнейших в мире городских кварталов. Это позволило изготовить совер­шенный план подводного городища, уточненный и дополненный с помощью аквалангистов, визуально обследовавших место предстоящих работ. Территория города была поделена на сектора, каждый из которых включал поквадратную разбивку своей площади. Было тщательно изучено и морское дно. Оказалось, что городище расположено в 200 м от островка Павлопетри, на глубине 4—6 м, на двух разломах плоских подводных скал, покрытых сплошь керамикой и строительными остатками. Предварительная разбивка площади исследования осно­вывалась на наложении 20-метрового рампера с квадратами. 2x2 м, границы которых отмечались белыми полиэтиленовы­ми ограничителями в форме поплавков.

Основные работы производились с помощью сетчатого грохота и системы отсасывающих шлангов, а также с ис­пользованием аквалангистов из Кембриджского подводно-археологического центра под руководством Р. Ч. Джонса.

В течение 1968—1970 годов экспедиции удалось выяснить, что Павлопетри, возможно, имеет пеласгическое происхожде­ние. Во всяком случае, обилие керамики культуры Керос — Сирое, Хиосские вотивные сосуды свидетельствовали, что пер­вые поселенцы прибыли именно с островов Кикладского ар­хипелага. В среднеэлладский период (середина II тыс. н.э.) город попал в сферу контроля администрации Кносского дворца, о чем свидетельствовали два крупных фрагмента расписной в стиле «камарес» керамики. Путь ее распрост­ранения на материк шел как через Киферу, так и через по­селение на острове Элафонис, где следы минойско-микенской цивилизации были представлены соответствующей ке­рамикой, а также остатками оборонительных стен, домов, хорошо сохранившегося мегарона, с отличной от греческой традицией строительства.

Павлопетри отличался планировкой, предвосхищавшей пресловутую систему Гипподама из Милета. Главная ма­гистральная улица, как и вспомогательные, разделялась на две части. Этот факт весьма удивил археологов. Ничего по­добного в Средиземноморье по этому поводу известно не было. Более того, каждая улица по бокам имела водосточ­ные канавки, а обнаруженные остатки керамических труб и акведуков засвидетельствовали развитую систему канализа­ции и водоснабжения Павлопетри. Самая крупная водосточ­ная канава, прорубленная в каменистой поверхности, была размером 0,8х1,36 м, а площадь Павлопетри составляла от 300 до 1100 м2. Такие размеры затонувшего города уже не удивляли исследователей. Гигантизм минойской архитектуры был хорошо известен по остаткам дворцовых ансамблей из Кносса. На окраине юго-восточной части города, на небольшом удалении археологи обнаружили две шахтовых гробницы ми­кенского типа, однако исследовать их не удалось, так как свод дромосов был обрушен, а содержимое гробниц размыто морем.

В окрестностях Павлопетри находилось множество бо­лее мелких городов-спутников. Один из них — Элафонис — также пострадал от моря. Однако его изучение позволило выявить еще один, лабиринтообразный, тип планировки жи­лой части минойско-микенского города.

Выяснилось, что дома городской застройки обычно груп­пировались в кварталы — блоки, разделяемые серпантино-образными улицами, которые и составляли главную ее дос­топримечательность. Каждая из них не превышала в шири­ну 5 м, но при этом они были так запутаны, что надо было обладать определенной ловкостью и умением, чтобы не за­блудиться. Дело в том, что не только новые комнаты од­ного дома, но и целые дома пристраивались друг к другу по мере надобности. Именно такая архитектурная заполнен­ность пространства была довольно ярко представлена вскры­тыми кварталами Кносса — столицы минойской морской державы.

Интерес вызвало также обнаружение 37 цистовых ниш, размером 0,62х0,37 м, образованных подгонкой прямо­угольных известняковых плит, складывавшихся в своеоб­разные гроты.

Основная керамика была представлена пифосами со спе­циально отбитой горловой частью. После обнаружения ряда человеческих останков, учеными был сделан вывод о погре­бальном назначении этих сосудов. Кроме того, в культурном слое городища присутствовала керамика с других кикладских островов, относившаяся также к раннеэлладскому и позднеэлладскому времени (2500 — 1900; 1409—1100 гг. до н. э.). История Павлопетри прекратилась в позднеэлладском периоде. Возможно, он был разрушен, но в подводных условиях следы механических повреждений строений, следы пожаров фиксируются очень трудно.

Исследования Павлопетри в качестве первоочередной за­дачи ставили выявление порта, портовых сооружений, сухих доков, вспомогательных сооружений, мастерских и т. п. Од­нако никаких следов древней гавани ни в нем, ни в Элафонисе выявлено не было: разрушенные землетрясением, к моменту производства исследований они больше напоминали давно заброшенную каменоломню, нежели место, к которому швартовались прибывшие со всех концов Эллады корабли с товарами.

Больше в этом отношении повезло экспедиции М. С. Хуза и Дж. Бордмэна при обследовании Восточного порта острова Хиос, который являлся ярким представителем куль­туры другого греческого островного архипелага — Спорады, Аквалангисты, прибывшие на исследовательской яхте «Кирения», довольно скоро установили размеры площади Эмпориона — торговой гавани античного Хиоса. Она равнялась 170 м2. Ориентация портовых причалов и входа в гавань была одинаковой — на юго-восток. Был очищен древний мол, протянувшийся на 50 м, выявлены складские помеще­ния и скопления керамики середины III — начала I вв. до н. э. Последнее позволило высказать предположение о «мо­лодости» этого порта: он был построен в эпоху эллинизма в связи с общей переориентацией морских судоходных трас в прибрежных водах Малой Азии. Как и в Павлопетри, других, более выразительных, находок сделано не было: дно гавани было усеяно камнями большой и малой величины — то ли балластом кораблей, то ли остатками различных сооружений самого торгового порта.

Первый и главный вопрос, волновавший исследователей; минойско-микенских городов, заключался в поиске причин, гибели центров греческой культуры II тыс. до н. э. Уместно вспомнить, что греческий сейсмолог А. Галанопулос связывал их с повышенной сейсмической активностью в Средиземноморье этого периода, вызванной прохождением близ Земли... кометы Галлея.

Развивая эту гипотезу, другой греческий ученый Я. Хантакис пришел к выводу о прямой связи прохождения кометы Галлея с изменением в Эгеиде уровня моря, климатических условий и повышением радиации, вызванном наруше­нием озонового слоя нашей планеты. Этим, как полагает ис­следователь, можно объяснить и то, почему обезлюдели та­кие районы Греции, как Мессения, Луконика, Ахайя, Кик­лады и Спорады, густо заселенные в древности. Что касает­ся гибели острова Фера и города Акротира, то названные ученые признают роль катастрофического извержения вулкана, находящегося на самом острове, как основной причины гибели процветавших центров минойской Греции.

Как это всегда бывает в исторической науке, выяснение, одних вопросов незамедлительно вызывает постановку других. Так произошло и в этом случае. А не была ли Акротира частью той самой легендарной Атлантиды, о которой с такой настойчивостью рассуждал в своих диалогах древне­греческий философ Платон и название которой отложилось в сохранившемся перечне хорографических произведений Гелланика из Митилены?

Очень даже возможно, - отвечают современные ученые. Но предварительно нужно сказать, что Атлантида Пла­тона представляет собой не более, чем политический и науч­ный миф, с помощью которого автор изложил собственную программу по переустройству античной государственности и общества в период кризиса греческого полиса. Что это имен­но так, убеждает альтернативная программа спасения поли­са, гражданских свобод и институтов, которую в рациона­листической форме и с привлечением огромного фактиче­ского материала разработал ученик и современник Пла­тона Аристотель.

Надо иметь в виду, что Платон, располагая данными о какой-то катастрофе, разыгравшейся в Эгеиде в середине II тыс. до н. э., сознательно увеличил хронологические и территориальные показатели ровно в 10 раз! Возможно, что данное обстоятельство и создало впечатление о том, что срав­нительно небольшой остров с минойско-микенской культурой представляет громадный, древнейший и загадочный конти­нент, цивилизация которого впитала известные грекам и самые оптимальные черты их политической организации и общественного устройства. Другими словами, «Атлантида» — часть культуры и истории античного мира с III в. н. э. — была проекцией будущего в прошлое и одновременно «вос­поминанием» о нем на материалах минойской истории и с учетом того немногого, что было известно о гибели острова Фера в позднеклассический период греческой истории. Означает ли это, что проблема решена? Нет. Точки над «i» окончательно еще не поставлены. Но свой маленький вклад в ее решение внесла и та наука, которой посвяще­на данная книга, — археология моря.