"Трилогия желания", книга вторая

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 61

смело встретила его взгляд, но тут же отвела глаза.

Линд внимательно, неторопливо разглядывал ее подбородок, рот,

небольшой, слегка вздернутый нос. Яркий румянец, крепкие сильные руки и

плечи, обрисованные плотно облегающим платьем, - в Эйлин было то, что он

больше всего ценил в женщинах: неуемная жизненная сила. Чтобы прервать

молчание, Линд заказал коктейль с виски и стал уговаривать Эйлин выпить,

но она отказалась. Тогда он вынул из кармана небольшой футляр.

- Вы помните тот вечер, в казино? Вы обещали принять от меня что-нибудь

на память, - сказал он. - Небольшую безделушку. Угадайте, что в этом

футляре?

Эйлин растерянно посмотрела на Линда. В таком футляре могли быть только

драгоценности.

- О нет, нет, вы не должны этого делать, - запротестовала она. - Ведь я

согласилась только в том случае, если мы выиграем. А мы проиграли -

значит, не о чем и говорить. Наоборот, я еще сержусь на вас за то, что вы

не позволили мне заплатить мой проигрыш.

- Вот это поистине было бы весьма галантно с моей стороны, - рассмеялся

Линд, играя длинным лакированным футляром. - Что ж хорошего, если б я

оказался таким невежей? Докажите, что вы настоящий игрок, настоящий

товарищ, как говорится. Угадайте, и коробочка ваша.

Эйлин кокетливо надула губки - как он настойчив!

- Ну что ж, попробую, - снисходительно сказала она. - Просто ради

шутки, конечно. Это, вероятно, серьги, или булавка, или браслет...

Линд молча открыл футляр, и Эйлин увидела золотое ожерелье в виде

виноградной лозы тончайшей филигранной работы; в центре его, среди золотых

листьев, сверкал большой черный опал. Линд знал, что поразить воображение

Эйлин, имевшей уйму драгоценностей, можно только чем-то незаурядным. Он

внимательно следил за ней, пока она рассматривала ожерелье.

- Какая тонкая работа! - воскликнула Эйлин. - И какой чудесный опал!

Очень странная форма. - Она перебирала ожерелье, листик за листиком. - Но

это безумие! Я не могу принять такой подарок. У меня и без того куча

драгоценностей, и к тому же... ("А что, если Фрэнк увидит это ожерелье?

Как объяснить ему, откуда оно взялось? - думала Эйлин. - Он ведь сразу

догадается!").

- И к тому же? - вопросительно повторил Линд.

- Нет, ничего, просто я не могу принять это, вот и все.

- Неужели вы не хотите взять его на память, если даже... помните наш

уговор?

- Если что?

- Если даже мы видимся сегодня в последний раз. Пусть у вас останется

хоть память обо мне...

Он сжал ее пальцы своей большой, сильной рукой.

Год, даже полгода назад Эйлин с улыбкой отняла бы руку. Теперь она

заколебалась. К чему быть недотрогой, если Фрэнк так жесток к ней?

- Скажите, я ведь не совсем безразличен вам? - спросил Линд, заметив

колебание Эйлин и еще крепче сжимая ее пальцы.

- Да, конечно, вы мне нравитесь... Но и только, - однако, сказав это,

она невольно зарделась.

Линд молчал, не сводя с нее упорного, горячего взора. Чувственное

волнение охватило Эйлин, и на мгновение она забыла о Каупервуде. Это было

удивительное, совсем новое для нее ощущение. Она вся горела ответным

огнем, а Линд смотрел на нее, улыбаясь ласково и ободряюще.

- Почему вы не хотите быть мне другом, Эйлин? Я знаю, вы несчастливы, я

вижу это. И я несчастлив тоже. У меня проклятый, беспокойный характер, и я

много натерпелся из-за этого в жизни. Мне нужен друг, который любил бы

меня. Почему вы не хотите мне помочь? Мы с вами созданы друг для друга, я

чувствую это. Неужели вы так сильно любите его? - Линд разумел Каупервуда.

- Неужели ваше сердце совсем закрыто для других?

- Люблю ли я его!.. - с горечью повторила Эйлин, и слова ее прозвучали

почти как отречение. - Да. А ему это все равно, он больше не любит меня.

Дело не в нем.

- А в чем же? Я вам не нравлюсь? Вам скучно со мной? Вы не чувствуете,

что мы подходим друг к другу? - И снова его рука слегка коснулась ее руки.

Эйлин не противилась этой ласке.

- Нет, нет, не то, - сказала она горячо, внезапно вспомнив все, весь

свой долгий путь с Каупервудом, его любовь, его страстные уверения. Как

мечтала она о жизни с ним, какие строила планы! А теперь сидит здесь, в

ресторане, и кокетничает с чужим, малознакомым человеком, позволяя ему

жалеть себя! Эта мысль жгучей болью отозвалась в ее сердце. Она сжала

губы, но горячие, непрошенные слезы уже прихлынули к ее глазам.

Линд увидел, что она готова расплакаться. Ему стало жаль ее, но она

была красива, и он решил сыграть на ее настроении.

- Зачем же плакать, любимая? - сказал он нежно, глядя на ее пылающие

щеки и ярко-синие, полные слез глаза. - Вы красавица, молодая,

обаятельная. Разве ваш муж - единственный мужчина на свете? Почему вы

хотите хранить ему верность, хотя его измены для вас не тайна? Об этой

истории с миссис Хэнд говорит весь город, вы встретили человека, который

искренне полюбил вас, и отвергаете его любовь. Если ваш муж не ценит вас,

то ведь есть другие, которые ценят.

Услышав имя миссис Хэнд, Эйлин насторожилась.

- О какой истории вы говорите? - спросила она, подняв брови.

- Как, разве вы не знаете? - удивился Линд. - Я был уверен, что вам все

известно, иначе я никогда не заговорил бы об этом.

- О, я догадываюсь! - воскликнула Эйлин с горькой усмешкой. - Уже

столько было всяких историй. "Жена крупного финансиста..." - так, кажется,

сказано в "Сэтердей ревю"?.. Так вот кого они имели в виду! Значит, у него

роман с миссис Хэнд?

- Да, по-видимому, - отвечал Линд. - Мне очень жаль, что я заговорил об

этом. Вот уж действительно поневоле попал в сплетники.

- Круговая порука? - насмешливо спросила Эйлин.

- Нет, не потому. Не нужно быть злюкой. Я вовсе не такой скверный, как

вам кажется. Просто это не в моих правилах. В конце концов все мы не без

греха.

- Да, да, конечно, - рассеянно подтвердила Эйлин, думая о миссис Хэнд.

Так вот это значит кто! Последнее увлечение Фрэнка! - Ну что ж, во всяком

случае я не могу не одобрить его выбор, - сказала она, вымученно

улыбнувшись. - Все равно этих женщин было уже так много! Одной больше,

одной меньше.

Линд усмехнулся. Он и сам одобрял выбор Каупервуда и решил, что лучше

переменить тему беседы.

- Не стоит больше говорить об этом, - сказал он. - Не сокрушайтесь

из-за него, дорогая. Возьмите себя в руки. Тут уж ничего нельзя изменить.

- Он снова сжал ее пальцы. - Ну как, согласны?

- О чем это вы?

- О, вы же знаете! Согласны вы подружиться со мной? Принять это

ожерелье и меня в придачу? - Его глаза улыбались, в них была и ласка, и

вызов.

Эйлин покачала головой.

- Вы просто скверный, избалованный мальчик, - сказала она уклончиво.

Сделанное ею открытие снова пробудило в ней мстительные чувства. - Дайте

мне подумать. Не заставляйте меня брать это ожерелье сегодня. Я не могу.

Все равно мне не придется его надевать. А потом видно будет. - Она сделала

неопределенный жест, и Линд поймал на лету ее руку и погладил.

- Хотите пойти со мной в мастерскую к моему приятелю-художнику? -

спросил он как бы между прочим. - Это здесь неподалеку. Вы увидите

прелестную коллекцию пейзажей. Вы ведь любите картины, я знаю. У вашего

супруга есть превосходные полотна.

Эйлин мгновенно поняла, куда он клонит, поняла инстинктивно. Эта

мастерская, очевидно, просто холостая квартира.

- Только не сегодня, - сказала она нервно, испуганно. - Нет, нет, не

сегодня. Как-нибудь в другой раз. Теперь мне пора домой. Мы еще увидимся.

- А это? - спросил Линд, указывая на футляр.

- Пусть пока останется у вас, до нашей следующей встречи. Быть может, я

и надумаю потом принять ваш подарок...

Эйлин была рада, что все так благополучно кончилось и она может

вернуться домой. У нее сразу отлегло от сердца. Однако Линд отнюдь не был

ей безразличен, и все чувства ее были в смятении, словно клочья гонимых

ветром облаков. Ей просто хотелось отдалить, хоть немного отдалить

неизбежное.

34. ХОСМЕР ХЭНД ВЫСТУПАЕТ НА АРЕНУ

Мрачная ярость Хэнда, скорбь и гнев Хейгенина, злобное неистовство

Рэдмонда Парди, который без устали рассказывал всем свою печальную

историю, мстительная ненависть молодого Мак-Дональда и всех его присных из

Общечикагской городской создали вокруг Каупервуда атмосферу, таившую для

него серьезные неприятности и даже опасности.

Самым непримиримым врагом Каупервуда стал Хосмер Хэнд. Огромное

богатство и видное положение, которое он занимал в многочисленных

коммерческих и финансовых предприятиях города, давали ему в руки

могущественное оружие против Каупервуда. Хэнд был без памяти влюблен в

свою молодую жену. Не имея никакого опыта в отношении женщин, он удивлялся

и негодовал при мысли о том, что Каупервуд посмел так беззастенчиво и

нагло посягнуть на его права, так легко, походя, опозорить его. Хэнд горел

жаждой мести; медленно и упорно разгоралось это пламя и жгло его душу.

Всякий, кто знаком с миром дельцов, крупных коммерческих и финансовых

операций, знает, как важно здесь иметь репутацию человека солидного,

положительного, степенного, то есть обладать теми качествами, которые

служат залогом успеха многих коммерческих предприятий. Правда,

порядочность отнюдь не является отличительной чертой представителей

вышеупомянутого мира, но это не мешает каждому из них ждать и даже

требовать порядочности от других. Никто с такой жадностью не

прислушивается к слухам, не собирает с таким усердием сплетен, которые

могут повредить карьере того или иного дельца, не следит так пристально и

неутомимо за чужими делами и не прячет с таким тщанием свои собственные

грязные дела и делишки, как деятели коммерческого и финансового мира.

Кредит Каупервуда был до сих пор достаточно прочен, ибо все знали, что

чикагские городские железные дороги - весьма и весьма доходное дело, что

Каупервуд без задержки погашает все свои обязательства, что он фактически

стоит во главе созданного им вместе с группой других предпринимателей

Чикагского кредитного общества и двух городских железнодорожных компаний -

Северной и Западной, - и наконец, что "Лейк-Сити Нейшнл бэнк", все еще

возглавляемый Эддисоном, охотно принимает в обеспечение бумаги Фрэнка

Каупервуда. Правда, и раньше у Каупервуда находились недруги вроде

Шрайхарта, Симса и других влиятельных коммерсантов из кредитного общества

"Дуглас", которые кричали на всех перекрестках, что Каупервуд выскочка и

аферист, что вся его деятельность построена на грязных политических

махинациях и обмане общественного мнения и что он не брезгует даже прямым

мошенничеством в финансовых делах. Так, например, незадолго до описываемых

событий Шрайхарт, состоявший наряду с Хэндом, Арнилом и рядом других

дельцов членом правления "Лейк-Сити Нейшнл", вышел из его состава и изъял

все свои вклады, ибо, как он объяснил, Эддисон уж слишком широко ссужает

Каупервуда и Чикагское кредитное общество деньгами, не считаясь с

интересами руководимого им банка. Арнил и Хэнд, не питавшие в то время

личной неприязни к Каупервуду, сочли это обвинение необоснованным. Эддисон

же заявил, что ссуды, получаемые Каупервудом, не превышают всех прочих

ссуд, выдаваемых банком, а предоставляемое под них обеспечение - вполне

солидно.

- Я не хочу ссориться с Шрайхартом, - сказал Эддисон, - но боюсь, что

он судит предвзято. Он хочет использовать "Лейк-Сити Нейшнл" как орудие

своей личной мести. Этак действовать не годится.

Хэнд и Арнил, оба люди здравомыслящие, согласились с Эддисоном, который

всегда пользовался их уважением, и на том дело и кончилось. Шрайхарт,

однако, продолжал трубить им в уши, что Каупервуд укрепляет Чикагское

кредитное общество за счет "Лейк-Сити Нейшнл", добиваясь возможности

впредь обходиться без помощи последнего. Эддисон же метит выйти в отставку

и потому не очень-то печется о будущем банка. Эти предостережения поневоле

заставляли Хэнда иной раз призадуматься, но пока он ничего не

предпринимал.

Однако, когда весть о связи Каупервуда с миссис Хэнд достигла ушей ее

супруга, на горизонте начали собираться тучи. Хэнд был уязвлен в самое

сердце и решил как следует расквитаться с обидчиком. Встретив Шрайхарта на

каком-то деловом совещании вскоре после рокового открытия, Хэнд сказал:

- Несколько лет назад, Норман, когда вы предостерегали нас против этого

типа - Каупервуда, я думал, что в вас говорит зависть к более удачливому

дельцу. Недавно под влиянием кое-каких событий я переменил свое мнение.

Теперь я знаю, что этот человек - прожженный негодяй. Очень жаль, что мы

вынуждены терпеть его в нашем городе.

- Значит, и вы раскусили его наконец, Хосмер? - сказал Шрайхарт. -

Ладно, не буду уж напоминать вам, как давно я это утверждал. Надеюсь, вы

согласны теперь, что город должен принять какие-то меры, чтобы обуздать

этого проходимца?

Хэнд, угрюмый и, как всегда, немногословный, внимательно посмотрел на

Шрайхарта.

- Я лично готов действовать, - сказал он, - как только увижу, что тут

можно предпринять.

Вскоре после этого разговора Шрайхарт встретил Дьюэйна Кингсленда и,

узнав истинную подоплеку внезапной ненависти Хэнда к Каупервуду, не

замедлил поделиться этой пикантной новостью с Мэррилом, Симсом и прочими.

Мэррил, который всегда восхищался смелостью и предприимчивостью Каупервуда

и даже симпатизировал ему, хотя тот и отказался продолжить линию,

выходящую из туннеля у Ла-Саль-стрит, до Стэйт-стрит, где помещался его

магазин, был возмущен до глубины души.

- Ну, Энсон, - сказал Шрайхарт, - теперь вы видите, что это за тип! У

него сердце гиены и душа хамелеона. Вы слышали, как он поступил с Хэндом?

- Нет, - отвечал Мэррил, - ничего не слышал.

- Не слышали? Ну, доложу я вам... - и Шрайхарт, наклонившись к уху

Мэррила, поспешил сообщить все, что было ему известно.

Мэррил приподнял брови.

- Не может быть! - сказал он.

- А вы знаете, как он с ней познакомился? - с негодованием продолжал

Шрайхарт. - Он явился к Хэнду, чтобы сделать у него заем в двести

пятьдесят тысяч долларов под "Западно-чикагские транспортные". Что вы

скажете? Ведь этому нет названия!

- Вот так история, - сказал Мэррил довольно безразличным тоном, хотя в

душе был очень заинтригован, ибо всегда считал миссис Хэнд весьма

привлекательной молодой особой. - Впрочем, я не особенно удивлен.

Мэррилу припомнилось вдруг, что еще совсем недавно его жена с

необыкновенной настойчивостью требовала, чтобы он пригласил в гости

Каупервуда.

Хэнд же, со своей стороны, встретив Арнила, признался ему, что

Каупервуд позволил себе посягнуть на святость его семейного очага. Арнил

был поражен и опечален. Его другу Хэнду нанесено тяжкое оскорбление! Они

вдвоем решили потребовать от Эддисона, чтобы он, как директор "Лейк-Сити

Нейшнл", немедленно прекратил всякие деловые отношения с Каупервудом и

Чикагским кредитным обществом. В ответ на это требование Эддисон весьма

учтиво выразил готовность известить Каупервуда о том, что он должен

погасить все свои займы, но тут же подал в отставку, чтобы семь месяцев

спустя занять пост директора Чикагского кредитного общества. Такое

вероломство вызвало чрезвычайное волнение в деловых кругах города, поразив

даже тех, кто предрекал, что рано или поздно это должно случиться. Все

газеты оживленно обсуждали событие.

- Ладно, скатертью дорога, - угрюмо заметил Арнил Хэнду в тот день,

когда Эддисон поставил в известность членов правления "Лейк-Сити Нейшнл" о

своем уходе. - Если он решил порвать с банком и связать свою судьбу с этим

авантюристом, - что ж, его дело. Но как бы ему не пришлось об этом

пожалеть.

Между тем в Чикаго приближались выборы в муниципалитет. Хэнд и Шрайхарт

решили воспользоваться этим обстоятельством, чтобы свалить Каупервуда,

действуя единым фронтом со своим другом Арнилом.

Хосмер Хэнд считал, что долг призывает его к действию, и принялся за

дело без промедления. Он всегда был несколько тяжел на подъем, но, раз

ввязавшись в драку, умел биться упорно и ожесточенно. Зная, что для

предстоящей выборной кампании ему нужен ловкий и расторопный помощник, он

после некоторых размышлений остановил свой выбор на Пэтрике Джилгене - том

самом Пэтрике Джилгене, который принимал когда-то участие в "газовой

войне" Каупервуда за концессию в предместье Хайд-парк. Теперь мистер

Джилген был уже довольно состоятельным человеком. Он обладал редкой

способностью сходиться с людьми самого различного сорта, умел держать язык

за зубами, не признавал за широкими массами никаких прав, вследствие чего

в делах общественных отличался редкой беспринципностью, - словом, имел все

данные к тому, чтобы сделать блестящую политическую карьеру. Мистер Пэтрик

Джилген был владельцем одного из самых шикарных питейных заведений на

Уэнтуорс авеню. Оно все сияло и сверкало, залитое светом калильных ламп

(новинка в Чикаго!), яркие огни которых отражались в бесчисленных

зеркалах, заставляя их грани переливаться всеми цветами радуги.

Избирательный округ, который Пэтрик Джилген представлял от своей партии в

конгрессе штата, был застроен одноэтажными ветхими домишками, теснившимися

вдоль немощеных улиц, но мистер Джилген тем не менее был уже сенатором

штата, кандидатом в члены конгресса на предстоящих выборах и, в случае

победы республиканской партии, вероятным преемником достопочтенного Джона

Дж.Мак-Кенти на его неофициальном посту Диктатора города. (Хайд-парк до

слияния с городом всегда считался республиканским районом, и потому

Пэтрику Джилгену неудобно было теперь перекинуться в другой лагерь, хотя

большая часть города обычно стояла за демократов.) Во время предвыборной

кампании стало очевидно, что среди политических деятелей Южной стороны

Пэтрик Джилген пользуется наибольшим влиянием, и Хэнд решил пригласить его

к себе для переговоров.

Надо сказать, что Хэнд куда больше одобрял холодный практический расчет

и беспощадную логику Каупервуда, чем велеречивое, пустое морализирование

Хейгенина или Хиссопа, которые довольствовались тем, что читали мораль и

таким образом пытались победить зло добром. Если Каупервуд с помощью

Мак-Кенти мог забрать такую силу, то он, Хэнд, найдет кого-нибудь другого,

кто с его помощью побьет Мак-Кенти.

- Мистер Джилген, - сказал Хэнд, когда этот ирландец - краснолицый,

коренастый, с хитрыми серыми глазками и здоровенными волосатыми ручищами,

предстал перед ним, - вы меня не знаете...

- Но я достаточно знаю о вас, - улыбаясь, прервал его тот с легким

ирландским акцентом. - Мы можем, я полагаю, разговаривать, не дожидаясь,

когда нас представят друг другу.

- Отлично, - сказал Хэнд, протягивая ему руку. - Я тоже вас знаю и

думаю, что мы найдем общий язык. Мне хотелось обсудить с вами нынешнюю

политическую обстановку в Чикаго. Я сам не политик, но меня интересует

все, что делается у нас здесь, и мне хотелось бы услышать ваше мнение о

том, что нас ждет в ближайшем будущем, какие могут произойти перемены.

Джилген не имел ни малейшей охоты сообщать свои политические прогнозы

человеку, чьи намерения были ему неизвестны.

- О, я думаю, что у республиканцев неплохие виды на успех, - отвечал

он. - Почти вся пресса, за исключением одной или двух газет, поддерживает

их. Впрочем, я знаю только то, что печатают в газетах да о чем толкуют

вокруг.

Мистер Хэнд отлично понял, что Джилген увиливает от прямого ответа, и

это пришлось ему по душе: такой человек ему и нужен - осторожный, хитрый,

расчетливый.

Blog

"Трилогия желания", книга вторая