Файл из библиотеки www azeribook
| Вид материала | Документы |
- Файл из библиотеки www azeribook, 3517.68kb.
- Файл из библиотеки www azeribook, 2657.61kb.
- Це сукупність даних однакового типу, 151.29kb.
- Кнопки на боковой панели "Монитора", 327.09kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 184.55kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 284.71kb.
- В. М. Красильщикова Советник отдела библиотек, 110.39kb.
- Идея программы 3 Осистеме fat 4 Структура системы файлов fat 5,6, 155.03kb.
- Темы дипломных работ по специальности «Финансы и кредит», специализация «Финансовый, 93.49kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 192.26kb.
- Поди попробуй!
- Удержать от истребления.
- А ты невидим будь.
И слышит, как горная вершина взывает к Богу: ”Вот я, гора могучая, из меня твори, что сотворить задумал!” Но море зашумело: ”Нет, из меня - огромно я и величественно!” Тут небо вскрикнуло, подав свой голос: ”Возвышенно я!” А земля... чем ей гордиться, ногами тварей попираемой? ”Ничтожна я...” - едва лишь прошептала. ”Вот из тебя и сотворю Адама!” - сказал Бог.
И пятикратное чтоб:
чтоб не возгордился человек – пусть знает: создан он из грубой
низменной земли, и часто припадает к ней, не задираясь;
смирен был, терпим и снисходителен;
привязался к земле: здесь жить ему и от неё кормиться;
чтоб не воспламенился в нём огнь вожделенья, алчности огонь, что гасится землёй, и не возгрохотал в нём гнев, землёй утихомиренный, и не взбурлила страсть, что поглощаема землёй;
чтоб был силён, но крепостью надёжной, как земля: гора крошится, море сохнет, а небо... - оно бесплотно!
И когда Адам был сотворён, земля обратилсь к нему: ”Ты пришёл ко мне, когда я уже утратила свежесть и молодость, и с тобою я воспряла!”
Адам берёт Мухаммеда за руку и водит по райскому саду. И Хавва издали за ними наблюдает. В лике её, стремительно меняющемся, Мухаммед замечает: мать! Хадиджа! Увидеть их! Но здесь ли все они? Где, как не здесь, им быть - в раю?!
Но никто ещё на земле не родился: лишь Адам и Хавва!
То оставляет Джебраил его одного, витая неведомо где в этих бездонных и широких просторах, то вдруг появляется - вот он, рядом, и рассказывает про свадьбу Адама и Хаввы в пятницу:
- Сватом был я, Бог - опекуном невесты, ангелы - свидетели.
Далее о том, что восседал жених на белом скакуне Маймун, что значит Благословенный, о двух крылах - жемчужном и коралловом:
- ... И я вёл под узцы, справа - Микаил, слева - Исрафил, и Хавва в окруженье ангельского сонма - в жемчужном паланкине, водружённом на спину райского верблюда. - И сожаление в голосе, что создана женщина из плоти - Адамова ребра. Прах-де очищается, а ребро – стареет. Потому женщины ущербны? Но, вспомнив про Хадиджу, Мухаммед спорит (?!):
- Ребро кривое? Да! Но выпрямить захочешь - сломаешь!
- Что ж, завет свой выскажи мекканцам! – Тут же Джебраил себя поправил: - Нет! Выскажи йатрибцам! Тебя уж в Мекке нет!
- Как нет?!
- Уж изгнан ты!
65. Разговор мужчин
- Эль-Кудс! Храмовая гора! Первое небо! И никаких неясностей?
- Вам что же, доказательства нужны?
- И при тебе, поведай нам, о Мухаммед, если убедить нас хочешь, Адам и Хавва любовь познали?.. Не хмурься,
разговор мужчин, не явлен ведь ещё тобой запрет: мужчинам-де сокрыть от взглядов всё, что ниже пупка и выше колен, а женщинам – всё тело, кроме кистей рук и лунного лика!
Тут встрял мекканец, себя поэтом мнит, в беседу... ну да, не спор ведь, мирная беседа: - И слышал, как в любви изъяснялись прародители? - другой вторит Абу-Джахлу.
- Кого ещё довелось увидеть, когда Адам был ввергнут в грех любви, и Хавва ему внимала, нежной страстию полна. Там, сказывают, были лев, павлин, змея... – и с ними ты? Быть может, смысл нам пояснишь преданья? А нет, не сможешь если, - помогу!
- Что спрашивать Мухаммеда о том, что ясно всем? – заметил Абу-Джахл: - Лев - символ силы, столь нужной при любви. Павлин – то красота, что ж, быть должна любовь красивой! А змея...
- Павлин, конечно ж, - уточнил поэт, - хвост развернул, покрасоваться чтоб многоцветьем перьев перламутровых.
- Не только! – молвил Абу-Джахл.
- А для чего ещё? – удивлён поэт.
- Чтоб научить влюблённых!
- Но чему?
- Поэт, а не сообразишь!
- Неужто для того, - заметил кто-то новый из толпы, - чтобы прикрыть от глаз чужих влюблённых?
- Но от кого? Кто ж там чужак?! Ах да, - сообразил, взглянув на Мухаммеда. - Ведь он там был, наш Мухаммед, и мог бы подглядеть!
- Нет, не сообразил! – всё тот же Абу-Джахл.
- Ему простительно, он молод, - старик заметил, придя на подмогу поэту, и сладострастная улыбка, полная зависти, заиграла на его губах: - Эх, юность, юность, что ж ты меня покинула, оставив на съедение смерти?
- Не причитай прежде времени, а скажи, чтоб знал я, чтобы все узнали, и он, Мухаммед, тоже!
Но был уже Мухаммед на небе Адама, и пусть мужчины, все тайны тайн постигшие любви, доспорят без него.
- ... Развёрнутый во всей красе павлиний хвост – то был намёк влюблённым!
- Какой? – поэт не унимался.
- Раскрытый символ чувств! А змея... – и снова перебил поэт, незнанием уязвлённый:
- Змея – тут тайны никакой: знак мудрости!..
- Опять ты оплошал! Любви, как вижу, не изведал!
- Ты поясни, чем укорять!
- Но что краснеть – случается такое!
- Так не тяни, скажи!
- Урок змеи – переплетенье тел влюблённых!.. О бог Хубал, как непонятливы мекканцы, мнящие себя поэтами!.. – повернулся к собеседнику: - Змея, чьё тело в неге извивалось, не поучение ли для влюблённых? 53
- ... Оставайся с нами! - говорит Адам. И Хавва, согласная, кивает.
- Но как могу я?!
- Всё было. Были все!
- Но я ещё...
- И ты уж был, хотя и есть - вот он ты!
- Но должен я успеть! Я призван!..
- И призван, и успел!
- Но у меня... - но что сказать?!
- Да, и твоё изгнание из Мекки!
- Но я... - и вновь умолк.
- И ты бежал, спасаясь от мекканцев!
(И собранные новые листы.)
66.
В мгновение ока подхватил Мухаммед, удержав, кувшин, наполненный водой для омовения, - свиток, подсказано текстом, назван:
Удержанный от падения кувшин,
задетый, когда взлетали, крылом Джебраила, и не успело из кувшина вылиться ни капли воды 54.
Впервые, будто приглашая восхититься им, кувшин ожил, высокий, с широким горлышком, словно в жажде раскрытая пасть, и выступает острый язычок. И ни одного на поверхности его свободного от орнамента места. Весь в волнистых и прерывистых линиях, кругах и полукружиях, квадратах и ромбиках, напоминающих вязь мудрости.
Если долго всматриваться в узоры, начинает казаться, что все его фигуры, линии, зигзаги движутся. Каждый раз Мухаммед, помнит, находил для себя на его поверхности новый узор, другой орнамент, не замеченный прежде. Вот и сейчас: вгляделся и увидал на нём... - точно был слепцом, у которого лишь пальцы зрячи, узоры по памяти рисует, обрёл вдруг ясновидение: ребристая насечка кругов! Их множество, на первом наружном - резьба кружевная; на втором - вытянутые к центру крупные продолговатые капли; затем - круг узкий; третий - цепочка, внутри каждого кольца вырезан цветок; в центре круга - новый, четвёртый, лицо, образ солнца с глазами, ртом, бровями; и новые круги внутри солнца, которых не счесть, а там, где носик кувшина соединяется с горловиной, сидит танцовщица с изящно изогнутыми тонкими руками, в одной - гранат, в другой - яблоко, на плече восседает длиннохвостая птица, у ног - волчица, убегающая от неё, оглядываясь. И обилие мелких и крупных птиц, спрятанных в зарослях орнамента.
... На рассвете двоюродная сестра застала Мухаммеда
рассматривающим её кувшин:
- Узоры разглядываешь?
- Сколько тайн таит кувшин, не постичь.
- А райскую птицу разглядел? – спросила Хани.
- Райскую? – В кругах небесных мне открылся рай!
- Ну да, птицу Симург, на плече Билкис сидит!
- Откуда известно, что это Билкис?
- Дед сказал, когда из Эль-Кудса кувшин привёз. Нравится - забирай.
Хани удивило, что у Мухаммеда уставший вид, точно не спал.
Сестра! Как спал ты? - спросит. Спал? Успел прожить я жизнь. Всю до конца. И видел...- нет! ещё не прожил, но увидал в кругах небесных, как меня хоронят!
- ... У тебя утомлённое лицо. – Сразу поправилась: Мухаммед, как все мужчины, мнителен, что с того, что пророк?! - Но взгляд у тебя
сегодня такой особенный!.. Как в молодости! - Убрала постель, а потом:
- Совершим вместе утренний намаз, - предложила.
- Помолись одна.
- А ты?
- Я уже молился, - сказал Мухаммед. - Днём вместе помолимся.
- Но когда ты успел? Твоя постель...
- Хочешь сказать, постель моя не успела остыть?
- Ну да! Выходит, не молился?!
- Спроси лучше, не когда, а где я молился!
- Так где же?
- Не здесь. – И после паузы: - Я был у трона Бога!
Застыла, в глазах растерянность. Не выдать изумления!
- И там ты молился?!
- С пророками.
- И Бог... - вымолвив, тут же умолкла, не осмелилась спросить: ”Неужто и Бог молился с вами?”
- Нет, Бога навестил потом.
”Во сне приснилось!” – подумала. И тут же: - Я тебе верю! - Что-то ещё сказать, но что? Мухаммед будто ждал. - Да, милость Бога велика! – тут же вышла поделиться новостью! Не смеют преследовать!
И вскоре мекканцы... - Абу-Джахл к Абу-Лахабу явился:
- Слышал, что племянник твой придумал? У единого своего Бога побывал! - Хохочет.
- Чему смеёшься?!
- Неисчерпаемость его придумок умиляет!
- Больного бред воображения!
- Но зато дерзость-то какая!
- Отправить бы его туда навечно!
- Успеем! Пусть прежде позабавит нас!
- Узнать бы, первый кто о том поведал!
- Племянница твоя, он у неё скрывался!
И вышел к мекканцам Мухаммед.
- ... Но если возможно чудо перенесения на Храмовую гору, вознесения к престолу Бога, то опиши хотя бы
увиденное тобой в пути!
- Сверхъестественной тьмой покрыто было небо!
- Храм хоть увиденный в Эль-Кудсе опиши!
- Я ж говорю - разрушен!
- А город?
Тут вдруг высветился пред Мухаммедом уменьшенный
до размеров ладони Эль-Кудс, и он описал его,
окружённого высокой крепостной стеной.
И Абу-Бакр, ещё в юности посетивший Эль-Кудс, подтвердил точность картины.
- Но твой шёпот про сон вещий!
- Каюсь, верую и свидетельствую!
- Есть ещё сомневающиеся? - спросил.
- Есть!
- А, это ты, Атаба!.. – Имя, для Мухаммеда не из
любимых, напоминает о вероломном зяте. Но этот – поэт Атаба – известен по касыде про бег верблюдицы, написана виртуозной скороговоркой, имитирующей скорость, и вошла в число семи особо отмеченных, висит на стенах Каабы.
- Что ж, - сказал ему Мухаммед, - дозволенное очевидно, запретное тоже, меж ними – сомнительное. Кто остерегается сомнительного, очищается верой, чтоб свершать поступки дозволенные, а кто не желает расставаться с сомнительным, совершает дела запретные, уподобляясь пастуху, который пасёт стадо
в заповедном месте. Если обуян неверием, подойди
со мной к крепостной стене Мекки.
- Чтобы потрогать изъеденные временем камни? На ров поглядеть?
- Чтоб оставил сомнение. - Вышел из толпы, взобрался с Мухаммедом на ограду стены. - Хочу, чтоб вгляделся в даль!.. Видишь верблюжий караван?
- Нет, не вижу.
- Я тоже не вижу, но сейчас, а пролетая, видел: большой караван, и я опишу его, а ты проверишь, когда он прибудет сюда через неделю. Запомни: шёлковый паланкин на двугорбом верблюде! (Сбудется!)
- ... А ещё ты увидишь на той стороне горы Харра, не поленись, отправься туда: на открытом поле, когда я пролетал, стояли корова, верблюд и лошадь. Тут молния блеснула, точно копытом Бурака выбитая, всё кругом высветилось, ударила по лошади, тотчас убив её!
(33) И вправду: молния в поле убьёт непременно не спокойного верблюда, хоть и ростом высок, не мирную корову, что вровень с конём, а именно коня, неугомонного, горячего, быстрого, искры мечущего из глаз. Так что в грозу стой рядом с коровой или верблюдом, подальше от коня.
Если тотчас пойдёшь, увидишь падаль, пойдёшь завтра – увидишь кости!
- Пойду, так уж и быть (и белели конские кости!), но ответь: одну из сур своих... - Мухаммед перебил: - Те суры не мои, Богом явлены!
- Пусть так, неужто Он назвал одну из сур Коровой?
- Мир объясняя, с любого слова можно начинать:
назвали б верблюдом, спросил: Почему не лошадь? 55
... Ещё недавно, когда можно было не опасаться за жизнь, именно Атаба был послан толпой, что внимала Мухаммеду у крепостной стены, к нему домой - то случилось в месяц священный рамазан56. Чтоб перестал смущать предсказаниями мекканцев. Взывал к разуму, даже стращал и
грозил. Мухаммед терпеливо ждал, когда тот выдохнется.
- А теперь послушай, ещё какое мне было ниспослано повеление из Книги, строки которой, предчувствующие сомнения твои, коими умножаешь заблуждения толпы, разъяснены вестником и увещевателем для людей, знающих арабский.
(34) Здесь в свитке была изображена, с оперением на кончике, изогнутая стрелка, выводящая за текст. Но куда устремлена или куда летит она, коль стрела? Ответ был получен не сразу, ибо ничто не указывало, никаких примет, на присутствие здесь иного листа, оторванного или отклеившегося. Но если изначально задано было слово «арабский», или «язык», поиск облегчался. И вскоре в той же папке, где хранились материалы и откуда были извлечены листы, отыскалось остриё выпущенной стрелы. Точь-в-точь как та, что была, и даже оперение похожее!
И вонзена стрела в искомое – новые листы:
... Но прежде о другом, коль речь о языке: не спросил никто, на языке каком изъяснялись пророки. Или ведом им арабский, Адаму, Нуху? Нелеп вопрос! Но отчего?! Ещё про Джебраила скажи! Что откровения переданы Им через Джебраила на чистейшем арабском? И разговор пророков на арабском? С Мусой? Исой? Спросили и не поверившие, и поверившие. Абу-Бакр? Он подумал о том, но не спросил. Но кто из соратников? Лишь Омар.
”Так было!” - сказал ему Мухаммед. И тот: ”Да, так было!” - повторил, не раздумывая, и грозно оглядел присутствующих: посмей кто не поверить!