Файл из библиотеки www azeribook
| Вид материала | Документы |
- Файл из библиотеки www azeribook, 3517.68kb.
- Файл из библиотеки www azeribook, 2657.61kb.
- Це сукупність даних однакового типу, 151.29kb.
- Кнопки на боковой панели "Монитора", 327.09kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 184.55kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 284.71kb.
- В. М. Красильщикова Советник отдела библиотек, 110.39kb.
- Идея программы 3 Осистеме fat 4 Структура системы файлов fat 5,6, 155.03kb.
- Темы дипломных работ по специальности «Финансы и кредит», специализация «Финансовый, 93.49kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 192.26kb.
9. Вторая зрелость, возраст аксакала [тюркское слово!], до 80 лет [но Мухаммед умер в шестьдесят два года, а Гасаноглу - едва перевалив за семьдесят].
10. Третья зрелость [возрастные показатели не указаны, можно предположить, что годы старости, хотя Гасаноглу избегает этого слова].
11. Младенчество.
12. Возвращение тела в утробу земли, а души - кому куда: в ад или рай.
И явлено было Мухаммеду в те же дни: Ухищряются против тебя те, которые не веруют, чтобы задержать и остановить тебя, или умертвить, или изгнать. Они ухищряются, но ухищряется и Бог. А ведь Он - лучший из ухищряющихся!
... Убийцы ночью явились к Мухаммеду, горел светильник. Глянули в щель: лежит, своим плащом зеленым укрытый! Ворвались, бросились на спящего пронзить клинком, но увидели: Али!.. Мухаммед был тут же, его видели, но комната вдруг наполнилась густой пылью, пыль стала въедаться в глаза, чешут и чешут, ослепли будто, выскочили и бежали, пока боль не унялась. В другой раз допытывались у Али: где Мухаммед? Племянник не приставлен стражем к дяде своему! - сказал им Али.
А однажды... небо звёздное вдруг прочертилось: след Ангела?!
Свиток на этом обрывается.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: НЕБОШЕСТВИЕ44
Поэтическая хроника чудодейственного перенесения из Мекки в Иерусалим Мухаммеда, да будет его имя сиять на небесах, и его вознесения с Храмовой горы к Престолу Бога45.
61. След ангела молниеносный в звёздном небе
Было так, как повествуют - и далее длинный список имён, среди которых непререкаемые авторитеты из числа высокочтимых и благороднейших. Назову хотя бы пятерых, да будет доволен ими Бог:
Джахм ибн Аби Джахм, о ком уже было, прозванный Многоречивым;
Абу Мас’уд, или Правдивейший, чей псевдоним аль-Бадри, в честь победы мусульман над многобожцами-мекканцами при Бадре, благодаря кому сохранилось многое из сказанного Мухаммедом, в частности:
Человеку, который укажет другому путь к благому делу, предназначена такая же награда, как и тому, кто совершит его;
Абу Хурайра, Беспристрастный, он ту же мысль выразил иначе:
Тот, кто призывает других к заблуждению, взваливает на плечи бремя греха, равное по тяжести грехам тех, кто последовал его совету, не облегчив при этом ни на песчинку собственных грехов;
ибн Аббас, Точнозапоминающий (точнее: С хорошей памятью);
Абис бин Раби’а, или Ясноокий, который изрёк:
Я слышал, как Омар бин аль-Хаттаб, целовавший Чёрный камень, сказал, дабы не подумали, что это то же, что и идолы, которым прежде поклонялись: ”Поистине я знаю, что ты всего лишь камень и не можешь ни принести пользу, ни нанести ущерба, и если бы я не видел, как целовал тебя Посланник Аллаха, то не стал бы и сам делать этого!” И все были очевидцами происшедшего, видели, слышали и поделились; а эти, кому поведали, сообщили другим; те, по цепочке, третьим; и дошли, нанизанные на волшебную нить, вести, или хадисы, до наших времён.
...Мухаммед в один из дней тревожных, часто меняя места своего проживания, гостил у двоюродной сестры Умм-Хани. Вечером она постелила ему в дальней части дома, чтобы никто не беспокоил, а сама удалилась на женскую половину.
(27) Слова от тревожных до проживания были зачёркнуты, но прочитывались чётко; первоначально написанные стойкими чернилами, позднее вычёркивались, видимо, слабыми, иссохли и поблекли, обнажив первооснову. Буквы в словах гостил и не беспокоил были пригнаны друг к другу с изяществом, достойным восхищения, и вязь долго не поддавалась разгадке: о каком гостевании речь, когда мекканцы пытались убить Мухаммеда? Это восточные красивости стиля, которому чужды резкости.
Когда ночь шла к концу, Мухаммед проснулся, дивясь, что проспал ранний намаз: петухи в это время начинают петь – уснули непробудным сном? Собаки вымерли будто, не перекликаются... Даже сова притихла. В такую тишину услышишь, как журчит ручей... Ни звука! Выглянул наружу: на чистом светлеющем небе ярко горела крупная звезда, полыхая изнутри живым огнём. Нет, не проспал. Готовясь к предрассветной молитве, наполнил при сиянии звезды, дабы совершить омовение, медный кувшин из большого глиняного чана, в нём вода всегда свежая и холодная (ему нравился этот кувшин с ручкой замысловатой, особым отгибом для большого пальца). Вырезанные на меди изображения скорее угадывались, чувствуемые пальцами, нежели виделись в предрассветной темени. Уподобил однажды кувшин фигурке женщины: плавные и округлые изгибы, суживающиеся в талии, будто девичий стан, и ширящиеся у основания, как раздавшиеся бедра у зрелой женщины, - эти сравнения, возникшие некстати, смутили дух, и он укорил себя, что явились они пред молитвой. Пригнул кувшин, подставив под тонкую струю ладонь, но тут прогремел, казалось, на всю Мекку, нечеловечески оглушительный и властный окрик такой силы, что даже свет звезды погас:
- Эй, Мухаммед, выходи!
От неожиданности он вздрогнул, и кувшин выскользнул из рук. Ухватить его! Чтобы вода не пролилась, капли её драгоценные!.. Темнее тёмной ночи стало. И странная тишина: ни шелеста, ни шороха, ни движения, ни звуков. Вдруг предстал пред ним громадного роста Джебраил. Ослепительно яркие крылья его горели лёгким светом, то был даже не свет, а свечение, которое у свечи бывает перед тем, как потухнуть. Конь возник - стоял у калитки так, будто Мухаммед сам туда привязал, терпеливо ждал седока.
Разве то был конь?!
Нет, такого видит впервые: некое блестящее белизной существо, весь
искрится, глаза горят. Крупнее осла, но меньше мула, а морда... Красивой женщины лик! И этот изгиб, который всегда волнует более всего. О чём это он?! Спина была у коня длинная, удобная для сиденья. И уши большие, на ногах - белые крылья.
- Разглядывать некогда, воссядь! - повелел Джебраил. - Час пришёл!
Молнией сверкнул у коня взгляд. Искры посыпались из ноздрей: не то что сесть - к нему не подступиться!
Внезапно конь опустился на передние ноги, чтобы помочь всаднику взобраться: ноги - в стремена, и впору седло, сразу обхватившее его. И
крылья коня точно стрелы огненные. Не обжигают и глазам не больно от их света, щадят их, освещая всё вокруг.
Но он уже летит в небе высоко, дух захватывает. Под копытами коня невидимая твердь. Взмах крыльев столь быстр, что незаметен. Заря на небе, а там, где Мекка... - нет, уже не Мекка! Лишь красный краешек, как ломоть спелого арбуза, на небе, осветивший кромку пустыни. И отчётливо проступили очертания земли, выпрямились неровные изгибы на ней, очистились небеса. Взгляду открылись дальние дали - высились белокаменные дворцы, окружённые крепостными стенами, с изумрудными куполами и гладкими мраморными колоннами, и свет струился водопадами по ступеням.
Караванный путь верблюжий простирался - вмятины на оранжевом песке от стоп верблюжьих и копыт коней - к Красному морю. Хиджаз с зелёными оазисами, одинокими, как стражи, пальмами - точно барьер, похожий на белёсый кинжальный шрам, грубо заживший на смуглой щеке деда, - шрам на челе земли, разделяющий в Аравии мёртвую пустыню и полную жизни Мекку, зной прибрежной полосы и прохладу плоскогорья, и главные горные цепи - родные места, где обитает племя курайшей.
Моё и твоё!
Наслышанные про небошествие Мухаммеда…
(28) Тут же поясняется: а) да не забудется чередование в повествовании Небесной и Земной частей; б) да запомнится, что происходящее на земле, видимое с небес, зачастую даётся для удобства восприятия с отступом; в) да привыкнут к тому, что Земное зачастую не поспевает за Небесным, а то и опережает его.
… мекканцы явились на площадь:
- Эй, мекканцы, послушайте меня! Я расскажу вам! Глупцы, хотят убить, а он... под ним конь необычный, и он летал на нём, живой, жаркий!
Видит внизу большой караван, движущийся в сторону Мекки. Ярко вспыхнул меж двух горбов верблюда розовый шёлк паланкина. Что может быть достойнее верблюда? И поступь, схожая с женской, несущей сосуд с водой на голове. Сосуд и походил на горб.
Звезда, с сиянием крыльев слившись, осталась сбоку внизу. Потом и
вовсе скрылась, вместе с нею и земля. Но был спокоен Мухаммед, чувствовал, что сзади - Джебраил.
- Не оглядываться! - Голос прогремел предупреждающе: не должно человеку ангела летающего видеть!
- Остановись! - крикнул вдруг. Вмиг сменились ощущения жары и холода. Затих шелест крыльев коня. - Сойди на землю и помолись!
Как с высоты пасть на землю?! Но конь копытом бьёт по тверди.
- Молиться здесь?
- Гора Синай, где Бог явился Мусе из горящего куста!
Верхушка светла, а склон... Катится по нему свет, будто существо живое. Стремительно уносится тень облака, высвобождая лучи солнца, и больно бьют они по глазам. Пламя огня, когда горел, не сгорая, терновый куст!
- Святая земля! – услышал Джебраила. - Прежде сними обувь твою с ног твоих! – приказал.
И я молился там, где воззвал Бог к Мусе!
Мухаммед ощутил под ногами идущий из глубин жар. И снова - стремительный взлёт на небо.
И видел, как горит там куст терновый?!
Тот куст не мне привиделся - Мусе! А гора дымилась, ибо Бог сошёл на неё в огне.
- Обманывает нас! – Горожане, паломники, даже иудея мекканского разглядел, ростовщика, и христиане - кто любопытствует, кто злобой обуян:
- По губам ударить, чтоб умолк!
Окрик Джебраила:
- Остановись!
Конь устремился вниз, разрывая в клочья облака. Земля громадой
всей летит ему навстречу.
- Я должен помолиться здесь?
- Вифлеем, где Иса родился!
- Иса?!
- Молись и больше не спрашивай!
...Стремительный взлёт в небо. До ушей Мухаммеда донёсся окрик, не Джебраила, чужой:
- Стой, Мухаммед!
Но конь спешит, не слышит. Вскоре новый окрик, голос незнаком:
- Эй, погоди!
Снова конь не убавляет бег стремительный. Вдруг видит пред собой девушку красивую, она к нему мчится, зазывающе приветлива:
- Не спеши, поговорим! - В шёпот, как в туман, обволокла.
А конь летит, рядом - Джебраил.
- Чьи голоса я слышал? - спросил.
- Голос первый - иудея!
- И что же?
- Если б сошёл, стали б иудеями!
- А второй?
- Голос христианина!
- И стали б христианами?.. А третий голос чей?
- Земных утех то голос!
Но думать некогда, и конь... такое скорое падение! Стремительность их будто нагоняет - или они её: вот-вот в землю врежутся!..
Но плавно ступил на возникший перед ними холм. Остановился у самого краешка плоскогорья. Эль-Кудс! - мелькнуло. - Храмовая гора!
- Сойди и привяжи коня!
- Куда?
- Ох, неуч!
Легко спрыгнул с коня, держа в руках поводья. Камень, на который ступил, показался… мягким? И отпечатались ступни Мухаммеда!
При свете, который излучал конь, увидел вделанное в скалу кольцо.
- Не слыхал о нём разве?!
Привязал поводья коня. Утренняя прохлада коснулась чела. Возвышенность, и храм на ней.
- Но разве не разрушен храм?!
- И не единожды!
- Дважды!.. - Называют имена:
- Навуходоносор! Нимруд! Нимврод! – одно и то же имя, но на новый лад.
- Тит, полководец императора Адриана! - голос ростовщика-иудея: знает!
Бурак застыл, не шелохнётся даже.
(29) Наконец-то названо имя: Бурак, или Летящий молниеносный конь! Служил и другим пророкам, привязывали его к кольцу йерушалаймской скалы. Камень тот сохранился, известен как ”Седло Бурака”. - Ибн Гасан.
62. И предстали предо мной пророки,
прежде меня бывшие, - мекканцам говорит.
- Внушить нам хочешь, что ждали тебя?!
- Чтоб со мною вместе помолиться!
- Ну да, - чей-то смех: - Явился новый к ним пророк!
А другой язвительно: - Надеемся, последний!
- И все, как только ты явился, к молитве приступили?
- Но где? - вновь вопрошают. - Неужто в храме Исы?!
- И под ним - краеугольный камень?
- Но разве я о том, где камень? Я о молитве вам толкую!
- Так где ж тот камень? - Не унимался араб-иудей, а
может, араб-христианин?
И новые вопросы, точно стрелы с ядовитыми наконечниками:
(30) Задан был однажды Мухаммеду вопрос: Под чьим храмом краеугольный камень земли – под иудейским на Храмовой горе или под христианским на Масличной горе? Возник спор. И Мухаммед ответил: Для Бога эти расстояния (между Храмовой и Масличной горой) не столь значительны, чтоб это нам оспаривать.
- Кто ж они, пророки, для молитвы ждавшие тебя?
- Стойкие!
- Что за стойкие пророки? Впервые слышу!
- Ещё не то от меня услышите!
- От стойкого тебя?
- Не мной так названы пророки! Божье то слово: Стойкие, или Улу-л-азм!
- Там был Адам? Но разве он пророк?! Нух?!
Недоумения полетели в Мухаммеда.
- Ибрагим и сын его Исмаил. И брат Мусы Гарун.
- Нельзя ли их назвать по-нашему?
- Зачем за иудеями повторять? Уста привычны к этим именам!
- Но в нашей Книге...
Не дал ему договорить:
- Услышьте все: и вы, многобожники, и вы, люди Писания!..
Но тотчас перебили:
- Кого ещё с собою рядом в темноте приметил?
- Во тьме - мы с вами, хоть и светит солнце, а там - сиянье ликов!
Мухаммед называл пророков, с которыми молился, и крики мекканцев усиливались.
- Наш Моисей? - возмущён еврей-иудей, у него деньги Абу-Талиб ссуживал.
- Йунус-Иона?!
- Иисус?! Не смей называть имя Господа всуе! - вскричал из соседнего квартала христианин.
И другой возражает - не Мухаммеду, соседу:
- Иисус - пророк?! Самозванец! - Вот-вот передерутся.
- Своих называй пророков, наших не трогай!
- Как можно их забыть? Твои слова: мол, четверо нас, из арабов, пророков было!
- К арабам - да, я послан, а трое - прежде меня!
- Увещевал, стращал, пугал!
- Назвал я тех, с кем молился!
- А Худ, правнук Нуха? А Салих? Шуайб, тесть Мусы?
Или они тебя вниманием своим не удостоили?!
- Бескрайни в небесах Божьи просторы!
Шум, гул, выкрики.
- Да будут все пророки, - бросил Мухаммед в толпу, - пророками всех!
(31) Приписано: Не все пророки названы! Выстроены столбцом, заметны контуры отдельных букв46. Ещё страница, неясно, куда вставка, отклеилась: Бог, Хозяин судеб и Владыка миров, терпит все веры, все наречия: тех, кто многобожец, тех, кто иудей, тех, кто верует в Ису. Далее почерк отличный, как если бы могли назвать его курсивом, – лёгкий изящный наклон: И Мною явлен он (Мухаммед?)! А прежде явлены были другие - все сто двадцать четыре тысячи пророков! Один был удвоен, удвоен второй, и все учетверены верой, меж ними Я не делаю различий. Сказано: Тарикил мустакин + Сиратал мустакин, или: Идите дорогой прямой! Идите дорогой правды! И с честью пройдете по острому, как лезвие, и тонкому, как волос, мосту Сират из жизни этой временной в жизнь ту, вечную.
Конь Бурак как изваяние стоит, сиянием освещая Храмовую гору, а Джебраил... Но где он, занесший его в такую немыслимую даль?!
- То повеление Его! - Голос Джебраила.
- Но что оно - то?
- Должен сам постичь!
Мухаммед скорее почувствовал, нежели увидел, как Джебраил стремительно отдалился от него, исчез, уйдя ввысь. И тут же к ногам опустилась уходящая в небо лестница, и, легкая, колыхалась она в невесомости, начала не разглядеть, исчезало в ночном тумане. Влекомый зовом, не успел занести ногу на ступень, ощутив её прочность, как стремительно унёсся вверх, и свет разлился вокруг. Тотчас всплыло детское: верёвка к небу! Рвётся! Падение! Хищная птица хватает!..
И уже внизу - глянул, лестница изогнулась - рогами вонзённый в
землю месяц, близкий и не светит! Боясь упасть, крепко ухватился за верёвку. Вдруг взору предстал гигантский петух, точно висящий меж недосягаемой высью и землёй: ноги покрыты золотящейся чешуёй, уходят вниз, гребень упирается в туманную синь неба.
- Путь в пятьсот лет надобно пройти, чтоб дотронуться до петуха! - подсказал Джебраил.
- Пятьсот?!
- Ай да петух! Похожий на мекканского? Драчун?
- А день у Бога моего - как тысяча лет!..
- Согнать со скалы!.. Нет, пусть расскажет!
Увидал в толпе Абу-Бакра, уловил его недоумение. Не предупредил, что у сестры прячется. Айша рядом с отцом. Не надо было брать её! Слышит и запоминает.
- Сон вещий! Там витал лишь дух его! Телесно в Мекке оставался! - голос Абу-Бакра. Как смеет так думать?!
- И ты, кого чтим трезвым!
- Чтили! Такой же лжец, как Мухаммед!
- Не дух, а весь я, каким предстаю пред вами, и да
раскается шепчущий в неверии своём!
(32) Из поверивших в Мухаммеда нашлись толкователи, - поясняет Ибн Гасан, - которые приняли рассказ Мухаммеда за быль, чудодейственную: мол, лишь духовно, некоей присущей избранным мощью вознёсся к престолу Бога. Абу-Бакр тоже так полагал, высказав однажды подобное в кругу семьи, и Айша запомнила [как ни пытался Абу-Бакр, отказавшийся позднее от подобного греховного предположения, внушить Айше, что исра и мирадж - быль, ничто не смогло в ней поколебать версию духовного лишь вознесения Мухаммеда к престолу Бога].
- А что с петухом?
- Он пением каждое утро приветствует Бога, давая знак птицам его породы на земле, чтобы пробуждали всё живое.
- Чем удивишь ещё?
- Да будет вам известно, о мои мекканцы: три голоса Богу желанны!
- Средь них и наш?
- Увы, не ваш, а голос человека, произносящего слова ниспосланной Им Книги!
- Та книга иудеев! Христиан!
- Книга есть ещё, ниспосланная людям, - Коран!
- Но голос чей второй желанен Богу твоему, Мухаммед? Неужто петуха?! А может быть, осла?!
- Нет, голос раздаётся петуха, когда увидит ангела, а осёл кричит, когда видит дьявола!
- Так чей угоден голос?
- Голос покаяния, товба! 47
- Нам не в чем каяться, покайся ты!
- Да, грешен, признаюсь! Мой первый грех…- перебили:
- В Каабу позабыл дорогу!
- Нет, первый грех, что мало поклоняюсь Богу единому. А грех второй... – снова перебили:
- Не чтишь богов курайшей!
- Да, каюсь я, что вам, курайшам, родич! И каюсь, что упорствующих вас не отвратить!
- И третий грех, что не внимал доселе петуху, не так ли?
- Да, угадали, о живущие во тьме мои мекканцы: ведь петух приветствует даруемый Им, Богом, рассвет!
- Неужто в небо надо было взобраться, чтобы про то проведать?!
63. Небо первое,
- услышал Мухаммед Джебраила: - Держись!
”Вот оно какое, первое небо!” - слышал о небесах ещё в детстве, что множество их, невидимых глазу... Взгляд не оторвать от лучезарного, из чистого серебра, свода, с него свисали на золотых цепях яркие звёзды.
Навстречу Мухаммеду вышел... - такое знакомое лицо! Ну да: Адам!
- Как не узнать мне праотца? - сказал Мухаммед - С ним только что молились на земле, и вот уж в круг небесный свой вернулся! Но что за существа, парящие вокруг Адама? И отчего то хмурится он, то весел?
- Души детей его, - ответил Джебраил.
- Их столько было, не перечесть!
- Лишь близнецов одних - сто пар!
- Но первенцы... - Не договорил: Кабил, чья ветвь вскоре оборвётся, Абил, так и не познавший отцовства, и Шис, посланный Адаму и Еве как замена убитому Абилу, вознаграждение им 48.
- ... По правую кто руку от Адама - блаженны те, алчущие были – насытились, плачущие были – возликовали, и, видя их, радуется Адам: им райские услады суждены. А кто по левую руку – несчастны, им уготован ад, при виде их печалится Адам.
- Но отчего они толпятся здесь?! Ведь Шис... 49 – Джебраил не дал Мухаммеду договорить:
- Здесь всё иное, время и пространство, молчи и наблюдай!.. - Тут же: - Я на Адама со стороны гляжу. Не вздрогнул чтоб, меня увидев.
- ?
- Не знаешь разве?! Высок Адам был, головой касался неба, мы были смущены, ангелы высшие. И послал Бог меня к Адаму, ударил по голове, стал ростом шестидесяти локтей.
Хоть высшие, подумал Мухаммед, но ангелы земные! Джебраил уловил, пиками столкнулись, выбив искры, мысль одного о мысль другого:
Небесные есть ангелы ещё! Есть Рух - то Дух! Ещё - Калам, или Перо, в сан ангела небесного введённый, чтоб Бога восславил. И Нун, который Кит, поддерживающий землю, и Вода - опора Кита, что Воздухом окружена, за нею - Мрак, за ним – Ничто, вот где предел познанья смертных!
Адам обнял Мухаммеда: - Добро пожаловать, о праведный пророк!
Давно Адама облик Мухаммеду ведом, не понаслышке: встречались с ним ещё до молитвы! Так ли важно знать, где и когда, в каком таком из множества миров и с чьею помощью, но что виделись – точно!
- Добавь: и грешили! - сказал тогда Адам Мухаммеду, ввергнув в замешательство. А тот, как потом узналось, печалился о людской судьбе.
- Но в чём мой грех? - невольно вырвалось у Мухаммеда.
- Коль скоро избран ты, дабы искоренить грехи!
- Но если грешен я... - Адам перебил его:
- Грех в каждом! Нескончаемы грехи!
Был безволос: ни усов, ни бороды, кожа как одежда. С гладкой головой, чуть заострённой книзу, круглой и тоже без волос, уши к ней почти прилипли, и глаза чёрные-чёрные. А на самом донышке взгляда - обострённая чуткость, готовность услужить и раскаяние, будто в чём провинился именно перед ним. Разве не он поведал Мухаммеду, и речь
его звучала странно, будто недавно говорить выучился? Задумался, сказать ли, что Бог, оживив лицо парой глаз, обозначил нос меж ними как преграду, чтобы глаза от зависти не перецарапались? Что язык защищён рядами крепких зубов и губами, чтоб не вылетали необдуманно слова?50
Дитя Всевышнего!..
Столько уже говорено о нём: прах... прах... А вы?
Всевышнего дитя!
И впредь чтобы рождались люди не иначе,
как духом сотворённые Его!
А вы? Что ж вы!
Ах, чтоб вы сами?! -
И далее, и снова, и потом, и после... - разорванная с Богом нить,
покуда...
Ещё! Ещё!
Опять нить порвана, покуда... -
Но когда?
Уж было!
И ушло?
И никого, кто б молвил: ”Отче!”
Ах да: вы сами, сами по себе, как твари все: бегущие, бредущие, летящие, парящие!
Когда наедине.
Без ничьего пригляда. Она и он. Он и она. Короче - пара!
Что ж: ведомо то нам, что страстью рождено и в муках.
Но - чтоб и с Ним?!
Но... - как?!
64. Звучащая глина
И рассказал Адам... - не о том ли некогда сочинилось? - про дерзость
горделивую Иблиса, из джиннов он и совратился с пути Создателя:
”Я порождён Тобой из яркого огня, нет, всепожирающего пламени, - бросил Иблис Богу, - не стану поклоняться человеку, Тобой из праха сотворённому, его почтил Ты предо мной!”
”Не из праха!”
”Ну так из глины!”
”Ты глух и не расслышал: Адама создал Я из глины звучащей, облечённой в совершенную форму!”
Но глух и Ты, - подумал сатана о Боге, и тут же, удивить Его решив, сказал: ”Ведомо ль Тебе, что Ты Своим созданием иные твари всполошил, Тобою сотворённые?” И, не дав Богу опомниться, продолжил: ”Да, над землёй летающего высоко орла и рыбу, что в глубинах водных плавает? Я слышал, как орёл, Адама увидав, напуган видом был его, и поспешил о том поведать рыбе:
” О, горе нам, какое страшное увидел на Земле я существо о двух ногах, но две руки хватающие, и на каждой – пять зловещих пальцев!”
”О да, - согласилась рыба, - его на берегу я тоже видела! Не даст он покоя ни тебе в заоблачных высотах, ни мне в морских глубинах!”
”Так знай! – сказал Иблис кичливо. – Я Тобою создан вечным,
отныне Ты не в силах превратить меня в ничто, клянусь, побиваемый камнями: засяду я против людей на Твоём прямом пути, к ним стану приходить и спереди, и сзади, справа и слева, и не найдешь Ты в них благодарности, погублю Твоё детище - Адамово племя, украшу им всё то,
что на земле. Собью их всех!”
- Но началось с моих сынов, и брат пошёл на брата!
- Что ж, Иблис сдержал слово!
- О, голова моя! - Адам держал её руками, казалось, в ней была вся
боль, которую забыть нельзя. - Кто хоть одну погубит душу - погубит всех людей. Кто оживит хоть одну душу - тот людей всех оживит.
... Пыль, грохот.
Птица, измазанная кровью земных недр.
А рядом - человек, похожий на Адама,
адам и есть: Адам-Человек51,
в копоти лицо,
но улыбка белых зубов,
и держит в руке... - это ж голова соседа, и он - тоже Адам!
Адам спросил у Мухаммеда: - Пророк - это кто? Может, пояснишь?
- Я?! Это странно! - Мухаммед не нашелся, что сказать, а после, когда шли вместе и каждый был погружён в думы свои, Мухаммеда вдруг осенило: - Пророк не тот ли, с кем Бог?.. - Нет, не тот, но вспомнил: От Меня к вам придёт руководство!
Слова в листве прошелестели.
- Прости нас, о собеседник первоотца Адама!
- А это снова ты, Абу-Джахл!
- Торговые заботы замутили разум, будь добр, повтори!
- Сыны Адама! Пусть сатана не искусит вас, как извёл родителей из рая, совлекши с них одежду, им мерзость показав их! Обнажить нутро людское низменное!
- Но какие тогда одежды? - спрашивает Абу-Джахл, и домотканое длиннополое одеяние на груди расправляет.
- Адамовы сыны! Мы одеяние ниспослали вам, которое прикрыло б вашу мерзость, и перья. Но одеяние богобоязненности - лучше. А это - из Моих знамений52.
И повёл Мухаммеда Адам... - на первом небесном круге обозначилась под ногами твердь, и никого на земле, лишь они двое.
А потом - вокруг никого, Мухаммед один на свете, и взор его объемлет... - ещё ничего и никого: лишь горы, море, небо и земля.
- Всё надо испытать.