Файл из библиотеки www azeribook
| Вид материала | Документы |
- Файл из библиотеки www azeribook, 3517.68kb.
- Файл из библиотеки www azeribook, 2657.61kb.
- Це сукупність даних однакового типу, 151.29kb.
- Кнопки на боковой панели "Монитора", 327.09kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 184.55kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 284.71kb.
- В. М. Красильщикова Советник отдела библиотек, 110.39kb.
- Идея программы 3 Осистеме fat 4 Структура системы файлов fat 5,6, 155.03kb.
- Темы дипломных работ по специальности «Финансы и кредит», специализация «Финансовый, 93.49kb.
- Информационный бюллетень московского онкологического общества. Издается с 1994 г общество, 192.26kb.
А другие? Те, кто высмеял? Дескать, ясно что: бредни, ложь, сказки! Тыща их было - ещё одна родилась!
Есть непостижимые сферы, где слышится не только проговоренное или произнесённое, но и сказанное не вслух - лишь дуновение мысли, и она постигается, улавливаясь, и слышится.
Бог-де знает все наречия, тем более – языки своих посланников?
Говори лишь то, во что веруешь! И никого бездумно не повторяй в согласие или в отрицание! Я добр, но ироничен без издёвки! Удел обычный сочинителя! Хотя... - что ж, готов принять и то, и это, и другое!
Что то?
То - исра и мирадж.
А это?
Это - непостижимое.
А что другое? Только что, в сей миг рождённое. Как у бедуина, коими были мои предки? Летит на верблюде, и всё, что взору предстаёт, мимо проносясь, выстроившись в линию, нанизывает строка за строкою. И ты, как он, спешишь выговориться?
Другое - тоже тайна.
Но о ней молчок!57
(35) О том, что имеется в виду некий язык, размышляет Ибн Гасан, на котором могли говорить, понимая друг друга, пророки, в данном случае араб Мухаммед с евреями Авраамом, Моисеем и Иисусом, высказано немало суждений. Самое простое – что язык и у тех и у Мухаммеда был семитский. А что до языка других пророков, о том, наряду с общераспространённым (что наличествует некая не постижимая для живущих на этом свете тайна), существует и множество иных суждений [знаток древних языков Ибн Фахм (как выявлено в новейших изысканиях, Ибн Гасан часто раскавыченно его цитирует, не всегда давая ссылку, полагая, что и тот у кого-то заимствовал) утверждает, что пророкам достаточно было, вовсе не встречаясь, постичь истину: в каждом жил каждый, а во всех - Бог, избравший их].
... Не довольно ль отвернувшихся? И они не слушают, не ведают, что сердца их в покровах, уши глухи, а в очах завеса между посланцем и всеми, и явился, чтобы не поклонялись никому, кроме Бога единого, но сказали они: "Если бы пожелал Он, чтобы уверовали в Него, то послал бы ангелов, а мы в то, с чем ты послан, не верим!"
И возгордились, глядя на семь небес, разукрашенных светильниками, забыли о мощи молний: "Кто может нас осилить?! Никто!"
(36) В архиве Ибн Гасана отыскалась запись, где говорится о хронике, точно зафиксировавшей ночное посещение Мухаммедом Эль-Кудса. Авторство приписывается историку Ахмеду бин Йусифу, который со слов посланника Бога Мухаммеда поведал о том своему внуку, тот - ещё кому-то, следует длинный ряд имён. Хроника впоследствии была обнаружена, но не целиком, а двумя частями: первая лишь констатирует: В то время когда Мухаммед отправил посла в Константинополь к румскому [византийскому] императору Ираклию, предлагая ему, а заодно и всем христианам принять ислам [об этом ещё будет], в присутствии императора находился их патриарх [более ни слова!]. Вторая часть, обнаруженная позже, является продолжением первой58.
- ...Ну что? Убедил тебя Мухаммед? - спросили у Атаба, когда он вернулся на площадь, где его ждали.
- Я такое из уст его услышал!
- Говори же! - Молчит. - Стихи?
- Божественное повеление!
- И ты поддался колдовским его чарам?! - Растерян. - Он что же, и впрямь пророк?
- Но что услышанное мной - божественная поэзия, в том убежден.
- И что же?
- Попробуй явить нечто похожее!
- Не довольно ли того, что явил Мухаммед?
- И я о том же!
- Я имею в виду иное: радуйся, что никто не способен создать второе такое: иначе была бы ещё одна бредовая поэзия!
(37) О, как впоследствии, - восклицает Ибн Гасан, - переживал Абузар за эти свои слова, когда уверовал в Мухаммеда!
- Ты поступай как хочешь, а я сниму свою касыду!
Однажды увидели: вчерашний хулитель Мухаммеда, услыхав его строки, стал молиться.
- Кому молишься? - спросили.
- Не кому, а чему: неземным словам!
- А что скажешь ты, Анис? - спросили у автора одной из семи касыд.
- Я посоветуюсь с Абузаром.
Старший брат более знаменит, и он посылал его послушать, что говорит Мухаммед, и рассказать о чуде, как толкует строки Атаба.
- Поэт ли Мухаммед, ясновидец ли, обладает ли какой тайной, не знаю, но слово его не людское творение.
- Повторяешься!
- Увы! Нет на свете подобного тому, что довелось услышать мне.
- И это скажешь Абузару?
- Прежде сниму свою касыду, надеюсь, он последует моему примеру.
(38) {Всё это, одно в другом, заключено в фигурные {, квадратные, а также обыкновенные, словно новолуние (?), скобки. И семь касыд, чьи строки выведены золотыми буквами, снимаются со стен Каабы. Но тогда или прежде, когда ветер ещё колышет семь не снятых лент... - закрыть скобку обыкновенную), вернувшись в прошлое той земной древности, когда вожди курайшей устали держать осаду дома Мухаммеда. И здесь скобка квадратная].
Время священное, паломническое, воспрещено кровопролитие, за жизнь можно не опасаться; вышел Мухаммед на базар в местечке Аказ послушать состязающихся поэтов. Нет, иначе: прислали поэты гонца к Мухаммеду, просили явиться. И он согласился пойти: чем новым удивят поэты слух - обо всем ведь сказано прежде нас!
(39) Тут, кажется, можно поместить фигурную скобку, закрывающую текст.}
[Стилистические выкрутасы со скобками производят странное впечатление: не могу опустить, коль взялся переводить, и оставлять неловко; ничего не поделаешь, профессиональная этика обязывает!]
... Слушал-слушал про охоту за дичью, но с любовной символикой, и смешались: тард, требующий игры слов, хаджв - развенчание недруга или чужеплеменника. Что может быть прекрасней фазаньего глаза и что уродливей? - не расслышал, о чём. И тут же о совершенстве и красоте полной луны. А в ответ - другой поэт о грёзах новолуния - сколько стихов о нём, нарождающемся полумесяце! Так и состязались. Потом - кто лучше восславит своего вождя-шейха, жанр древний и бессмертный, мадх называется. И убыли нет восхвалениям идолов. Вдруг Мухаммеду стало плохо, закружилась голова, упал, над ним столпились поэты... - вскоре пришёл в себя, еле поднялся. Был бледен. Рождалось что-то, складываясь в строки, прогремело услышанное: Не рождалось – в тебя Мной вложено! И он произнёс - сначала тихо, а потом всё более разгораясь: Нет, не восхитимся этим городом! Новый вызов мекканцам?! Отпрянули: - Как смеешь?! Одумайся! Это Мать городов! - Знает, что Мекка уммль-гура!
Нет, не восхитимся! И ты живёшь здесь, и я живу, и Он, невидимый Который, сюда порой глядится. И те, кто родили тебя, и кто родил их.
Разве Мы не сделали вам пару глаз, чтоб видели? И пару губ - неужто чтоб только изрекали? Не обладатели вы разве рук и зрения?!
И повели его на две высоты, но разве не устремился он по крутизне, за которой - пропасть?
Сказав, медленно побрёл, поддерживаемый рабом, к стоящим поодаль верблюдам, на которых приехали он, Абу-Бакр и Али.
- Постой! - крикнули ему вслед, чтоб пояснил, что значит обладатели рук и зрения?!
- Рука - что да будет полна благодеяний? - спросил другой.
- И да, и нет! Да - если уверовали. Нет - ибо есть обладатель могущества: Бог!
- А зрение - да будет оно полно проницательности?
- Но и око достоверности! И да не будете обманывающими глазами, украдкой взирающими на запретное!
- Прочти еще!
- Не достаточно ли того, что сказано? А если в сомнении вы относительно ниспосланного Им, то принесите суру, подобную только что услышанному! Если же вы этого не сделаете – а вы никогда этого не сделаете! – то побойтесь уготованного неверующим огня, топливом для
которого - люди и камни! Неверующие прозвучало как сомневающиеся.
...За верблюдами, которые увозили в Мекку Мухаммеда и его близких, шли верблюды поэтов, и в Каабе, куда вскоре прибыли, можно было наблюдать странную картину: поэты, состязавшиеся, чтоб чести удостоиться повесить победившие строки на стенах Каабы, наблюдали за тем первым, который признал победу Мухаммеда. И, будто прощаясь с чем-то дорогим, тот бережно снимал со стены свиток - свое принесшее ему некогда славу стихотворение. Вскоре, как свидетельствуют очевидцы, его примеру последовали другие, и на стенах Каабы отныне поэтических свитков не вывешивали. Последней лентой трепыхались на стене стихи, точнее - касыда, чуть ли не поэма, популярного в Хиджазе поэта, чьё имя Имр-уль-Гейс, или Имрулькайс, входившая в семёрку или, по другой версии, девятку отборнейших поэтических произведений Аравии, известных как моаллак, означает привешанный.
(40) Другое название подобных стихов - ”мозеххеб”, или ”позолоченный”, ибо строки начертались золотом на плотной материи.
Стихи поэта (никто, сказывают, не превзошёл в сочинительстве его) знал почти каждый аравиец – о глазах любимой и тяжких днях разлуки возлюбленных, которая нескончаема, и встрече, столь скоротечной: Глаза как в зиму моросящий дождик, как дождь весенний, как летний ливень, как бурная осенняя гроза. И её, самую ценную касыду, сорвала сестра поэта.
(41) На отдельном листке: Касыда сохранилась! Далее - изложение содержания:
Тяжкая и горше смерти разлука выпала на долю.
Спешит поэт с возлюбленной на встречу и гонит своего коня.
И вдохновляет, восхваляя, быстрые его ноги, звенящие в беге, словно струна, взгляд, полный пламени, - путь через горы и ущелья.
И ничто поэту не помеха, не отвлечёт, не заманит: ни зов журчащих родников, ни аромат полей, ни встреченные на пути газелеокие красавицы, и даже рифмы погоняют друг друга, чтобы финал ускорить.
И вот уже бежит ему навстречу его возлюбленная!
... И ты, Имрулькайс, счёл ложью ниспосланный Коран!
(42) Хронологическое несоответствие: не мог он обратиться впрямую к царственному Имрулькайсу, о ком сохранилось якобы высказывание Мухаммеда: ”Вождь арабских поэтов, говорите? Да: истинный их предводитель – знаменосец по дороге в ад!” С большим на то основанием можно было бы назвать не Имрулькайса, якобы отвергшего нерукотворность Корана, а других поэтов. К примеру, Тааббата Шаррана, который сказал про злую игру джинна, вселившегося в сочинителя сур, про смеющуюся, хохочущую смерть в явленных пророку откровениях, и что ликует она, широко оскалив зубы. Или упомянуть Алькама, оставившего нам описание костей верблюжьих и человечьих каравана, сгинувшего в пустыне и погубленного богами, ибо последовал за мнимым пророком, - имелся в виду Мухаммед. Поэт умер задолго до рождения Мухаммеда в Византии, куда бежал из Аравии59.
Кому ты говоришь, Мухаммед?
67.
И поспешил Мухаммед на второе небо, да будет - вставка в свиток - всему небесному свитку названием: Небо второе.
Свод неба отливал белизной стали. И украшен был драгоценными камнями - яркостью слепили глаза. Но прежде красный рубин, чьим светом озарилось небо, покровительствуемый Марсом, увиден, где-то внизу обитающий. У порога был встречен, узнанный... - Нух?! Вдруг возникло нечто доселе невиданное, выплывающая будто гора из тумана, реальное и точно мираж – громада ковчега! И на нём... но уже сошёл с него - сам Нух! Идёт не спеша к Мухаммеду.
- Мир тебе, Нух, в миру!
И тот приветствует Мухаммеда: - Дождались, - говорит, воздев руки к небу, - нового пророка!.. Запомни этот день!
- День этой нашей встречи?
- День Ашура, десятое число и месяц мухаррам, когда мы вышли из ковчега, сойдя на землю!
- То день, - ему Мухаммед, - когда Адам и Хавва встретились на склонах Арафата!
- Немало славного в тот день: Бог Мусе явился из-за горящего куста, и он закрыл лицо, ибо боялся на Него воззриться. И было много лет спустя в тот день исполнено предначертание Его: Муса от фирауна спасся!60
- И я... - Но что?
- Не станем говорить о том, что будет: я возжелал, чтоб ты чрез нас
воочию свою судьбу постиг!
- Что было и что есть?
- И то, что будет!
- А разве знает кто?
- Но вот он я, тебя приветствующий!
- Твой пройден путь, а я... То тайна!
- Там!
- А здесь?
- И здесь мы, но и там. Уж явлен ты, но разве не при тебе ступили мы на землю? А что до тайны, то она останется, исчезнув. Вот мой ковчег, его ты видишь, но тайна тайн история моя, покуда сомневающихся тьма!
Мухаммед с Нухом уже стоят на корабле, корма вздымается к небу:
- ... И ты со мной в блужданиях, покуда люди не преступят чрез божков своих, чрез истуканов, идолов! И будешь ты гоним! Нет-нет, не будешь, точнее – был гоним! И более ни слова, Мухаммед!
- Нух? Тысячу лет пребывал у своего народа?!
- Без пятидесяти годов.
- Точность, достойная мекканского купца!
- Бывшего! - добавил кто-то.
- Но что в том удивительного: приблизился миг, и раскололся век!
Отвратились... - но кто? мекканцы? они тоже! да ещё камень ему вслед бросили:
- Колдовство!
- До вас и народ Нуха неправдой счёл увещевание мудрости конечной. И лжецом объявил посланного Богом к народу, чтоб не поддался соблазну и не понёс чтоб наказание мучительное!
- Нух поведал? И бородой своей седою тряс?
- Не было её у него!
- Бороды?!
- Cедой!
- Тыщу лет прожить и ни одной седины не нажить?
- Если возможно столько жить, что в том удивительного, что лишь проседь в бороде?
И не раз Нух говорил, и не два. Просил и увещевал. Умолял. ”Если тяжко для вас, - говорил, - моё пребывание средь вас...”
”Тяжко!” - кричали.
Сказали те из народа, которые не веровали: ”Всего лишь человек он, подобный вам, и хочет получить над вами власть! Если б возжелал Бог, послал бы ангелов, а этот?! Человек, в котором безумие, и не спешите поддаваться, выждите!..” И сказала мне знать, угрожая: ”Если не умолкнешь! не удержишься если! побит камнями будешь!”
- Устами Нуха о себе молвишь! - бросили Мухаммеду мекканцы.
- Но разве не молвил прежде я вам, что я не ангел?
Тут Бога услышал я...
Крики лицемеров: - Ты услышал или Нух?!
- И Нух, и я!
" - ...Велико развращение человека на земле! И раскаялся Я, восскорбев в сердце Своём, что создал человека на земле!
Сделать ковчег, но из чего? Дуб Индостана крепок, но край далёк. И высадил я семя дерева гофер, что с кедром схож, рос целый век. Ещё сто лет строгал, сушил я доски, и молот мой стучал, и в дерево пила впивалась. Корабль всё выше рос, вид птицы принимая, - с головой павлина, глазами орла, грудью голубя и хвостом, как у петуха. И много лет ушло на колесо, желтизною светится подобно солнцу в полдень, и чтоб был крепок, и рулить им мог, и удержать ковчег. И всякий раз, как проходила мимо знать народа моего, задрав вверх головы, глумилась: "Ни рек вблизи, ни моря нет... корабль для суши?!" И сын любимый средь неверующих, и жена.
А был ковчег длиною в тыщу локтей, шириною шестьсот, высотою
тридцать, просмоленный изнутри и снаружи, с местом для пресной воды. И перенёс в ковчег всего, что летает, имея крылья, и ходит, имея ноги, пресмыкается, и растёт, и плодоносит, - всего по паре. И мы вошли в ковчег, но прежде внёс тела я прародителей наших Адама и Хаввы, чтоб не поглотила их пучина, и стали границей меж мужской и женской половинами ковчега.
Но вот веление Бога свершилось: разверзлась великая бездна, врата отворились небесные. Забили из расселин земли выше высоких древ источники, точно столбы водяные. А за бортом хохочет сын, грудь ливням подставив, и, глядя на него, вина напившегося, огнём глаза полыхают, зря черенок виноградный, подумал я, взял в ковчег! Заметался я по кораблю - ведь сын родной! - чтоб длинный шест протянуть ему, не смеет отец сына в беде покинуть! Тут глянул я за борт: крик исступлённый! стон запоздалый! и всхлипы! нет сына, волнами поглочен.
А вода, не переставая, прибывала. Но всему ведь конец уготован: успокоилось небо. Вверху - светлая синь, внизу - бездна вод. Свершилось повеление - ковчег на горе ал-Джуди утвердился, рассек её надвое. Но отчего рассёк? Ослабла вершина от кипящих в бурлении вод. Мне ведомо иное: гора возгордилась, что самая высокая, возомнила, что спасла род людской, пристанище ему дала, и Бог в гневе придал силу ковчегу, и корабль срезал её вершину, образовав из одной горы высоченной две 61.
- А что с Каабой, нашею святыней? С камнем что священным? Тоже под воду ушли?
- Обойдены потопом!
- Как?!
- Джебраилом были подняты на небо и там сбережены: и храм, и белый-белый камень, от ваших почерневший прикосновений!
Но не вняли укору.
- Свершилось повеление: да погибнет народ неправедный!
- Не нас ли так назвать измыслил ты?!
- Бог... - Не дали мекканцы договорить Мухаммеду:
- Раскаялся как будто твой Бог!
- О том не ведаю!
- В Писании прочти!
- Умми! Умми!..
- Ну да, когда неведомо тебе, уста молвят: ”Я, мол, не разумею!” - хохочет, точно погубленный сын Нуха.
И срок пришёл - явился ангел смерти Азраил за моей душою. Дрогнул я. ”Но отчего, - был ангел удивлён, - я вижу страх в глазах твоих, неужто не насытился ты жизнью, долее других на свете пребывающий?!” ”Сладка, - признался, - жизнь, и тыща лет не много!” И тело моё на земле покоится мекканской.
- Но ты... вот оно, тело твоё!
- Лишь отсвет!
- Теперь послушай, Мухаммед, - другой говорит, - что тебе скажем про твоего Единого: сокрушался от Своей жестокости! И нам отныне кара не грозит. Сказал Он, в грудь бия: ”Отныне проклинать не стану ни землю, ни человека, ибо помышление его сердца, что именую злом, - от юности людей!” Клятву дал: "Знамение завета моего, - сказал, - радуга меж Мною и землёю, Мне будет о Моём завете напоминать!”
- Но более всего терзался Нух!
- Поболее Бога?!
68. По вам Он о людях судил, о мои земляки, и ужаснулся!
Да, виноградная лоза, одурманивающая человека вином! Нух забыть не может, как хотел, о сыне вспомнив, выбросить за борт взятый черенок, но не нашёл: сатана выкрал, пробравшись на ковчег, и упрятал, потом
втайне посадил на земле после потопа. А принялся черенок - окропил его кровью павлина. Листья на лозе распустились - оросил кровью обезьяны. Плоды завязались - кровь льва пролил на лозу. Ягоды наливаться начали соком - под лозу кровь свиньи вылил, и виноград её впитал. Вот и человек, пьющий вино, испытывает воздействия кровей этих: сначала, как павлин, хорохорится, потом кривляется по-обезьяньи, затем свирепеет, как лев, а,
напившись, валяется, точно свинья, в грязи, и храп его хрюканью подобен!
...Громада ковчега вдруг уменьшилась до размеров... с чем бы
сравнить? Или возгордилась подобно башне, которая рухнула, ковчегом
на землю легла та башня, которая вздумала покорить небо?! И ковчег оказался в раскрытой ладони Нухa; оба, он и корабль, стали стремительно отходить от Мухаммеда. Но чем более, отдаляясь, мельчал Нух, тем величественнее возникал на горизонте ковчег: тайну превращений подобных, когда великое делается крохотным, мелкое - огромным, никак не мог Мухаммед уразуметь.
Другое пространство?
Нет, ещё не новое небо! - услышал голос Джебраила.
Здесь восседал огромного роста ангел. И книги две огромные пред ним лежали, два калама, два пера, и пишет неустанно.
Так это ж Азраил, ангел смерти!
Ну да, именно здесь пребывать ему, ангелу смерти, ибо легче было начинать после потопа, когда все люди в одночасье исчезли и спаслись лишь Нух и его семья, кроме жены и сына.
А книги две - рождений и смертей!
Но ангелом лишь смерти наречён.
Рождений ангел?!
Нет ангела такого - за все рождения в ответе лишь Бог.
Но и за смерти тоже!
Лишь ведомы Ему людские судьбы: кому когда покинуть мир. И срок кончины каждого лишь знает Он - то ангелу неведомо и, к счастью, людям тоже!
По древу, что растёт у трона Бога... - о древо то, под кроною которого проскачешь век, меняя лошадей, и тени от его ветвей ни разу не пересечёшь! - по древу этому Азраил о смерти узнаёт: слетает лист, и имя -
знак на нём, кто должен умереть. Не видя вошедших, Азраил еле успевал вписывать в книги имена родившихся и вычёркивал только что умерших.
Зато весь мир ему открыт и видим, ибо расстояние между глазами его, - слышит Мухаммед, что говорит ему Джeбраил: что-то было ведомо, о чём-то узнаёт впервые, - равняется семидесяти семи тысячам дней пути!
Когда возникают цифры, память Мухаммеда – закваска купеческая! – удерживает. И многоног, и многокрыл Азраил, чтоб всюду мог поспеть. И многоязык. Чтобы каждого, кто населяет мир, понять он мог. Всюду, куда ни повернутся люди, - его лицо, и оттого у ангела четыре лика.
- Ему в подмогу три тыщи ангелов, и тыща, и пять ещё? О купечество!.. Славное занятие! А пророк?! Мекканцам позор! Что? Взмолились ангелы, что поклоняться не желают человеку, кто будет на земле производить несчастья, кровь проливать? Откуда знать могли, сколь дурен человек?
- А вы?
- Что мы?
- Вы были прежде всех людей, о мои мекканцы! Ангелы по вам судили, каков он, человек. И ужаснулись!
(43) Далее рассказ о других, помимо Джебраила и Азраила, главных ангелах, он сдерживает действие, и я - да простится мне дерзость вторжения в авторский текст! - убираю это в нижний этаж: А после Джебраил назвать хотел другого ангела, но Мухаммед перебил: он знает - ангел Исрафил, сокрытый на Храмовой горе, и срок придёт - возвестит о Страшном суде. Ангел столь велик, что ноги его упираются в нижние слои земли, а голова - у престола Бога, четыре крыла, тело покрыто волосами, ртами и языками.
- А Микаила, - молвит Джебраил, - ты видел в детстве, помнить должен: к тебе спустился в людском обличье исполнить Божье предназначение: разрезав грудь, вынуть сердце и очистить от чёрных сгустков!
И удивлён, что Мухаммед о том узнал лишь здесь, в кругах небесных 62.
- Не здесь ли, где пространство Азраила, рай?
- И ад приметишь, но прежде... – Глянул вниз Мухаммед, а там…
… пыль! крики! топот коней! летают копья! сверкание
мечей! и стрелы, оперённые пером коршуна, над
головою пролетают!
и даже лук свой ощутил в руках, был лёгок, гибок и удобен! победа!.. нет, она лишь мнится, победа над сородичами-нечестивцами!
Мухаммеду вдруг показалось, что услышал Зейнаб, кольнуло в сердце: дочь!
Но Зейнаб ещё жива!
Уж умерла! - кто-то ему.
И Книга вдруг пред ним - та, что была у Азраила, - раскрылась.
Мухаммед глянул: Записано уж имя! Но где? И там, - рукой на Книгу одну, - и там! - рукой на Книгу другую. Как может это быть, чтоб ещё не случившееся уже случилось?! Не смотреть на Азраила! Посмотришь - тотчас умрёшь! И сонмище ангелов, несть числа им, помощникам Азраила, за ними ангелы ещё, их множество, взглядом не объять:
- Не ангелы, - Джебраил ему, - а стократно сотня тысяч воинов, пред Азраилом предстать тотчас готовы! И разделяют душу с телом, чтоб в небо воспарила, а прах вернуть земле, откуда взят.
... Вырывающие с силой, извлекающие стремительно, плавающие плавно, опережающие быстро, приказ распространяющие!
- О ком ты, Мухаммед?
- Об Азраиле! Ангелах - помощниках его! Срок придёт, и
ангела из войска своего - у Азраила их стократно сотня тысяч - пошлёт, чтоб душу у неверного нещадно отрывал от тела! А души верующих...
- Ну да, коль с силой Азраил отрывает души тех, неверных, то бишь наши, то души верующих, ясно, отрывает нежно и без боли!
- Нет, ласково!
- И не заметишь, оторвалась как душа от тела! О том умершие поведали тебе, Мухаммед?!
- О, времена невежества, джахильи!
- Готовься! - Джебраил Мухаммеду.
- Ещё ступенька?
- Ты думаешь одна? Иль две?
Не успел ступить, как... нет, не он к небу стремился, оно к нему с невиданною быстротой неслось - новое небо! И резко стал.