Файл из библиотеки www azeribook

Вид материалаДокументы

Содержание


Баку, где в угловом доме на Старой Почтовой
Стамбул, глядящий красотами мечетей на Европу
Мекке, где он родился, и мне близка дата его рождения: двадцатое апреля
Эй, Мухаммед!..
Джихад! Джихад!..
И да не будут ваши уши глухи к тому, что я скажу!
Иншалла'! Да будет на то воля Всевышнего Аллаха!
Часть первая.
Доставляющим радость творчества
2. Небесная твердь
Что-то привиделось матери?
Явление матери было!
Про множество отцов?
Не точнее ли сказать: небесная тропа таинственности?
3. Развёрнут свиток, чьи строки - точно Земные тропы
И грамоте если обучен!
Раб Аллаха
И был помимо истинного отца моего - Абдуллы, но к счастью моему - меня усыновивший дед Абдул-Мутталиб.
Абу Манаф
Но все пути как будто пройдены.
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   38

Файл из библиотеки www.azeribook.com

Чингиз Гусейнов

Не дать воде пролиться

из опрокинутого кувшина

Кораническое повествование

о пророке Мухаммеде


Copyright – Издательство «Вагриус», Москва 2003 г.


Copyright – Чингиз Гусейнов


Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.


Кораническое повествование о пророке Мухаммеде известного писателя Чингиза Гусейнова, автора ряда произведений, изданных на многих языках мира, посвящено исламу, его взаимодействии с другими авраамическими цивилизациями – иудаизмом и христианством.

Всей логикой светский по своему характеру романа-исследования автор выступает как против тех, кто, не желая видеть гуманистической направленности ислама, связывает с ним ужас сегодняшего терроризма, так и против тех, кто творит именем ислама чудовищные бесчинства, искажая его подлинный дух.

Замыслу подчинена трёхчастная композиция произведения.

Пророк, или Явление Книги – жизнь Мухаммеда до первых пророческих годов в Мекке, полных трудностей и драматизма.

Небошествиевпервые предпринятое обстоятельное описание чудодейственного перенесения Мухаммеда из Мекки в Иерусалим (исра) и восхождения на семь небес (мирадж), где он, прежде чем предстать перед престолом Бога, встречается с пророками – Адамом, Ноем-Нухом, Авраамом-Ибрагимом, Моисеем-Мусой и Иисусом-Исой.

Потайное дно – попытка выстроить и рассмотреть суры Корана в хронологической последовательности, по мере ниспослания их Всевышним.


Вступление


Не для каждого, увы, чтение подобных сочинений, тем более читателя сегодняшнего, извини меня, но это так, - моды пошли иные, но не всё ведь убегать во внешний мир, гнаться за текущим, придёт время, когда уходить будет некуда, кроме как в самого себя. Впрочем, даже я сам порой спотыкаюсь, продираясь сквозь заросли слов, имеющих как будто в отдельности смысл, а в сцеплении становящихся, зачастую независимо от тебя, запутанными, головоломными.

Для себя создавалось повествование. Чтобы услышанное во мне, ниспосылаемое неведомо откуда и порой не могущее быть ни понято, ни понятно, обрело подобие ясности, которой как не было изначально, так нет и теперь. Будто кто меня вынудил: Сядь! Возьми в руки перо! Не думай, что лист, который пред тобой и пока сохраняет белизну, не заполнен письменами. Сумей вчитаться в сокрытое!

А свитки, обретённые мной в долгом пути, испещрены вязью из букв и слов, не поймёшь, где начало, где конец, ветхие и в обрывках, это как чтение начертанного на песке, а тут ещё надписи на глиняных плитках, разве не интересно воочию представить, как деревянным резцом сначала выводится строка на них, затем обжигается в печи? на воловьей или телячьей коже, лопаточной кости верблюда, какая была значимость слова!.. резцом железным с оловом на камне начертанные, запечатлённые каламом на папирусе. И вдруг хаос дорог обрёл завершённость, логика прожитого высветилась, и надо лишь язык таинственных символов перевести на язык то ли веры, к которой долго шёл, то ли согласия с самим собой, которое наконец-то обретено, и ты, завершив труд, облегчённо вздыхаешь: Только так и должно было быть, никак иначе!

Тут придётся назвать множество мест на земле, где у меня, точно я автор, а не всего лишь переводчик свитков и сур с огузских свитков, который, не лишённый, увы, тщеславия, иногда позволяет себе дерзость выступить в заманчивой роли повествователя, возникали подсказки или озарения, основанные на знании + неумолимой логике + интуиции1:

это Баку, где в угловом доме на Старой Почтовой улице, в комнате с ангелами на потолке, нарисованными масляной краской, мне выпало счастье родиться. Слышу голос бабушки моей - как тут не вспомнить мне её, мудрейшую Наргиз Алекбер кызы, которая, да будет благосклонен к ней Бог, так и не сумела научить внука (а как она старалась!) аятам Корана и чтоб запомнил имена двенадцати шиитских имамов, а главное - чтоб ничего в жизни не предпринимал, прежде не произнеся: Бисмилла', или Во имя Аллаха!

это Стамбул, глядящий красотами мечетей на Европу и обращённый великолепием садов к Азии. Недоумевали единоверцы: Повествование о Мухаммеде?! А не является ли, - нападали на меня, - наша с вами вера, изначально, может, и замечательная, кто спорит? но помехой на пути к общечеловеческому? Но чем более я их убеждал – а они перечисляли и то, и другое, и третье, что столь рьяно насаждают ортодоксы и фанатики на удивление Самому Аллаху, Который, увы, устал вмешиваться в дела людские: Доколе?!

А я уже в Медине, где покоится прах Мухаммеда, прежде - в Мекке, где он родился, и мне близка дата его рождения: двадцатое апреля, или девятое число месяца раби-авваль, которую вычислил египетский богослов аль-Худари, да будет доволен им Аллах, в книге Свет истины… - о, пески Аравийской пустыни, желтые, белые, серые, даже красные, зыбучие и сыпучие!.. ощущаешь на лице их жар, горят от сухости глаза, но вот подул ветер, приведший пески в движение, вскоре наступает жёлтая мутная мгла, небо сплошь затянуто, солнце - бледное пятно, в кожу въедаются всепроникающие песчинки, хрустят на зубах… - не уберечься! самум! гонимый ветром, я вдруг очутился на улочке, где увидел незаметный приземистый домик: не здесь ли у своей сестры, преследуемый земляками и дабы спастись от убийц, Мухаммед услышал громовой голос ангела Джебраила:

Эй, Мухаммед!..

Пророк вздрогнул, кувшин, полный воды, который он пригнул, чтоб совершить омовение, выпал из рук, - ангел повелел ему, прежде чем пуститься в спасительное бегство, перелететь на легендарном коне Бурак, или Молния, из Мекки в священный град Йерушалайм, оттуда взойти на семь небес, встретиться с пророками и предстать перед Троном Бога. Это длилось всего лишь миг, и Мухаммед, воротясь из небошествия, успел удержать выпавший у него из рук кувшин - отсюда и заголовок всего повествования: Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина.

И ещё города - Нью-Йорк,. Иерусалим... И до слуха моего донеслось, оглушив меня: Джихад! Джихад!..

Постойте! – крикнул самоубийцам, которым казалось, что, убив себя, погубив ни в чём не повинных, попадут в рай.

Нет, попадёте не в рай, обманутые своими вождями-дьяволами, а в ад! в пекло! в геенну огненную! А что до джихада... – я до хрипоты и жжения в горле вопил, но кто мне внимал в гаме и стоне? И слова пророка звучали в моём голосе:

И да не будут ваши уши глухи к тому, что я скажу!

Три вида джихада есть: малый – война в защиту! но если напали! если изгоняют тебя из твоего дома! Средний – это бесстрашно говорить правду вождю, ничего не утаивая! ибо не любит вождь, когда говорят ему правду, может тебя погубить! Но есть, есть джихад большой! война постоянная! великая война! не прекращается ни на миг! внутри тебя война, во всём твоём существе между дьявольским, шайтаньим, сатанинским в тебе и божественным в тебе!

И эхо волн, переводящих знаки в слова, чутко ловили антенные вершины сосен в Переделкине, устремлённые высоко вверх, в самое небо, в окружении которых, олицетворяющих несгибаемость, подвигающих к творческому уединению, есть дом, где я... - но о том уже было, и посему:

Иншалла'! Да будет на то воля Всевышнего Аллаха!

А начало начал всех молитв – семь славных строк коранической суры Фатиха:


Бисмиллахи-рахмани-рахим - Bo имя Aллaxa, Милocтивoгo, Милocepдного!

Xвaлa Емy, Богу миpoв,

Всемилocтивoмy, Милocepднейшему,

Вершителю дня Сyдного!

Teбe мы пoклoняeмcя, взывая о пoмoщи!

Beди нac пo дopoгe пpямoй,

пo дopoгe тex, кoтopыx Ты милостью своей облагoдeтeльcтвoвaл,

а нe тex, кoтopыe пoд гнeвoм Твоим, и нe зaблyдшиx.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРОРОК, или ЯВЛЕНИЕ КНИГИ


Поэтическая хроника пророческих свидетельств избранного Богом, но преследуемого людьми Мухаммеда, чьё имя - да не померкнет оно в веках! - означает Достойный Восхваления.


1. Свиток, открывающий Книгу


И да будет Богом,

Доставляющим радость творчества,

дозволено мне, верующему в сокрытое и тайное,

завершить повествование,

хотя, не успев начаться,

разве оно уже не завершилось с помощью Того, Кто

Вычисляет судьбы?


2. Небесная твердь


- ... Да, много у меня было отцов, и первый... – Мухаммед умолк. Вид мироздания с неба, захватывающий поначалу дух, стал привычен: под ногами ощущаешь опору. Но отчего пауза? - Теперь и не вспомню, кто поведал о сказанном матерью.

- Забыть такое!

- Так ли важно, кто сказал?

- Внеся смятение в юную душу!

Под ногами заколебалась небесная твердь: о ком он? Смутно помнит плачущую мать. Однажды увидел, как тонкие её губы дрогнули, беззвучно потекли слёзы по смуглым щекам - ей было обидно, а за что, теперь уже никогда он не узнает. И не понять, как уживаются кровная привязанность и зависть, переходящая во вражду. Но память вытесняет горестное: мать уже весела, глаза, вымытые слезою, поблескивают, она перебирает, соединяя и напевно произнося буквы арабские в разных сочетаниях, - только что были Алиф, Лям и Мим, но уже добавлен к Алифу Джим, а к Ляму Нун, и вяжется тайнопись. Отчего-то всё чаще возникают рядом, порой сливаясь с материнским, иные женские лики - светлые, как крупные звезды, которые сияют на ночном небе.

Что-то привиделось матери?

Солнце ли, собрав всю мощь, неподвижно застыло в тот день над песчаными холмами? Блеск его величия был столь ярок, что слепящий свет разлился в мире. Невесомая яркость казалась ощутимой, скользя, словно в руках переливающийся шёлк.

На пороге девичества, когда ещё подросток, но уже пробуждается

женское и лик озаряется загадочным светом, у будущей матери Мухаммеда Амины-хатун2, да благословит и приветствует Бог их обоих, Мать и Дитя, потрясение было, что можно родить, не будучи замужем. Непорочно. Слово, от которого замирает сердце. Что такое прежде случалось. И не раз! Но у особо отмеченных! Ни к кому не всходивши на ложе... - это про какую-то богиню.

А ты сама?! – Сначала вопрос, а потом восклицание, точно игла, чтобы зашить мысль?

Явление матери было!

Явственно услышала прозвучавший в ночи неземной голос?

... Как-то ночью в нестерпимую жару, когда Амина-хатун была одна и легла спать, изнывая от жажды, то ли во сне иль наяву услышала шёпот,

но прогрохотало в ушах, точно гром:

- Ты беременна!

- Нет, - возразила тотчас, не смея открыть глаза, - я бы знала!

- Знает Он!

- Кто?

Шёпот был настойчив:

- Не тревожься! Ты беременна сыном - любимцем Бога!

- Но...

- Не перечь!

- Кто смеет... - загорелась в ней бедуинская кровь.

- Молчи! – перебил. - И слушай, что говорят тебе! - Замерла от страха. - Отныне ты носишь в себе лучшее создание всех миров!

Открыла глаза и чуть не ослепла от света - солнце, собрав в пучок,

будто женщина - волосы, свои лучи, устремило всю их яркость на неё.

Тут же откуда ни возьмись - может, прежде, чем был услышан голос? - красивый белый голубь. Он крылышком коснулся её жаркого тела. Не спеша и нежно погладил бедро. И она испытала неизведанное доселе наслаждение. Высохли губы. Горело нутро. Очень захотелось пить. И вдруг в руке у неё - кто ж преподнёс? - медная чаша с шербетом. Напиток был ледяной. Белее молока и слаще мёда. Осушила до дна и, обессиленная,

счастливая, откинулась на подушку.

- Сохрани эту тайну в себе, - был шёпот, и гулко застучало в груди. - И когда родишь, - наказывал голос, - промолви вслух: "Поручаю сына покровительству Единого и Всесильного!"

Повторила, чтобы запомнить. Но испугалась и забыла. А утром вспомнила и проснулась. И да защитит Он, - тут же прошептала услышанное, - сына от козней завистников, глумления недругов и вероломства врагов! И чтоб сына нарекла… - вспомнила, что было названо новое, доселе никому не известное имя: Мухаммедом назовёшь!

- Что за имя? - с дрожью в голосе спросила. Прежде не слышала!

- Мухаммед, или Прославляемый.

Красиво и с очевидной таинственностью сказанное!

Про множество отцов?

Но в твоих устах красивое чудодейственно обрело реальные черты, и

тропа небесной таинственности... - тотчас перебил (но кто кого?):