Автор: "Черные" Бета

Вид материалаДокументы
Якорь поднял наш капитан, он знал прекрасно океан.
Это не беда, что кругом вода
Нет сомненья, кончен наш путь, мы стали медленно тонуть
Сомневались только мы в одном, на баркасе был в бутылках ром.
Конец первой части.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   25
Рано утром тих океан, лежит на нем густой туман.

Якорь поднял наш капитан, он знал прекрасно океан.

На баркасе лихой народ, и все готовы плыть вперед,

Но случайно на этот раз был продырявлен наш баркас.


Человек брел по берегу, совершенно игнорируя идущего следом. Можно было сказать, что у него не было желания дважды попадаться на одну уловку, но на самом деле все было совсем не так. Он уже понял, что это место в состоянии многое отнять, если ему позволить это. Что ж, он пожертвовал мертвому морю свою способность раздражаться из-за чужой глупости или упрямства.


Это не беда, что кругом вода,

Это ерунда, здесь вода – всегда.

Не пугает нас на этот раз то, что продырявлен наш баркас,

Потому что на борту у нас правильный компас.

Нет сомненья, кончен наш путь, мы стали медленно тонуть,

Но был весел наш капитан, он знал прекрасно океан.


Слова всех песен оборотня человек уже выучил наизусть. Люпин не мог понять, что все это не имело смысла, а ему было совершенно недосуг объяснять. Вместо этого мужчина затянул следующий куплет.


Сомневались только мы в одном, на баркасе был в бутылках ром.

Если мы утонем, кто потом выпьет этот ром?

Не достался рыбам крепкий хмель, оказалась вдруг под нами мель,

По колено океан теперь – никаких потерь.


Голос у человека был необыкновенный. Шагавший за ним следом даже заслушался, несмотря на то, что спетые с идеальным попаданием в такт ноты были далеки от того, что обычно в мире живых звали хорошим вокалом. Слишком низкий, голос обитателя этого берега мог бы показаться грубым и неприятным, если бы в нем не было столько мягкости, заставляющей вспомнить о черном бархате, но, помимо него, можно было обнаружить и певучесть черных вод, и даже холодный и белесый тусклый отсвет кристаллов соли.

– А ты хорошо поешь, Северус. Это хобби или врожденный талант?


Человек не ответил. Его ничуть не тронула заинтересованность в голосе собеседника, он не собирался из-за каких-то там мелочей отменять свое решение, что им не о чем говорить.


– Молчишь? – Люпин поморщился. – Мерлин, ну почему ты все время молчишь? Это ведь не избавит тебя от необходимости что-то решать. – Глядя на худую спину своего собеседника, упрямо шагавшего вдоль линии прибоя, он отчего-то радостно улыбнулся. – Ты не оставляешь мне выбора.


Человек неплохо знал существо по имени Ремус Люпин, и, возможно, посмотрев на эту улыбку, он бы насторожился, но взгляды через плечо и подозрительность как-то не вязались с мертвым морем. Они жили вне его… Где-то за серыми скалами в далеком прошлом, а потому он просто шел по берегу, даже не подозревая, что смерть отнюдь не отнимает у вершителей судеб желание немного с тобою поиграть.


***


– Эй…– Люпин кричал, стоя на носу старой лодки, некрашеные доски которой давно стали серыми, щедро изъеденными морской солью. Как это хрупкое суденышко еще ухитрялось держаться на воде. – Сюда!


Он так приветливо махал рукой, словно думал, что мужчина на берегу желает как-то отреагировать на этот призыв. Впрочем, та или иная реакция все же была. Человек отвернулся и зашагал к своему маленькому дому, но не дошел до него. Потому что направление каким-то магическим образом изменилось, и он снова стоял лицом к лодке. Человек попробовал отвернуться от нее еще раз… И еще… В четвертую попытку он вложил всю свою волю, но результат оказался тот же.


– Ты сядешь в эту лодку, Северус, – с улыбкой сказал Люпин. Все равно сядешь, сколько бы времени ни ушло на твое упрямство. Иного пути на сегодня не предусмотрено.


– Я знал, что словам о свободе моего выбора не стоит доверять. Это миф, не так ли? Всегда найдется кто-то желающий принять решение за тебя.


– А никто не ущемляет твоих прав. Они просто хотят встретиться с тобой и поговорить.


– Кто они?


Люпин пожал плечами.


– Увидишь.


Человек не любил, когда ему что-либо навязывают, да и от разного рода секретов он за жизнь порядком устал.


– С места не сдвинусь.


– Посмотрим.


И чертов оборотень действительно смотрел. Прогуливался по берегу, позволил себе обыскать его дом, несколько раз подходил к человеку, разглядывая того, как какую-то диковинную зверушку. Тот мог только хмуриться, потому что каждое движение, каждый шаг приближали его к лодке, которая на третий день стала по-настоящему ненавистна. И тогда он сдался. Ему было даже плевать на самодовольное выражение лица оборотня, которое появилось, как только тот понял, что он капитулировал. Человек привык подчиняться обстоятельствам, когда осознавал всю бессмысленность борьбы с ними. Правда, это не учило его смирению. В душе возникало чувство, очень похожее на желание отомстить. Видимо, Люпин разглядел его, поэтому только молча сел на вторую скрипучую доску, заменявшую скамью, и когда лодка сама отчалила от берега, они отправились в путешествие в полном молчании.


Увы, как и все хорошее, тишина не могла длиться долго. Вскоре оборотень снова продемонстрировал желание поболтать.


– Тебя совсем не мучают вопросы?


– А смысл? – Человек смотрел на далекий горизонт. Картина перед его глазами не менялась, берег остался далеко позади, и теперь вокруг не было ничего, кроме застывшей мертвой воды. Лодка, казалось, двигалась с большой скоростью, но ее нос не резал неподвижную гладь, не поднимал волну, не бросал в лицо горсти соленых брызг. Чем дольше длилось это плаванье, тем более застывшим и неживым казалось все вокруг. – Оттого, что я стану тебя расспрашивать, пункт назначения как-то изменится?


– Вряд ли, – признался оборотень, но тут же заспорил сам с собой. – Хотя кто знает…


У человека точно не было ответа, да и не нуждался он как-то в этой истине, а потому просто закрыл глаза и погрузился в состояние, именуемое ожиданием. Никакой особой цели у этого процесса не было, а потому он не вздрогнул, когда несколько часов спустя оборотень коснулся его плеча.


– Приехали.


Человек разомкнул веки и взглянул на ничуть не изменившийся горизонт. Все вокруг было так же безжизненно, как и некоторое время назад.


– И что дальше?


– Идем.


Люпин выбрался из лодки и зашагал по воде. Человек невольно моргнул, а потом рассмеялся. Он хохотал долго, пока этот звук не перешел в покашливание, а затем так же резко успокоился.


– Ты чего? – поинтересовался оборотень.


– Забавно смотришься.


Люпин наконец понял, что он имел в виду, и усмехнулся.


– Даже магглы знают толк в красивых историях. Идем.


Человек фыркнул.


– Если в них верить, то подо мной пучина должна разверзнуться.


С этими словами он сделал шаг за борт, но ничего не произошло. Его ноги прочно стояли на гладкой поверхности воды. Оборотень, глядя на него, только пожал плечами.


– Похоже, у этого места свои представления о праведности.


– Заткнись, – посоветовал ему человек. Он сам не слишком понимал, почему так разочарован. Возможно, ему хотелось, чтобы старые сказки все же оставались по-настоящему сказочными, а это странное место низводило их до обыденности.


Он шел за своим проводником, не видя ничего, что могло хотя бы отдаленно напоминать цель их назначения. Они шагали очень долго, прежде чем что-то начало происходить. Человек почувствовал эту перемену еще до того, как бросил взгляд под ноги и пораженно замер. Сквозь черную толщь воды просматривался огромный город, раскинувшийся на морском дне. Казалось, он не имел ни конца, ни края. Человек решил, что смотрит на причудливое воплощение идей самого безумного из архитекторов. То, что происходило у него под ногами, можно было охарактеризовать как огромный мир, помещенный в бутылку из черного стекла. Чувствуя, как затягивает эта картина, мужчина наклонился к поверхности воды. Он удивлялся тому, как покосившаяся Пизанская башня соседствует с чарующими фонтанами Версаля, а Тауэр тонет в песках пустыни. Человек насчитал все семь чудес света, не разрушенных, а еще чарующих своим великолепием. Казалось, его взгляд обрел способность по своему желанию приближать каждый понравившийся фрагмент этого мира, походившего на причудливый коллаж, склеенный ребенком, которому пришло в голову изрезать самые красочные путеводители. Выбрав впечатляющие картинки, он неумело налепил их на бесконечный черный холст, повинуясь лишь своей фантазии, а потом эту нелепицу кто-то оживил, и по широким улицам заспешили белые полупрозрачные прохожие, уступая дорогу современным авто, экипажам и даже поездам, идущим куда-то независимо от наличия или отсутствия рельсов. Человек наклонился еще ниже и даже нашел места, которые хранились в его памяти: высокие башни Хогвартса, телефонную будку, ведущую в министерство магии, и магазин, прятавший вход в Святого Мунго. Он скользнул взглядом по Косому переулку, а потом увидел свой дом вместе с извечно грязным тупиком Прядильщиков, спрятавшимся за равнодушным ко всему сфинксом. Что-то тянуло его именно в это унылое место. Человек ощутил непреодолимое желание прикоснуться рукой к старому потрескавшемуся дереву двери, провести по ней пальцами. Возможно, даже войти, с порога бросив: «Я дома». Странно, он ведь никогда не ощущал такой потребности, а сейчас даже руку протянул, готовый погрузить ее в толщу воды.


– Ты с ума сошел? – Мужчина почувствовал, как его мысли возвращаются в место, где есть только серое небо и черное море. Он хотел ударить Люпина за то, что город внизу растаял, словно был всего лишь миражом, его собственной бредовой фантазией. Отчего-то казалось важным наказать кого-то за то, что все исчезло, до того как он успел понять, понравилось ему это безумие или нет. – Нет, ну так нечестно, она нарушает правила.


– Она? – Человек стряхнул с плеча почти невесомую чужую руку.


– Ты не должен знать, что тебя ждет в случае выбора.


– А меня ждет это?


– Что это?


Оборотень явно желал получить дополнительную информацию, но человек промолчал. Он был жаден, когда речь заходила о вещах, как-то затронувших его чувства. Предпочитал не делиться ими.


– Неважно.


Люпин жестом попросил его следовать за собой.


– Давай поторопимся, а то мне что-то не нравится их поведение. – Он улыбнулся. – Хотя, не скрою, мне интересно, что ты увидел. Говорят, ощутив ее дыхание, все смотрят на совершенно разные вещи.


– Чье дыхание?


– Смерти, конечно, – оборотень ответил так, словно человек спросил его о какой-то глупости. – Разве ты не почувствовал холод ее прикосновения?


– Нет.


– Странно. Наверное, это доступно только живым или полностью мертвым, а в твоем промежуточном состоянии не так уж очевидно.


– Возможно, – он не стал спорить со своим спутником. Человека больше занимал накрывший воду жемчужно-белый туман, который поднимался над морем, как пар, и становился все плотнее, скрывая все вокруг. Оборотень его совершенно не замечал и шел все быстрее. Человек вынужден был прибавить шаг, чтобы не потерять его из вида.


– Я, признаться, мало понимаю в твоих чувствах. – Казалось, Люпин извиняется.


Человек впервые подумал о том, что это замечательно. Наверное, даже прекрасно, что он вынужден пройти через это с душой, познать которую никогда не стремился, и что он когда-то преуспел в попытках избегать обладавшего ею человека.


– Это хорошо.


– Разве? – Туман делал лицо обернувшегося Люпина сияющим жемчужной белизной. Тот был взволнован. Человек понял, что из них двоих кого-то все же тревожит происходящее. – Наверное, не стоило вызываться. Тебе нужен кто-то, кто понимает, чего ты хочешь, а я… Стоило давно признаться, но я вызвался не ради тебя. Не потому, что хотел помочь с выбором. Как ты правильно заметил, я преследовал свои цели, и сейчас кажется, что мне не удалось избавиться от сожалений. Я только наплодил новых.


Человек пожал плечами.


– Это мир эгоистов. Все существуют только ради самих себя.


– Так уж и все? Что ты в своей жизни сделал исключительно для себя, Снейп?


Он задумался.


– Многое.


Оборотень сделал шаг к нему.


– Хоть один пример?


Осознанно или нет, но чтобы закрыть эту бессмысленную тему, человек выбрал то, что могло оскорбить его собеседника.


– Сдал твоего блохастого приятеля аврорам. Это было исключительно для себя, Люпин. Более того, я не отказался бы не только от мести, но и от ордена Мерлина. Знаешь, к нему пожизненная пенсия прилагается. И тратя каждый галлеон, я бы снова и снова наслаждался мыслью о том, что такова оказалась цена за его голову. Мне даже дела не было до того, последователь он Волдеморта или нет.


Оборотень ухмыльнулся.


– Сейчас ты лжешь. Сириус был сложным человеком. Я понимаю, почему ты поверил в его виновность, ведь этот ваш Лорд не слишком откровенничал со своими последователями. Ты ведь ничего не знал о Питере, иначе всей этой трагедии не случилось бы. Поэтому ты считал Блэка виновным и мстил за Лили, одновременно охраняя ее сына. Я не понимаю, что ты чувствовал потом, почему не пожелал оправдываться, когда Гарри обвинил тебя в его смерти… Ты ведь поверил мальчику, предупредил нас, и твоей вины в том, что Сириус повел себя как импульсивный дурак, нет и не было.


Человек ответил не менее насмешливой ухмылкой.


– Я считал и считаю, что Блэк виновен. Мое мнение о нем не изменилось после того как я узнал, кто истинный предатель. Я все еще желал ему смерти. Я все еще считал его трусом и не стеснялся об этом говорить. Он виноват сильнее, чем Петтигрю. Виноват так же, как я сам. Люди мнительны, им всегда кажется, что мир вертится вокруг них. Я считаю гибель Лили карой судьбы за то, что в своей попытке стать значимее, лучше для нее я выбрал путь, что навсегда разлучил нас. Блэк тоже сам свернул на свою дорогу. Он побоялся взять на себя ответственность. Нет, я не считаю, что он страшился смерти. Да, я могу поверить, что этот поступок брал начало в длинной череде грехов, что он за собою чувствовал. Но что-то заставило его сказать «нет» своему другу Джеймсу. И это «нет» его убило.


Люпин выглядел задумчивым.


– Знаешь, беру назад свои слова насчет того, что я совершенно не понимаю тебя. Просто мне никогда не приходило в голову, что вы с Сириусом так похожи.


Человек покачал головой.


– Это самая абсурдная мысль из озвученных тобой. Я обязан выслушивать эту ересь или сейчас еще можно все переиграть и выбрать Дамблдора с его фальшивой добродетелью?


– Увы, – сказал оборотень. – Это место не предполагает смены фигур, что уже расставлены на шахматной доске.


– Возможно. Но всегда можно начать другую партию.


– Поздно, потому что мы почти пришли и тебе остаюсь я и мои глупые, по твоему разумению, речи.


С этими словами Люпин взял его за руку и практически бегом бросился в туман. Человек не мог сопротивляться этому рывку. Он сделал три шага, и жемчужная мгла осталась за спиной. Он почти пожалел о ней, как и о состоявшемся разговоре. Ему почему-то совершенно не нравилась идея быть кем-то понятым.


***


Картина перед глазами была странной, но совершенно созвучной его видению этого мира. Вспомнилась сказка об Алисе в стране чудес. Там был сочно-зеленый лабиринт, в котором встречались розовые кусты, цветы на которых были искусственно выкрашены в красный цвет. Человек уже привык, что этот мир соткан из всех оттенков серого цвета, и сейчас от обилия более ярких цветов у него начиналось что-то похожее на мигрень. Островок рая, выстроенный на белом, как снег, тумане, укрытый его стеной, похожей на бесконечно белый водопад, ничуть не прельщал человека. В отличие от своего спутника, он не восторгался ни гигантскими бабочками, парящими в воздухе, ни павлинами невероятной раскраски, гордо расхаживающими по каменным дорожкам.


– Невероятно, – говорил Люпин, который, казалось, сам прибавил в цвете. По крайней мере, его кожа уже не выглядела такой уж бледной и прозрачной, на щеках выступил румянец, заблестели желтовато-карие глаза, а чуть вьющиеся у висков каштановые волосы приобрели свою пышность. – Каждый раз, когда вижу, не могу привыкнуть.


– Нелепо, – холодно ответил человек.


– Почему?


Он не мог объяснить. Это было так же несовершенно, как город под водой. Словно кто-то пытался насильно впихнуть в окружающие его вещи слишком много жизни. И она била ключом, отравляла своим обилием, становясь из-за этого чем-то совершенно неинтересным.


– Все хорошо в меру.


Оборотень улыбнулся.


– Ну, на меры здесь лучше не рассчитывать. Идем.


Здание, к которому они шли по этому сочно-зеленому парку, саду, острову, напомнило человеку и старинный римский храм, и зал суда. Только ступив на его мраморные ступени, он почувствовал себя одновременно изможденным и очень спокойным. Оглянулся назад, но… Он увидел только туман. Никакого парка словно и в помине не было. Мужчина усмехнулся, глядя на своего попутчика.


– Насчет происков Жизни ты не счел нужным меня предупредить?


Тот пожал плечами.


– Я бы сказал, прояви ты к ним хоть какой-то интерес.


– Почему-то у меня появилось огромное желание совершенно тебе не верить.


– А было обратное? – Люпин преодолел десяток огромных ступеней и распахнул массивные двери. – Впрочем, теперь это неважно. Мы пришли.


Человек не знал, что двигало им. Возможно, это было простое любопытство, но он поднялся следом и заглянул в помещение, напоминавшее огромный зал.


Помещение было квадратным. Длинные мраморные скамьи вдоль широкого прохода были черными, как и плиты пола, а вот стены и потолок оказались удивительно белыми. Серый свет, лившийся откуда-то сверху, удивительно уравновешивал картину, приводя все к единому знаменателю. Это место походило на его личное «ничто». Сила, что царила в нем, не имела ни оттенка, ни статуса. Она была едина для всех и сосредоточена в Книге судеб, что возлежала, ибо иного определения человек так и не подобрал, на каменном постаменте, установленном перед двумя тронами. Один из них был так черен и беспросветен, словно покрыт сажей. Его четкие формы противоречили размытым очертаниям второго, словно выполненного из сконцентрированного, осязаемого эфира… Или снега? Нет. Скорее всего, волшебной ваты. По крайней мере, это странное сидение казалось таким уютным, сосредоточившим в себе тепло.


Люпин шагнул на черные плиты пола и как хороший глашатай провозгласил:


– Северус Снейп по вашему приказанию прибыл.


Почему-то такая формулировка оскорбила человека до глубины души, но он не успел оценить всю степень своего недовольства, потому что кто-то толкнул его сзади в плечо.


– Простите.


Он обернулся и, признаться, оторопел. На него виновато взирало юное существо с настолько травянисто-зелеными глазами, что их оттенок надо было бы запретить в этом унылом пространстве. Но то были не все краски, что сосредоточил в себе их обладатель. У него были еще и ресницы цвета горького шоколада, и длинная коса перевитых лозой волос, напоминавших цветом залитые закатным солнцем золотистые поля пшеницы, и розовые, как рассвет над морем, губы. То, что это мальчик, можно было определить лишь по отсутствию груди и наличию адамова яблока, в остальном черты хрупкого, но невероятно пленительного существа были совершенно бесполы.


– Ничего, – человек выдохнул это слово, прежде чем осознал, что вообще говорит. Странный юноша улыбнулся ему и, беззастенчиво задрав до колен тогу, в которую был облачен, опрометью бросился в другой конец зала, где торопливо занял белый трон и даже выпрямился на нем, попытавшись придать своему красивому лицу выражение величия. Это вышло у него скорее забавно, чем искренне.


Потом в соседний трон ударила молния. Человек на секунду закрыл глаза, а когда открыл их, то рядом с юношей увидел ослепительно красивую зрелую женщину, облаченную в весьма строгий наряд из черной кожи. Капюшон ее плаща, отброшенный на плечи, не мешал разглядеть ни правильность черт, не совершенное лицо. Черные, как смоль, волосы падали на пышную грудь, скованную жестким корсетом. Алые губы кривились в чуть презрительной усмешке, пока она, положив на колени косу с длинным, причудливо изогнутым лезвием, смотрела, как ее оппонент лихорадочно роется в складках своих одежд и наконец гордо извлекает из них свежую оливковую ветвь.


– Что ж, если все готовы… – Голос юноши был звонок и чист. – Приступим, пожалуй.


– Готовы? – усмехнулась женщина, чей тон был низок, но мелодичен. – Все это нелепо.


– Ты первая начала! – сказал юноша.


– А ты продолжил, причем, я сказала бы, бездарно.


– Я, в отличие от тебя, гадостей заранее не планирую.


– В этом твоя извечная ущербность.


– А по-моему, непредсказуемость. Это только ты всегда неуместна со своими дарами, а я…


– А ты не менее неуместен. Впрочем, я не буду считать, сколько мне пришлось разгребать после того, как ты, так сказать, одаривал.


– Людям давно пора запретить аборты.


– Нет, это тебе нужно постичь значение слова "своевременно".


Человек почти увлекся этой перепалкой, но оборотень решил напомнить о их присутствии, наигранно прокашлявшись.


– Кхмм…


Смерть бросила в их сторону короткий взгляд, Жизнь улыбнулся.


– И правда, мы же тут по делу. Добро пожаловать.


Смерть холодно подытожила:


– Подойдите.


Человек преодолел длинный проход. Люпин пропустил его вперед и вообще держался довольно робко. Похоже, какими бы комичными ни казались эти двое, шутить с ними не стоило.


Некоторое время его пристально изучали совершенно разные взгляды. Любопытный, даже доброжелательный суровой Смерти и какой-то совершенно растерянный вечно юного Жизни. Он и заговорил первым.


– Печально…


Смерть перебила:


– Ну отчего же. Если ему ничего от тебя не нужно, то почему бы не принять меня.


Жизнь возмутился.


– Что значит, не нужно? Его час еще не пришел. Ты не имеешь на него никаких прав.


Смерть усмехнулась.


– Так ли уж не имею… За тобой, если помнишь, долг. Не я позволила изменить написанное, не я вымарала одни обстоятельства смерти, заменив их другими, что и повлекло за собой всю эту ситуацию.


Жизнь выглядел грустным.


– Разве я не расплатился? Я отдал тебе человека, позволив вершить его судьбу.


– О, как щедро с твоей стороны было вернуть мне мое… – усмехнулась Смерть. – Благороднее некуда. Он был моим изначально, я сейчас просто возьму то, что должно.


– Но этот не твой, он еще многие годы не должен тебе принадлежать.


Почему-то у человека возникло странное ощущение, что Жизнь сожалеет об этом, словно его принадлежность Смерти упростила бы многое. Он не испытал горечи. Им столько раз пренебрегали, что не было даже обиды, поэтому то, что он сказал, было произнесено не со зла и не из-за отсутствия почтения перед высшими силами. Он так чувствовал.


– Что если я не хочу выбирать? Никто из вас мне не нужен.


– Мы это понимаем, – сказал Жизнь, и горечь его слов была искреннее любого извинения.


– Ты в этом желании волен и даже прав, – согласилась с ним Смерть. – Мы запутались. Вернее это он поддался своим желаниям, но так или иначе втянул в это меня, и события пошли не по написанному. Такое уже не однажды случалось, и нам жаль, что на этот раз ты стал жертвой этого хаоса. Мы разберемся с ним. Мы пытаемся. Увы, нам никак не сделать этого, пока ты, Северус Снейп, не выберешь – жить тебе или умереть. Так к чему тянуть? Мы готовы рассказать, что ждет тебя в том или ином случае.


Человек покачал головой.


– Вы не поняли. Мне нет дела до ваших ошибок и их последствий, я не растерян, потому что не знаю, что выбрать. Меня устраивает и лимбо.


Жизнь нахмурился.


– Это неправильно. Лимбо не предназначено для длительного существования.


– А мне должно быть дело до ваших правил?


– Должно, – кивнула Смерть. Она, кажется, выглядела заинтригованной. – Лимбо – не то место, которое может нравиться и удовлетворять. Оно слишком многого лишено, а никто не любит лишения. Ты уже убедился, что даже воплощение мечтаний в нем не имеет смысла. Нельзя изменить то, что неизменно. Оно навсегда останется застывшим. Душа человека такова, что нуждается в переменах. Жизнь, смерть, потом иногда снова жизнь. Все это – тот цикл, проходить который – естественная необходимость. В обычных обстоятельствах ты не смог бы определить свой час и срок, но так уж сложилось, что сейчас, Северус Снейп, ты творец собственной судьбы. Не это ли высшая форма свободы? Так почему ты отказываешься насладиться предложенной возможностью?


– Потому что на данный момент мне это совершенно не интересно.


Жизнь решил вступить в борьбу.


– Разве ты пережил уже все, что мог бы или хотел прожить? Тебе уже нечего больше желать?


Человек пожал плечами.


– Наверное, желать чего-либо – свойство любой души. Разве в смерти у меня будут отсутствовать стремления? – Он бросил взгляд на Люпина. – Знаете, общение с ним доказало, что от каких-то забот невозможно избавиться даже в его состоянии.


– Я говорил, что хранитель – не такая уж хорошая идея, – обиженно надул губы Жизнь.


Смерть наоборот улыбнулась.


– А по-моему, как раз отличная. – Она посмотрела на человека. – Значит, то, что так нравится тебе в пребывании в лимбо – это отсутствие забот? Ведь, как ты правильно заметил, жизнь или смерть снова поставят перед тобой какие-то цели и задачи, а именно этого тебе не хочется? Тебя устраивает то состояние незыблемого покоя, в котором ты сейчас можешь пребывать?


Он пожал плечами.


– Не знаю. Наверное, это одна из составляющих моего решения.


– Ясно. Мы предлагали тебе помочь с выбором, не так ли? Ты определился со своим желанием?


Человек покачал головой.


– Мне ничего не нужно.


Мальчишка на белом троне выглядел задумчивым. Смерть, казалось, все больше забавляли ответы мужчины.


– А вы забавны, мистер Снейп. Ваши решения не оставляют нам выбора. Придется самим выбирать для вас награду или проклятье, а нам с оппонентом, видите ли, всегда очень сложно договориться.


– Я позволю себе сделать предложение, – тихо сказал Люпин.


Жизнь жестом велел ему приблизиться, и оборотень что-то зашептал ему на ухо. Мальчишка ухмыльнулся.


– Она никогда на это не пойдет.


– Но….


Люпин снова тихо заговорил. Человека эти переговоры порядком раздражали. Он терпеть не мог, когда кто-то пытался принять решение, касающееся его судьбы, не беря в расчет пусть даже не его собственное мнение, но отсутствие такового.


– Я же сказал: мне ничего не надо.


– Мне нравится этот вариант, – заметил Жизнь. – Скажи ей.


Люпин приблизился к Смерти и так же почтительно что-то рассказал ей. Та скривила свои алые губы.


– Совершенно неприемлемо. Это плохая сделка. Думаю, я не заинтересована в ней так же, как мистер Снейп. – Смерть медленно провела кончиками пальцев по лезвию своей косы. – Эта душа и так просуществовала куда дольше отпущенного. К тому же в чем ее наличие может убедить мистера Снейпа?


– Поверьте мне, – сказал Люпин, – ему не очень-то понравится находиться рядом с ним. В итоге он что-то выберет, и тогда… – Голос оборотня звучал грустно. – Вы решите, что делать со вторым.


– Тут и решать нечего, – задумчиво сказала Смерть. – Он мой, и отправится туда, где и должен находиться.


– Я не возражаю, – сказал Жизнь. – Тут я возражать тебе уже не вправе.


Смерть кивнула.


– Это да.


Человеку все больше не нравилось происходящее.


– Значит, мое мнение никого не интересует? Какая же это свобода выбора, если вы навязываете мне свою волю?


– У вас был шанс самому решить, что поможет определиться, жить дальше или умереть. Мы даже сейчас ничего не выбираем за вас, только упрощаем задачу, – пожал плечами Жизнь.


– Чем?


Смерть рассмеялась.


– Ну, разумеется, делая ваше лимбо местом, еще более непригодным для существования.


Жизнь заспорил с ней.


– Ну, это твои мотивы. А мои куда более просты. Я подумал, что если мистер Снейп увидит, как цепляется за жизнь человек, которому предстоит умереть, он оценит, наконец, тот удивительный шанс продолжить свое существование, что ему предоставлен.


– Оцените? – заинтригованно спросила Смерть у мужчины.


Тот покачал головой.


– Вряд ли.


Жизнь его слова не смутили.


– Ну, кто из нас был прав, покажет только время.


Человек нахмурился.


– Я могу отказаться от ваших экспериментов надо мной?


– Можете, мистер Снейп, – кивнула Смерть.


– Почему? – удивился Жизнь. – Мы вправе принять за него это решение.


– Вправе. Но, знаешь, он меня заинтриговал.


– Тебе просто не хочется отсрочить свой приговор.


Смерть кивнула.


– Не хочется. Я и так достаточно ждала по твоей милости.


Она взглянула на человека.


– Ну так что, вы отказываетесь от нашего вмешательства?


Мужчина уже готов был кивнуть, но за его спиной раздался тихий голос, который не мог принадлежать Люпину:


– Умоляю тебя, Северус. Не делай этого.


***


Человек сидел на ступеньках мраморного здания и вглядывался в белый туман. Он сказал:


– Мне нужно подумать.


На самом деле решение у него было, вот только стоило потратить время на то, чтобы смириться с тем, насколько оно ему не нравилось.


– Эй.


Он не обернулся на оклик, холодно заметив:


– Я же просил дать мне время побыть одному.


– Отклоняется.


Человек обернулся, глядя в глаза Смерти.


– Минуту назад вы согласились.


– Нет, минуту назад я сделала вид, что согласилась. Но мне хотелось прийти и попросить: будьте эгоистичным до конца. Вам не нравится то, о чем вас просят, – ну так не делайте.


Он ухмыльнулся.


– И что дальше? Придет Жизнь и начнет увещевать, что даже сейчас старые клятвы должны иметь власть надо мной?


Смерть села рядом с ним на ступеньки и тихо сказала:


– Он не придет. Лимит подлости на сегодня им исчерпан. Он не имел права использовать душу этой женщины в качестве своего козыря, но он призвал ее, чтобы повлиять на вас. Так что сейчас мое время делать ответный ход. – Она протянула ему свою косу. – Хотите подержать?


Человек взял предложенное, не задаваясь вопросом, почему это делает, и невольно охнул. Если бы не рука Смерти, сжимавшая рукоять, он уронил бы ее оружие на ступени.


– Очень тяжелая.


Женщина покачала головой.


– Неверный ответ. Это неподъемная для вас ноша, как и та, что сейчас пытаются взвалить на ваши плечи. Не берите ее, не нужно.


«Не позволь Гарри умереть»... Человек закрыл глаза и вслушался в тот голос, что все еще звучал у него в голове. Лили прижимала к груди руки, которые впервые казались ему наполненными красками жизни. Наверное, таково было влияние юноши на белом троне – рядом с ним даже старые призраки обретали форму. Но человек думал тогда не об этом: у него снова появилось чувство, что его заставляют приносить себя в жертву чему-то невозможному. Он слушал те объяснения, что давал Жизнь, но никак не мог отыскать в его словах спасения, которого от него требовали.


– Я не понимаю, на что здесь можно надеяться.


Смерть пожала плечами.


– А для надежды нужен веский довод или мотив? Души не слишком отличаются от людей. Они тоже верят в сказки, которые сами же сочиняют. Вы застыли в лимбо, между жизнью и смертью. Мы не имеем над вами сейчас никакой власти, а значит, вы тот единственный, рядом с кем здесь еще могут случаться чудеса.


– Могут, но не случаются. Не так ли?


– Так. В мире живых есть люди, которым дано заглядывать в Книгу судеб. Всю ее прочесть они не могут, но им становятся доступны некоторые строки или даже целые страницы. Одна такая женщина увидела, как переплетаются две судьбы, и поделилась этим знанием с другим человеком. Вы были там, даже сами кое-что слышали…


Человек кивнул.


– Был. Эта история имеет значение?


– Огромное. Видите ли, все дело в том, что она сказала истинную правду, и как бы сейчас ни переиначивали толкования того старого пророчества, Гарри Поттер должен был умереть.


– Я и сам сегодня порядком удивился, когда узнал, что этого не произошло.


Смерть улыбнулась.


– Это не моя вина. Видите ли, среди живущих есть не только те, кто знает судьбу. Попадаются и такие, что в состоянии ее менять. Это утомительный процесс, но добиться при должном старании можно многого. Старик, что слышал пророчество, знавал упрямцев, которые сумели бы все переиначить. Он забрал женщину, способную раскрыть истину, с собой и жадно вслушивался в ее слова в поисках иных фактов. Ему хотелось остановить своего врага, но при этом никого не потерять.


– Ложь. Он даже не пытался спасти Лили. Что мешало ему спрятать ее в Хогвартсе?


– Можно было бы ответить, что страх подвергнуть опасности жизни его обитателей, но я не стану врать. Тот человек долго прожил, он знал, что сила Книги судеб в том, что можно изменить все, но не обстоятельства рождения или смерти. Эта женщина умерла бы в любом случае, ей так на роду было написано. Пытаться спасти ее – значило изменить и другие обстоятельства и лишить себя оружия, которое в будущем понадобилось бы для спасения уже не двух жизней, а тысяч.


Человек усмехнулся.


– Какой благородный мотив для бездействия.


– Да нет, не благородный, просто мотив.


– Я иронизировал.


Смерть кивнула.


– Ну а я серьезна, а потому позвольте продолжить рассказ. Старик пытался спасти мальчика, и для этого он многое предпринял. Услышав от провидицы обстоятельства собственной гибели, он решил изменить их, чтобы попасть в лимбо и там выторговать мальчишке еще один шанс.


Человек нахмурился.


– Изменить обстоятельства собственной смерти? Вы же не хотите сказать…


– Хочу. Альбус Дамблдор погиб не в тот день и час, когда ему суждено было погибнуть. Он должен был умереть еще зимой, его убило бы проклятие, которое было наложено на кольцо Гонтов.


Мужчина покачал головой.


– Но я приостановил действие проклятья. Это было не так уж сложно.


Смерть кивнула.


– Несложно для человека, который всю свою жизнь учился тому, чтобы менять судьбу. Когда я говорила, что есть люди, наделенные подобным талантом, я имела в виду отнюдь не Альбуса Дамблдора. Сам он был не способен ничего изменить, но догадался, что вы из тех, кто может, и использовал эту догадку в своих целях. Много лет он потакал вашей тяге к запретным искусствам, много лет не позволял реализовать скрытые амбиции. Нагнетал ту силу, то стремление все изменить, что вы позднее продемонстрировали. Получи вы должность, которую желали, или иные блага, к которым стремились, ваша жажда изменить действительность со временем иссякла бы или была бы израсходована на попытку снять проклятие с места преподавателя ЗОТС или на что-то не менее бессмысленное, а так…


Человек почувствовал, как внутри него разрастается пустота, в которой чуть слышно шелестят чужие усмешки.


– Вы считаете, что, будучи ведомым, я все истратил менее бездарно, чем мог бы самостоятельно?


Она покачала головой.


– Нет, не думаю. – Смерть недовольно взглянула на белый туман. – Почему бы нам не сменить декорации? Я приглашаю вас на свидание.


Человек тихо рассмеялся.


– Свидание со Смертью?


– Согласна, это звучит не слишком привлекательно. Но почему бы нет? Когда вам еще представится такой шанс.


Она встала и протянула ему руку, затянутую в черную перчатку. Мужчина оглянулся на запертые двери.


– А это не против правил?


Смерть улыбнулась.


– Вам есть до них какое-то дело? Ну хоть ничтожное? Скажите «да» – и я не повторю свое приглашение.


Он подумал о женщине с молящим взглядом. Ради нее стоило немедленно вернуться и произнести свое «да», пусть даже по совсем иному поводу, чем тот, о котором говорила Смерть. Но он знал: если поступит так, то никогда не сможет стать по-настоящему свободным, а потому сжал предложенную ладонь.


– Приглашение принимается.


Она рывком помогла ему подняться, но, как оказалось, никуда идти, чтобы покинуть здание посреди мертвого моря, не требовалось. Они оказались в мрачном зале, интерьер которого показался человеку приятным. Он всегда любил черный цвет и никогда не боялся разного рода чудовищ, статуи которых украшали этот странный холл. Откуда ни возьмись, появился призрачный слуга, и Смерть вручила ему свой плащ, оставшись в длинном черном платье, застегнутом на все пуговицы, тянувшиеся от подола до самого подбородка.


– И что мы будем делать?


Человек решил, что бессмысленно расставаться с тем тряпьем, в которое давно превратилась его мантия.


Смерть жестом пригласила следовать за собой.


– Я предлагаю вам сыграть со мной в шахматы.


Человек покачал головой.


– Не люблю эту игру.


– О, моя партия вам понравится.


Она подошла к высоким дверям, верхнюю часть которых нельзя было разглядеть, потому что потолок зала тонул где-то во тьме. Человек решил, что зрение позволяет ему оценить высоту этажа в четыре, а сколько еще было скрыто темнотой, он даже представить опасался. Но не это зрелище его поразило, а то, что было предложено распахнувшимися створками. Он сделал шаг вперед и замер. Эта странная шахматная доска, казалось, была бесконечна, все фигуры на ней были одинаково серыми и отличались друг от друга. Ни одна не повторялась. Он шагнул к первой и в ужасе замер: высотой в полный человеческий рост, она была полной копией Волдеморта в одном из самых неприглядных его обличий. Статуя была настолько реалистичной, что, казалось, Лорд готов взмахнуть палочкой, произнося проклятье.


– Что это?


Смерть улыбнулась.


– Неправильный вопрос. Вы должны были спросить: «Кто это?» Тогда бы я ответила: души, не вызывающие у меня особого восхищения. – Она посмотрела, кого он рассматривает, и усмехнулась. – Это последняя из частей его головоломки. У меня есть все семь ее фрагментов. Желаете взглянуть на остальные шесть?


– Нет, не очень.


– Правильно. – Смерть взяла его за руку и провела вдоль противоположного ряда фигур. – Я хотела показать нечто совершенно иное. Вот... – Она остановилась перед статуей Альбуса Дамблдора, лицо которого было непривычно встревоженным. Морщины резко обозначились на лбу, и даже борода печально поникла. – Нравится?


– А что тут может или должно нравиться?


Смерть пожала плечами.


– Моя ирония, должно быть. Если пройдете вдоль ряда – увидите тысячи знакомых имен. Магглы и маги, Дамблдор и Волдеморт, их многочисленные предшественники. Гитлер, Наполеон, Сталин и Муссолини. Сократ, Вольтер, Леонардо да Винчи и Боттичелли. Множество вершителей человеческих судеб начиная с тех времен, когда первый из одетых в шкуру мамонта взял в руки внушительную дубину и, провозгласив себя вождем, отнял самых красивых женщин и большую часть добычи, или, бросив в огонь горсть трав, уверял, что видит грядущее намного четче других и у него налажена прочная связь с богами. Тут два типа душ: одни мечтали править этим миром и его жителями, устраивали диктатуру собственного «я», другие считали себя властителями умов, авторами идеи, способной изменить мир. Как видите, я не делю их на черных и белых. По мне они одинаково нелепы.


Человек задумчиво нахмурился.


– Разве жнец не благодарен тем, кто приносит ему обильную жатву? Во времена раздоров и смятения смерть правит миром.


Женщина покачала головой.


– Вы не понимаете, но я вас за это не виню. Все говорят о жестокости смерти, считают меня величайшим бедствием, но это не так. Пусть я никогда не звана, но всегда своевременна. Все уравновешено. Представьте привычный мир без меня, вечные существа под патронажем жизни, которая сеет свое семя снова и снова, потому что такова ее природа. Это утопия. У всего есть начало и конец. Как бы ни пытались вы представить вселенную бесконечной, она все же имеет свой предел. То, что вы постигаете все новые ее грани, означает лишь одно: больше жизни, но и смерти тоже больше. Даже я не знаю, откуда приходят новые души, – она усмехнулась. – Да, представьте себе, у меня нет ответов на все вопросы, и я даже не пытаюсь их искать, потому что знаю – есть вещи, которые никто не даст мне постичь. Все следует своему пути, так или иначе. Если в Книге судеб появляются новые страницы, то на каждой из них по-прежнему прописано свое начало и свой конец.


– И что же все-таки не так с моим временем погибнуть? – серьезно спросил человек. Ему впервые стало по-настоящему интересно.


– Я вам объясню. – Смерть села на пол и как маленькая девочка красиво расправила вокруг себя складки длинной юбки. Да, куклы у нее были странные, но впервые мужчина подумал о том, что не знает, кто из двух встретившихся ему сегодня странных созданий кажется наиболее незрелым. – Мы, кажется, остановились на том, что я призналась, что вами манипулировали.


Человек сел рядом с ней, обняв руками колени, и взглянул на застывшего в камне старика.


– Это не новость. Когда-то я сам дал ему такое право.


Смерть кивнула.


– Знаю, но мне интересно другое… Почему вы не решили, что он утратил его, не выполнив данное обещание взамен на вашу жизнь и судьбу? Хотели жить?


Человек отрицательно покачал головой.


– Нет, не хотел. В тот момент… Да, признаться, и позднее тоже... Появились цели, воскресли какие-то навыки и привычки. В моем существовании нашелся даже смысл, но стало ли оно от этого нужным мне самому? Нет.


Смерть кивнула и странно изменила тему.


– Знаете, почему они все здесь? – Она широким жестом указала на статуи.


– Нет.


– Они наказаны. – Женщина, с каждой минутой все более похожая на маленькую девочку с взрослыми чертами лица, улыбнулась. – Знаю, вам сейчас это кажется глупым, но для тех, кто заперт здесь, нет большей кары, чем бездействие.


– Я же видел призрак Дамблдора.


– Иногда я отпускаю их погулять. – Смерть задумчиво намотала на палец длинную прядь. – Знаете, что они делают? Даже здесь пытаются не просто постичь свое небытие, но и изменить порядок вещей. Я препятствую этому. Одно, пусть даже крохотное изменение порой влечет за собой целую вереницу нестыковок. Ваш случай – лучшее тому доказательство. Вы не должны были отсрочить действие проклятия, но испугались.


Человек удивился.


– Я?


– Конечно. Не выдумывайте себе благородных причин, раз уж иным мы отказали в праве на них. Все, что вами двигало, мистер Снейп, – это страх. Вы чертовски боялись остаться в одиночестве со всеми свалившимися на вас знаниями. Необходимость самому контролировать жизненный цикл человека по имени Гарри Поттер настолько вас пугала, что вы вложили все свои силы в то, чтобы Дамблдор жил. Думаю, надеялись, что не придется его убивать и эту проблему он сам как-нибудь решит. Но в сложившихся обстоятельствах вам пришлось, ведь вы их так усложнили, нарушив чужое время смерти.


– И Дамблдор получил свое лимбо?


Смерть кивнула.


– Получил. Там он дождался появления мальчика по имени Гарри и отдал ему свой билет на возвращение, ведь у человека со стертой судьбой всегда есть возможность вернуться.


– Не понимаю. Он же был мертв, как бы вы его воскресили, пожелай он этого для себя?


– Придумали бы что-нибудь. У нас, знаете ли, богатая фантазия. – Женщина продолжала развлекаться со своими волосами. – Подтасовывать факты – нехитрое занятие. Пара замечаний, в которых есть хоть тень обоснования, – и вот все вокруг уже верят, что чудеса случаются. Впрочем, нужды что-то придумывать не было. Мы с Жизнью почти всегда точно знаем, что выберет та или иная душа. Принятие ею решения – только вопрос времени. Я знала, что Дамблдор не даст Гарри Поттеру сесть на поезд.


– Сесть на поезд?


– Некоторые маленькие детали его лимбо. Они не так уж важны. Как я уже говорила, мы понимали, что произойдет, но мне совершенно это не нравилось. Я не люблю проигрывать.


– Никто не любит.


– Разве? А как же вы? – Смерть улыбалась. – Позволив Дамблдору жить, а потом и умереть, вы сделали все возможное, чтобы ваше собственное будущее стало зыбким. У вас не осталось ни одного шанса нормально объясниться с Гарри Поттером. Впрочем, вы его и не искали, потому что открыться перед другим человеком для вас отчего-то равносильно самоуничтожению. Можно сказать, Северус, вас устроил тот финал, к которому вы пришли. Все обязательства выполнены, а быть мертвым, чтобы не отвечать за последствия своих действий, – это неплохо. Никто имеющий право заявить, что знает о вас слишком много, не сможет упрекнуть, что вы как-то не так прожили свою жизнь, или, не приведи Мерлин, выразить сочувствие.


Человек усмехнулся.


– Зачем этот разговор, если вы так хорошо разбираетесь в моих мотивах?


– Я? В ваших? – Смерть расхохоталась. – Совершенно не разбираюсь, мистер Снейп. Вы первый человек за тысячу лет, которому удалось меня по-настоящему поразить. Вам хорошо со мной. Вы сами знаете, что хорошо. Я – единственный выбор, который имеет смысл сделать, но вы не принимаете решение, и я не в силах постичь, почему так.


– Вы же сами сказали – важно отсутствие стремлений. Ничто не порождает ни сомнений, ни желаний, и этим оно по-настоящему прекрасно.


Смерть встала.


– Идем. Здесь вам больше смотреть не на что.


Человек поднялся и последовал за ней.


***


Они стояли на огромной смотровой площадке черной башни. Когда они только поднялись на нее, внизу ничего нельзя было разглядеть из-за густой пены облаков, но, повинуясь движению руки его спутницы, они растаяли, и мужчина снова смотрел на тот дивный мир, что уже видел на морском дне. Сейчас он, казалось, был еще ближе к нему, чем раньше. Замечал сотни деталей, что ускользнули от первого взгляда. Несмотря на то, что все там существовало по некоему подобию человеческих законов, были и некоторые отличия от них. Он заметил, что спешащие по своим неведомым делам души до странности разобщены. Нет, некоторые приветливо кивали друг другу, сталкиваясь лицом к лицу, но иные проходили мимо других призраков, даже не заметив чужого присутствия. Это поразило человека куда больше, чем сочетание всех эпох архитектуры или различных форм прогресса. Смерть заметила его интерес.


– Есть такое словосочетание: «воспоминания души». Что-то важное задерживается в нас, в какой бы форме мы ни существовали. У живых память прошлых жизней проявляется вспышками так называемого дежавю. Многие считают это обманом сознания, но на самом деле подобные воспоминания – как монеты, что просыпаются из копилки души, когда она растревожена или попросту переполнена. Это небытие, но, как вы заметили, оно – не пустое место. В нем накопилось очень много всего, что души приносят с собой. То, что они не успели познать за короткий период жизни, для них не существует. Здесь постепенно стираются и преодолеваются почти все воспоминания, и тогда душа может начать новый виток своего существования. Хотите знать, как выглядело бы ваше небытие?


Человек покачал головой.


– Нет, не хочу.


– Правильно. Никто из тех, у кого еще есть шанс жить, не должен точно знать, что посулит ему Смерть.


– Странно… – заметил мужчина. – Вы говорите о себе в третьем лице. Смерть посулит то, Смерть даст это... А кто же тогда вы?


Женщина улыбнулась.


– Когда-то я была живой. Наши истории не слишком похожи, но в них есть и нечто общее. Я тоже ненавидела свою жизнь и всячески пыталась изменить судьбу. Скопила для этого достаточно сил, но к тому моменту, как смогла использовать их, настолько разочаровалась в живых, что предпочла ускорить собственную смерть. Как и вы, я не стала накладывать на себя руки. Просто если вас сгубило желание никому не давать права себя знать, то меня уничтожило нежелание предрекать что-либо. Я устала быть битой за попытки дать людям шанс спастись и вследствие своих решений оказалась в собственном лимбо. Мне оно тоже довольно долго нравилось, очень долго… – Женщина задумчиво смотрела вниз. – Я приняла лишь некоторое подобие решения. Жить мне не хотелось, неизменность смерти вызывала некоторое подобие уважения, но я не чувствовала, что этот путь для меня. Тот, кто тогда выполнял обязанности темного жнеца и следил за равновесием, однажды пришел ко мне и протянул свою косу. Она для всех рано или поздно становится слишком тяжелой ношей, и настало его время уходить. Я не смогла взять ее ни с первой попытки, ни с тысячной, пока не поняла, что на самом деле хочу этого. Он предлагал тот выбор, в котором и было мое предназначение, и в тот момент его ноша перешла ко мне. С тех пор минуло несколько столетий. Менялись хранители жизни, а я все еще в состоянии справляться со своей ролью, хотя в последнее время начинаю совершать ошибки. Все меняется. Возможно, во мне уже не осталось той категоричности, с которой я сюда пришла, пустоты, что не предполагает ничего, кроме следования своему пути. У меня появились чувства, стали зарождаться эмоции. Иногда я потворствую маленьким слабостям жизни, а значит, скоро настанет и мое время уйти к другим душам, переосмыслившим свое существование, готовым возродиться.


Человек почувствовал что-то вроде облегчения. Он не любил помпезных пантеонов, не рассаживал по постаментам собственных богов, лишь однажды согрешил в вознесении на пьедестал кого-либо. То, что женщина, стоявшая рядом, была, по сути, всего лишь такой же лишенной собственного места душой, как и он сам, все упрощало. Даже небытие обрастало простым сводом законов и правил. Оно не становилось от этого менее мистическим местом, но мысли о нем как-то сами собой упорядочились. Отсутствие незыблемых авторитетов, тех, чье слово будет неоспоримым фактом, всегда дает больший простор рассуждениям.


– Значит, вы не хотите, чтобы я выбирал что-либо?


Она кивнула.


– Не хочу. Только от моего желания тут ничего не зависит. Вас нужно и должно испытать. Не потому, что кто-то хочет пошатнуть волю или осквернить то лимбо, существовать в котором вы уже привыкли. Не буду говорить за всех участников данного эксперимента, но мне он необходим для того, чтобы понять: вы готовы беспристрастно служить Книге судеб или в вас еще слишком много противоречий.


– И каким будет с моей стороны выбор, что покажется вам верным?


Она улыбнулась.


– Хотите подсказку? Я дам вам ее. Откажитесь. Сделайте любые попытки повлиять на вас бессмысленными.


Человек задумался.


– Я предполагал именно такой совет. Если я так поступлю…


Смерть кивнула.


– Он не солгал – Гарри Поттер умрет в любом случае. Но в его словах все же была сокрыта ложь. Не настоящее вранье, но оттенок надежды. Вы сможете помочь ему так же, как помог Дамблдор – подарить свой шанс вернуться. Это отдаст вас в мою власть, вы займете свое место в мире, на который я позволила вам взглянуть. Нет, не застынете на шахматной доске, у меня не возникнет желания ограничить вашу волю. Вы просто станете одним их многих, что существуют в поиске своего нового шанса, пытаясь искоренить ненужное и отыскать значимое.


Человек жалел, что не чувствует ветра. Сейчас он с радостью позволил бы ему отхлестать себя по щекам. Таким должно было быть настоящее постижение правды. Злым, болезненным и мокрым. Соленым вкусом на губах… В эту минуту он тосковал не по своему мертвому морю, а именно по способности его оживать до состояния вести диалог. Гулом ветра в ушах, пеной на черной воде, беснующимися в небе молниями. Он бы как-то выразили, выплакали его простую мысль: «Она никогда меня не любила!» Все слова, все заверения, сухие пучки омелы и побег от ненужной горечи становились горой мусора перед лицом истины. Разумеется, она не стремилась терзать его снова и снова, просто его выбор не значил для нее ровным счетом ничего. Все, что она хотела, – еще один крохотный шанс для своего ребенка. Она готова была оплатить его своей жизнью и не скупилась на чужие возможности. Какого черта он решил, что, будучи изгнанной, она безропотно ушла, потому что ей было какое-то дело до того, что чувствует он? Почему в глубине души он надеялся, что она сделала это не из-за равнодушия, а оберегая от лишней боли? Глупец. Человек чувствовал себя не способным сейчас демонстрировать кому-то, как ему плохо. Ему нужно было всего лишь немного места для своей души. Ничего больше.


– Я хочу уйти.


– Да куда тут можно отправиться? – тихо спросила Смерть. – Даже в вашем лимбо нет путей, которые позволяют бежать от отчаянья. Есть только те, что ведут к преодолению чего-либо. Вам придется испить до самого дна те разочарования, что вас мучают. Иного выбора нет. Все отмирает, только пройдя дорогой долгой, мучительной болезни. Можно настроить вокруг себя сколько угодно стен, но даже сквозь них просочится горечь. Ее не сдуть ветру, не смыть морю.


– Вы читаете мысли?


Человек не знал, злит его подобное предположение или нет.


– Не читаю, просто все это мною пройдено, не по одному кругу. Сейчас я говорю не как Смерть, это делится с вами опытом мое долгое существование. Даже подарив Гарри Поттеру шанс, как того выпрашивает ваше прошлое, вы не убережете его от судьбы. В мире живых он существует в долг, не принадлежа ему даже частью своей души. Вы можете сейчас согласиться признать его отсроченную смерть своим даром и вручить ему свой шанс на выживание. Души, взывающие к вам, разумеется, постесняются потребовать этого напрямую. Слишком велик грех гнать кого-то к Смерти, но им ведь на самом деле хочется, чтобы это были вы, а не он. Только такая жертва ровным счетом ничего не изменит. В этом Жизнь не солгал. Поттер не в силах менять свою судьбу. Как бы ни старались многие сделать это за ваш счет, мистер Снейп, на нем моя метка. Он приговорен. Знаете, что будет, если вы действительно пожелаете это, найдете способ и вернете его в мир живых?


– Что?


– Он получит отсрочку своего приговора. Ненадолго. Сколько лет ему обеспечила мнимая жертвенность, а, по сути, расплата Дамблдора? Я, так и быть, продемонстрировала немного терпения, но больше не стану. Вы вернете – а я снова заберу. Через неделю, месяц или год. Не в силу собственной злости, а потому, что это моя работа. В Книге судеб появится новая запись, и приговор будет приведен в исполнение. Так есть ли смысл проявлять благородство?


Человек рассмеялся. У него, кажется, появилось немного странное решение, но оно принадлежало ему и никому другому.


– Я и не собирался тратить свои возможности на Гарри Поттера. У меня нет желания лишать себя чего-либо.


– Отлично, – сказала Смерть.


Мужчина ухмыльнулся.


– Но…


– …Но?


– Я сделаю то, о чем она просит. Гарри Поттер может застрять в моем лимбо на некоторое время. Дальнейшая его судьба меня совершенно не интересует. Будет он искать выхода, которого нет, или смирится с обстоятельствами – для меня это не важно. Я просто сделаю своему прошлому одно последнее одолжение и впредь не стану думать о просителях, которые из него приходят, и их мотивах.


Смерть рассмеялась.


– Это самое странное, что мне в последнее время приходилось слышать. Но воля ваша.


Человек кивнул.


– Моя.


– Тогда самое время вернуться и озвучить ее.


***


Мужчина сидел на берегу моря. Оно совершенно не изменилось даже после того, как он заключил сделку с силами, природу которых не хотел понимать до конца. Иногда чем меньше необдуманных и поспешных ответов ты сам себе даешь, тем надежнее прячется истина. Есть вещи, о которых не стоит постоянно размышлять, и тогда, возможно, правда однажды сама тебя настигнет.


– Послушай, ты хорошо поступил.


Ему не было никакого дела до благодарности оборотня, он даже не упрекнул его в желании укоротить его жизнь. Это было привычным. В том, чтобы осознавать собственную ненужность, для человека не было ничего нового, но решение, которое он принял, все же что-то изменило в нем самом. Он больше не хотел надеяться на то, что люди, которые некогда были нужны или важны, хоть раз спросят: «А чего желаешь ты сам?» – и выслушают ответ, и проявят некоторую благосклонность, пытаясь помочь в достижении цели. Голые души оказались еще эгоистичнее и честнее в своих стремлениях, чем когда они же были заключены в тело. Вот и все… Даже ветер не нужен. Ветер – это перемены, а их человеку совершенно не хотелось. Все, чего нужно было достичь, – это состояние полной отрешенности. Только в нем еще содержалось хоть какое-то подобие покоя.


– А вот с ней ты так поступил зря.


– Как "так"?


– Жестоко. Требовать, чтобы ей запретили посещать твое лимбо – это…


Человек ухмыльнулся, растянувшись на прохладных камнях. По крайней мере, ему хотелось, чтобы они ощущались именно такими.


– Она не возражала. Даже если бы я не просил, Лили никогда бы не пришла. Потому что одно дело – разочарование кого-то вроде меня, и совсем другое – демонстрировать свою душу собственному ребенку. В этом вся разница, Люпин… Вся чертова разница. Зато теперь, если Поттер спросит, где его драгоценная мамочка, у тебя будет возможность объяснить, что ее здесь нет исключительно потому, что я такая сволочь.


– Нет, Снейп, – тихо сказал оборотень. – Ты, кажется, все же не имеешь к сволочам никакого отношения.


– Какое страстное признание.


– Заткнись и дослушай его. Я действительно так думаю, потому что если записывать в сволочи тебя, то мне, наверное, стоило бы повеситься еще при жизни. Но это не меняет того факта, что тебе удается извратить вокруг себя все, и сейчас мне почти стыдно за то, что я хочу, чтобы Гарри жил.


Человек пожал плечами.


– Надеюсь, ему ты об этом никогда не скажешь.


Он закрыл глаза, потому что не знал, сколько еще ему предстоит наслаждаться относительным покоем. Это ощущение ценится особенно остро, когда ты принял странное спонтанное решение, дающее кому-то власть лишить тебя этого самого спокойствия. Впрочем, это казалось совсем не страшным, пока у него было это мертвое море.


Конец первой части.