Т. П. Григорьева
Вид материала | Документы |
Что есть истина? |
- Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья москва 1979 Составитель и ответственный, 1333.73kb.
- М. В. Григорьева руководство по преддиплом, 824.54kb.
- Мастер стиля (о выставке работ бориса григорьева в гтг), 29.18kb.
- Блон Ж. Великие тайны океана: в 2 т.: Энциклопедия / Пер с фр. Л. Деревянкиной,, 1021.02kb.
- Сб научных статей / отв ред. С. Г. Григорьева, З. М. Беляева. Чебоксары : Чуваш гос, 2028.29kb.
- Содержание шабайкович В. А., Григорьева, 69.21kb.
- Педагогическое обозрение №2007 г. Содержание, 2529.79kb.
- О. Н. Григорьева 2011г, 1393.66kb.
- Программы spss для анализа социологической информации (Г. Воронин, М. Черныш, А. Чуриков), 103.76kb.
- Е. Ф. Язькова Допущено Министерством образования Российской Федерации в качестве учебник, 5333.75kb.
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА?
То, что человек получает в созерцании,
он должен вернуть в любви.
(Экхарт)
Я беру на себя смелость назвать главу "Что есть Истина?", хотя, говорят, боги карают тех, кто посягает на знание высшей Истины. Но, во-первых, "излагаю, а не творю", пытаюсь донести мудрость древних, а, во-вторых, со времени этого предостережения Сократа много воды утекло и, надо думать, люди поумнели. Можно сказать, само Время поставило вопрос: "Что есть Истина?" – и, значит, должен быть ответ. Собственно, его знали, да забыли, если верить тому же Сократу, утверждавшему, что истинное знание "есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока смотрела на то, что мы теперь называем бытием" (Федр, 249 С).
Но "боги карали", наверное, за незнание или утрату высшего знания, за то, что человек не умел и не хотел заглянуть в себя, а все тщетно искал, на кого бы положиться, кому предъявить счет, и на это уходили последние силы. Испил опору вовне, ждал помощи от кого-то и, чем больше ждал ее, тем менее получал. Сейчас другое дело, что-то изменилось в самом человеке, он начинает ощущать, что причастен Целому и ответствен за него. Думается, и Наука подходит к тому порогу, когда начинают искать не относительные истины, которым нет конца, а абсолютную, памятуя, что Целое и есть Истина. Идет поиск утраченного Целого, ибо без Целого нет Истины и нет Единства.
Восток – хранитель Единого, потому я с чистой совестью возвращаюсь к своим мудрецам. И, наверное, не очень рискую (хотя как уж без риска). Если в самом деле реальна Ноосфера, т.е. сфера, центрированная Умом-Нусом, который был в Начале, а "возвращение к корню есть свойство дао", – то есть на что надеяться.
Итак, мы уже знаем, что у китайцев не было представления об изначальном Хаосе, что и позволило им избежать порождаемых этим представлением комплексов, а ведомо было Единое. Но что конкретно означает это Единое, которое, лежит в основе вещей, всему предшествует и к которому все возвращается? Мы знаем, что не Хаос, а что? Что представляет собой то "Одно", которое породило "Два", потом – "Три", потом – все вещи, чтобы они, пройдя круг развития, опять вернулись в "Одно" уже на другом витке спирали?
Есть тексты (их не так много), в которых все сказано. Нужно лишь уметь их читать, принимая текст в целом, не что-то принимая, а что-то нет. Принять же в целом может лишь целое, – войти в текст целиком, без оглядки, не только умом по и сердцем. Только так, по-моему, прочитываются древние тексты, которые потому и называют "священными", – будь то Библия или Коран, буддийские сутры или притчи даосов. Зато, говорят, научившись читать, можно обрести "дар ясновидения" (мин дэ – ясное дэ, позволяющее видеть вещи сквозь пространство и время). Для этого небесполезно еще раз задуматься над §21 "Даодэцзина". Но для того, чтобы правильно понять его, нужно набраться терпения, ибо это один из самых глубоких и трудных чжанов, позволяющий, однако, судить о том, что же прозрел Лао-цзы в изначальном Едином. Переводов немало, но вряд ли мы могли раньше подойти к его пониманию. Сознание, похоже, меняется скачком. (Я говорю "мы", хотя всегда избегала этого местоимения, которое ассоциировалось у меня с анонимностью, коллективной безответственностью; теперь же имею в виду если не "коллективное бессознательное", то "коллективное сознательное", или некий качественно новый уровень сознания, о котором свидетельствуют пока немногие факты, по свидетельствуют как-то очень очевидно. В сущности, все тот же закон – перехода количества в качество – информационная перенасыщенность требует целостного подхода. Это "в воздухе носится". И действительно, может быть, носится. Мне лично новое сознание слышится и в песнях, которые обильным дождем, а то и градом, хлынули на иссушенную пашню культуры, сметая пыль и питая ее.)
Итак, имеет смысл сосредоточиться на этом фрагменте "Даодэцзина" и шаг за шагом, не спеша, попробовать понять, что хотел сказать мудрец, видевший больше нас. Это уж несомненно. Можно без преувеличения сказать, что Лао-цзы сосредоточен на человеке, потому и решился произнести свои "афоризмы" (числом 81), чтобы раскрыть некие тайные законы природы и человеческого сердца. Отдадим должное его мудрости и его человеколюбию (то, что получают в созерцании, возвращают в любви), доверимся его мысли.
Даю буквальный перевод, чтобы точнее донести смысл, да и не уверена, что смогла бы дать хороший, ритмически организованный вариант:
"Великое дэ и есть дао.
Дао – это нечто зыбкое (хуан, яп. ко – скрытое, невидимое),
неясное (ху, яп. коцу; но интересно, что слово, образованное соединением этих определений – яп. кокоцу – означает "восторженность", "очарованность", "экстаз").
Неясное, зыбкое, в них – образы (сян, яп. сё).
Зыбкое, неясное, в них – вещи (у, яп. моно).
Глубинное (глубинное с оттенком прекрасного – яо, яп. ё),
темное, внутри – семена (цзин, яп. сэй – переводится и как "настоящий", "чистый"; "дух", "душа", "энергия", но также "семя", "молоки").
Эти цзин (все же лучше оставить китайское название – Т.Г.)
и есть сама Истина (чжэнь, яп. син-макото – "истина", "правда", "реальность"),
в ней – Искренность (синь, яп. син – "честность", "искренность", "истина").
С древности и поныне это имя не проходит.
Благодаря ему узнаем о причине вещей.
Откуда мы знаем о природе вещей?
От этого"
("Даодэцзин", §21) [1].
(Гераклит же объявил "сущностью судьбы логос, пронизывающий субстанцию Вселенной. Это эфирное тело, сперма рождения Вселенной и мера назначенного круга времени" [2].) Что сообщает японский комментарий? Лао-цзы и в других местах говорит о дао (в §1, 4, 14), но здесь дан образ совершенномудрого человека, имеющего, как и сам Лао-цзы, Великое дэ. Этот совершенномудрый объясняет, как претворять изначальную Истину, или дао, следуя правильному пути. В противоположность тем определениям дао, которые даются в §1 – "От одного глубочайшего (сюань, яп. гэн) к другому – врата во все сокровенное (мяо, яп. мё – а также "удивительное", "прекрасное")" – или в §14, где дао – "мельчайшее", "все соединяющее", "форма без формы, образ без образа", в §21 дао – "неясно-чарующее" и "глубинно-скрытое".
"Семя" (цзин) японцы понимают как "сперму", считая, что в §21 присутствует и сексуальная подоплека.
"Человек с Великим дэ следует только Пути.
В глубинной неясности существуют тончайшие духовные ци (цзин ци).
Эти духовные ци и есть высшая Истина (яп. синдзицу).
В ней содержится творящий Свет.
Это неизменно, с древности и поныне, и именуется дао.
Если спросить: чем управляется все это?
Путем (дао)...
У Чжуан-цзы есть рассуждение о Великом дэ (в главе "Небо и земля"): Человек "благодаря дэ освещает путь... видит невидимое (мэй-мэй – тайное, скрытое), слышит неслышимое", "тысячи вещей приходят в движение, следуя ему"; "Таков человек с Великим дэ". "Дао – это нечто зыбкое, неясное", это рассеянность, неопределенность. С точки зрения психики – блаженное, экстатическое состояние не-я (яп. муга, санскр. анатман), прострация (яп. юмэ – букв. "мечтательность", "грезы").
Под "образом" понимается то, что в §14 называется "образом без образа". Рассеянность, неопределенность вовсе не означают полное отсутствие чего бы то ни было. Нет, там есть образ, или "образ без образа".
"Зыбкое, неясное в них – вещи". Значит, нечто существует невидимо. "В ней (Истине) – Искренность", "Глубинное, темное", значит, есть нечто еле различимое в глубине. "Цзин" (семена) – это сущность-ядро, которое обладает удивительной силой порождать все вещи. Если говорить о человеке, то эти цзин-ци и есть ядро его устремлений, которые формируют его жизненный путь. А под "самой Истиной" надо понимать высшую чистоту, беспримесность, незагрязненность внешним. Как Чжуан-цзы определяет "Истину" – "Истина – это истинное цзин".
"В ней – Искренность", – значит, что в проявлениях дао не может быть никакой неправды – лишь светлое, прозрачное. Как у Чжуан-цзы, в главе "Великий Учитель", сказано, что "дао имеет чувство (цин, яп. дзё – сочувствие), имеет Искренность, потому не действует (следует недеянию – увэй) и не имеет формы"...
"С древности и поныне это имя не проходит" – т.е. оно всегда называлось дао. Благодаря ему мы узнаем о Переменах в Поднебесной, о вращении солнца и луны, инь-ци и ян-ци. Поэтому совершенномудрый благодаря Великому дэ, во всем следуя Пути, может созерцать все образы в их истинном виде" [3].
Кстати, во Вступлении к тексту Лао-цзы (яп. Роси) цитируются слова известного японского философа Нисида Китаро: "Не скрыто ли в основе культуры Востока то, что можно назвать стремлением видеть форму бесформенного, слышать голос беззвучного? Наши сердца постоянно стремятся к этому". В Китае Лао-цзы первый начал обучать этому – "видеть форму бесформенного, слышать голос беззвучного" [4].
Странно, не правда ли? А на буддийско-даосском Востоке мало кто сомневался в существовании невидимого мира, мира непроявленных форм, или Небытия, Пустоты. Можно вспомнить слова Будды:
"Существует, монахи, нерожденное, неставшее, несотворенное, неоформленное. Если, монахи, не существовало бы нерожденного, неставшего, несотворенного, неоформленного, то не было бы спасения от рождения, становления, сотворения, оформления. Но так как, монахи, существует нерожденное, неставшее, несотворенное, неоформленное, то и можно избежать рождения, становления, сотворения, оформления" [5].
Не только существует вера в непроявленный мир, мир Пустоты, Покоя, Небытия, но достижение этого состояния сознания и есть цель Пути. Будда видит в мире проявленных форм источник страдания (дукха). Что уж говорить о даосах, устремленных к Пустоте, где можно странствовать, не зная преград, и быть самим собой.
"Учитель Ле-цзы улыбнулся и ответил: "Существуют рожденный и нерожденный, изменяющийся и неизменяющийся. Нерожденный способен породить рожденного, неизменяющийся способен изменить изменяющегося. Рожденный не может не родиться, изменяющийся не может не изменяться. Поэтому всегда рождаются и всегда изменяются. Всегда рождающиеся, всегда изменяющиеся все время рождаются, все время изменяются. Таковы жар и холод (ян и инь), четыре времени года.
Нерожденнный как будто единственный, неизменяющийся (движется) то туда, то обратно...
Пустота – бессмертна, назову ее глубочайшим началом. Вход в глубочайшее начало назову корнем неба и земли...
Поэтому-то порождающий вещи не рождается, изменяющий вещи не изменяется"" [6].
Нерожденный пребывает в Покое, рожденный – в постоянном изменении, в колебании, в движении (туда-обратно – шунь-ни).
"Соберется (эфир – ци), образуется жизнь, рассеется – образуется смерть... (Для всей) тьмы вещей это обще.
Поэтому и говорится: "Единый эфир пронизывает всю вселенную", поэтому мудрый ценит Единое"
("Чжуан-цзы", гл. 22).
И насколько все перекликается и переплетается в китайских учениях, так что одно невозможно понять без другого, как ци без ли, а дао без дэ [7]. Все резонирует, порождает отклик. Насколько устойчив этот взгляд на мир, свидетельствует искусство японцев, умеющих, как никто, пенить эфемерность, любоваться переходом форм и находить красоту в "непостоянстве" (мудзё), потому и называют разные виды искусства одним словом – "Путь" (до-мити). Японский художник может рисовать на воде, или на песке, или на худой конец – на асфальте и тут же стирать нарисованное. Красота – в мимолетности, в неповторимости, – неповторимо каждое движение души, каждый взгляд глаз, пульсирующих в ритме созерцаемого: это то и не то, остается тем же и меняется каждое мгновение. Потому и мгновение ценимо [8].
Эту особенность подметил Танидзаки Дзюньитиро в эссе "Похвала тени":
"В одной нашей старинной песне говорится: "Набери ветвей, заплети, завей – вырастет шатер. Расплети – опять будет пустовать лишь степной простор". Слова эти хорошо характеризуют наше мышление: мы считаем, что красота заключена не в самих вещах, а в комбинации вещей, плетущей узор светотени" [9].
Может быть, оттого так и ценимо Единое, чтобы не прервалась нить – дао? Иероглифы "пронизывать", "проходить через" (тун, яп. тосу) и "ходить туда-обратно" (каеу) означают: двигаться туда-обратно, вместе с Переменами, чтобы хранить Постоянство. Эта парадигма берет начало в "Ицзине" и получает развитие в сунской школе. По наблюдению А. С. Мартынова: "В стройной системе Чжоу Дунь-и – и тун (и – единица – , или Единое. – Т.Г.) – пронизывание имеет значение начального движения, за которым следует ответное движение противоположного начала фу (возвращение)" [10]. Форма волнообразного движения характерна для культуры Китая: интонационный строй языка, тональности, как бы колышущиеся движения в сценическом искусстве, в музыке, в боевых искусствах, в психофизических упражнениях, скажем тайцзи-цюань, – в ритме жизни. Недаром говорят: "Дао – это жизнь".
Мудрый ценит Единое и потому пребывает в нем. Он свои во Вселенной, ее реализованная потенция, и потому управляет ветрами и молниями. Таково Великое дэ. "Великое да и есть (Великое) дао", полное преодоление "двойственности", даже ритма движения туда-обратно, который позволяет сохранять равновесие, но еще не есть Покой. Великое дэ – врата в "постоянное", или истинное, дао.
Недаром японцы, комментируя §21 "Даодэцзина", говоря о человеке с Великим дэ, пишут иероглифы не шунь-ни ("туда-обратно"), а суй-шунь (яп. дзуй-дзюн), что означает полное слияние с дао, пребывание в Покое: при внешнем движении внутренняя невозмутимость. Великое дэ есть высшее состояние просветленности. Уже не скажешь: "Одно инь, одно ян и есть дао", хотя их чередование и ведет к Добру. Великое дэ есть само Добро, сама Истина, а не Путь к ней (подобно буддийской Нирване: Всемудрость – Праджня и Всесострадание – Каруна, или словам Христа: "Я семь путь и истина и жизнь" (Ин., 14,6)).
Значит, и само дао двойное, неявленное и явленное, постоянное и временное (образ "как бы двойного бытия"). Есть дао-функция (явленное, изменчивое) и дао-сущность – постоянное, неявленное. Сунские философы подчеркивали мысль, что в каждой вещи есть две природы: единая и единичная. Единая (тянь-ди чжисин) – природа Неба и Земли, неявленная в форме, форма без формы; и единичная, явленная в ци (цичжи чжисин). В первой природе все вещи едины, во второй – различны. Закон един, формы его выражения разные. Так и дао. Постоянное дао пребывает в Покое – неявленное, невидимое, но всеобъемлющее; явленное дао – проявляется в форме, в слове, в действии. По и явленное дао устремлено к Покою.
В буддизме махаяны говорится о "двух Истинах" [11], у японских буддистов встречаются рассуждения о "двух телах" Будды, например у проповедника Синрана (1173-1262) (хотя обычно речь идет о "трех юлах" будды [12]). Синран учил: одно тело – бессмертное, непроявленное, пустое; другое – явленное в форме, смертное. Первое не имеет ни цвета, ни формы, поэтому недоступно для понимания, невыразимо словами. Bтopoe – проявляется в добрых делах, рассеивающих тьму. Истинное просветление достигается в Пустоте "первого тела", когда ничто не тревожит, нет ненужных мыслей, эмоций, сознание совершенно чисто, ничем не омрачено, тогда и приходит ощущение полной свободы (как рыба в воде, на к птица в небе). Но между двумя телами нет непроходимых границ. Сансара и Нирвана одно и то же, говорят последователи Срединного пути (мадхьямика). Японский проповедник Догэн (1200-1253) говорил:
"Истинное просветление и обычная жизнь – одно и то же,
если оно не в тебе, то где же?
Осознав это, переживешь Просветление".
И это характерно для дзэн. Можно вспомнить учение о внезапном просветлении шестого патриарха чань в Китае, Хуэйнэна (638-713):
Великий наставник сказал: "Ваша собственная природа никогда не ошибается, не подвержена волнению, не омрачена неведением, каждая ваша мысль светится озаренностью праджни и всегда свободна от (внешних) признаков вещей. Так зачем же нужно на что-то опираться?" [13].
Надо думать, чередование, движение туда-обратно – необходимая, но промежуточная фаза движения к Покою (что разными народами понималось по-разному – как пребывание в Истине, в Боге, в Дао). В учении "О Срединности" сказано:
"От дао нельзя отступить. Если можно, то это – не дао. Поэтому цзюньцзы не смотрит на то, что не соответствует дао, не слушает того, что не соответствует дао... Когда не дают выхода восторгу и гневу, печали и радости, это называется Срединностью (чжун). Когда эти чувства в равновесии, это называется Гармонией (жэ). В Срединности – Великий корень Поднебесной. В Гармонии – Путь Поднебесной"
("Чжун-юн", I, 2, 4).
Срединность – Великий корень Поднебесной – пребывание в Покое. Из Покоя все само собой, самоестественно зарождается. Эмоции, если они не уравновешены, не центрированы, рождают хаос, беспорядок. Ци возмущается, теряет изначальную гармонию, и начинаются беды. Поэтому совершенномудрый пребывает в Покое, в бесстрастии. С этого Лао-цзы начинает:
"Дао, которое может быть дао, не есть постоянное дао.
Имя, которое может быть именем, не есть постоянное имя.
Не имеющее имени – начало Неба и Земли.
Имеющее имя – мать всех вещей.
Тот, кто не позволяет страстям овладевать собой,
видит его таинственную силу.
Тот, кто живет страстями, видит только поверхностное
(одну его сторону, яп. акарасама [14] – "очевидное", "что на поверхности" – Т.Г.).
Оба они одного происхождения, только именуются по-разному.
То и другое назову глубочайшим (сюань, яп. гэн).
От одного глубочайшего к другому – врата во все сокровенное"
("Даодэцзин", §1).
Японский комментарий дает разное варианты прочтения иероглифа сюань: гэммё – таинственное, чудесное; фукасиги – непостижимое, удивительное; югэн – красота скрытого, сокровенного, тайного. Однако и явленное и неявленное дао содержат это таинственное, чудесное, которое недоступно пониманию и человеческим словам и которое иначе не назовешь, как югэн [15].
На этом понятии стоит остановиться особо, ибо югэн – одно из организующих начал японского искусства, особый тип эстетики, обусловивший характер художественной манеры, скажем, японской антологии XIII в. "Синкокинсю", театра Но. Последний не утратил своего значения, как и предвидел Сэами: "Есть предел человеческой жизни, но нет предела Но". Дух югэн вечен, через югэн происходит соприкосновение с невидимыми образами, что вызывает отклик в душе зрителей, и не только японцев. Пожалуй, ни один образованный иностранец но упустит случая посетить старинный театр, чтобы погрузиться в необычную атмосферу замедленных ритмов, дающих свободу движению и звуку.
Цель искусства Но – сделать невидимое видимым, дать пережить "образ без образа". Для этого актер овладевает разными стилями игры, видами мономанэ (букв. – подражание вещи), стремясь не к внешнему сходству, а к полному перевоплощению: в воина, демона, безумную женщину, кипарис. Главное – передать извечное в преходящем, скажем, мужество само по себе, или любовь, или скорбь в их полноте. Актер перевоплощается, его игра становится самоестественной, и все подчиняется естественному ритму. Все само по себе – и жест, и маска, и голос, и застывшие позы-ката, и все созвучно: "одно во всем, и все в одном". Единый ритм обусловливает прерывную непрерывность. В момент паузы открываются "глаза души". Движение лишь предваряет Покой, как слово – молчание. Во время паузы сообщаются души (в дзэн это называется движением мысли "от сердца к сердцу"). Утихающее, угасающее действие (одно из определений нирваны – угасание, успокоение вибраций дхарм – абсолютный Покой).
Искусство Но – условно, и нужно иметь представление о символике движений, жестов, чтобы понять смысл пьесы. "Движение веером – это целая система символической передачи самых разнообразных действий, это особый язык жестов, немой разговор, дополняющий сценическое действие. Веер символизирует меч, пишущую кисть, волшебный жезл или сосуд с вином, но он может также изображать дождь, падающие листья, проносящийся ураган, текущую реку, восходящее солнце; он может передавать умиротворение и гнев, торжество и ярость" [16].
Любой предмет в руках актера символичен, служит общему замыслу и вместе с тем независим. Спектакль Но – это макрокосм, каждый из элементов – микрокосм, то. же целое в уменьшенном размере. Таков закон Единого. Каждое движение живет и существует как бы само по себе, но едино с другими, – на сцене и за ее пределами. В этом жизненность Но: отдельное есть Целое, единичное – есть Единое. В каждой позе – Прабытие. Центр – везде, в каждой точке, и они согласуются, вовлекая каждого в запредельную атмосферу зала [17].
На одном уровне все точечно – отдельный жест, отдельный звук, все дискретно, независимо, не соединяется с другим жесткой связью. На другом – все континуально, точки свободно сообщаются между собой, образуя единое поло. Между ними нет преград, все беспрепятственно перетекает из одной формы в другую (яп. дзидзимугэ). И потому каждое движение важно само по себе, каждое – приближает к цели. Актер Но, если он мастер своего дела, шаг за шагом ведет зрителя к тому состоянию, которое позволяет пережить "красоту Небытия", увидеть невидимое, услышать неслышимое.
Структура сознания, ощущение точечности мира (сингулярности) не могли не сказаться на структуре языка. По свидетельству А. А. Холодовича, "японское имя – это слово, в котором отражено единство целого и части, т.е. то понимание, где единица и множество если и имеют место, то присутствуют на заднем плане, в тени, "вне светлого поля сознания". И это – господствующее отношение в японском языке" [