Т. П. Григорьева

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   33
99].

От чего же следует "освободить" дао, можно ли его освободить от чего-либо, когда оно абсолютно чисто и "в применении неисчерпаемо?" Это при помощи дао очищается сознание, недаром же его называют "инструментом (ци)" мира. Это дао распутывает запутанное, как можно перевести иероглиф фэнь, прозвучавший как "хаотичность", а означающий быть "смешанным", "запутанным", и иероглиф цае – "развязывать", "распутывать", "освобождать".

Не мог сказать Лао-цзы и такой, например, фразы из 20-го чжана: "О! Как хаотичен (мир), где все еще не установлен порядок" (знакомый ход мысли). У Лао-цзы на сей раз стоит иероглиф хуан (почему-то не смущает переводчиков, что разными иероглифами обозначалось то, что они переводят одним словом "хаос"). Хуан можно понимать как "достигать мастерства" и одновременно – "бушевать", "повреждать". А смысл фразы примерно такой: "И когда этот переполох закончится" (букв. "центрируется" – в подлиннике стоит иероглиф янь). Перед этим в 19-м чжане, как раз идет речь о том, что от учености все печали:

"Когда будут устранены мудрствование и ученость,
народ будет счастливее во сто крат;
когда будут устранены человеколюбие и справедливость
(имеются в виду досужие разговоры добродетелях – Т.Г.),
народ возвратится к сыновней почтительности и отцовской любви;
когда будут уничтожены хитрость и нажива,
исчезнут воры и разбойники.
Все эти три вещи (происходят) от недостатка знаний.
Поэтому нужно указывать людям,
что они должны быть простыми и скромными,
уменьшать личные (пожелания) и освобождаться от страстей"

Вот какой "хаос" имеет в виду Лао-цзы – творимый человеческим неведением или лжезнанием. Об этом же говорится в §16, 53, 55 и др. Но §19 и 20 резонируют, последний – эхо предыдущего. По мысли Лао-цзы, когда полагаются на слова, все запутывается, меняется местами – правда и ложь, добро и зло. А когда разбушевавшаяся стихия слов обретает свой центр, устойчивость в дао, все становится на свои места, входит в свое русло. Когда люди "устанавливают порядок", тогда и начинается хаос. Об этом довольно прозрачно говорится в §32:

"Постоянное дао безымянно.
Сколь оно ни мало,
никто в Поднебесной не может подчинить его.
Если знать и правители чтут его,
то все вещи сами собой упорядочиваются
(букв. Бинь – "становятся гостями").
Благодаря правильному взаимодействию Неба и Земли
ниспадает нектар (или – благотворная роса орошает землю)
и народ сам по себе, без приказаний выравнивается.
При начальном разделении появились имена.
Чем дальше, тем больше.
И не знали, как их остановить.
Если знаешь, как их остановить,
избежишь опасности.
Поднебесная следует дао,
все равно как реки и ручьи впадают в море".

Очень интересен комментарий к §32: Безымянное дао – есть отрицание Логоса (слово "логос" рядом с иероглифом "имя", естественно, пишется катаканой). В его основе лежит трудно-определяемое хунь-дунь (и рядом катаканой – хаос). Это всеобщая изначальная природа (син, яп. сэй), лежащая в основе всего, в ней еще нет ничего искусственного, она пребывает в чистом, первозданном виде, пока "хаос" изначального дао не был рассечен, как мечом, человеческим Логосом. Тогда и появился мир имен (хотя и прибегают японцы к европейским понятиям, но своим укоренившимся идеалам не изменяют).

Итак, продолжают комментаторы, каждая вещь в мире слов получила свое наименование, и появились различия, разделение всего на противоположности, что и явствует из § 1, 4, 15, 28 и др. В основании мира Логоса лежит мир Хаоса (трудишься годы, а японцы одной фразой излагают суть!) Мир дао у этого мира имен (различий и противоречий) вызывает недоумение. Мудрец, убедившись в противоречивости и ограниченности мира слов, отвергает его; предпочитает господству монарха недеяние совершенномудрого. Лишь когда управляет мудрец, посредством недеяния воцаряется истинный мир [100].

Но вернемся к тексту §25 "Даодэцзина". Дао не имеет пары, оно одиноко и всеобще, прядет себе мир бесконечной нитью. Дао – самоестественно, ничему не противостоит и ничему не "подчиняется". "Человек следует земле, земля – небу, небо – Дао, а дао – самому себе (цзыжань)", – так завершается этот чжан. Дао занято мироустроением; благодаря чередованию инь-ян происходят Перемены и мир движется к добру, совершенству. Так свидетельствуют тексты, в частности §41:

"Дао скрыто и безымянно, но только оно может привести все существа к добру".

Не отсюда ли, кстати, диалогичность одной культуры и монологичность другой? Диалогичность приводила к творческому спору, к выяснению истины через столкновение мнений, в конце концов к ломке установленного, к смене структур (но не самого дуализма). Монологичность же (некий полицентризм: каждый следует своему дао) не располагает к спору и обусловливает большую свободу от другого, от не-я. "Каков человек, таков и мир, каков мир, таков и человек". Следующий путем Слова нуждался в оппоненте. И гениальные умы кому-то возражали, кого-то опровергали, спорили, пусть неявно, но неизменно (по закону отрицания отрицания). Гений завязан на своей эпохе и вне времени не может быть понят до конца.

В Китае же каждый мудрец Одинок, независим от времени, "самоестествен" (цзыжань), следует собственному дао. У мудреца бывают ученики, последователи, они продолжают жизнь учения (конфуцианство, даосизм и т. д.), но сами мудрецы Одиноки, как дао. Полярная звезда, по Конфуцию, пребывает в покое, потому остальные звезды вращаются вокруг нее ("Луньюй", II, 1). Но это особое Одиночество, не от недостатка, а от полноты, – то, что в буддизме называется просветленным одиночеством ("вивикта дхарма"). И по Конфуцию: "Совершенный человек (цзюньцзы) одинок, но всеобщ", – совершенный человек заботится не о групповых, а о всеобщих интересах, связан не с группой, а со всем миром, как и дао-человек.

Мудрецы были не проповедниками, а проводниками, как о том сообщает Конфуций: "Излагаю, не творю. Люблю древность и следую ей". И привычка к странничеству не от непривязанности ли к месту и времени? Как сказано у Чжуан-цзы:

"После того как (он) познал бы отчужденность (непривязанность – Т.Г.) от Поднебесной, я бы (Одинокая Женщина) снова его удерживала, и через семь дней (он) сумел бы (познать) отчужденность от вещей. После того как познал бы отчужденность от вещей, я бы снова его удерживала, и через девять дней (он) сумел бы познать отчужденность от жизни. (Познав же) отчужденность от жизни, был бы способен стать ясным, как утро. Став ясным, как утро, сумел бы увидеть единое. Увидев единое, сумел бы забыть о прошлом и настоящем. Забыв о прошлом и настоящем, сумел бы вступить (туда, где) нет ни жизни, ни смерти" ("Чжуан-цзы", гл. 6).

Такова позиция конфуцианца и даоса. Что уж говорить о буддизме, который укрепил в людях ощущение Свободы, непривязанности к миру внешнему.

Это обще всем мудрецам, и отшельникам, пустынникам. Вспомним Одиночество Христа, гонимого фарисеями, но и не понятого народом: "В мире был, и мир через него начал быть, мир Его не познал" (Ин., 1, 10). Есть то, что Едино, и то, что различно. Если поймем, что исповедовали народы, поймем и то, что их объединяло, и то, что их разъединяло.

Но все же что делает дао вечным? Не то ли, что, находясь "в бесконечном движении, не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается (к своему истоку)"? Знание Предела, который не случайно называют Великим (Тайцзи). Неотъемлемое свойство дао – возвращение к истоку, и последовательное, и одновременное движение туда-обратно (шунь-ни, или инь-ян), по спирали, делает эту модель жизнеспособной, вечной в пределах Жизни. Она не плод досужего ума, а закон самой природы (ее, говоря словами В. С. Спирина, график).

Дао и позволяет избегать губительной односторонности, остановки: процесс жизни безостановочен и двусторонен. Все следует движению "туда-обратно", все колышется, как волны океана, как прилив-отлив; все пульсирует в такт сердцу человека, вдоху-выдоху, движению-покою. Это, по-моему, и обусловило разницу парадигм. Греки не знали Великого Предела и во всем доходили до конца. Китайцы же постоянно имели в виду, что "в крайнем пределе холод замораживает, в крайнем пределе жар сжигает" ("Чжуан-цзы", гл. 21). Не нарушить дао, не прервать Единое, для чего нужно вовремя повернуть обратно, чтобы действовать в унисон с Природой, не идти наперекор, не нарушать естественность. Как об этом говорится в §24 "Даодэцзина":

"Кто поднялся на цыпочки, не устоит.
Кто широко расставил ноги, не сможет идти.
Кто сам себя выставляет на свет, не светится.
Кто сам себя превозносит, не внушает доверия.
Кто кичится умением, не достигает успеха.
Того, кто сам себя возвышает, не признают.
Для пребывающего в дао – все это пустые хлопоты.
Такие у всех вызывают неприязнь.
Поэтому вставший на путь не делает этого".

Все имеет свою естественную форму, и тот, кто пренебрегает ею по неведению, жалок и смешон, но и опасен для людей. Каждое явление, достигнув высшей точки, начинает обратный путь, и нужно, чтобы человек понимал это и действовал сообразно, чтобы не выпасть из Целого, не быть им отторгнутым. Об этом и §40 "Даодэцзина", который тоже, к сожалению, неверно переведен (мне уже приходилось об этом писать): "Превращение в противоположное есть действие дао". Видимо, смущало слово фань, которое в современном языке значит "анти", хотя также – "повернуть обратно". Но современное сознание, привыкшее акцентировать крайности, не ведает Середины. У китайцев же времен Лао-цзы не было понятия "противоположное", ибо инь-ян не противоположности в строгом смысле слова, они присутствуют друг в друге, порождая соответствующий тип связи всего со всем, – не противостояния и столкновения, а постепенного перехода, чередуемости. То одного больше, то другого; не так, чтобы одна сторона вытеснила или уничтожила другую. Это привело бы к разрыву Единого, прервалась бы "нескончаемая нить" дао. (Если бы осталось одно инь, то наступила бы смерть, если бы осталось одно ян, то наступило бы бессмертие, но не за счет уничтожения инь. Если верить учению даосов, бессмертные аккумулировали чистую энергию ян из космоса; следуя дао, накапливали чистое ян-ци, что и позволило им воспарять.)

Итак, §40 "Даодэцзина" следует понимать как "Возвращение к истоку (корню-истоку – гэнь-юань, яп. конгэн) есть свойство дао". Т. е. дао осуществляется недеянием, ненасилием, несовместимо с подавлением одного ради возвышения другого, с принципом господства-подчинения, к которому располагает изначальное "архе", воля к власти. Наоборот, говорит Лао-цзы (§34):

"С любовью воспитывая все существа,
дао не считает себя их господином.
Оно никогда не имело своих желаний,
поэтому его можно назвать ничтожным.
Все сущее возвращается к нему,
но оно не властвует над ним.
Его можно назвать Великим.
Оно становится Великим,
потому что не считает себя таковым".

Или §51:

"Дао почитаемо, дэ ценимо,
потому что они не отдают приказов,
а следуют естественности...
Создавать и не владеть,
творить и не превозносить себя,
являясь старшим, не повелевать –
вот что называется глубочайшим дэ".

Один чжан притягивает другой и приводит к §16, где говорится о Постоянстве (чан): "Достигни предельной пустоты, утвердись в покое, и все вещи будут сами собой чередоваться, а нам останется лишь созерцать их возвращение. Хотя вещей: неисчислимое множество, все они возвращаются к своему истоку. Возвращение к истоку назову покоем. Это значит – возвращение; к велению ("веление неба")".

Согласно японскому комментарию:

Пустота сердца, достигая предела,
Хранит покои недеяния.
Сколь ни пребывает все в движении,
Видишь, что возвращается в дао.
Сколь ни разнообразна смена образов,
Все сами по себе вернутся к истоку.
Возвращение к истоку называется "покоем".
Назовем покой – недеянием.
Покой есть "веление".
Это значит – вернуться к изначальному состоянию.
Возвращение к велению называют "постоянством"
Или – вечностью, бессмертием [101].

Продолжаю §16:

"Возвращение к велению называется Постоянством (чан, яп. цунэ).
Звание постоянства назову просветленностью (мин, яп. мэй) [102].
Не знающий постоянства своим неведением творит зло (син, яп. кё)
(в японском комментарии, говорится, что не знающий Постоянства, или непробужденный, своими слепыми действиями ведет народ к гибели – Т.Г.).

Имеющий Постоянство – терпим (жун, яп. иру)
(японцы комментируют: имеющий великодушие – беспристрастен, справедлив, бескорыстен, отказывается от своего "я" – муси).

Терпимый – справедлив.
Справедливый становится ваном.
Ван становится Небом.
Небо становится дао.
А если есть дао, есть и долговечность.
До самой смерти не будет беды
(японский комментарий поясняет: если справедлив и бескорыстен, то получишь дар (дэ) вана; а если обладаешь даром вана, то становишься широким, как Небо; если становишься широким, как Небо, то достигаешь единства с недеянием дао; достигая единства с недеянием дао, становишься вечным, бессмертным; до скончания тела можешь жить спокойно)" [103].

"Постоянство" присуще природе вещей; человеку присущи "пять постоянств" (учан). Постоянна изначальная природа вещей (син), где все пребывает в равновесии (хэ) и каждое явление имеет свою структуру (ли). Под словом "справедлив" (так я перевожу иероглиф гун, яп. ко) имеется в виду "справедлив к народу", о чем не раз напоминает Лао-цзы, как, скажем, в §27 "Даодэцзин":

"Поэтому мудрец (шэнжэнь, яп. сэйдзин) пребывает в Постоянстве,
делает добро, спасает людей, не пренебрегает ими.
Пребывая в Постоянстве, делая добро,
спасает все существа, не отбрасывает их.
Это называется быть Просветленным.

Вот почему добрый человек – учитель недобрых,
а недобрые служат ему опорой.
Если такого учителя не уважают
или если он не чувствует любви к недобрым, то,
сколь бы ни был умен, впадет в заблуждение.
Это называется сокровенной истиной".
(Есть все же общее с христианским смирением и идеей "возлюби ближнего своего".)

С §27 перекликается §49:

"У мудреца нет неизменного сердца.
Сердце народа (букв. крестьян, яп. хякусэй) становится его сердцем.
Добрым делаю добро и недобрым тоже делаю добро.
Благодаря дэ доброты.
Искренним я верю и неискренним тоже верю.
Благодаря дэ искренности.
Мудрец без остатка отдает свое сердце Поднебесной
(букв. – "смешивает" – хунь).
Он весь сосредоточен на народе.
Они все для него как младенцы".

Вот эту "смешанность" сердец, когда сердце мудреца становится единым с сердцем народа, японский комментарий называет хунь-дунь и приписывает рядом катаканом – "хаос" [104].

Зло не искореняется злом. Отвечая на зло злом, лишь увеличивают энергию космического зла и затрудняют действие светлой энергии дэ. По сути, Лао-цзы говорит о том же, что и Л. Толстой и Ганди, – цель не оправдывает средства, только на присущем ему языке.

§49 перекликается и с §62:

"Дао – глубокая основа всех вещей.
Оно сокровище добрых и защита недобрых людей".

Мудрец подобен дао ("Даодэцзин", §77):

"Небесное дао напоминает натягивание лука.
Когда понижается его верхняя часть,
поднимается нижняя.
Оно отнимает лишнее и отдает отнятое
тому, кто в нем нуждается.
Небесное дао отнимает у богатых и отдает бедным
то, что у них отнято.
Человеческое же дао – наоборот.
Оно отнимает у бедных и отдает богатым
то, что отнято.
Кто может отдать другим все лишнее?
Это могут сделать только те, кто следует дао.
Поэтому совершенномудрый делает
и не пользуется тем, что сделано,
совершает подвиги и себя не прославляет.
Он благороден потому, что у него нет страстей".

Но что предшествует этому? Что делает возможным такое возвышение Человека, когда он становится вровень с Небом и Землей? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться к тому, с чего мы начали, – к §42. (И на сей раз приходится останавливаться на неточностях перевода. Итак, переведено: "Дао рождает одно, одно рождает два, два рождают три, а три рождают все существа. Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию" [105].) "Одно", согласно примечанию, "означает хаос, состоящий из мельчайших частиц ци, как первоначальной формы существования дао" [106]. Следовательно, элементарный логический ход – "дао рождает одно" означает "дао рождает хаос". И переводчика не смущает, что в предыдущем (41-м чжане) сказано: только дао "способно помочь (всем существам) и привести их к совершенству". Получается, только хаос способен привести к совершенству!

Согласна, инструментом формальной логики не раскрутить древние сакральные тексты, но все же... Скажем, у Лао-цзы отсутствует последовательная, причинно-следственная связь, по принципу которой выстраивает явления линейное, дискурсивное мышление. Это, конечно, осложняет задачу, но все же не делает ее невозможной.

У Лао-цзы речь идет о трех состояниях мира, неявленного и явленного, которые присутствуют друг в друге – одно в другом. С самого начала все было едино и не едино одновременно, ибо потенциально все уже есть в Едином, пребывает в покое, невидимо. Этим формам предстояло проявиться (другое дело – зачем). Но так уж устроено "Одно", оно обладает свойством делиться на два, начиная с клетки (инь-ян), кончая Поднебесной (Небо-Земля), чтобы две половины могли прийти во взаимодействие и породить "третье" – совершенного человека. Приходя во взаимодействие, обе половины порождают "третье", вновь сливаясь в одно, образуют целое, но уже другого порядка. Это "третье" – уровень множества, но такого множества, которое покоится в единстве: микромиры, сохраняющие причастность Целому благодаря внутренней сопряженности и тенденции возврата к Единому ("возвращение к истоку есть свойство дао"). Притом возвращение не по типу колебания, чередования инь-ян (одно инь, одно ян и есть путь), а, так сказать, абсолютное возвращение к изначальному состоянию Небытия. Недаром "три" символизирует Небо в отличие от "двойки" – символа Земли.

Образуется многоуровневый процесс: в одном бесконечно! большом круге, пребывающем в Покое, вращаются в противоположных направлениях микроэлементы жизни, инь-ци и ян-ци (наподобие двойной спирали ДНК). Нам нелегко себе представить Одно в качестве Целого – одновременно бесконечно большим кругом и точкой. Это, по-моему, не всегда принималось во внимание даже такими крупнейшими буддологами, как Ф. И. Щербатской:

"Мы можем приписывать действительное. истинное бытие только... неделимым уже частицам. Материя слагается из атомов вещественных, материальных, а душа – из атомов духовных. Как в куче зерна нет ничего более, кроме тех зерен, из которых она состоит... Только наша привычка, или ограниченность нашего познания, приписывает целому какое-то особое бытие... Итак, никакого единства в мире душевном, никакой сплошной или вечной материи в мире физическом. Все существует в отдельности, все само по себе. Эти элементы Будда назвал "дхармами"" [107].

Видимо, научное мышление подходит, к новому Пределу, к качественно иному пониманию Целого, принимая во внимание единое поле и целостность как внутреннее свойство. Все есть целое по своей природе (только не каждый знает это), все одновременно единично и едино, внутренне сопряжено, всему присущ свой Закон (ли), который индивидуален, неповторим и всеобщ одновременно. Центр везде, в каждой точке, что делает ее независимой и единой с другими, созидающей общее поле (потому куча зерна, как и одно зерно, есть целое). Переосмысление природы Целого позволит перейти с уровня множественности ("дурной бесконечности") на уровень Единого, благого, позволит множеству успокоиться в единстве.

Но вернемся к §42 "Даодэцзина": "Дао рождает одно, одно рождает два, два рождает три, а три рождает все существа. Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию" (еще раз хочу сказать, что осмысление модели инь-ян облегчило бы задачу не только востоковедов, но и ученых, занятых поиском единой картины мира). Во-первых, нельзя ставить в ряд инь и ян, ибо они едины, присутствуют друг в друге, и разнонаправлены – центробежная и центростремительная силы, инерция и энергия. В тексте сказано: "Все вещи несут на себе инь (букв. – "на спине", обволакиваются инь), проницаемы ян (букв. – обнимают ян)", И "все существа" не "наполнены ци" (такой перевод – следствие все той же дихотомии, отделившей форму от содержания): ничто ничем не наполняется, а все есть ци. В тексте же сказано: "Изначальное ци (чун ци) образует гармонию (хэ)".

В нескольких знаках Лао-цзы передал Путь мира, всеобщий Закон, которому следует Поднебесная в целом и каждая вещь в отдельности. Мудрец пребывает в Постоянстве, и потому ему, открыта абсолютная Истина и речения его Постоянны, не убывают со временем и не теряют смысла. Лао-цзы не уточняет, что значит "одно", "два", "три" ("названное имя не есть постоянное имя"). "Одно" – это Все в непроявленной форме, откуда все образуется (в отличие от исходной субстанции греков: вода Фалеса, огонь Гераклита, воздух Анаксимена). Китайских мудрецов интересует не субстанция, не вещество, а процесс возникновения-исчезновения формы, развертывание мира, единство которого в чередуемости Перемен. Они не писали поэм о "Метаморфозах", но стремились понять их Закон.

Это для нашего мышления важна отправная точка (Начало – архе; "В начале было Слово"), а для Лао-цзы – нет. Обозначенное всегда относительно, всегда меньше необозначенного ("явленное дао не есть постоянное дао"), т. е. ни словом, ни знаком нельзя передать полноту Бытия. Поэтому Лао-цзы не уточняет; "одно", "два", "три" не столько числа, сколько универсальные состояния, фазы мира. "Одно" раздваивается, но не абсолютно, в одной половине всегда присутствует другая, порождая третье, воссоединяется в нем. Триединое – формула становления мира и ключ к пониманию любой ситуации, устремленной к непротиворечивому состоянию, к преодолению всякой двойственности во имя полноты Единого. Таков конечный идеал.

Если говорить конкретно, "одним" может быть изначальное ци до проявления инь и ян. "Два" могут быть "Небом" и "Землей", а могут быть инь и ян; "три" может быть Человек, триединый с Небом и Землей, может быть и гармоничное ци, прошедшее стадию двойственности, порождающее все вещи [