Ноября 2008Г. Параграф 34. Щедровицкий П. Г

Вид материалаЛекция

Содержание


Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
А) Социальными
В2) Культурносоциальные структуры.
По-видимому, при деятельностном подходе, на этом уровне детализации схем, не может быть никаких других объектов, помимо перечисл
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3



ЛЕКЦИЯ 15 07 НОЯБРЯ 2008Г.


Параграф 34.


Щедровицкий П.Г.

Мы с вами предыдущую лекцию сфокусировали на одной идее, а именно на идее смены онтологической картины. У меня получается, что это 34-й параграф. Я бы хотел сконцентрировать ваше внимание на одном конкретном аспекте смены онтологической картины. А именно на роли эмпирического материала в этой смене. При этом считаю, что развернутый фрагмент из лекций 66-го года про понятие Онтологии в системе научно-предметной организации мышления и деятельности, косвенно указывает на эту связь. Т.е. на связь онтологической картины и эмпирического материала. Что касается эмпирической истории кружка в переходный период 59 – 62-й год, то считаю эту концептуально зафиксированную связку ключевой для процесса смены онтологической картины, и перехода от многоуровневых схем знания к схеме воспроизводства деятельности и трансляции культуры. Для себя нарисовал вот такую конструкцию:





Есть онтологическая картина 1, достаточно жестко сочлененная с эмпирическим материалом 1. Дальше начинается процесс переноса этой онтологической картины на эмпирический материал 2, и в ходе этого переноса, онтологическая картина как бы расщепляется. Т.е. у нас остается пласт интерпретаций в рамках той онтологической картины, которая была, и одновременно начинает формироваться новый пласт интерпретаций, в том числе категориальный, в онтологической картине 2. И затем переход, в ходе которого оформляется онтологическая картина 2, и эта онтологическая картина 2 жестко связана с еще одни эмпирическим материалом. Т.е. один тип эмпирического материала способствует отрыву онтологической картины от исходного материала, а второй тип, собственно, конституирует и закрепляет саму эту онтологическую картину в ее новых прорисовках.

Я не буду сейчас вдаваться в подробности, сразу скажу, как я вижу решение. Я утверждаю, что вот этим эмпирическим материалом 2 был материал педагогический. А материалом 3 стал материал семиотический. А еще более определенно, материал языковедения и лингвистики. Значит, педагогический материал, т.е. попытка перенести ключевые схемы содержательно генетической логики и стоящие за этим интерпретации мышления в классную комнату, привели к тому, что исходная схема, т.е. схема знания, перестала быть доминирующей, и возник новый комплекс интерпретаций. Тот комплекс интерпретаций, который мы связываем с идеей деятельности и дальше схемой воспроизводства деятельности и трансляции культуры. Перенос всего этого, параллельно и частично последовательно на эмпирический материал языка, привел к тому, что схема воспроизводства деятельности и трансляции культуры приобрела более жесткий и артикулированный характер, который мы уже имеем сегодня. Дальше можно было двигаться двумя разными путями. Первое, можно было двигаться последовательно. Т.е. сначала проработать ту интерпретацию схемы воспроизводства, которая возникает в связи с педагогикой. Это тексты 61-й, 62-й, 63-й года. Если помните, я цитировал вам в предыдущем семестре ротапринтное издание «О методе педагогического исследования игры». Причем цитировал в той части, в которой она касалась схемы знания и схемы многих знаний. Этот материал интересен тем, что, будучи опубликован в 63-м году, он синкретически соединяет в себе фрагменты рассуждений, относящихся как к этапу содержательно-генетической логики и теории мышления, так и к этапу теории деятельности. Вот тот раздел, который называется «Воспроизводство деятельности и трансляция культуры», практически без изъятий воспроизведен в «Педагогике и логике», т.е. в издании 68-го года. Это страница 32 и до страницы 40.

Как звучит этот фрагмент?


Верховский Н.

То, что она в 68-м году была издана, означает…


Щедровицкий П.Г.

Она не издана. Она была сдана в набор и рассыпана в верстке. По решению компетентных органов. Поскольку Георгий Петрович к этому времени умудрился подписать письмо известное, то книга была не издана. Поэтому она была переиздана Хромченко, в 93-м году, в той верстке, которая была сделана в 68-м году.


Верховский Н.

Она относится к промежуточному периоду?


Щедровицкий П.Г.

Вот смотри. Она готовилась как издание в 66-м, 67-м году, но этот раздел, просто я бы мог его с таким же успехом цитировать его и по 63-му году, и по работам 61-го и 62-го. Он без изъятий переносится из одного издания в другое. Ну и я сейчас зачитаю основной фрагмент. Здесь несколько страниц. И буду демонстрировать тот набор схем, который характеризует этот этап. После чего перейду ко второму фрагменту, т.е. фрагменту, связанному с этой семиотической трактовкой, и вы почувствуете определенную разницу. Тактически можно двигаться следующим образом. Можно двигаться по этим этапам. Итак, грубо говоря, две трактовки схемы воспроизводства деятельности и трансляции культуры. Одна педагогическая, или ориентированная на интерпретацию. Причем, обратите внимание, в общем, рамочную интерпретацию. Вот этого промежуточного круга работ, связанного с попыткой применить содержательно-генетический подход и теорию мышления в учебном процессе. Когда-то у Каменского я прочитал очень хорошую фразу: дети приносят родителям правила. Такая точная интерпретация этой фразы, указывает нам на ту линию работ, которая связанна с возникновение нормативистской установки. Хотя, если вы помните большие фрагменты из ранних работ Георгия Петровича, то она через логику и через нормативистскую трактовку логики присутствовала с самого начала. Понятие нормы не возникло в 61-м году. Оно как установка на нормировку мышления, присутствует с самого начала. Вот этот момент, когда вы некую концептуальную модель знания и мышления, полученную на материале анализа исторических текстов, привносите в классную комнату, и начинаете по ней пытаться выстроить процесс обучения, автоматически выталкивает вас в рефлексию. Потому что у вас не получается что-то, а что-то получается. Вы начинаете передавать детям, людям, не имеющим никаких форм организации мышления и норм мышления, то, что описывалось как теория интеллектуально мыслительного процесса, на исторических прецедентах, в качестве формы организации их становящегося мышления. И тогда у вас автоматически возникает ситуация иная, чем была при трактовке ставшего мышления, не важно, Аристарха Самосского, Галилея, Кеплера или «Начал» Евклида. Вы сталкиваетесь с совершенно другой эмпирией, эмпирией освоения мышления. И вы вынуждены, с одной стороны, проблематизировать свои модели и схемы, а с другой стороны, вы в какой-то момент, вынуждены выйти в рефлексию по отношению ко всему этому процессу, и у вас в процессе этой рефлексии, нормативистская трактовка мышления, определенная типом эмпирической ситуации, начинает довлеть над любой другой. И вторая линия, это линия семиотическая, которая достаточно в развитом виде появляется в статье «О методе семиотического исследования знаковых систем» 67-го года, изданного в «Восточном языке». Эта логика вам понятна, и я могу вам ее сейчас воспроизвести, но, пользуясь приемом, который я уже здесь несколько раз применял, я начну с более поздней версии. Потому что, как мы с вами понимаем, очень часто ранние версии становятся более понятными с точки зрения более поздних версий. Итак, прежде чем вернуться к ситуации 61-го, 62-го года, а, собственно, в своих выступлениях, по культурологии и культуротехнике с системомыследеяетльностной точки зрения, 80-го года Георгий Петрович говорит о том, что сама схема возникла летом 61-го года, и доложена была в Томске в январе – феврале 62-го года. Но для того, что бы этот фрагмент поставить в некоторые рамки, я обратился к работе гораздо более поздней. Мы с вами ее уже смотрели, это том под названием «Программирование научных исследований и разработок» и, собственно, часть третья, которая носит название «Процесс воспроизводства деятельности и его схематическое представление», раздел 3.1. Там на странице 118 Георгий Петрович начинает изложение этого блока представлений:


Основным процессом в деятельности, конституирующим саму деятельность, как в качестве рамки существования для разных организованностей, так и в качестве объекта рассмотрения и исследования, является процесс воспроизводства. Он захватывает собой все, что существует в деятельности: материал, морфологию, структуры, связи и функции, процесс. В деятельность попадает все, что мы знаем - люди, машины, знаки, взаимоотношения, сама природа. Именно процесс воспроизводства включает все это в деятельность, и обеспечивает единство и целостность в рамках деятельности. В том числе, и в историческом времени. Благодаря процессу воспроизводства, деятельность сохраняет и удерживает свои структуры, включая структуру самого воспроизводства. Поэтому процесс воспроизводства накладывает свою печать на все структуры организованности деятельности. В силу этого, каждый акт деятельности, каждая цепочка и каждая система коллективной, кооперированной деятельности строится таким образом, что бы участвовать в процессе воспроизводства и поддерживать его. В наглядно целостном виде, процесс воспроизводства изображается в схемах, подобно схеме представленной на рисунке 3.1….


Справа несколько каналов трансляции норм, слева несколько ситуаций, или кружочков символически обозначающих ситуации деятельности, с афилированными с этими ситуациями позиционерами.











Схема воспроизводства деятельности трансляцией норм культуры.


Название схемы любопытно.


…Уже одна, наглядно фиксируемая структура этой схемы, изображающей деятельность в процессах воспроизводства, показывает, что в ней можно увидеть и прочертить объекты нескольких родов.

Первое, процессы трансляции эталонов, образцов, норм и т.д., и процессы реализации этих эталонов, образцов, норм, во всех социальных системах мыследействования, развертывающихся в различных ситуациях. И если эталоны, образцы и нормы можно считать единичными и уникальными, то их реализации, напротив, всегда являются множественными, они развертываются, с одной стороны, в синхронические ряды, различающиеся по месту, с другой стороны, в диахронические ряды, отличающиеся по времени.

Второе, ситуации социально-производственного мыследействования, в которых перед людьми ставятся и достигаются различные цели, решаются проблемы и задачи, существуют определенные организации, и всегда реализуются определенные эталоны, образцы и нормы. Ситуации мыследействования это ареал коллективных работ и коллективной жизни.

Третье, отдельные организованности, которые занимают свои места в мире эталонов, образцов и норм (этот мир обычно обозначается как мир культуры), и организованности, функционирующие и появляющиеся в мире социально-производственной ситуации, с одной стороны, под давлением этих ситуаций, а с другой стороны, под давлением эталонов и норм.

Четвертое, структуры связей между различными организованностями деятельности, расположенными как в пространстве культуры, так и в пространстве социальных реализаций. Эти структуры, очевидно, могут быть трех типов:

А) Социальными;

Б) Культурными;

В) Социокультурными.

И если мы учтем еще направленность этих переходов из одного пространство в другое, то последний тип распадается на два:

В1) Социокультурные структуры;

В2) Культурносоциальные структуры.

В дальнейшем, мы увидим, что это последнее различение играет существенную роль при анализе категории сложности изыскательских работ.

По-видимому, при деятельностном подходе, на этом уровне детализации схем, не может быть никаких других объектов, помимо перечисленных.

Важнейшим принципом структуризации всего, принадлежащего к миру деятельности, является разделение и противопоставление социального пространства и пространства культуры. Это разделение является важнейшим механизмом, обеспечивающим воспроизводство деятельности, и может быть зафиксировано, как принцип двойственного, по крайней мере, а, как правило, множественного существования всего деятельного: один раз в виде эталонов, образцов и норм культуры, а в другой раз в виде живых социальных процессов мыследействования. Этот принцип множественности форм существования всего деятельностного нельзя смешивать с принципом множественности знаний, с которым мы разбирались в предшествующих главах. Точно так же надо специально отметить, что в этом пункте, принцип множественности существования всего деятельного специфицируется еще дополнительным различением существования в виде организованности в мире культуры и существования в виде процессов в социальном мире. И эти планы предмето-онтологической интерпретации принципом множественности существования всего в деятельности надо будет обсуждать раздельно.

Можно сказать, что деятельность всегда существует в двух различных формах: в процессуально-кинетической и в организованностно-статической. Первую, можно считать принадлежащей деятельности по сущности, или по природе. Вторую, инобытием деятельности, как говорил Гегель, или деятельностью в «превращенных формах», по терминологии Карла Маркса. Это обстоятельство в разных формах неоднократно отмечалось в философии. Но сама идея двойного существования всего деятельного, его подлинного бытия и инобытия, с большим трудом проникает в науку и научные исследования. Рассудочное сознание относится ко всем этим определениям, в лучшем случае, как к метафоре, но чаще, склонно видеть в них какую-то мистическую манеру мыслить. Однако, здесь нет никакой мистики и это определение не метафора. Наоборот, оно является предельно точным и строгим, ибо анализ механизмов воспроизводства деятельности показывает, что процессы деятельности, протекающие на разнообразном материале, оставляют свои следы в виде знаков и вещей (которые по сопричастности, тоже знаки особого рода). Эти процессы запечатлеваются в них и как бы откладываются и застывают в них на некоторое время. А затем, все эти знаки и вещи вновь оживают, становясь элементами живых процессов деятельности, и при этом во многом определяют и предопределяют характер самих процессов. Эти новые процессы деятельности опять застывают в виде знаков и вещей, которые снова оживают в последующих процессах. И так повторяется вновь и вновь. Система деятельности непрерывно пульсирует, переходя от живой формы своего существования в застывшую, и обратно. Попеременное, и вместе с тем параллельное существование в этих двух формах, и есть подлинное существование всего, что принадлежит миру деятельности – машин, орудий, речи, языка и даже самих людей.

Но так как две формы их существования – процессуально-деятельностная и предметная – разительно отличаются друг от друга, объединение их в одно целое и анализ их отношений и связей друг с другом, казались всем исследователям, просто немыслимыми. Научный рассудок брал либо одно, либо другое. Но тогда, в итоге, всегда оказывалось, что нельзя проанализировать и понять ни того, ни другого.

Сейчас рассматривая все сквозь призму воспроизводства деятельности, этот результат не трудно объяснить. Ведь, если машины, вещи, знаки и сами люди являются застывшими формами живой деятельности, ее отблеском, или инобытием, то естественно, что они не могут быть поняты и объяснены сами по себе, вне их отношения к живой, процессуально развертывающейся деятельности. Но, точно так же, и живая деятельность не может стать предметом самостоятельного научного исследования, когда она берется изолированно от фиксирующих и организующих ее орудий, машин, знаков, способностей людей. Ибо, с одной стороны, эти орудия, машины, знаки и способности являются необходимыми условиями и элементами ее существования как деятельности. А с другой стороны, в силу существующих сейчас способов познания, она может быть отражена и воспроизведена в знании, не иначе как через формы своего инобытия, через застывшие формы вещей, орудий, знаков и способностей людей. К тому же, как уже было отмечено, системная целостность и законосообразность всех социальных и культурных объектов, обусловлены их двойственным существованием, переходами от живой формы в застывшую или, как писал Гегель, в ставшую или успокоившуюся. Поэтому, выделяя одну из этих форм, как некую составляющую целого и отделяя эту форму от другой, мы не можем обнаружить ни механизмов, ни закономерностей их жизни, в частности, механизмов и закономерностей функционирования и развития. И наоборот. Зафиксировав двойственное существование всего деятельностного и деятельности как таковой, беря в качестве принципа исходного теоретического факта, обе ее формы существования и связи друг с другом, и с точки зрения объединяющего их процесса воспроизводства, мы можем надеяться определить основные механизмы и процессы происхождения, функционирования и развития всех организованностей деятельности и действия. Можем надеяться объяснить их строение и организацию теми функциями, которые они выполняют в процессе воспроизводства деятельности и в процессах ее непрестанного усложнения и развития.

Исключительно важным и принципиальным, в контексте этого анализа, является различение норм и реализации, фиксирующее основную инвариантную структуру деятельности и, одновременно всего, что существует в ней и вместе с ней (рис. 3.2.).





Рис. 3.2. Схема «норма – реализация», как важнейший структурный элемент системы воспроизводства деятельности.


Связка нормы–реализации является частью структуры воспроизводства с трансляцией элементов культуры. Взятая относительно общей схемы воспроизводства, она выступает как изображение определенной организованности внутри нее. Именно эта организованность, как мы уже отмечали, задает специфику культурного, с одной стороны, и социального с другой стороны. Одновременно членит все явления деятельностного мира на два класса, связанных между собой отношением норма–реализация. Вместе с тем, эта связка выступает как одно из важнейших категориально онтологических определений всех без исключений явлений нашего деятельностного мира. И таким образом, она накладывает определенную форму на содержание всех знаний о деятельностных явлениях и методы их получения. Ибо, от вида и характера онтологических представлений, как мы уже знаем, зависят, как возможные способы разложения объекта на отдельные системы, так и логические формы, собирающие знания об объекте в единую интегрированную систему.

Из этой онтологии вытекает целый ряд методологических требований. Простейшая единица всякого социокультурного объекта должна задаваться связкой из двух систем. Системой норм и системой реализации. Только эта связка обладает подлинным социокультурным существованием в деятельности. Отдельные элементы этой связки можно проанализировать и описать в технических целях. Но таким путем никогда нельзя выявить законы их жизни и, следовательно, построить науку о социокультурных объектах….


На полях хочу вам сказать, что у Фомы Аквинского есть очень интересный фрагмент рассуждения о том, что такое человек. Сейчас я не вспомню, конечно, страницы, но рассуждения очень похожи вот на это по структуре. Там есть такая очень смешная концовка или такой контрапункт, при переходе к следующему рассуждению, что проведенное выше рассуждение о различии и единстве тела, души и духа показывает, что это минимальная единица, а попытка разложить приводит к потере объекта. Потому что тело без души и духа, суть труп.


И наоборот, использование этой связки в качестве формы при построении схем объектов, снимает многочисленные парадоксы, выявленные разными социальными и культурологическими дисциплинами, и позволяет получать адекватные знания об объектах, являющихся организованностями деятельности.

В рамках связки норма-реализация получают естественные и законосообразные объяснения. Все зафиксированные факты двойного существования разных социокультурных объектов. Сопоставление двух способов их существования, взятых в полюсах отношения реализации, позволяет выделить в каждом таком объекте форму и материал. И таким образом, объяснить на схеме модели, как тождество нормы-реализации, так и их различие. Именно форма оказывается той общностью, которая, с одной стороны, связывает и объединяет оба эти способа существования социокультурного объекта в одно целое, так и, с другой стороны, устанавливает и фиксирует их тождественность. Исходным носителем формы является норма. Но в ней форма связанна с несвойственным ей материалом. Поэтому необходимого социокультурного объекта, удовлетворяющего принципу соответствия формы и материала – не получается. Норма оказывается лишь символом или знаком объекта. Но такой способ существования соответствует ее назначению и функции. Ведь смысл нормы в контексте процесса воспроизводства состоит только в том, что бы передать, перенести необходимую форму в социальный объект, создаваемый в процессе реализации. В своем исходном состоянии, последний выступает как материал и поэтому не имеет социального существования. Но, становясь материалом для оформления, предоставляя себя в качестве материала норме, т.е. в качестве того, в чем она должна реализоваться, он оформляется и благодаря этому приобретает определенность и полноту социального объекта. Одновременно, форма получает адекватную для социального объекта материализацию и вместе они дают нам полный и целостный социокультурный объект.

Таким образом, норма и реализация разнородны, как по материалу, так и по способу их существования. И именно как разнородные, включенные в разные процессы, обладающие разными траекториями движений, они связанны друг с другом в одно социокультурное целое и могут стать «естественным» объектом научного исследования.

Предположим, что мы дополнили представление об объекте исследования, выраженного в схематической форме, заданной на рисунке 3.2., еще одной связью, т.е. еще одним отношением, а именно связью, фиксирующей процесс образования нормы. Связью, идущей от нерасчлененного на форму и материал социального объекта, к выражению его в другом, не свойственном ей материале, а соответственно в другом объекте. В таком случае можно будет утверждать, что норма, рассматриваемая как система формально определенных единиц, является особой организованностью деятельности и средством организации социального объекта, в то время как сам социальный объект был процессом, и в исследовании должен был быть фиксирован в виде структуры.

Это превращение легко объяснить тем, что форма, отделяясь от социального объекта, теряет органически связанный с ним, и определивший ее материал. И что бы существовать и сохраняться дальше, она должна, умертвив все процессы, как определяющие, так и влияющие на нее, запечатлеть себя в строении какого-либо нового материала. То, что мы называем организованностью и является этим мертвым отпечатком динамической структуры исходного социального объекта в новом материале. Но этот материал тоже имеет свою жизнь. Хотя бы как материал нормы, используемой в процессах реализации. Что бы обеспечить лучшие условия такого использования и вообще всей жизни норм, их ставят в систему специально созданных отношений с другими нормами и их материалом. Так в пространстве норм создаются особые системы, отличающиеся от систем социальных объектов уже не только материалом своих единиц, но и всеми теми связями, отношениями, функциями и значениями, которые накладываются на каждую единицу нормативной системы ее окружением (см. рис.3.3.).





Рис. 3.3. Схема воспроизводства деятельности со связями нормировки.


Различие систем и естественно способов жизни нормы – реализации, образующих, вместе с тем, мета систему и мета целостности социокультурных объектов, позволяет без труда объяснить такие удивительные явления как, сравнительно устойчивую сохранность систем социокультурных объектов при непрерывных, разнообразных и часто весьма значительных изменениях входящих в них социальных объектов. Или, скажем, принадлежность многих автономных изолированных объектов мыследействования к одной социокультурной системе, при отсутствии каких-либо непосредственных связей между ними. Это же различие дает нам основание для разделения и разграничения таких понятий как «изменение объекта в системе», «развертывание системы», «развитие системы», а так же основания для фиксации на схемах объектов и объяснения различий и единства естественных и искусственных процессов и свойств в социальных объектах. Последний момент крайне важен еще и потому, что он дает возможность ввести понятия о кентавр-системах и их типах. Каждый такой тип задает особую логику связей знаний о социальных, культурных и социокультурных объектах.

Наконец, различение нормы реализации дает нам возможность представить строение реальных социальных, культурных и социокультурных объектов в виде структур, связывающих наборы разных организованностей, погруженных на разный материал или в виде наслоев (коллажей) разных организованностей, накладываемых на один и тот же материал. Так же на основе этого приема полисистемного анализа-синтеза разделять системные представления объектов и объяснять их полисистемные связи и взаимодействия.

В целом, анализ, предложенный на этой системомыследеятельностной основе, дает нам необходимое ограничение вопросов, которые могут быть поставлены в отношение социальных, культурных и социокультурных объектов. А они все, так или иначе, связанны со структурой нормы-реализации, а, кроме того, имеют необходимые представления о возможном строении и других логических характеристиках знаний, описывающих подобные объекты.


Какие вопросы?