Dialog of mentalities

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Михаил Васильевич Ломоносов сын России. Направляем Положение о конкурс, 55.99kb.
• Проблемам історії, теорії та інтерпретації давньої драми присвячені ґрунтовні праці, 121.98kb.
• Группа компаний “Диалог Плюс, 107.41kb.
• Стратегия и тактика зернового рынка – оценки рисков и потенциал развития директор ООО, 203.83kb.

об образе пространства расселения, которое зачастую было полиэтничным.

Понятие «коллективной исторической памяти», введенное в культурологические исследования А.В. Дахиным, констатирует, – «…для этнических сообществ характерно, что одним из «материалов», в котором воплощается их себя–именование и себя–выделение являются ландшафт, земля, территория», которые, в свою очередь, являются структурирующей первоосновой объектов градостроительной культуры.

Природа всегда ставила перед жителями прибрежных территорий выбор: гибель или солидарность. Реки всегда оказывались трансляторами того лучшего, что было создано во времени и пространстве, того, что накопило человечество в своих национальных культурах и закрепило в местных традициях градостроительства. При этом на архетипическом уровне передавалось ощущение национальной, т.е. родной принадлежности к конкретному месту с его ландшафтной неповторимостью, которое вызывало готовность людей оберегать и защищать свои земли.

На протяжении всей истории люди черпали силы к своим корням; чувство принадлежности к конкретному месту давало им ощущение безопасности и уверенности в будущем. Как правило, игнорирование и/или незнание многовековых национальных традиций планировки и застройки территорий, непрофессиональное вмешательство в исходную градостроительную среду нередко приводило к чрезвычайным и даже катастрофическим ситуациям, таким как затопление прибрежных территорий, активизация оползневых, карстово-суффозионных и иных процессов. Это чревато невосполнимой утратой этнокультурных памятников и возникновением этносоциальных конфликтов. Принцип освоения и организации пространства это устойчивый комплекс традиций, связанных с накоплением опыта, знаний, правил. Он сохраняется на протяжении многих столетий и включает в себя такие базовые понятия как степень ценности той или иной части территории, исходя из принципов ее сакральной маркировки, принятой данным этническим сообществом.

При изучении градостроительных процессов в пространстве полиэтничного региона необходимо, на наш взгляд, выявить критерии предпочтений конкретных местностей для длительного проживания разных этнических групп, а также те константы, с которыми связаны их градостроительные и архитектурные традиции. Поэтому при оценке преемственности или забвения таких традиций целесообразно применять к освоению территорий историко-генетический подход в сочетании с этноландшафтным. Изучение градостроительных и архитектурных артефактов как знаков трансляции и трансформации традиций важно для оценки изменяемости природных и социальных сред.

Традиции градостроительства как традиции организации пространства не единичного поселения, но взаимосвязанных регионов в бассейнах больших и малых рек складывались веками. Известно, что этносы складывались чаще в пограничных, маргинальных зонах, где сопрягаются не монотонные, а разнообразные ландшафты, но, тем не менее, человек обычно несет в себе память о национальном пространстве.

В условиях нарастающей урбанизации и масштабных техногенных воздействий важно учитывать ландшафтную и сугубо пейзажную основу восприятия населением региона пространства его жизнедеятельности. При этом следует учитывать адаптируемость групп населения как представителей разных этнических групп к урбанизированной среде во избежание ситуаций риска. Говоря о непрерывности культурных процессов, столь характерных для градостроительных культур, необходимо отметить, что – наследование является законом их развития. Изучение архитектурно-градостроительного наследия и его места в пространстве региона культуры, делает необходимым обращение к обширному историко-культурному, этнографическому, мифологическому, архитектурно-градостроитель­ному, художественному материалу.

Как показывают материалы Международного проекта «Великий Волжский путь», идея которого была выдвинута ЮНЕСКО и поддержана Советом Европы, а также администрациями поволжских регионов, базовым для этого проекта является историческое и современное знание об особенностях расселения этнических сообществ. Такого рода исследования необходимы как передаваемая традиция освоения территорий для размещения и формирования поселений.

■

Традиционная культура как фактор вхождения этноса
в глобализируемый мир

Савина Н.В.,

аспирантка ВГИПУ (Н.Новгород)

The subject of study in this scientific article is essence and specific of traditional culture of ethos and conformity to natural laws and mechanism of its function under existing conditions in globalization.


В условиях глобализации происходит отрыв культуры этносов от своих традиций, что ставит под угрозу само существование и развитие этносов. Естественное (для истории) существование и развитие этносов возможно только в условиях адекватности осуществляемой глобализации принципам гуманизма, только на основе традиционной народной культуры каждого существующего этноса и самого человечества в целом, а не на основе так называемого постмодернизма, принципиально отказывающегося от поиска смысла, истины и разума.

Глобализация есть формирование мирового порядка, характеризующегося слиянием национальных экономик в одну наднациональную экономику, размыванием полноты власти национальных правительств над ресурсами и результатами экономики своих стран, а значит, и государственных границ. В отличие от интеграции глобализация не признаёт никаких национальных границ, никакого права народа на свою свободную суверенность, в том числе и в решении вопроса о своей государственности, и навязывает людям разных этносов (в том числе и наций) космополитизм, забвение своих этнических корней, своего этноса. Сегодняшний глобализм как идеология и политика современной прозападной глобализации (прежде всего экономики, а затем и всего остального) выступает как прямое продолжение и завершающая фаза империализма. Ему открыло дорогу поражение советского строительства социализма в нашей стране, а как следствие – и в глобальной холодной войне. Глобализация культуры оказывается сегодня унификацией культур по американскому культурному образцу. А это означает неизбежно отрыв культуры этносов от своих традиций, что, в свою очередь, ставит под угрозу само существование и развитие этносов. Фундаментом общей культуры этноса, всей его исторически развитой (цивилизованной) культуры является традиционная культура народа. «Этнос – это потомки исторически наращивающихся уникальных определённых предков, имеющие одну историческую судьбу, одну, понятную для всех (как по вертикали, так и по горизонтали) речь, такую же культуру (т.е. одну и ту же историческую очеловеченность и одни и те же фундаментальные ценности) и ощущающие и осознающие себя именно потомками общих предков» (Табаков, 2004, с. 242). Для этносов (в том числе и для наций) обязательны: 1) родственность (пусть и мнимая, легендарная, мифологическая!), 2) непрерывность речи (словесности) предков, обеспечивающая понятность предков потомкам, 3) одна судьба в истории (единое, пусть и мнимое, легендарное и мифологическое, прошлое и будущее), 4) безотчётное ощущение и осознание и 5) более или менее одинаковое осмысливание этой судьбы, а через это – и всего остального мира, т.е. один и тот же менталитет (Табаков, 2004, с. 244). Каждый человек, к какой бы нации (этносу вообще) он ни принадлежал, постоянно ощущает (и безотчётно осознаёт) чувство родства с ней (со своей нацией, и вообще с этносом) просто потому, что отличает своих предков от предков других людей. В Истории чётко выделяются три уровня развития этносов: племена, народности и нации. Племя являлось надродовой общностью людей, живущих в то же время родами. Оно совпадало по составу образующих его индивидов с историческим надиндивидным организмом той эпохи – с общиной первобытных индивидов. При выходе же из первобытности растворение определённых племён, слияние их в однородную целостность, в которой не различимы уже племена, даёт нацию. Но процесс этого растворения долгий, он происходит в течение всего периода цивилизации сливающихся племен.

«Нация – это общность, получающаяся в результате растворения некоторого множества племён в одну целостную общность, в которой уже невозможно их различить и в которой они потеряли всякое значение» (Табаков, 2004, с. 244). От начала и до конца процесса слияния некоторых первоначальных (и примыкавших к ним) племен в нацию имеем народность, представляющую собой переходное – от племён к нации – образование. В условиях разделённости человечества на государства никакая страна не может жить самостоятельно, своим умом, своими интересами, если её народ не имеет адекватного осмысления как своих этнических интересов, так и возможностей для их осуществления в глобальном историческом масштабе, включающем как прошлое, так и будущее народа, страны и мира (Табаков, 2004, с. 33–37). Исторический суверенитет этноса отнюдь не предполагает своего осуществления только в виде государственного суверенитета. Следует последовательно проводить приоритетность принципа исторического суверенитета этносов, и именно и только этносов, а не государств, ибо этносы создают государства, а не наоборот. Это значит, что в многонациональной стране надо добиваться создания не государства «суверенных» государств, а Державы Суверенных Народов, сохраняющих в Державе своей исторический суверенитет, но отказывающихся в пользу Державы, в период пребывания в её составе, от своего государственного суверенитета (Табаков, 2004, с. 242).

Национализм – это проявление естественного родственного отношения человека к своей нации и забота, при прочих равных условиях, прежде всего о ней, а также, при тех же равных условиях, недопущение ущемления её интересов среди других наций (этносов вообще), что и будет, одновременно, защитой ее чести, достоинства и возвышенности. Национализм, одновременно, – это инстинкт самосохранения народа как нации и выражение этого инстинкта в его поведении среди других наций, осуществляющемся и в экономике, и в идеологии, и, тем более, в политике. Народная культура – эта сфера культуры этноса, которая вырабатывается, хранится и развивается после выхода из первобытности началополагающим трудовым народом и подвергается воздействию цивилизации в последнюю очередь. Она не тождественна с этнической культурой. Этническая культура – это просто часть культуры этноса, которая воспринимается им самим и соседними народами как специфичная только для данного этноса, отличающая его от других. Следует различать также понятия «этническая культура» и «культура этноса». В культуру этноса входят и иноэтничные заимствования, и общерегиональные черты, характерные сразу для нескольких народов, и, наконец, освоенные этносом общечеловеческие элементы культуры, а этническая культура, есть то главное, что отличает один народ от другого (Российский этнографический словарь). Без сохранения традиционной культуры этнос не сможет выжить в процессе глобализации. Отрыв от основы ведет культуры этносов к вымиранию, а тем самым, раньше или позже, и самого этноса как этноса. Чтобы этносы существовали, развивались и становились единой исторической общностью естественно, свободно и адекватно историческим потребностям и способностям всего человечества, они должны существовать, развиваться и сходиться в такую общность в процессе глобализации именно на основе своих традиционных народных культур. Гармоничное развитие народов в условиях глобализации возможно только при адекватности последней принципам гуманизма, предполагающим сохранение основ традиционной народной культуры каждого существующего этноса и самого человечества в целом.

Источники:

Российский этнографический словарь // URL: www.ethnomuseum.ru/glossary/

Табаков В.И. (2004) Историческое сознание этносов и его роль в историческом развитии общества // Проблемы формирования исторического сознания: Материалы IV Всероссийской научно-практической конф. Н. Новгород: Изд-во Волго-Вятской академии государственной службы. С. 33–37.

Табаков В.И. (2004) Русь спасёт социзм (сталинское строительство социализма). Н. Новгород: Изд. Гладкова О.В. С. 242–244, С. 255.

■

Историческое сознание или историческая память?
О мировоззренческих проблемах
культурной политики региона

Сидоров А.Н.,

к.ф.н., доц., зав.аспирантурой ВВАГС (Н.Новгород)

The cultural policy of region is the factor of formation of outlook of the person. The role of regions in carrying out of a cultural policy increases in modern conditions. One of factors of formation of historical consciousness – scientifically well-founded cultural policy of region considering specificity of region.


Проблема социальной роли исторической памяти активно обсуждается в научной литературе последних лет, на печатных и электронных страницах многочисленных средств массовой информации. Особенно эта проблематика стала актуальной в связи с событиями в прибалтийских республиках, вызванными отношением правительств этих государств к памятникам периода советской истории и, прежде всего, к памятникам воинам-победителям в Великой Отечественной войне, которые расположены на их территории. Подобные действия имеют далеко идущие последствия, и поэтому отношение к ним должно быть адекватным как со стороны российского руководства, так и со стороны российского общества в целом.

Вопрос об исторической памяти – вопрос широкий, имеющий глубинные основания, опосредованно связанный с различными сферами нашего общества. Проблема исторической памяти, ее роли и функционирования имеет отношение и к культурной политике, в том числе, и к ее региональному уровню.

Историческая память является реализацией исторического сознания, базирующегося на вполне конкретных мировоззренческих основаниях, в формировании которых как на научном, так и на обыденном уровне принимает участие и культурная политика. И если мировоззрение имеет устойчивый характер, однажды сформировавшись, оно сложно поддается трансформации, то уровень исторической памяти – это уровень, который наиболее подвижен и трансформируем. Что делает ее объектом манипулирования в интересах тех или иных социальных групп, политических партий, государственных институтов. Элементы подобного манипулирования мы встречаем повсеместно: от псевдоисторической и псевдонаучной литературы, рассчитанной на широкого, чаще всего слабо подготовленного читателя, до многочисленных телевизионных художественных и документальных фильмов, публицистических передач, в которых явно просматривается ничем не прикрытый социальный заказ вполне определенных властных элит. И вот уже советский период отечественной истории – аномалия генерального вектора всемирной истории. Никто, правда, не рискует аналогично отзываться об истории коммунистического Китая. Великую Отечественную войну выиграли исключительно штрафбаты, а весь остальной советский народ, вероятно, в это время отсиживался в тылу. А сколько всего сочинено о гражданской войне. Понятно, что гражданская война является трагедией в жизни любого общества, но и в гражданской войне есть победители и проигравшие. Проигрыш нужно принимать достойно. А умиляться над подвигами белогвардейцев, забывая о «белом терроре», представляя красногвардейцев способными только на кровавый «красный террор», есть, как минимум, не соответствие истории. Сложно себе представить современного американца, отрицающего победы северян и воспевающего подвиги проигравших, в своей гражданской войне, южан.

Какое отношение к этому имеет культурная политика? Дело в том, что культурная политика, даже на региональном уровне, может многое сделать для формирования реалистичной картины мира, объективного взгляда на те или иные исторические и культурные события, а это во многом влияет на формирование мировоззрения человека. Если учесть, что большинство регионов России являются регионами полиэтничными, поликонфессиональными и поликультурными, то просчеты в ее формировании и реализации могут приводить к серьезным негативным последствиям – межэтнической розни, межрелигиозным конфликтам, преследованию по этническому, конфессиональному и культурному признакам.

Каждый регион обладает огромным историческим и культурным потенциалом, способным воздействовать на различные сферы общественной жизни. Без учета всего многообразия исторических проявлений культуры и искусства невозможно сформировать полноценную многогранную личность. А многогранная личность чаще всего обладает сформировавшимся мировоззрением, которое предполагает объективную оценку, в том числе и исторического прошлого. Одним из важных направлений в развитии культурной политики в данном случае могут стать долгосрочные программы социокультурного развития региона, разработка которых должна основываться на полноценном анализе современного состояния культуры региона, выявлении основных тенденций в ее развитии. Соблюдение данных условий может привести к положительным результатам в культурном развитии населения региона, ответственному отношению к своему историческому прошлому.

■

Духовный потенциал традиционной культуры:
становление философской рефлексии

Сметанина Т.А.,

к.ф.н., доц., НГПУ (Н.Новгород)

For Russian philosophies interest to the themes of personality, moral and tradition stands in connection to the problem of upbringing with the idea of balanced development of the society. His criticism of individualism is based on the following points. Not an individual but the family is the basic unit of the society. Main criterion of development of the personality is not freedom but obligation (religious, civic, family). The notion of the obligation is not legal but moral or ontological. Ethically-religious idealism is connected with pragmatism: a man is to be brought up for life, not for creating a man – life-changer. The ideal of balanced personality and sufficient knowledge brings Pobedonostsev close to the ideas of I.V. Kireyevsky. Pobedonostsev’s critical judgment about traditional “obshina’s” institutions which formed the types of individuals in Russia basically differs from the points of slavianophiles. He considers the British model of culture (rights and the educational system) the example of harmonic relations of the interests of an individual and the society, which guarantees their balanced development. But European civilization includes mechanisms suppressing the development of an individuality: parliamentary and mass culture.


Проблема традиции и новаций в русской культуре – одна из ключевых для понимания ее специфики. С одной стороны, вплоть до XX в. значительная часть населения – крестьянство, сохраняет жизнеспособные формы традиционной культуры. С другой стороны, «катастрофичность» историко-культурного развития России, изобилующего периодами ломки традиции, откатами и рывками, не раз отмечалась исследователями. Во второй половине ХIХ в. Россия также переживала болезненный процесс модернизации – трансформации традиционного, аграрного общества в общество индустриального типа. Буржуазные реформы предполагали внедрение в массовое сознание новых, либеральных ценностей. Однако в России, с ее социально-политическими противоречиями и культурной раздвоенностью, они трансформируются, наглядно демонстрируя негативные последствия этого процесса. В интеллигентских кругах складывается весьма неоднозначное отношение к потенциалу отечественной национально-культурной традиции.

Именно «самобытническое», а затем «почвенническое» направление русской философии начинает разрабатывать проблему устойчивого, органического развития, коллективной памяти и роли культурной среды и традиции в формировании личности. Впервые эти проблемы были поставлены в ходе дискуссии между западниками и славянофилами, получившей широкий общественный резонанс. Впервые светские мыслители предпринимают сравнительный анализ различных типов личности, сложившихся в западно-христиан­ской и восточно-христианской культуре. Согласно К.Д. Кавелину, допетровская Русь не знала личностного начала, поскольку в ней господствовали родственные, семейные отношения, на которых строилась община, семейный и общественный быт, и, следовательно, отсутствовало начало борьбы, самоутверждения и самореализации. Таким образом, традиционные формы русской народной культуры рассматриваются как препятствие реализации христианского этического идеала личности.

Соглашаясь с тезисом о принципиальном отличии русской культуры от западной, славянофилы утверждают, что характер этого своеобразия благотворен для развития личности. Принципиально важно для них – доказать, что понятия индивидуализм и личность не тождественны. Индивидуализм – национальное романо-германское начало, развившееся в силу конкретно-исторических причин, политических и религиозных. По убеждению славянофилов, крестьянский общинный быт основан не на отсутствии личности, а на свободном и сознательном ее отречении от своего полновластия (Самарин, 1996., с. 443). В своей идеализации общины славянофилы исходили из того, что строй ее жизни вполне соответствует соборному началу православной церкви и реализует на практике православную идею «единства во множестве». Подтверждение тому они находят при анализе социальных, психологических и духовно-нравственных аспектов жизни крестьянского мира (Хомяков, 1989, с. 164–165).

Актуальность темы личности, морали и коллективной памяти для консервативных мыслителей состоит в связи с идеей органического развития социума. Критика индивидуализма строится на следующих положениях. Единицей социума выступает не индивид, а община (А.С. Хомяков), семья, церковный приход, (К.П. Победоносцев). Критерием развития личности и центральной этической категорией служит не свобода (как в либеральной концепции), а долг – религиозный, гражданский, семейный. Понимание долга предлагается не юридическое, а нравственно-онтологическое: он опирается на некие присущие народной душе нравственные инстинкты (Победоносцев, 1993, с. 5). Причудливое соединение прагматизма и религиозно-этического идеализма приводит к убеждению, что следует воспитывать человека для жизни, а не человека – преобразователя жизни. Важнейшая роль в воспитании отводится социокультурной среде. Отсюда и сословный принцип народного образования в концепциях И.В. Киреевского, А.С. Хомякова, К.П. Победоносцева. Они указывали на опасность маргинализации личности, воспитанной в традиционной культуре, но вырванной и нее европейской образованностью. Идеал цельной личности и цельного знания также сближает К.П. Победоносцева с идеями И.В. Киреевского. Центральной проблемой личностного становления русские религиозные мыслители считают формирование духовной цельности. Однако есть принципиальные различия в оценке К.П. Победоносцевым и старшими славянофилами традиционных социокультурных институтов, формирующих в России тип личности. Для А.С. Хомякова община выступала своеобразной моделью самоорганизации общества, способной взять на себя некоторые функции государства. К.П. Победоносцев рассматривает сохранившиеся формы общинного быта как анахронизмы, разлагающие человека нравственно, культивирующие социальное иждивенчество, он делает ставку на государство и церковный приход, подводя под это религиозно-антропологическое обоснование.

В пореформенный период рубежа ХХ–XXI вв. российское общество опять столкнулось с проблемами европеизации, модернизации, переосмыслением собственной национально-культурной традиции, поиском новых ценностных оснований культуры и форм инкультурации личности. Духовный потенциал традиции как важного фактора социокультурного развития вызывает пристальный интерес культурологов и социологов, экономистов и философов. Осмысление же современных реалий неизбежно отсылает нас к философской рефлексии отечественных мыслителей конца XIX–начала XX вв.

Источники:

Самарин Ю.Ф. (1996). Избранные произведения. М: Русская книга.

Хомяков А.С. (1989). О старом и новом. М. : Наука.

Победоносцев К.П. (1993). Великая ложь нашего времени. М.: Русская книга.

■

Социальные ценности
в структуре социальной памяти

Соколова Н.Л.,

к.ф.н., доц., ННГАСУ (Н.Новгород)

Понятие «социальная память» – понятие междисциплинарное. Оно активно используется философами, психологами, социологами, культурологами при обсуждении актуальных проблем человека, общества и культуры наряду с понятиями «коллективная память», «память общества», «историческая память», «культурная память», «память человечества», «коллективный мозг», «память мира». Имеется множество определений данного понятия. Например, социальная память – «совокупность социокультурных средств и институтов, осуществляющих отбор и преобразование актуальной социальной информации в информацию о прошлом (ретроспективную) в целях сохранения накопленного обществом опыта и передачи его от поколения к поколению» (Елизаров, 2000, с. 326). «Социальная память – память общества, связанная с внегенетическим наследованием корпуса знаний, ценностей и идеалов, форм деятельности общественного человека» (Волков, Поликармов, с. 207). Социальная память – «антропологический код культуры» (Тапатова, 2004, с. 153). Используется различная терминология – «социальный опыт», «социальное кодирование», «социальная информация», «механизм социальной памяти», «социализация», «социальное наследование», «социальная амнезия», «репродуктивная социальная помять», «реконструктивная социальная помять», конструктивная социальная память» и др. В поле зрения научных дискуссий попадают генезис и теоретические дефиниции термина «социальная память», структура, механизм и исторические формы социальной памяти. Высказывается точка зрения, что термин «социальная память» был введен в 60–70-е гг. ХХ в. советскими исследователями Я.К. Ребане, В.А. Ребриным, Ю.А. Левадой и др. Между тем этот термин встречается в одной из самых ранних работ французского социолога Мориса Хальбвакса, опубликованной им еще задолго до этого, в 1925 г. «Индивид вызывает в памяти свои воспоминания, – писал Хальбвакс, – при помощи рамок социальной памяти. Иными словами, различные группы, на которые делится общество, в любой момент способны реконструировать свое прошлое. Но, как мы видели, они чаще всего одновременно и реконструируют, и деформируют его. Разумеется, есть немало фактов и деталей, которые индивид забыл бы, если бы другие не хранили память о них вместо него. Но, с другой стороны, общество может жить лишь при том условии, что между образующими его индивидами и группами имеется достаточное единство во взглядах… общество стремится устранять из своей памяти все, что могло бы разделять индивидов, отдалять друг от друга группы; в каждую эпоху оно перерабатывает свои воспоминания, согласовывая их с переменными факторами своего равновесия» (Хальбвакс, 2007, с. 336–337). По мнению С.Н. Зенкина, исследуя динамику памяти не отдельных людей, а социальных институтов (семья, религия, класс), Хальбвакс непосредственно подступил к той области исследований, которая ныне называется проблематикой «культурной памяти». С. Н. Зенкин обращает внимание на тот факт, что все труды Хальбвакса о коллективной (социальной) памяти оказались чрезвычайно востребованными и плодотворными для социально-гуманитарных наук как в ХХ в., так и в начале ХХ1 столетия. Среди тех, кто высоко оценивал богатство и новизну идей Хальбвакса, историк Марк Блор, историк древних культур Ян Ассман. К проблеме отношения истории и памяти обращались философы А.Бергсон и П. Рикёр. С точки зрения самого Хальвбакса, «история начинается лишь в той точке, где заканчивается традиция, где угасает или распадается социальная память» (Зенкин, 2007, с. 7–24).

Особый интерес представляет включение проблемы соотношения социальной, исторической и культурной памяти в аксиологическую проблематику. Участники «круглого стола», посвященного проблеме исторической памяти (2001 г.), отмечали, что историческая память как часть общественного сознания не столько персонифицирована, сколько социальна. И хранителем (носителем) ее выступают социальные общности – семья, нации, государство. По мнению В.К. Егорова, историками, философами, культурологами, социологами при обращении к проблеме исторической памяти нередко упускается из виду «подход с позиций теории ценностей. Сегодня специалисты говорят уже не только об аксиологии как ракурсе любого философско-аксиологического осмысления истории… Опираясь на достижения философии истории, философии культуры можно и должно говорить о наличии аксиосферы культуры… Мы субъективны и в своем субъективном свободны, но не свободны от того, что диктует культура, ценностный мир, менталитет нашего народа и конкретной эпохи» (Социс, 2002, с. 76).

Социальная память хранит социальный опыт человечества, который передается от поколения к поколению в процессе социализации. С точки зрения А.Я Флиера, наиболее эффективными трансляторами социального опыты являются малые социальные группы. При этом любая форма трансляции социального опыта (массовая, групповая, индивидуальная) называется процессом социализации и инкультурации людей. Под социализацией он понимает введение человека (группы людей) в основные правила социального общежития, разделения труда, социальной стратификации и др., а под инкутурацией – обучение нормам оценочных критериев добра и зла, красивого и ужасного и т.п. (Флиер, 2002, с. 181). По мнению Л.А. Зеленова, чью точку зрения мы разделяем, социализация – это вся совокупность деятельности по передаче обществом и освоению индивидом социального опыта человечества. При этом социальный опыт фиксирует только существенное, важное в социальной практике, всей деятельности человечества. Социальный опыт аксиологически нейтрален. В него входит как ценное, так и неценное, как позитивно значимое, так и негативно значимое, доброе и злое, красивое и безобразное, благое и вредное, справедливое и несправедливое и т.д. Все, созданное человеком, нуждается в аксиологической оценке, т.е. оценке с позиции полярности «ценности – антиценности», «положительное – отрицательное». В социуме, в обществе, социальных системах существуют явления, которые имеют положительное значение для человека, для меры человека, для человеческого рода – это ценности. Их совокупность образует культуру. И существуют явления, которые обладают отрицательным значением – это антиценности (терроризм, фашизм, милитаризм, преступность, наркомания и т.п.), совокупность которых образует антикультуру. Тезис «Человек – мера всех вещей…» служит ключом к пониманию социальной аксиологии. Ценны и те объекты, предметы, которые позитивно влияют на человека, способствуют его развитию, реализации его меры, способствуют прогрессу общества. Поскольку социальный опыт – это все, что нельзя передать по каналам генетической программы наследования, постольку структура социального опыта детерминирует и структуру социализации (Зеленов и др., 2008). Социальный опыт человечества включает в себя три системы социальных ценностей, которые не передаются по генетическим каналам: систему знаний (информационная культура общества), систему умений (операционная культура общества) и систему установок (мотивационную культуру общества). Все эти системы нуждаются в социальном канале наследования и определяют соответственно необходимость трех процессов – образования (передачи, освоения знаний), обучения (передачи, освоения умений), воспитания (передачи, усвоения установок). Культура общества – это совокупность всех позитивных социальных образований во всех сферах общества. В обществе существует столько культур, сколько существует сфер общественной жизни. Историко-практический опыт показывает, что таких сфер восемь и они группируются по противоположным парам: экономическая и экологическая, педагогическая и управленческая, научная и художественная, медицинская и физкультурная. Все восемь сфер являются социальными константами и характеризуют состояние и развитие всех эпох (временная инвариантность), и всех стран (пространственная инвариантность). В каждой сфере общественной жизни совершаются как позитивные, так и негативные процессы, следовательно, в каждой сфере формируется соответственно своя специфическая система социальных ценностей – экономическая, экологическая, педагогическая и т.д. (Зеленов и др., 2009). В процессе социализации формируются социальные коды как система знаний, умений и установок. Овладевая соответствующим социальным кодом, человек запоминает, сохраняет, воспроизводит или забывает позитивно или негативно значимый для него социальный опыт. При этом социальная амнезия (социальное беспамятство) может возникнуть только тогда, когда искусственно прерывается связь прошлого и настоящего в результате стихийных бедствий, войн, культурной деградации и т. п. Только культура как система ценностей характеризует обновляющееся бытие социума и человека, выступает интегратором социума (Ананьев, 1996). Таким образом, социальная память составляет одну из основ осознания человеком своей человеческой родословной, понимания «мы» в национальной и культурной общности.

Источники:

Ананьев Ю.В. (1996). Культура как интегратор социума: монография. Н.Новгород: Изд-во ННГУ. 174 с.

Волков Ю.Г., Поликарпов В.С. (2000). Человек: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики. С. 207.

Елизаров Б.С. (2000). Память социальная // Социологический словарь / Отв. ред. Г.В. Осипов, Л.Н. Москвичев. М .:Норма. С. 326.

Зеленов Л.А. (2008). История и философия науки: учеб. пособие / Л.А.Зеленов, А.А. Владимиров, В.А.Щуров. М.: Флинта: Наука. 472 с.

Зеленов Л.А. (2009). Системно-типологический анализ культуры: монография / Л.А. Зеленов, А.С. Балакшин, А.А. Владимиров. Н. Новгород: Изд-во ФГОУ ВПО «ВГАВТ». 220 с.

Зенкин С.Н. (2007). Морис Хальбвакс и современные гуманитарные науки //Хальбвакс М. Социальные рамки памяти /Пер. с фр. и вступ. статья С.Н. Зенкина. М.: Новое Издательство. С. 7–24.

Историческая память: преемственность и трансформация («круглый стол») (2002) // СОЦИС. №8. С. 76.

Танатова Д.К. (2004). Антропологический подход в социологии: монография. М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К». С. 153.

Флиер А.Я. (2002). Социальный опыт как основа функционирования и исторического воспроизводства сообществ// Общественные науки и современность. №1. С. 181.

Хальбвакс М. (2007). Социальные рамки памяти /Пер. с фр. и вступ. статья С.Н. Зенкина. М.: Новое издательство. С. 336–337.

■

«Экология бытия» как средство реализации
социальной памяти

Солодухо Н.М.,

д.ф.н., проф., зав.каф.философии КГТУ (Казань)

The basic concepts of a subject of the report the following: social memory, philosophy of nonbeing, ecology of being, general ecology, ecological consciousness, ecological archetype.


Память человека вообще есть способ преодоления постоянно и непрерывно надвигающегося небытия на все бытийные формы, их иллюзорного удержания и сохранения в сфере бессознательного и воспроизведения в сознании в идеальной форме.

Неизбежность смены всего конкретно сущего – всех бытийных предметов и явлений обусловлено непрерывным действием небытийных факторов, организующих, ограничивающих, изменяющих и разрушающих любые нечто-формы. Все бытийные формы имеют преходящий характер и ни одна бытийная форма не может повториться в процессе постоянной и непрерывной «регенегации бытия» (Солодухо, 2002). Отсюда закон «однократности бытия». Память – единственный человеческий способ в буквальном смысле преодоления небытия. Память – это естественное психологическое средство, создающее «движение сопротивления» нарастающему небытию внешнего мира.

Сознание суверенно и самодостаточно, так как противостоит небытию внешнего мира, однако и оно имеет тоже временный характер в силу временности и конечности индивидуального сознания и его подсознательной основы, так как конечна жизнь отдельного человека. Субъективная реальность как внутренний мир иллюзорно беконечна для человеческого суверенного Я, не знающего своего начала и конца (Эпикур), и весьма кратковременна для стороннего наблюдателя. Поэтому и память отдельного человека – преходящее явление, а тем более неустойчивы и различные формы памяти (кратковременная, оперативная, сенсорная и пр.), и даже долговременная память в указанном смысле не надежна.

Более устойчива и длительна надиндивидуальная, коллективная, социальная, общественная память, которая позволяет столетиями и тысячелетиями сохранять бытийные предметы в инобытийной форме «музейным способом» в опредмеченном виде. Социальная память – архивариус истории. Способом существования такой памяти выступают различные предметы материальной культуры и в том числе книги, содержащие знания в знаковой форме об ушедших в небытие нечто-формах. Опредмеченная социальная память может распредмечиваться и становиться достоянием отдельного человека в каждом конкретном акте сопереживания, в индивидуальном сознании.

Сам способ сохранения, которым реализуется социальная память, можно было бы назвать