Косарев Олег Юрьевич Содержание: Стихи рассказ
| Вид материала | Рассказ |
- Таланин Владимир Юрьевич (RU) (72) Автор(ы): Таланин Юрий Васильевич (RU), Таланин, 19.46kb.
- Гусев Олег Юрьевич 17. 05 Вт 10: 00 11: 15 лекция, 107.81kb.
- Литература. Прочитать рассказ «Муму» (в учебнике), 191.11kb.
- Олег Юрьевич Рыбаков. Пленарное заседание, 22.06kb.
- Г. Х. Сказки Барто А. Дума, думай (стихи) Бианки В. Повести и рассказ, 27.9kb.
- Договор о передаче авторского права, 124.36kb.
- Русские в Турции. 1920-1921, 352.95kb.
- Михаил Юрьевич Лермонтов мой любимый поэт. Когда я читаю его стихи, то как бы переношусь, 258.48kb.
- Уважаемые отец Олег, Олег Александрович, Михаил Иванович, представители духовенства, 120.22kb.
- Уважаемый Владимир Иванович! Уважаемый Олег Юрьевич! Уважаемые участники заседания!, 82.67kb.
…Но!!..
…Но потом!!!..
Народ даже ахнул! Похолодел: едва отошедшую кобылку, как подменили!!.. …Старик завыл!! Завы-ы-ы-ыыыыыылл!!!.. Йй-и-и-иии-ы-ыыыыы!!!.. Дескать, нате, получите теперя!!
…Сначала ее, кобылку, как-то вдруг сильно повело на… сторонку, влево, дёрнуло! И – вбок!! И – вправо!!! …Она… …Она даже посмотрела, припадая… на одну ногу, как вроде в сторону пастуха: «Дескать… Д-дд… Дескать, чего это со мной сегодня?!.. А!!?..»
…Затем! Затем она и вовсе… сделалась, - народ!.. так и ахнул, так и присел одновременно, схватившись за бока! – навроде, как пьяная!!!..
Пья-на-я!!.. Ма-т-ту-ш-ки…
…Нетрезво… спотыкаясь, дергаясь грузно и плохо чувствуя, не понимая седока, она… ещё только успела досеменить …приблизительно до протоки!.. Когда!.. Когда вдруг …пошатнулась!.. будто её, опять, внезапно п о в е л о!.. И… чуть не опрокинулась вместе с ним с наездником резко, рывком… с кромки берега в тяжёлое речное течение!!!..
- А-а-а!!!.. А, ну-ка!! Слезай, рас-с-тт-тудыт, твою мать, …с животного!!!.. Твари! Ёбари-недокормыши! Сво-ло-чи!!!.. – взвился молнией, бесновато, чуть не разрыдавшись, пастух Нереев, подбегая на глазах изумлённой и шокированной публики, к верховому человеку, и скоренько вырвав на ходу из рук спешившегося уже готовно парня узду…
…Его, пастуха, ровно как и «Рапсодию», била неуёмно крупная тряская дрожь!.. Ходуном! Крупной потрясухой!!!.. Только мороз пробирал по коже… Только клацали зубы… Клац-клац!
А парень тот… …Парень хоть и был встревожен, но… всё такой же – сонный… Всё такой же – вялый… Матушки… Мат-туш-ки…
-…Говорил я тебе, Арленович! Го-во-рил!!! А ты не верил! Он же – па-кос-ст-ник!!.. – раскричался теперь уже со справедливостью и неприкрытой яростью в голосе старик на поражённого, испуганно притихшего зоотехника. Нереев, скрипя зубами, стараясь унять крупную дрожь, оглаживал тряскими руками, жалеющими и заботливыми, как малое обиженное дитя, беснующуюся, не могущую прийти в себя лошадку…
…Она, карнаухая и напуганная, дрожала крупно, оттопыривалась и дёргалась, фыркала и косилась, теснилась к хозяину, …озираясь будто глухая, под защиту выискивая «куда спрятаться…», таращилась затравленно своими карими, искрившимися теперь мелкими бесенятами очами… Озиралась… Покрывалась ледяным потом… озиралась… Искала чегой-то… Косилась… Пучилась по сторонам, как в судороге насильственно-игривым, чумовым оком… Дёргала болезненно задом… И… снова озиралась!!!..
Зоотехник поражённый!.. забыл даже про деньги. Почёсывался мельком… Поглядывал диковато на народ, на пастуха, животное, парня. У Тудуркина опустились руки.
Ё-моё! Ломовая история… Ё-моё… Ё-моё…
…Благо… Благо, народу – народу вокруг не было…
…Пронесло: там неподалёку все уже рассаживались, занимали места в зрительских рядах, на расставленных скамейках. Пронесло: произошедшее молнией - никто не успел заметить…
Один только водитель автобуса, разумеется, присутствовал. Да еще присутствовали комиссар и пара подпасков… И ещё кто-то из них, ещё, - этот рыжий Валёк Перлухин, - хлопец, круглоголовый, хмурый и коренастый, сделал тоже в сердцах, поплёвывая и разволновавшись до предела, замечание под конец этой истории: «Во-во, я тоже был против…» Ему, подпаску, всё это было тоже не по душе. Очень было заметно.
…Валёк с ненавистью теперь поглядывал на городского парня…
… Кипело на душе и у Юрика-водителя…
Он, этот крепыш Юрик-водитель, всю жизнь водивший по степи автобус, тоже теперь волновался.
…Тёмный, с рыжинкой, …этот молодой ядрёный мужик, Юрка Приткин, прозванный сызмальсвта в селе почему-то прозвищем «Яичница», и по сей день величаемый таким манером, он теперь запоздало, будто бы тое всё прекрасно предчувствовал, злился. Знал мол: чем, значится, вся эта затея окончится… Поддерживал теперь, зло и важно, старика Нереева.
…Он, Приткин, стало быть, тоже, «вообще» не терпит этих – городских. Выпендрёжники они там все: все эти - фраера городские… Он, Приткин, знает, что говорит. …И его тут в селе и на ферме, тоже все знают… Кого угодно спроси: кто такой – Юрка? И получишь ответ: Юрка - водила…Юрка – никогда и ничего не скрывал, и всем – понятен… Не то, что – некоторые…
…Он, Приткин, был невысокий, чернявый с рыжцой, крепыш-толстячок. Богатые усы на лице. Какой-то приплюснутый и мелкий злой – нос. Симпатичные, даже нахальные глаза, чуть навыкате, Сочные, крепкие, ядрёные губы.
…Он обдавал всегда собеседника здоровьем: в разговоре, чуть наваливаясь на того широкой, квадратной грудью.
…Сколько его помнили, он всегда был таким: сдобненько-твёрденький, с закатанными по локти рукавами рубашечки в цветочек. Знаете, раньше такие были: хлопчатобумажные, недорогие, рубашечки-простушки. Рубашечки-расписульки: розовато-салатного, светлого цвета в «цветочек-василёчек». Такие распашоночки: какого-то детского фасонца. Они - эти его извечные рубашоночки-распашоночки, делали его трогательно смешным и грозным, топорщились, как на малышке-бутусе. …На богатыре, сидящем на горшке… …Теснились в обтяжку - на его богатырской груди, на груди ядрёного хозяина…
У «Яичницы» была ещё одна привычка. Нервная такая особенность. Такая заковыринка. Узелочек в поведении… Такая неожиданная повадка: посреди его общей, и слегка нагловатой жизнерадостности и жизнеутверждающего довольства, нагловатого и простецкого благодушия простого деревенского парня возникала вдруг какая-то нескладность… Нескладушечка… Как будто ему, знаете, - жмёт, внезапно, посреди разговора, жмёт его нижнее бельё… Будто болезненно и неприятно, вдруг надавит какая-то, там – складочка где-то в промежности… И, и… он интенсивно сразу ёрзает периодически и очень забавно. Дёргает так ногами, вдруг ёрзает ими. «Ёрз», так… и – готово. …Мол, можно дальше продолжать беседу. Жизнерадостно наседать грудью на собеседника…
…Он, стыдясь её, говорил всем, что она, эта привычка, эта неожиданность появилась у него после службы в армии. На Дальнем Востоке. …Это из-за того, что нервная, то есть служба, тогда была. Там… в армии – все нервные. От рядового до адмирала… Вот, и привёз её оттуда… Привычку эту.
…Ещё «Яичница» очень уважал надевать всю жизнь, под свою розовую рубашонку тельняшку - тёплый матросский полосатый свитер. Вместо майки, вместо белья, как принято у закоренелых матросов всего мира.
…И ещё. Вдобавок к своему вечному поёрзыванию и вечной тельняшке… было ещё одно. Вставлять в разговор, к месту, и не к месту, вечную одну фразу. Один девиз на все случаи его жизни. Одну присказку, которая ему видимо очень нравилась… …Он произносил умно и веско, огорошивая подчас незнакомого человека (знакомые селяне давно привыкли и не обращали на то внимания): «Моряк на суше – не дешёвка…» …И был очень доволен…
И ещё он тепло вспоминал своего армейского наставника – старшину-мичмана. …Как тот в своё время, когда наступила пора приближающейся демобилизации Приткина из армии, и пришла пора возвращаться в родное село, уговаривал остаться, уговаривал его продолжить служить в армии, то есть «Яичницу», оставаться у них: в береговой охране, сверхстрочником-мичманом, и что он, «Яичница», дурак отказывается. «Да-а-а… были времена, были денёчки, дорогая… Уважали меня на флоте, предлагали продолжать службу… Кому попало, знаешь, такое там не предложат… Только тем, кто того заслуживает. А я дурак отказался…» - говорил он изредка своей жене.
…Ещё кроме своей «коронной» фразы про моряка - не дешёвку «Яичница» уважал обидно называть всех, кто служил не во флоте, как он сам. Не был моряком, а «чалился» на суше, в пехоте, к примеру, разными обидными названиями. «Береговыми мазутами» и прочими морскими словечками… …Вот к примеру, сейчас возьмём: этот вот городской, сонный чудик, который лошадью управлять не умеет, не в состоянии, вот он-то и есть, самая настоящая, что ни на есть… «береговая мазута…»
«…Понаехали тут, фраера городские… Жутисты, эти… сухопутные…» - Яичница стоял теперь рядом и важно поддерживал старика Нереева.
…Переживая сдавленно и зло, он делал по обыкновению реплики, топорщил усы. И ёрзал. Твою мать… Заразы…
А… пастух всё оглаживал коряво и бесконечно любяще кобылку, недобро косился по сторонам.
…Тудуркин уже спокойно отошёл к деньгам, лежащим целёхонько на реечном ящичке без присмотра. …«Яичница» всё ворчал важно; студенты возвратились к своим. …К сцене.
Вся ферма наблюдала, готовилась смотреть за начинающимся представлением.
Виновник произошедшего, вот только что: оставшегося незамеченным, происшествия, тот сонный парень (когда он успел отойти?) как раз собирался приступать вот-вот к началу концерта…
…Готовился объявлять первый номер представления…
…Никто и не успел заметить, как его тогда не стало у коновязей… Странно…
Он уже оказался неожиданно у сцены… Перед зрителями…
…«Яичница» один, спохватившись, пошёл занять оставшееся место, - к сидевшей уже притихшей ферме… Успокаивая нервное возбуждение… он шёл важно к остальным зрителям.
Ферма ждала…
…………………………………………….
Ветер шевелил своим чередом жирную, густо-зелёную осоку…
…Ставший ещё так недавно причиной тяжкого недоразумения: из-за своей сонной безалаберности и бывший бесцветным и квёлым тот… паренёк в мокроватой рубахе… уже выходил «к рампе» и объявлял, кажется, первый номер концерта. Теперь он был уже совсем иной, чем давеча у коновязей!..
…Теперь уже – артист и гидротехник из вологодского водного института и по видимому даже - главный актёр этого самодеятельного театра под открытым небом: Вологняшко Леонид, Лёнечка, Кускута, «Лелька», - как ласково его называли, обращались к нему студентки, - он! уже выходил к зрителю!!!..
Ветер шевелил осоку…
Ветер шуршал травами земли…
…Теперь Тудуркин, всё ещё сидя за бумагами в сторонке, пригляделся… к молодому конферансье, который внезапно… странно преобразился…
…Зоотехник, человек образованный, «с понятием по данным вопросам», он стал смотреть, вникая в подробности происходившего, схватывая на лету детали действа!
…Он глядел, вдумываясь в особенности этих ярких людей на сцене, в их искусство, чтоб рассказать сегодня вечерком «за пивом» про всё виденное своему младшему брату, работающему всю жизнь худруком в районном доме культуры, в деревенском клубе.
Жаль, что его сейчас здесь нет: вот после сегодняшней бани субботним вечерком, как у них с братком повелось, сели бы и побеседовали, обсудили, поспорили и оговорили все увиденные «нюансы и мизансцены»… Жаль – сам не увидит…
Зоотехник вглядывался в лицо начинавшего представление парня… Уже! – странно бодрого, - словно… тот обернулся, будто бы его подменили…
…Тут и подивился вдруг! над деньгами до того колдовавший зоотехник: странному преображению…
Какие совсем разные – он, Тудуркин, на парне, сегодня - видит лица! Р а з н ы е они: там, в автобусе – одно, затем у коновязей – второе. Совсем иное. И… теперь, - на этой импровизированной сцене. Третье… Братцы!..
Парня-то, слышь, как – подменили!..
…Зоотехник вместе с тем заодно и почувствовал, что увидит, однако, ещё не одно диво сегодня вечером!.. Он отложил тихонечко деньги в сторонку! …В стороночку, аккуратно, навремя…
…Зоотехник намётанно определил молодого артиста просто и коротко – «породистым»…
«Породистый… породистый…» - Неслышно зазвучало у губ Ананасова!..
Оно неясно слышалось и шелестело, это словцо, которое простолюдины с важным удовольствием произносят в подобных случаях…
…Этим словцом обожают козырнуть «простые люди» в подражание людям «культурным». (Вслед за недобросовестной «интеллигенцией», употребляющей вдоль и поперёк последнее время, в силу непонятных оснований, и неизвестно с какой стати, термин «порода», чтоб определить, таким образом, некоторые превосходные качества оцениваемого внешне человека, с её точки зрения выгодные…) …Простолюдины тоже (чтоб знала наша обожаемая интеллигенция), - обожают характеризовать человека чисто внешне…
…Зоотехник изучал лицо артиста с этой простительной, чисто подражательной (подражая культурным людям) слабостью. «Породистый… Да… Породистый…»
…Он отложил свои занятия: деньги, ведомости, присмотрелся ещё поближе, поточнее к этому удивительному молодому человеку…
Паренёк и впрямь был зазнобистым малым…
…Щедрость природы, с которой наградила его она, была в первую очередь выражена, пожалуй, в особенной заковыристости. В сложении воедино в его облике того, что, в принципе, не может быть сложено: странная гармония классических и привычных (всех вместе) черт на невообразимо негармонично построенном лице… …Наверное, недаром простой человек Тудуркин поспешил назвать это лицо «породистым»… Именно то, как были подобраны, увязаны и «скомпонованы» природой от рождения отдельные его детали на этой нестандартной напрочь физиономии…, и застревало в глазу при первом взгляде на парнишку… Ох, ты!.. вот это да… Ядрёна-корень… Глаза зоотехника неотрывно вглядывались…
… Его, парнишкины, выгоревшие под нещадным летним степным солнцем очень неровно и нечисто, жёсткие, соломенно-кудрявые, вьющиеся волосы… Затем ослепительно-белоснежные и ровные, крупные зубы… …Затем – неестественно густой и крепкий румянец: какой-то неровный, с глянцем, и на котором выделялись почти отталкивающе черным-чёрные, густющие брови… …И затем, ещё более не к месту, вовсе усиливающие общий эффект нестандартности этого лица вкупе, …странные глаза парня, их качество, повадка… …Игривые, изумрудно-зеленоватые глаза, в которых нечаянно и незаконно светился… тлен… …Насмешливый, больной, неуловимый и скользкий порок… Вкрадчивая, ядовитая сахарность…
…Всё на лицо очень не подходило и… однако, законно вдруг… увязывалось друг к другу - подходило, было в пору. …Черты лица были навязчивыми, перекошенно-гармоничными… Всё э т о, «собранное вцело н е д о р а з у м е н и е», делало лицо парня каким-то неожиданным, лоскутно-пряничным, противоестественным, почти незаконным. Вроде как по шаблону, по заводскому законному лекалу, но… из разных кусков. …Не лицо (в привычном общечеловеческом, заурядном смысле), а строгая, особого незаконного кодекса преступная хохлома…
…Лица такие, в некоторых ещё оставшихся первозданными, деревеньках, где полно и по сей день лекарей и мастеров заговора, старухи-ворожеи, древние бабки-знахарки называют злым, напуганным шёпотом - «косоносыми», косыми, недобрыми, «тёмными». «Сглаз в них… порча… бойся такого лица… Тьфу-тьфу, очурайся…»
…Хотелось, тянуло произнести неожиданно вслух, просилось наружу: «Постой-ка, братец, так не бывает…» В нём, в парне, был… какой-то ошарашивающий «порядок безмерности, Hybris…»: мило и по-колдовски переступающий пределы… все мыслимые пределы Богом дозволенного…
… Противозаконность, противоестественность, насильственная гармония…Вот какие перечисления простятся наружу при виде этаких лиц…
Зоотехник только и шептал про «породистость»…
Нешутейность увиденного продолжалась странным оттенком-настроением этого молодого субъекта: в непонятной улыбке на тонких, ехидновато-злых, багрово-влажноватых губах парня.
…Оттенок этот, неустойчивый и напряжённый, делал облик паренька, точнее динамику этого облика какой-то неуловимой и осклизлой: в глазах, густых чёрных бровях и прочем, чем так замысловато нагладила природа парня, было присутствие чего-то подрагивающего, дрожащего, мелькающего… Промелькивал то и дело смутный глянец то ли улыбки, а то ли… грязноватой, светящейся зыбким мрачноватым отсветом (или отзвуком?) золотисто-гадливой, лукавой… усмешки… Мрачноватый, потусторонний, мистический экивок…
Странное дело, но из-за этой вульгарности, такой перламутрово-устричной и неряшливо-нечистой… просто непреодолимо тянуло, противоестественно и принудительно хотелось… посмотреть на парня ещё разок… …Потом неожиданно для себя – ещё разок… Так и тянуло вглядеться… И постараться наконец, разобраться поскорее в нём дополнительно. Чтоб как можно поскорее подавить смутное, недоверчивое сомнение. Так и – тянуло. …Тянуло непреодолимо. Оглядеть его с ног до головы и выявить, для того чтоб обрести прежний покой, успокоиться, обрести прежний свой размеренный обычно-человеческий статус… Вглядеться, чтоб выявить причину своего странного беспокойства: «в нём - толь дефект, то ль – порок…»
То ли – обаяние… ангела…
…Тудуркин так и забыл! про деньги…
К… К… К-какой странным облик. «Короткие, делающие тело парня удлинённым, похожим на зайца… н… н…» - зоотехник всё приглядывался к парню: «н-н-нн… ноги… Заяц…»
…Но двигался студент чрезвычайно, тем временем, ловко и даже… грациозно…
… Крохотные, как у ребёнка кисти рук… Странноватый, угадываемый под красной влажной рубахой, под материей косоворотки удлинённый животик…. Такое небольшое старческое пузцо, при общей худобе и ещё юном возрасте… Покатые плечи, крупный, болезненно присутствующий на узловатой шее кадык…
Да в чём же тут дело!?.. В конце-то концов?… В – чём? А?!..
Зоотехник даже затревожился!.. Сидел как на иголках, оглядывался диковато!.. Иди ты…
… Присутствие странного в странной шутовской шапке-шляпе парня настраивало ферму на особенный, утончённый, мятежно-концертный лад…
Народ! неожиданно, но… неуклонно начинал сладко нервничать… Против своей воли! Словно зазвучал невидимым призывом откуда-то!.. вовлекающий всех во что-то сладкое и щекотливое звук «з-з-з-з-з-з-зззз…» Он проснулся! И за… за-ца-рил…. отзвуком исподволь начинающейся паники!… Было в студенте что-то! не-вы-но-си-мо притягательное… Притягательно-паническое! …Был он особенный… какой-то…
…Какой-то п а н и ч е с к и й красавчик…
…А над степью господствовало это дуновение тревожное, засасывающее! Это немыслимое посягательство!!! Притравливающее… вкрадывающееся - в душу…
…Кто-то запаниковал, кому-то стало стыдно! То ли – жарко!..
…Народ занервничал! Запередвигался! …Пастух-старик дрогнул, передёрнулся! и оглянулся в смутной, хмурой тревоге на коней…
…Зоотехник в расплывчато и неотчётливо тронувшем его вдруг! смятении среди всеобщей нестабильности попытался! усилием воли в этой мягкой смуте по зрительным рядам разобраться в первых впечатлениях, пересилить, переломить неожиданную волю студентов, мятеж… этого представления… Да как же это?! А?..
…Как может в с ё э т о быть?!..
…Концерт! Концерт уже начался.
…Вскоре он… тронулся! поживее, порасторопнее, пошибче. Первый шок прошёл. …Вот концерт и совсем пошёл, набрал азарт, силу. …Номера стали следовать один за другим, захватывая ферму целиком, до краёв! Всё более и более. …Волнение, нездоровый и сладкий испуг прошли, исчезли на нет. Остался только светлый азартный подъём в зрительных рядах и ещё более на сцене!!!…
На сцене доминировал, конечно, тот парень в огромной шляпе!
Тудуркин позабыл обо всём.
…Деньги остались лежать спокойными кучками в сторонке…
………………………………………..
Программа концерта была довольно проста.
…Она могла (зачастую так и поступали артисты…) по настроению студентов меняться импровизированно по ходу представления.
…Как известно, этим, прежде всего и отличается, как правило, деятельность любительских молодёжных театров от построения, к примеру, программы профессиональных театров…, законно и ежедневно зарабатывающих свой «хлеб». Этим и многим прочим …отличается деятельность студенческих театров-однодневок от профессиональных коллективов держащихся на плаву в серьёзной «взрослой» театральной жизни на плаву. …Профессиональные, «взрослые» коллективы совсем иначе зарабатывают свой хлеб…
… Чёрный хлеб грубого помола, политый тяжким потом периферийного актёрского братства…
…Нынешний же, этот степной, по детски даже шаловливый, концерт, поэтому отличался от артистов краевой, к примеру, Новосибирской, скажем, профессиональной филармонии. …Он был азартно, и смело, очень смело, безоглядно подготовлен, скорее в силу неуёмного ощущения молодости и счастья, выплёскивающейся неудержимой энергии, чем из повседневной и будничной профессиональности наших юных самодеятельных дарований…
Но, однако, они и были тем желанны, молодостью, счастьем, задором! …И понимали это, чувствовали! «…Мы – молоды!!!.. Чего ж ещё вы хотите?!..»
…И странно было бы требовать от них чего-то ещё… Драмы и полноты жизни что ль? «Серьёзности и гражданского самосознания, «созревшей однако» испытанной грусти…», как ждёт зритель, приходя, скажем, в театр насладиться искусством профессиональных зрелых, «серьёзных» артистов, так же иногда разъезжающих по деревням и весям… Театров, которые выбираются из больших и умных городов изредка сюда, в глушь и «душевную темь», оставляя в этих весях, среди ухабистых степных непроезжих дорог свои молодость, молодую уверенность, азарт, и приобретая ещё более после таких поездок «по провинциям» хмурый опыт, смутный, болезненный нигилизм, скверный характер пожилого профессионального актёрского братства. «Серьёзные» актёры, те… имеют в итоге разочарования и горькое ощущение своей неспособности приносить радость публике… Они, взрослея, приобретают на профессиональной, но периферийной ниве лишь… разочарования, болезни и чувство собственной… безвозвратной бездарности…
Но то – профессионалы!!!.. Заезжие, избалованные высокооплачиваемые приезжие городские монстры провинциальных балаганов… Чего с них взять, ну скажите?!.. С этих уставших горожан, скучных рабочих прокисших столичных театров…
…В степи же! сейчас пели!.. о счастье и радости всего лишь студенты!!!.. Развесёлая и чистая помыслами студенческая вольница!!!
…Ведь судьба самодеятельных студенческих театральных «капустников», этого изобретения нашего века, куда благодарнее!! Куда благодарнее!.. Эта, конечно же коротенькая, но сытная, вкусная, лакомистая - судьба студенческого, простецкого, незатейливого лицедейства…
…Это коротенькое счастье, оно скорее песочное, испечённое на жарчайшем огне к майскому сватовству молодых, безгранично счастливых новобрачных – печенье… милое, на скорую руку приготовленное яство… …Это - розовощёкое, ювенильно-голоногое «impromptu на свежем воздухе», чем ржаная краюха октябрьских будней провинциального, задохнувшегося в дрязгах закулисной жизни, постаревшего и покинутого всеми… клоуна…
* * *
Зоотехник, он, предыдущего представления-концерта, того что показывали давеча в детском оздоровительном лагере, не видел; Тудуркин, замотавшись в разговорах и заботах с тамошним начальником, директором этого детского лесного оздоровительного хозяйства, свояком своей жены, Тудуркиной Инессы Сергеевны, обсуждая погоду и то, что обычно обсуждают сельские свояки, из вежливости и заведённого деревенского порядка к уважению родни, на том концерте не присутствовал… Теперь же с большим, неотрывным вниманием смотрел…
…Его, это представление уже видел зато «Яичница».
И теперь здесь на ферме « по второму разу» и «на правах знающего человека», видевшего до того всю уже программу целиком и полностью, «автобусник» негромко комментировал, пояснял дояркам непонятные места. Вдруг кто чего недопоймёт…
…Он говорил, загодя опережая живую захватывающую суету на сцене, какой номер будет следующим, умудрялся и дать краткое его содержание…
Чего вам не объяснить, коль с программой знаком целиком и полностью…
«Яичница» горячился, поясняя. На него даже приходилось прикрикнуть, чтоб хоть немножко угомонился.
Шофёр же, Юрка - «Яичница» то есть, наоборот когда артисты делали номер иначе, чем было в прошлый раз, чувствовал себя даже малость обиженным, обойдённым, ревниво и важно делал заявление, что помнит прошлую программу вдоль и поперёк, и что давеча всё было не так… Лучше… Прошлый раз красивше было… Что сейчас всё уже не то… Артисты-то устали, раньше были посвежее… Выходило так, что лучший концерт, тот когда смотрел шофёр, уже состоялся. Что он, шофёр автобуса Юрий Ерофеич Приткин, успел его увидеть, а остальным – не повезло… Но ничего для вас сойдёт и так… И сейчас пляшут относительно – красиво…
Он важно надувался и закатывал глаза с видом всё ведающего человека… Будто вспоминает прошлый раз, сравнивает тот раз и теперь: сейчашнее представление… …Нервничал ещё больше, волновался, дёргал усами, бормотал свои флотские словечки…
…Потом Юрий Ерофеич …ещё более ёрзал, торопился сказать своё слово. Чтоб поняли, чтоб уяснили все здесь покрепче, что он «в курсе», что ему это уже не в диковинку… Он-то Юрий Ерофеич – давно уж «ориентируется»… Не то, что некоторые-остальные…
…В тот, прошлый раз в лесу у Тёплых запруд всё было по-другому, он-то знает…
В бору у запруд, - когда выступление происходило для ребятишек, когда автобус, набитый под завязочку людьми в красных и синих (у танцевальноё группы) костюмах прикатил к Прудам, и весь наполненный здоровыми, свежими силами всей этой разбитной молодёжной братии, - было иначе. Было поэнергичнее, посвежее. Для детей выступали побойчее. Факт.
Яичница неусидчиво и обозлёно рассказывал, всем мешая теперь, как завёз артистов на территорию небольшого, летнего детского лагеря отдыха, там где деревенская ребятня, наши ребятишки - оздоравливаются сосновым, смолистым воздухом, привозными фруктами, коллективной гимнастикой и купанием в целительной воде речки у Старых Тёплых Запруд. Как радовались дети! Теперь будет детишкам воспоминаний на всё лето! Вот будут радоваваться теперь наши, районные, пацаны и девчонки…
…Приткин, не обращая внимания на шипение и законное ожесточение отвлекаемых им доярок, всё доставал соседей своими рассказами, про то как возликовал! мелкий лагерный народ, когда он Юрий Ерофеич въехал на своём автобусе на территорию туркомплекса… Как они радовались появлению автобуса! … Как дети, учуявшие праздник, были - тут, как тут!..
* * *
Чего тут началось в пионерском лагере, едва они только давеча въехали в ворота!
«Артисты приехали! А-а-а-аааааа!!!.. Артисты приехали!!..» - раздался пронзительный, истошный клич по лагерю, и через мгновение!.. со всех сторон территории лагерного туристического стана к автобусу и летней лагерной эстрадке, неведомо откуда, появившись в невероятном количестве, стали единой мощной волной!!!.. стекаться дети! «Ва-а-ась-ка-аааа! Айда смотреть клоунов! Я займу у самого переда! Не боись!!! Не толкайся!.. Заразы!» - кричал один, толстый круглоголовый и злой крепыш, пробиваясь к местам что получше! …Он врезался в самую гущу народу, расторопно работая крепкими красными, обветренными кулаками, сплошь покрытых «цыпками». Он успешно пробивался к первым рядам, поспешая занять места на себя и отставшего где-то приятеля!!.. - «Вась-ка-а-а! Да давай же скорее, займут заразы! Зай-й-му-у-у-ууут!..»
…Через мгновения, пока «Яичница» разыскивал по поручению своей тёщи работавшую здесь кладовщицей её свояченицу, пока бегал и матерился шёпотом: «Чего ты хочешь: деревня, кругом родственники, мать вашу…» - стало тихо. Весь лагерь, затихнув, сидел в безупречном порядке на длинных скамьях перед эстрадой.
Дощатая, выкрашенная зелёной и коричневой краской, летняя эстрадка, стояла у пруда, в глади которого отражались тёмные мохнатые хвойные кроны елового леса…
Было тепло, тихо и свежо.
Дети заворожёно в строгой и трепетной дисциплине разглядывали, не пикнув приготовления нарядных дядей и тётей, пока у тех шли недолгие переговоры с начальницей лагеря об оформлении шефских льготных документов за их концертное выступление… Об некоторой его оплате.
…Ребятишки со сладостным томлением напряжённо ждали. Чинно, как в городском парке. Не смели мешать ожиданию даже самые дерзкие и неслушные сорванцы, вроде давешнего, толстого, лопоухого мальчишки…
…Переговорив с «родственницей тёщи» и стыдясь отчего-то, что у него, как и у Тудуркина здесь родня, поспешил присесть с краешку восхищённой детворы и шофёр-«Яичница».
Он притих, слился с огромной толпой детворы и засопел, как остальные, среди длинных крашенных рядов скамеек…
…И вскоре на ребятишек, словно волшебным калейдоскопом, просыпались один за одним! Номера!.. Номера! Номера!!! …Номера представления...
Деревенские дети, позабыв обо всём, глядя лишь пред собою особыми погружённо-прояснёнными глазами, неотрывно тонули в расцвеченном, оглушительном, праздничном урагане…
Что тут началось!.. То – песня, то – сценка, то стихи – про розовых, летучих слонов!.. То – клоунада или акробатический этюд, то - переливающийся красками шёлка и румян! украинский гопак с бубнами и свистом!..
Всё завертелось, пошло, поехало…
…Так и хотелось прикипеть к этим всем чудесам, лихорадочно, только поспеть… за этой радугой…
…Особенно выделялся… среди других там за рампой, поражая мальчишек и девчонок, - один…
Такой …парень – с выгоревшими на солнце соломенными волосами, ладный такой и ловкий, чернобровый и румяный… В мокроватой такой рубашке… …Он у них был занят чуть ли не в каждом номере! Он-то и объявлял каждого из них и каждый следующий номер, выходя всякий раз к самому краю сцены и ударяя три раза в ладоши! Раз-два-три! Да ещё и ударяя потом ещё к тому объявлению зажатым в левой руке чудным, крепким деревянным посохом, с привязанными к нему бесчисленными разноцветными, шёлковыми лентами!!!! …Стук-стук-стук! И как он всё успевал делать?! …Такой подвижный, такой ослепительно-яркий!!!
…Раз-два-три! Стук-стук-стук!!.. И по новой! …Дети просто не успевали следить за этим огненным шаром на сцене…
Время летело, не поспевая за этим парнем!
…А в конце уже, под занавес представления, он – этот дядя с соломенными, как у пасечника волосами и в сдвинутой лихо набекрень, огромной шляпе! с бубенцами отмочил коленца!.. Ух-х-ххх, отмочил!!.. …Он в самом прощальном и последнем концертном танце, им же и объявленном взял да показал всей немой от восторга детворе задорный «Танец Лесного Леля»!!!..
…Он взял и внезапно закружил! по сцене, заметался и запрыгал, выделывая сказочные коленца, кренделя!!!..
…Да, этот «Танец Лесного Леля» был самым ярким и диковинным номером всего представления!
…Ленты… Ленты!!!.. Ленты на посохе-коло развевались!
….Ах, какая это была коловерть!!!.. Какие на ней - были ленты!!!..
…Их ритмично дёргали, держа за концы, стоящие по окружности всей сцены танцующие! И ленты, привязанные к шесту-палке-посоху, установленному парнем в самом центре сцены, ритмично дёргались! Они качались ритмообразно, колыхались точь-в-точь как волны!.. как поверхность пруда!.. …А под лентами, словно под этой поверхностью… в толще воды подводного водяного зеленоватого царства!.. и… танцевали расцвеченные существа… …И руководил… всем этим стоящий у посоха в центре сам Лель, тот… смазливый паренёк в огромной шапке с колокольцами… Дзень-дзень-дзень! Дзень-дзень-дзень!.. Дзень-дзень-дзень-дзе-е-ееееееннннь!!!..
…То прыгая по-козлиному, то крадучись ласково и мяконько, как кот, то переваливаясь шатко и тяжело, косолапо, как цирковой медведь на цепочке!.. Шарк-шарк! Дзень! Мяу-у-у-о-у-у-ууу! Стук!
И – опирался всё! Опирался!… на свой посох! - на свой жезл-коло!!!.. Вдруг… делал в воздухе «вертушку»!… Крутил, крутил и крутил своим волшебным посохом!!..
…Этот посох был его тросточкой, колотушкой, а то и волшебным жезлом, будто бы палочкой волшебной…
А в самом уже конце, когда этот соломенноволосый, канатный будто плясун, отметавшись как огонь по сцене, встал посредине сцены!… все артисты, все эти люди там на эстраде, взявши руками за концы многоцветных, многокрасочных, пестрющих! лент, водили по кругу хоровод! Хо-ро-вод!!!..
…Такое детвора видела впервые…
…Артисты густыми кругами, то в два, то в три ряда… плавно… плыли как по воде навстречу друг другу… То – против… То – снова в одну сторону… То – опять в разные…
…Они все!… легонько и отрешённо… СКОЛЬЗИЛИ!!!… …То – по течению… То – против…
…Эти плавные сказочные люди, влекомые… своими притоптываниями и покрикиваниями, движениями, от которых… начинала кружиться сладко голова, всё накручивали градус пляски, то в полный рост, то вприсядку, на корточках… …С воем, рвущем детские души, и… с грустным одновременно, переливчатым напевом вели!!! куда-то всех их… Вели! Вели! Вели!!.. Вели-и-и-иииииииииии…
…Неизвестно куда… и зачем…
…Круг их расходился, смыкался, двигался агонией, кружился, а в центре!!.. завораживал всех детишек и взрослых и даже поверхность пруда, его зелёные, сумрачные глубины, …словно поливал всё сущее своей негой и сном, отбивал! ногой! об пол ритм и уводил, увлекал, увлекал, увлекал! колдовски, почти вероломно! понуждал! сделать всех присутствующих здесь то же самое что делает, затевает и заволховывает он… тот ловкий и симпатичный чертовский дядька-Лель!.. …И, на нём все… звенела, всё отливала золотом и малиновым звоном колоколов синяя с золотыми разливающими… на лицо дядьки своё богатство позументами-ромбами! …шляпа. Огромная шляпа!!! Огром-м-мм-ная шляпа.
…Он был в ней – царь: она была его символом власти! Ведь он-то и был здесь! – на сцене – главным!..
В лагере и на пруду с нависшим сосновым мрачновато-угрюмым лесом он и был истинным… хозяином.
…Хозяин…
…Сцена опустела.
Долго потом стояла мёртвая тишина…
…Ребятишки брали автографы у артистов.
…Они ходили с бумажками, карандашиками и открытками, «взаправдашние» поклонники театра, среди оттанцевавших и отпевших молодых людей в костюмах. Те, рассевшиеся, спустившиеся со сцены вниз, сидели теперь по скамьям. …Простые, уставшие, доступные. …Живые.
…На скамьях теперь одинаково царила задорная просительная толчея, столпотворение с одной, детской стороны и… усталое затишье – с другой…
…Дети, однако, преимущественно толпились около того парня… Того, что объявлял номера и скакал с посохом давеча, как молния.
…Они толкались, терпеливо ожидая, пока дядя подпишет очередной, подсунутый счастливым и удачливым поклонником клочок бумаги для автографа.
…«Яичница», ворча ревниво, тоже присел с края скамей в ту минуту неподалёку. Шофёр, глядя на устало счастливых раздающих направо и налево автографы артистов и таких же, горящих радостью детишек, волновался, смаргивая сор из глаза: «… Вот, мазуты береговые, блин… Ну, ёкарь-мокарь, непритыренно выступили!..» И всё вертел и вертел головой.
…Комиссар, подписав всего пару открыток, не скрывая зависти, наблюдая как не успевает Вологняшко подписывать ворохи бумажек, подсовываемых ему лесом рук, заметил при всех громко другу: «Ну опять, Кускута, весь успех твой!.. Ты смотри, надо же!..»
«Яичница» невольно был согласен с этим, сердито потея, понимая для себя, что трудно поспорить с фактами - с ребятишками, атаковавшими артиста Вологняшко, которые были все тут – налицо.
«Яичница» согласился про себя: этот Лёлик на сей раз был на высоте. На сцене этот «вертун» очень к месту… Тут он, «Яичница», вполне солидарен с комиссаром. Да, согласен без натяжек.
…А дети толпились! …Дети ждали своей очереди, пили из кружек и из фляги, принесённой артистам, воду, будто эта вода была самая вкусная, не такая, как везде, здесь в лагере… Ведь её принесли им, этим, которые вот минуту назад …ходили, могли ходить по водной глади…
…Они незаметно старались подойти… и постоять немного у волшебного того посоха… с лентами, приставленного тут же к скамейке…
…Они… робко приближались, затаив дыхание, к нему. Позабыв даже про бумажки свои.
Их… Их, казалось, неодолимо манили и… притягивали шёлковые ленты, радугой устилавшие доски-сидения скамеек и даже зелёную траву на земле…
Они… змеились внезапным чудом. Тянулись к ним, обвивая ноги… ластились… обвивали, стараясь ещё покрепче, по-к-ре-п-пче… прильнуть к голым голеням ребятни… Ш-ш-ш-ш-шш….
Ребятишки опасливо трогали их… затаив восторг и панику…. Заодно и боязливое, робкое дыхание.
Вологняшко-Кускута, хозяин этих лент, подписывал листки и зорко временами, вдруг!.. поглядывал на детские ручонки, трогавшие разноцветный… обжигающий шёлк. Чутко, почти напряжённо… всматривался. Ох…
А те глупые мальцы всё трогали и трогали, любовались и любовались, забывая себя, увлечённые, очарованные без памяти игрой разноцветных сказочных полосок… В непонятной тесной, сладковатой и взаимной общей панике… толпились …склонённые своими хрупкими телами… чутко, беззащитно…
…Когда «Яичница» увозил погрузившихся артистов из детского лагеря, он в боковое водительское зеркало заднего вида видел, как дети, выбежав! сначала за ворота лагерные, бежали до самого поворота дороги от турбазы. …Бежали быстро, провожая уезжавших чародеев.
…Стайка ребятишек… бежала нестройной кучкой, помахивая на прощание ручонками… Маленькими ладошками… Кое-кто из малышей вытирал слёзы!..
…Так и бежали… Так и плакали, пока автобус не набрал полную скорость…
* * *
…Теперь здесь уже в степи, на ферме так и не смогший стряхнуть до конца давешнее очарование у запруд «Яичница» всё важничал и важничал с комментариями и воспоминаниями об увиденном чуть раньше. Он всё мешал смотрящим рабочим…
На него сердито, молча поглядывали: «Отвлекаешь… Имей совесть, Юрка… Потерпи молчком, ну же… Ш-ш-ш-ш..»
Но всё ж к нему и прислушивались: чтоб полнее понимать происходящее… Глазами доярки жадно смотрели на артистов… Уши – здесь с «Яичницей»-комментатором, а глаза – там…
Доярки доверчиво, как и дети запускали в себя …происходящее.
Их переполняли чувства. По рядам ходило волнение, трепет. «Ферментировали высокие чувства»…
…Лица взрослых рабочих людей начинали светиться грустными улыбками, озарявшими их утомлённую обветренную кожу. …Кто-то начинал волноваться. Вдруг, как проснувшись …тол-ч-ком от неведомых ему самому доселе и дремавших в нём чувств… Он, этот п р о с н у в ш и й с я зритель, озадаченно крутил головой, удивляясь себе и соседу, сидящим вокруг, ставшим таким же как и он сам, товарищам которых тоже, словно …подменили. Дела-а-а-а…
Шофёр понимающе отдувался, сопел, вглядывался. Будто дети, точь-в-точь как давеча в лагере. Чисто – привороженные, подчинившиеся чужой и неведомой воле – дети. Дела-а-а-а-аа…
«Яичница» неожиданно подметил и Нюшу.
Нюша…
…Нюша.
Она сидела среди прочих.
Точно так же переживая происходящее перед глазами вокруг неё. То одобрение, то негодование по поводу поведения некоторых персонажей …выражало её естество. Она волновалась, как и все остальные зрители!
…Давеча, когда артисты только приехали и ещё бродили по ферме, она старалась потолкаться среди суеты и ажиотажа (в отличие, кстати, от напуганных, но непримиримых доярок), пробраться в самый центр, цейтнот, чтоб её тоже заметили. Суетилась среди толчеи и неразберихи маленькая, бестолковая, юркая. Всё заглядывала в их чужие, незнакомые лица, приподнималась к ним, к интересным и светящимся и всё улыбалась, улыбалась комической улыбкой, улыбалась.
…Сейчас она переживала приблизительно то же, радовалась чужим ярким людям, прекрасным незнакомцам, тянулась своим лицом, луноподобным и улыбчивым к сцене! Но! …внезапно менялась, как только вперёд начинал выходить, выдвигаться к первому краю сцены, возникал …Вологняшко. На девушку было странно смотреть, она белела как снеговой комочек, кособокий и большой… терялась… забито озиралась, таращилась одиноко широко открытыми и круглыми от смятения глазами… …Плечи её трясло, сводило от странного напряжения… Трясло и… сводило узлами…
…Давеча, пока суть да дело, знакомились: студенты и смешливо-напуганные доярки, все одинаково возбуждённые, и вдруг засекли, обнаружили и поразились, как в Нюше, до того суетливо шмыгающей здесь да тут, грянула перемена! Она всё суетилась, всё лезла под ногами, всё… вдруг оборвалось! внезапно! Дрогнуло, едва-едва она только случайно! встретилась взглядом, натолкнулась! на этого… парня!.. Парня, приближавшегося к товарищам, сюда от коновязей… То ли колокольчики на его шляпе услышала привлечённая… То ли просто упал взгляд…
Нюшино замешательство было так велико, что доярки в один голос засмеялись! И откровенно и грубовато взялись шутить.
Студентам-то это было, очевидно, не в первой; они только сделали замечание как бы вскользь: «Лелька… Вот и ещё одна дама пребывает в состоянии любовного шока… Как насчёт взаимности?.. А? Коварный?.. Может сжалишься, коварный?.. Ну, чисто ломовая страсть у девки!… Ну, просто чума!.. Ха! Чум-м-м-м-а-а-аааа…»
…Особенно смеялись окружавшие Кускуту-Вологняшко девушки.
Смех так и поплыл над фермой, разлился. Покатывались почти все за исключением только что пастуха, хмурого в сторонке старика.
Ну и не смешно было, знамо дело, только Нюше.
…Она на глазах у всех, ничегошеньки не видя и не слыша, как самка тигра, приготовившаяся к решительному прыжку, кралась то тут то там за Леонидом по пятам, причём, стараясь изо всех своих силёнок «оставаться незамеченной…» Жалко преследовала свою «жертву» в звенящей шутовской шляпе - попавшая в беду, маленькая, неуклюжая и смешная …косолапая тигрица… Отбившаяся от общего, помирающего со смеху, животного стада… …Покуда она оглушённо и потеряно кралась за Вологняшко, повсеместно… стоял гогот! Здоровый смех на свежем воздухе…
…Веселись, пока ходили, знакомились.
…Вологняшко снисходительно и даже с достоинством делал вид, что не замечает «как бы», не видит происходящего.
Отшучивался с товарищами уморительно насчёт коварной и обольстительной слежки.
Так и ходили вот давеча: парой.
Нюша перебегала, прячась, от столба к столбу, заботливая, оглушённо-углублённая в азарт и слежку, вся – в желании успеха, абсолютно к нему готовая и бесконечно глухая к шуткам…
… «Яичница» разгадал внезапно и неожиданно, на кого была похожа теперь Нюша…
Он шмыгал носом, дёргал усами, волновался сверх всякой меры: «Глядите-ка, точно я понял, Нюша-то, как – киськается на этого… Лёлика малахольного… Умереть – не встать…»
Нюша походила на нелепую, теперь неуклюжую уже кошечку в смятении… Беда с ней приключилась… Напасть – внезапная, непонятная и непоправимая, лютая…
Лютая беда…
На неё страшно было смотреть, крадущуюся забито… зябко… Пока не началось представление, и все не переключились на концерт.
А теперь всё, славу богу, было всё получше, почти поправимо. В настоящий момент среди зрителей ей удавалось оставаться относительно спокойной и незамеченной. Люди, охваченные собственными переживаниями, забыв обо всём, смотрели в другую сторону, на сцену.
Нюша изредка только лишь тупилась и, стыдливо залившись краской, сквозь ресницы, глядела, чернея чумными, горячечными зрачками, когда первую роль вёл он…
…Невыносимо напрягшись со странной, нездешней надеждой…
………………………………………………
А представление тем временем текло, струилось живительными токами!
Комиссар, оно понятно, предпочитал участвовать лишь в номерах с элементами акробатики (хотя тоже пел и в хоре). Изредка пособлял товарищам на сцене, обеспечивая скорее моральную поддержку вокалистов и танцоров.
Всё справедливо, забот-то у него, он и это хорошо понимал, поболе, чем, скажем, у друга-Кусткуты. Делу – время, потехе – час…
В уме комиссар подсчитывал по-крестьянски цепко и сметливо, сколько ж он сегодня с товарищами заработали, в эти выходные, свободные от тяжёлых бетонных работ на насосной станции, удачливые дни. А верно хороший заработок он лично сегодня добыл для своих ребят, столковался с прорабами, с Тудуркиным, с директрисой лагеря и прочим сельским и прижимистым начальством. Чего попусту скромничать, если б не он, сидели бы они без сегодняшних премиальных и продовольствия. Бесплатного! Поедут теперь домой, обратно в Вологду – с деньгами… Он, комиссар, хорошо, как надлежит старшему, позаботился о своих… о подчинённых… Он сделал всё для них… Не грех почувствовать себя гордым…
Комиссар не переставал размышлять. О работе, о нынешнем спокойном, послеармейском, первом своём гражданском, снова лете. О концерте.
…И ещё не прекращаются его размышления о Вологняшко, не перестаёт комиссар следить за другом.
Всё изумляет, тоже не перестаёт поражать, ошеломлять даже его, комиссара этот городской парнишка. Этот – не служивший даже в армии – ловкий особенный горожанин. Вечно своим недеревенским и завидно развитым умом, смекалкой, настроем урбанистического человека он придумает неожиданный поворот, освежающий поступок, смеркует необычный и единственно нужный в данный миг ход… От которого все, вроде бы, незаметно и играючи но выигрывают, получают втрое дыхание, занятно… Очень занятно…
…Вот давеча перед концертом, пока ссорились и знакомились, пока он бегал на виду у всех от этой фермеровой смешной Нюши, взял и нашёл на кой то в степи пару палок… Нашёл, надыбал два высоких шеста (в степи что ль?). Воткнул их в утрамбованную, набитую землю на берегу… И всё сразу же обратилось в настоящую, во взаправдашнюю сцену… Символ, конечно, простая мелочь, но всё как-то изменилось. Стало по своим конкретным местам. Вот тебе – сцена, вот тебе – зритель, вот тебе – декорации: огромное синее небо, берега протоки, степной свежий ветер из-за горизонта… Проступили, обнажились с этими двумя палками вбитыми в землю настоящие, хорошо и уверенно обозначенные кулисы… Нет, не просто это… Не мелочи…
…Нет, не перестаёт удивлять его этот горожанин, этот симпатичный и милый несколько изнеженный мамой, профессоршей географии, образованный городскими ритмами и жизнью человек… В его поступках проскальзывает что-то притягательное, непонятное, неуловимое, постоянно свежее, даже пугающее новизной. Ему-то, комиссару, деревенскому жителю понятно это чувство – зависти к чужому, полному милой непосредственности размаху… Изысканности… Всё легко, даже грациозно… Да-да, это счастье, когда не слышишь у себя за спиной дыхание войны, тишину глухих деревень, оторванность глухих хуторов от яркого городского мира…
Комиссар ощущал желание быть покровителем этим своим городским товарищам, сейчас валяющих здесь, посреди земли ваньку. Он испытывал, казалось, это – и позавчера, и вчера, и сегодня… И – всегда. Да всю жизнь. Он им – опора, особенно здесь, особенно сейчас…
…Он чувствовал растроганно и благодарно, что-то общечеловеческое. С чем вырос у себя в деревне. …Что чуял какую-то там занозочку, какая их пацанов, его и деревенских дружков, голоногих, чумазых соединяла. Скрепляла намертво, спаяно, крепко, серьезно ещё на селе. А затем – тоже: и в ремесленном училище. И ещё в армии - всех, служивших с ним солдатиков-однополчан, его братков-одновзводных, бегущих под жалящим до пят пулями и фугасами-«мухами». Берегла их, бегущих от смерти и несущих на своих плечах раненного «салажонка», по зелёнке, по зарослям тропического вереска в ущельях проклятого Кандагара… Когда нёс на себе, уходил по горным тропам от дышащих отравленным дыханием, обкуренных анашой и опиумом, «духов»-пакистанцев… когда спасал от лютой смертушки и себя и своего командира… Лейтенанта Егорушкина… Не давала - в лапы смерти.. Смерти… Смерти…
Да и затем уже: в более мирный период, когда поддерживал друзей своих в институте.
Он хорошо всё это чувствовал… Видно всё-таки не всё просто так в этой мрачной и дикой тишине крыш хуторов, в запахе прелой ивы над речкой, в мычании прогоняемых мимо плетней на выпаса коров на заре… Что-то есть и в этой тишине…
…А ведь эти студентики… Этот вот хотя бы, изнеженный до слабости парень, Кускута, друг его, - они ведь нуждаются в комиссаровой помощи. Комиссар, он знает.
Ей-богу, неопытные ещё, как дети. Счастливые, «не битые»…
…Особливо, этот Лёнька, этот парень, этот неизвестно кем уполномоченный знать то, чего не может никак понять он, комиссар. Закалённый уже жизнью, первыми её ледяными дыханиями. Знать что-то особенное, очень недоступное, тонкое… Да-да, что-то особенное… Тонкое… Как – это?.. Плывёт эфир, плывёт зефир, шумит… шумит… Гвадалквивир?…
Но ему, Лёньке, поддержка необходима, это - и слепому видно… Подчас, как нынче вот, например.
…Вот как давеча, у коновязей. Да и всегда…А то вон «Яичница», тот прямо возненавидел Лёньку! Комиссар и шофёр – оба деревенские, они сходу нашли общий язык, познакомились, и «Яичница» даже успел пригласить комиссара в баньку, а друга Кускуту он бы просто порвал на куски. Недаром такой бугай.
Ленька-Кускута, он, вообще, многим «не в масть»…
…Комиссар… доглядывал за исправным ходом номеров и был сейчас на подхвате. Попутно приглядывал «из-за кулис», с ящика с бумагами и своими стройотрядовскими ведомостями нравится ли дояркам? А то стыдно будет, если свои, деревенские останутся недовольны… Ещё он глядел одним глазом в документацию, исправно ли, без подвохов ли заполнила заведующая лагерем давеча распоряжения в районный склад и квитанции… Всё вроде сходится: цифры, подписи, печати, расписки о проведённых сегодняшних шефских концертах. Лады. Не обманула… Добро. Лады…
Комиссар успевал копаться в бумагах аккуратно, вдумчиво, дельно…
Представление шло, текло уже понемногу, изживало себя, сходило на нет, заканчивалось…
…………………………………………..
…Концерт для доярок заканчивался.
Отпели, оттанцевали. Комиссар даже успел, показал положенную ему в концерте его акробатическую «штуку»: кульбиты, сальто-мортале, силовые скачки на руках… Сделали ещё потом и – сложный и главный номер – хоровод!..
…Всё совсем бесповоротно пошло на убыль…
…Нежданно-негаданно Леонид Вологняшко снял свою позванивающую колдовским звоном шляпу, положил её аккуратно и устало на землю, взял гитару, шепнул что-то остальным артистам и вышел… вперёд.
Он поправил на плече ремень гитары. Всё застыло тишиной.
Подул ветерок…
Зашевелил его белокурые, выгоревшие за лето пряди…
…Парень тронул струны.