Geum.ru

Председателя Комитета Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по конституционному закон

Вид материалаЗакон
Лысков а. г.
Подобный материал:
1   2   3   4   5


ВЕДУЩИЙ:

– Спасибо, Алексей Владимирович. Еще раз убеждаюсь в том, что мысль материальна: я только подумал, а Анатолий Григорьевич нежданно-негаданно у нас. Анатолий Григорьевич, председатель комитета по судебным и уголовным и правовым вопросам, как раз один из авторов: все вопросы по законопроектной деятельности. Замечательный человек и выдающийся российский юрист Анатолий Григорьевич Лысков. Так вот, давно уже все написано, уже давно все эти вещи созданы; и ничего нового не происходит. А почему закон о мониторинге был первопроходцем в Липецкой области? Потому что Анатолий Григорьевич представляет Липецкую область в Совете Федерации. Поэтому, уважаемый Алексей Владимирович, все это давно создано; и в вопросе о том, принимать этот закон – не принимать, существуют, две полярные точки зрения: насколько я помню, еще лет пять назад мы впервые обсуждали. Существует такая позиция, что в принципе принимать закон о том, как принимаются законы, до некоторой степени правовой каламбур, правовой анекдот; хотя, в нашей ситуации, это все происходит не от хорошей жизни. Ведь мы ставим вопрос о том, что нужно законопроектное законотворчество как-то упорядочить, по одной простой причине. Когда мы обладали и систематизацией, и кодификацией союзного законодательства, у нас эти вопросы вообще не поднимали. Сейчас мы уже на протяжении если не двадцати, то пятнадцати лет ставим вопрос проинвентаризировать то федеральное законодательство Российской Федерации, которое у нас имеется. Мне довелось принимать в этом участие на рубеже двухтысячных годов: с 2000 по 2002 год. Вы помните, это было прямое поручение Президента Российской Федерации органам прокуратуры России о том, чтобы привести конституционные акты субъекта Федерации в соответствие с конституцией Российской Федерации. На сей счет были и судебные тяжбы; были и представления, и протесты прокуроров. Это была большая работа, и не все было так просто. И если сначала, в 1991, 1992, 1993 годах, вы помните: «Субъекты, берите власти столько, сколько захотите», – то потом, если что-то дали, попробуйте это вернуть. Хотя вопрос даже не вставал о том, чтоб что-то возвращать: ну, взяли и взяли, пусть будет. Но, давайте, хотя бы хоть как-то упорядочим: на сегодняшний день у нас более десяти субъектов Российской Федерации, которые между собой не могут решить вопрос с границами. Ну, ладно бы это там, где ситуация непростая – например, на Северном Кавказе, где у Ингушетии есть вопросы и с соседней, Чеченской Республикой и с Республикой Северная Осетия - Алания: там многовековой вопрос; но у нас те же самые вопросы и в Центральном федеральном округе: не надо далеко ходить. Поэтому мы вынуждены идти на правовое заурегулирование – то есть те вопросы, которые и так уже прописаны в конституционных, федеральных законах. Нам этого мало: дайте нам специальную норму закона еще лучше, специальный федеральный закон. И здесь встает вопрос, который, на мой взгляд, абсолютно справедливо поднимал Вениамин Федорович Яковлев. Это вопрос исполнительной власти: вопросы правоприменительной практики исполнительной власти. Ведь многие действительно уходят, уклоняются от разрешения этих вопросов: сразу была выбрана концепция вопросов построения правового государства за счет усиления роли суда. Безусловно, это важная вещь: созданы суды общей юрисдикции, создан арбитражный суд, создана система мировых судей; стоит вопрос о ювенальной юстиции и ювенальных судах. Блестящая работа – это идея Анатолия Григорьевича Лыскова по административным судам, которые прекрасно себя зарекомендовали, допустим, в Германии. Еще раз хочу напомнить, что пятнадцать-семнадцать миллионов ежегодно неисполненных судебных решений. Пятнадцать-семнадцать миллионов. Это там, где судебные решения состоялись – не исполнены. И прозвучала сегодня цифра: сорок неисполненных решений конституционного суда – причем, одно из них не исполнено с 1997 года. Поэтому есть вопросы. У нас не такая многовековая конституционная традиция. Вообще в юридической среде принято считать, что два нормативных акта Николая Второго 1905 и 1906 года зародили основу конституционной традиции в России. До этого у нас ничего близкого не было: первые конституции у нас состоялись после Великой Октябрьской социалистической революции. На сегодняшний день мы прошли с вами: у нас четыре конституции СССР и шестая конституция Российской Федерации. Это весь наш с вами конституционный запас, конституционный багаж. Причем, начиная с 1936 года, они во многом – особенно по своим декларирующим статьям – значительно похожи. Естественно, менялась политическая система, менялась избирательная система, менялись некие правовые институты. Но если брать для сравнения, я всегда задаю один и тот же вопрос в любой аудитории – сколько статей в конституции Российской Федерации; и я иногда радуюсь тому, что один-два человека знают что у нас, в России, 137 статей в конституции; 137 статей в конституции Кубы, 252 статьи в конституции Португалии. Из этих 252-х две главы посвящены вопросам защиты частной собственности – в том числе, они связаны именно с основными: то, что мы не можем никак сформулировать четвертую главу нашего гражданского кодекса, они прописаны как раз в конституции Португалии. Поэтому я считаю, в любом случае, то, что мы сегодня обсуждаем, то, что наши доклады такие разносторонние, разноплановые, это бесконечно интересно. Вы, наверное, обратили внимание, сегодня в новостях было сказано, когда у нас была ночь, наш президент, Дмитрий Анатольевич Медведев работал. Он встречался со студентами в Стэнфорде, в университете; и он там сказал, что, все равно мы будем совершенствовать и реформировать политическую и правовую систему России. Вот такое выступление, такое резюме им было сделано. Поэтому мы с вами без работы не останемся; и все те законопроекты, о которых мы говорили, наверное, будут приниматься, обсуждаться, вырабатываться.


ВЕДУЩИЙ:

– Вы знаете, у нас сегодня совершенно уникальная возможность. Я для себя расцениваю, как большой подарок для нашей рабочей группы, для нашей секции, то, что Анатолий Григорьевич любезно согласился с нами поделиться своими мыслями. А мысли у него совершенно замечательные: я уже подчеркивал, что он выдающийся российский юрист. Ну, а если мы все будем себя достойно вести и внимательно примем участие в дискуссии, он обязательно нам прочтет стихотворение своего сочинения, которое мы встретим аплодисментами. Прошу вас, Анатолий Григорьевич.


ЛЫСКОВ А. Г.:

– Добрый день. Во-первых, я хочу со всеми поздороваться. Я случайно забрел на заседание вашей секции; потому что наша секция, которой мне поручено руководить, будет завтра. Я хожу из одной секции в другую, смотрю, кто чем занимается и что обсуждает – тем более, многие секции как-то пересекаются с полномочиями нашего комитета. У вас очень интересная тема. Это тема: «Новые формы взаимодействия законодательной, исполнительной и судебной власти в процессе становления института мониторинга права». Я начну с маленькой критики. Сегодня вы слышали из уст наших основных докладчиков, первого и второго, что мы, Совет Федерации, подписали соглашение с Министерством юстиции о взаимодействии друг с другом двух субъектов, занимающихся мониторингом права. Но мне кажется, что мы допустили политическую ошибку: ошибку нарушения закона уровней. Потому что Совет Федерации – это федеральный законодательный орган; Министерство юстиции – это часть исполнительной власти; и можно ли было заключать такое соглашение таким образом? С моей точки зрения, можно было бы сделать по-другому: есть четыре профильных комитета Совета Федерации. А вы знаете, что каждый член Совета Федерации приравнен по статусу к министру: могли бы четыре этих профильных органа заключить такое соглашение от имени Совета Федерации – это было бы более правильно. Взаимодействие у нас и между законодателями, и между различными органами разных ветвей государственной власти строится по-разному – причем на нынешнем этапе не всегда эти вопросы регулируются правом. Мы совсем недавно представляли наш доклад в Социальном университете; и, когда мне предоставили слово, я посмотрел в зал и увидел, что абсолютное большинство слушателей засыпает. У них зал, где когда-то выступал Георгий Димитров, с глубокими креслами; и вот головы опустились все ниже и ниже. Это студенческая среда; и я решил убить двух зайцев: с одной стороны, привлечь аудиторию, чтобы они слушали, а, с другой стороны, повзаимодействовать с моим коллегой Плигиным из Государственной Думы. Я начал свое выступление так: «Я хочу начать свое выступление с короткого ответа на вопрос, почему мы стали делать доклад о состоянии законодательства Российской Федерации». Кстати, маленькое отступление. Мне думается, что, когда мы говорим слово «мониторинг», оно вошло как-то в оборот: научный термин среди нас, законодателей; но для обыкновенного гражданина оно не совсем понятно. В свое время, на первой конференции, я постарался дать три понятия мониторинга; но больше всего из них мне нравится: высокоинтеллектуальное наблюдение за состоянием законодательства. Если бы мы как-то вот так подавали это нашим гражданам, это было бы более правильным, нежели такое короткое слово: мониторинг. Теперь возвращаюсь к той аудитории, о которой только что говорил. Мой ответ прозвучал таким образом: «Мне кажется порою, что законы пекутся Думой, будто бы блины. И слышу я всех судей стоны с востока растянувшейся страны. Законов тьма; и как в них разобраться, и как по ним решенья выносить? Истец к судье не хочет собираться, ответчик вовсе хочет не ходить». Мой коллега, Владимир Николаевич Плигин, когда мы с ним сидели в президиуме рядом, говорит: «Зачем ты упомянул Думу?» Я говорю: «Это из серии нормального политического взаимодействия: я буду всегда петь эту песню и в полном содержании, пока ты один из моих законов не выставишь на второе чтение в Государственной Думе». Но хочу сказать, что у нас действительно очень добрые отношения, но эти отношения за пределами какого-то правового регулирования. Просто так совпало, что мы во многих вещах, хотя он человек партийный, а я беспартийный, находим общий язык по оценке в целом: по политической оценке, и так далее. Этот закон, о котором я сказал, был подготовлен нашим комитетом в интересах всей судебной системы; и для того чтобы он стал законом, было затрачено много лет, то есть мы практически выступили как коллективный адвокат всей судебной системы. Что это за закон? Проводя парламентские слушания, мы выявили, что одна из причин больших претензий, которые существуют к судебной системе – это не очень правильная или не всесторонняя подготовка судей, отправляющих правосудие. Мы внесли в закон о статусе судей поправку: сформулировали новую статью – статья 20 со значком 3 закона о статусе судей, где предусмотрели обязательное обучение человека, назначенного судьей, в течение полугода в соответствующих учебных заведениях, и только после этого ему присваивается судейский класс. И после этого в порядке, определяемом высшими нашими судами – Верховным или Высшим арбитражным – ему дают возможность отправлять правосудие, как полагается. Первоначально очень много времени было потрачено на убеждение членов правительства, чтобы были отпущены деньги на это, закон затратный. Затем год ушел на то, чтобы убедить Государственную Думу этот закон принять во втором и третьем чтении. Вот на последнем заседании Совета Федерации, это было вчера, мы его одобрили уже, как федеральный закон. Поскольку я вчера его доложил, президент еще не подписал, Плигину сказал: «Как только закон будет подписан президентом, я эту песню перестану петь». Поэтому вы последние слушатели этой песни. Я стараюсь говорить доступным языком, чтобы были всем понятны те идеи, о которых я хотел сказать. Устраивает ли меня, в целом, взаимодействие между нами, между двумя палатами, между Советом Федерации и Государственной Думой, между Федеральным собранием и органами других ветвей власти, исполнительной или судебной, - могу вам сказать честно: не устраивает. Нашему комитету в определенной степени не везет, потому что многие законы идут по инициативе президента или правительства, и нам приходится иногда ставить вопрос об отклонении этих законов созданием согласительной комиссии. Представляете, сколько получается хлопот, чтобы потом на двух-, трехсторонних комиссиях убедить в правильности нашей позиции по отклонению законов. Один из последних законов, который мы отклонили – Федеральный закон о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступления, в котором Государственная Дума предусмотрела запрет для адвокатов проносить компьютеры, средства связи и так далее. Он вызвал резонанс в средствах массовой информации. А мы после обсуждения его на нашем комитете, отклонили его, исходя из основополагающих принципов конституции: каждый человек, которому государство предъявляет претензии в совершении преступления, имеет право на квалифицированную юридическую помощь. Как адвокат может в нынешних условиях такую квалифицированную помощь оказать? Кончено же, используя подручный материал – справочные правовые системы. И мы этот закон предложили отклонить. Палата с нами согласилась. Причем суть наших поправок сводится к тому, что если государство устанавливает подобный запрет, значит, государство должно предоставить какой-то эквивалент. А это означает, что в местах, где содержатся подозреваемые и обвиняемые должны быть предоставлены компьютеры с правовым справочным материалом, через которые они не могут выйти в Интернет и установить какую-то связь вот это первый посыл. Второй посыл – совершенно забыли, там еще была одна формула: разрешается руководителям администрации таких учреждений по требованию адвоката размножать материалы, но за эти материалы адвокат должен заплатить. Возникает вопрос: если адвокат по соглашению – возможность такая есть, а у нас около 50% людей привлекаемых адвокатами пользуются по назначению. Как в этом случае быть? В законе не было прописано. И третий элемент, который возник по этому отклоненному закону: если мы говорим о каком-то запрете представителям адвокатского сообщества, то они этот запрет нарушили, каким-то образом преодолели, либо в сговоре с руководителями или должностными лицами учреждений, либо каким-то иным путем, то есть пронесли компьютер и использовали как средство связи, вы же знаете, что сейчас можно Интернет-конференцию практически сделать, соответствующие программы существуют. И мы вывели особый состав, специальный состав в статью 303 Уголовного кодекса, часть вторая которой говорит о том, что возможно привлечь к уголовной ответственности за фальсификацию доказательств по уголовному делу следователя, дознавателя, адвоката, и мы сюда добавили специальный состав, касающийся технических средств. Но сделав такую заявку, мы понимали, что возникнут проблемы с правительством, потому что предоставление такой услуги потребует денег. Мы и эту вещь просчитали. На всю страну нужно 1347 компьютеров, чтобы обеспечить все следственные изоляторы, ну, и 52 миллиона рублей. Я не случайно затронул и так подробно говорю об этих поправках. Вроде бы закон мне как субъекту законодательной инициативы предписывает обязанность согласовать поправку, раз идет поправка в Уголовный кодекс, с правительством, и получить от него официальный отзыв, и с Верховным Судом, то я, разумеется, параллельно направил поправки в Государственную Думу, как сопредседатель согласительной комиссии направил на отзыв в Верховный Суд и в правительство. И здесь же, буквально несколько дней назад исполнитель из Минюста мне звонит и просит дать согласие на продление срока рассмотрения поправок до 16 августа. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться, понимая, что все равно они эти сроки нарушат, и к этому времени не успеют. Но самое интересное заключается в том, что на меня выходил обыкновенный исполнитель, один из бывших подчиненных Александра Николаевича, работающий в Минюсте, и получается очень интересная картина: что не те субъекты, которые, как бы, отвечают за законотворческий процесс и взаимодействуют, где-то приходится приспосабливаться к работникам аппарата для того, чтобы иметь какой-то положительных успех. Поскольку уже многие знают, в каких-то моментах нам удается по более легкой форме вот эту всю процедуру пройти, но я считаю, что это ненормально. Наш законотворческий процесс несовершенен по многим-многим позициям. Я не знаю, говорили вы на эту тему или нет, но в свое время на наших конференциях много раз звучала эта тема, а воз и поныне там. Мы говорили, что требуется, по меньшей мере, 3 базовых федеральных закона: это Закон о нормативных правовых актах Российской Федерации – если бы этот закон был, нам не надо было бы, с моей точки зрения, тратить деньги на проведение так называемых антикоррупционных экспертиз, потому что один раз бы сделали, выстроили бы под это алгоритм действий, и было бы немножко по-другому. Закон о принятии федеральных конституционных, федеральных законов. Вот мне сегодня второй день только, я молодой сенатор – на очередной срок меня переназначили. Вообще, 8 лет назад я был один из соавторов такого закона. Можете себе представить, 8 лет назад, и закон лежит в Государственной Думе без движения. Попытки каким-либо образом через политические ресурсы подвинуть решение этого вопроса пока не увенчались успехом. Почему это так? Наверно, кому-то будет неудобно, что этот процесс будет урегулирован. В этой процедуре можно было бы урегулировать на долгие годы вперед взаимоотношения между органами одной палаты и другой. На сегодняшний день Государственная Дума получает федеральный закон от одного из субъектов право-законодательной инициативы, и затем Председатель Государственной Думы расписывает в профильный комитет, профильный комитет выносит на Совет палаты, и тот принимает решение – разослать на отзыв всем субъектам законодательной инициативы. И идут веером эти законы. А потом, когда отзывы поступают назад, в профильный комитет, буду называть вещи своими именами и говорить прямо, исполнителю, подчеркиваю, не комитету, а исполнителю-эксперту аппарата Государственной Думы, ничего не стоит все наши отзывы положить в корзину, или на какой-то задний план. И никакой ответственности за это нет. Мне кажется, поскольку Александр Николаевич долго работал в той сфере, где сроки являлись приоритетным направлением, за них и мне пришлось в этом качестве долго работать, я знаю, что такое срок, что такое – в срок не выполнить. А ведь с этого начинается. Недавно я слушал президента, он говорил, что «мои поручения выполняются примерно на 40%, чуть больше, на 47%, выполняются поручения правительства». То есть процедура имеет огромнейшее воспитательное значение в целях повышения, вообще, государственной дисциплины. Я немного очистил совесть тем, что многими законопроектами поддержал в законодательном смысле судебную систему, органы прокуратуры, но все равно полного удовлетворения нет, и как оно может быть? Вы представьте себе, вроде бы профильный комитет, и он так и называется – «По судебным и правовым вопросам», но мы первично не рассматриваем законопроект, я много раз поднимал эти вопросы и в статьях, и в своих выступлениях в Государственной Думе, после этого был некоторыми товарищами подвергнут критике и так далее, но сами посудите, какое моральное право я имею говорить о том, что я как законодатель не обеспечил судебную систему, если базовых законов по судебной системе нет. Законодательная инициатива Верховного Суда – конституционный закон, подчеркиваю, конституционный закон о судах общей юрисдикции – была внесена в 1998 году. И до сих пор эта инициатива лежит в Государственной Думе, и никуда не движется. Конституционный закон о Верховном Суде – такая же история: с 2000 года находится там, есть еще масса таких законов, поэтому я считаю, что по итогам нашей конференции надо, чтобы в наших материалах четко было сформулирован перед Президентом, перед Государственной Думой вопрос о целесообразности или острой необходимости принятия федерального закона о порядке принятия федеральных конституционных, федеральных законов. Через эту форму мы можем резко повысить эффективность действий всех органов обеих палат. И тогда можно будет говорить именно о государственной дисциплине каждым законодателем. А сегодня мы видим, после того, как Президент обратил внимание, как Государственная Дума голосует, и частенько показывают по телевидению, что зал полупустой. Последний раз, когда все депутаты были на месте, на моей памяти, это был 2005 год, и все собрались на это заседание, я докладывал проект федерального закона. Коллектив авторов этого закона был с моим участием, и Сергей Михайлович Миронов то же самое, это закон о внесении поправки в закон о прокуратуре, который обязывал генерального прокурора непосредственно представлять доклад Совету Федерации лично. Тогда Александр Николаевич работал заместителем главного прокурора, а его шеф, упорно отказывался воспользоваться публичной трибуной Совета Федерации и не хотел приходить представлять доклад, который, по конституции, он должен был предоставлять о состоянии правопорядка в стране. Тогда Сергей Михайлович после его неоднократных приглашений задумался, а как поступить, чтобы все-таки уважительно отнеслись к Совету Федерации. Еще меня волнует, что многие начинают уводить тему в сторону. Есть конституционный орган – Совет Федерации, нераспускаемый, орган никем ни при каких обстоятельствах, и есть какие-то конкретные носители власти вот этого органа, вот мы конкретные носители. Орган-то существует, и по конституции, к нему должны уважительно относиться. Тогда генеральный прокурор, с моей точки зрения, не очень корректно отнесся к Совету Федерации, и я пришел на пленарное заседание в Государственную Думу. Когда Грызлов дал мне слово, я шел по залу. По мере продвижения к трибуне в зале установилась тишина, у меня даже мурашки пробежали по спине, думаю: «Как в такой тишине говорить, докладывать этот закон?» Но послабление неожиданно пришло. Где-то метров за 10 до трибуны из двух углов раздались крики: «Толя, давай». Я выступил по этому закону с аргументацией, со мной согласились, и вот тогда, все депутаты всех фракций проголосовали 407:0. Тогда мне казалось, что это была, действительно, тактическая победа. Когда в администрации меня спросили: «Как ты оцениваешь такое голосование?» – я сказал: «Это антирейтинг действующему генеральному прокурору». А потом, через полгода, его переместили в другое место. Возвращаясь к теме взаимодействия, не случайно я затронул тему тех законов, которые требуют затрат. Это особый случай. Чтобы преодолеть сопротивление высшего исполнительного органа власти, а еще точнее – сопротивление Минфина, потому что Минфин всегда на них не дает – нужно находить разные пути и убедительные моменты. До определенного времени из правительства приходил стандартный отзыв, или заключение, поскольку по конституции это заключение: «Субъект законодательной инициативы определил общую сумму затрат на реализацию этого закона, не представил источники финансирования». Стандарт – и ссылка на статью 83 Бюджетного кодекса. Пока они в очередной раз не нарвались, я вынужден был глубже, чем раньше, изучить Бюджетный кодекс, и им в обратную сторону стал направлять, причем с такой аргументацией. Сейчас скажу, как родилась эта аргументация. Сейчас действует закон по защите свидетелей и потерпевших в уголовном процессе. Сначала мы его сделали в соавторстве – депутаты и члены Совета Федерации, в том числе и я. Мы направили на отзыв в Правительство, получили заключение – нужно было 750 миллионов рублей на реализацию этого закона – за подписью уважаемого Христенко, который недавно вот давал свидетельские показания по делу Ходорковского: не представили источники финансирования, денег нет – все, закон, выражаясь обывательским, сочным языком – кирдык законопроекту. Мы вышли их этого положения немножко по-другому: мы этот закон через имеющиеся возможности доложили Президенту. По сути он не был изменен, за исключением субъекта законодательной инициативы. Тот же Христенко сразу нашел деньги на этот закон, и закон сейчас живет. Это, если хотите, политические уловки для того, чтобы нужный обществу закон появился на свет. По-моему, не очень здорово это. А теперь какой же выход нашел. Если мне память не изменяет, статья 263 Бюджетного кодекса четко сформулирована: «О монопольном праве законодательной инициативы правительства по законам о бюджете». И теперь, когда возникает подобного рода коллизия, мы им письмо и говорим: «Наша задача – расчеты показать, а вы ребята при подготовке федерального закона о поправках к бюджету, пожалуйста, изыщите источники, вы за это получаете деньги, для того, чтобы это источники находить».