Geum.ru

Председателя Комитета Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по конституционному закон

Вид материалаЗакон
Савенков а.н.
Плигин в.н.
Плигин в.н.
Подобный материал:
1   2   3   4   5


САВЕНКОВ А.Н.:

– По состоянию на 2006 год было поручение Правительства о подготовке Министерством юстиции федерального закона о мониторинге в Российской Федерации. Насколько я понимаю, на сегодняшний день такого закона не существует. Поэтому мы с вами все равно должны вернуться вот к этой ситуации. Вот здесь я бы хотел, Владимир Николаевич, пожалуйста, выскажите свое мнение к той точке зрения. Может быть, нам все-таки вернуться к тому, чтобы этот закон был, и в нем уже прописать. В том числе, ведь сам мониторинг, и само по себе обсуждение результатов мониторинга – это важная вещь. Но, на мой взгляд, я и в прошлом году, при обсуждении доклада за 2008 год, выступая, сказал, что в докладе о мониторинге должны быть выводы, наполненные не только содержательной частью. Они должны исполняться, они должны определять законотворческий процесс на будущий год или среднесрочную перспективу. Что нужно решить? И не просто в общих чертах. А какой-то набор первоочередных законопроектных работ, собственно законопроектов. И, скажем так, результаты мониторинга должны доводиться до федеральных органов власти к исполнению. Представляется так. Ваше мнение на сей счет?


ПЛИГИН В.Н.:

– Александр Николаевич, в порядке дискуссии можно сейчас отвечать, как это сделать. Но хорошо, как мне кажется, идея закона она сама по себе хороша как идея. Но закон должен укреплять и утверждать устоявшиеся отношения. С тем, чтобы не приходилось менять, как мы сегодня имеем практику, принятые законы по 10 поправок в год. Для того чтобы закон был законом, и он был реально исполним, для этого должны устояться отношения. И, по всей видимости, сегодня наука как раз может в этом отношении минимум по трем критериям оценить и объективность оценки политики проводимой в стране со стороны Парламента, со стороны исполнительной власти, судебной власти, региональных интересов, со стороны интересов общества. И это комплексность и объективность оценки может обеспечить только наука. Этого, мне кажется, нельзя со счетов сбрасывать. Второе: именно наука позволит сегодня (настоящая наука, я не говорю о той, которая обеспечивает зачастую интересы «чего изволите, мы вам это обоснуем») сопоставить заявленные интересы по стратегическому развитию страны. И как они реализуются на уровне ведомств, отражаются в законодательной и правоприменительной практике. Я сегодня приведу такой краткий анализ мониторинга, к чему это может привести, к каким выводам. И, наконец, третье: посмотрите, при Правительстве есть аналитический центр. Его задача – это мониторить ситуацию. Он ее не выполняет. Есть Совет Безопасности, где соответствующие комиссии есть, их порядка 20, которые по этим вопросам должны мониторить ситуацию и давать свои предложения. Исходя из того, что мы сегодня слышим и видим, с задачей не справляется. Такие центры мониторинга существуют при многих министерствах, отвечающих за вопросы безопасности. Но комплексного, систематизированного подхода к выработке оценок и предложений для руководства страны, к сожалению, не происходит. Вот почему, безусловно, важна инициатива Совета Федерации. Это может быть хорошей основой для дальнейшей системной работы, создания системы по мониторингу. Куда должны быть включены, безусловно, и оценка посланий. У нас три вида посланий. Вы назвали одно. Послание Конституционного Суда. Значит, послание Президента Парламенту и бюджетное послание. Это тоже результат мониторинга, где подытоживаются итоги предыдущей работы и определяются приоритеты на перспективу. У нас есть более десяти государственных докладов, которые должны писать министерства, Генпрокуратура, и представлять ежегодно Президенту. Это тоже часть мониторинга. Как они взаимоувязываются друг с другом?

Нам сегодня здесь раздавали доклады многих субъектов Российской Федерации по итогам мониторинга своей работы. Тоже достаточно интересное направление. Вот доклад Саратовской областной Думы за 2009 год. Открываю главу пятую – «Экономическая политика». На двадцати с лишним страницах ни слова нет про инновационную деятельность. Стратегия сама по себе инновационного развития, Концепция 20.20 сама по себе, а жизнь-то в регионах. А регион такой задачи вообще не ставит. Сколько угодно можно принимать на верхнем уровне решений, но если на уровне региональных властей эта задача не ставится, то соответственно, она и не будет исполняться в той степени эффективно, как могло бы быть. Поэтому, говоря об этом вопросе, связанном с новой формой взаимодействия властей, общества, бизнес-сообщества по результатам мониторинга, как мне кажется, сегодня нужно еще отработать систему на практике, а потом уже писать по устоявшимся взаимоотношениям, взаимоувязке, кто кому обязан представлять для подытоживания, как, какой силой будут обладать те рекомендации по итогам мониторинга, как они должны отражаться, в том числе в корректировке стратегических посланий Президента, государственной политики, как они должны реализовываться на уровне ведомств, на уровне регионов? Вот это последующий шаг. А для начала, по всей видимости, все-таки необходимо эту систему попытаться отработать. И эта наша сегодняшняя выездная конференция здесь, в Санкт-Петербурге, как мне кажется, хороший, весомый шаг в этом направлении. Я просто приведу сейчас пример наших наблюдений, о чем говорил председатель Совета Федерации Сергей Михайлович Миронов в своем докладе, что мы уже несколько лет совместно с Советом Федерации проводим мониторинг деятельности в 2009 году тридцати девяти органов государственной власти, более половины всех субъектов Российской Федерации на предмет – соответствия заявленных приоритетов, их реализации на ведомственном и региональном уровне по инновационному развитию через рынок интеллектуальной собственности. Вот если об этом говорить, то и в основном докладе Совета Федерации за 2009 год, который роздан у вас, там две главы посвящены этому. А более подробное изложение содержится в этом докладе, опубликованном Советом Федерации и содержащемся на этом диске. Он тоже у вас есть в розданных материалах. Поэтому можно ознакомиться в электронном виде. Ну, а кому вдруг по какой-то причине не досталось, то он выставлен на сайте в открытом доступе, его также можно использовать для своей работы, для обсуждения. Мы признательны за конструктивное предложение по совершенствованию этой формы работы. Говоря по инновационной стратегии, да, безусловно, сегодня на высшем уровне страны признан тот аксиоматический вывод, по которому давно уже развивается западный мир. Инновационное развитие – это безальтернативный вариант сегодня для развития в новом тысячелетии и для нас в том числе. Но Запад при этом добавляет – инновационное развитие через рынок интеллектуальной собственности. Это вслед за Японией, США, Европой повторил Китай. Китай двадцать лет назад был в худших условиях, чем наша страна. Сегодня обогнал все страны мира, выйдя на третье места по темпам инновационной активности или результативности после Японии и США, обогнав всю Европу и давно обогнав нас. Сегодня мы покупаем китайские технологии для модернизации своего производства. Мы покупаем китайские станки, оборудование, хотя раньше мы завозили их туда. Это отдельная история. Одна из причин государственной стратегии Китая, уже пятнадцать лет реализуемой на этой территории, – инновационное развитие через рынок интеллектуальной собственности. Создана жесткая централизованная система формирования и управления интеллектуальной собственностью. Сверху, с Пекина до муниципального района, комитеты по интеллектуальной собственности. До муниципалитета, в штате которых специалисты, на которых замкнуты формирование и оказание содействия бизнесу, формирование и коммерциализация всех видов интеллектуальной собственности, не только патентов. У нас их по российскому законодательству шестнадцать. И третье, что интересно, китайский бизнес сегодня стимулируется со стороны государства по вовлечению в коммерческий оборот интеллектуальной собственности. Средняя китайская компания имеет 60-50 патентов и полторы тысячи ноу-хау, которые дают в обороте этой компании до 40% ежегодного объема продаж. А что у нас? У нас интеллектуальная собственность размазана среди десятка министерств и ведомств. Более десяти федеральных ведомств отвечают за формирование, за управление и нормативные регулирования в этой сфере, четыре центра координации, причем доходит порой до смешного. Министерство экономического развития отвечает у нас за долгосрочный социально-экономический прогноз. Президент страны определил: «Наш прогноз развития – инновационный путь». Но инновации невозможны без превращения новых знаний в новые технологии. А прогноз технологического развития возложен не на это министерство, возложен на Министерство образования и науки. Два прогноза, один без другого не бывает, не работают, но мы попытаемся перейти на абсолютно новые рельсы, в итоге тормозим. Если посмотрим постановление правительства 2001 года, была дана правдивая оценка, сформулирована угроза национальному развитию, связанная с оттоком не только наших передовых ученых за рубеж, с оттоком наших разработок, финансируемых из бюджета, просто за бесплатно за рубеж. А когда мы, финансируя научные исследования, по сути дела, обеспечиваем знаниями инновационные развития всего мира, но не самих себя. Посмотрите стратегию национальной безопасности, принятую в 2009 году. Все угрозы сохранились. Абсолютно все. И они названы там один к одному. Это означает, что, к сожалению, эффективность мер, принимаемых за последние десять лет по этому направлению близка к нулю. Второе, мы не знаем, что делать? Возьмем постановление правительства 2005 года, которое посвящено основным направлениям формирования инновационной политики и системы в Российской Федерации. Постановление заканчивается целью – к 2010 году построить в России национальную инновационную систему. И определены законодательные меры, которые должны были быть приняты в этой сфере, в том числе принят закон об инновационной деятельности. Сегодня федерального закона нет, где было бы дано понятие содержания организации этой самой деятельности. А что есть? Ведь развиваться-то необходимо. Есть четыре модельных закона СНГ, принятых в Таврическом дворце Межпарламентской ассамблеей СНГ по инициативе России, которые посвящены инновационной деятельности. Субъекты Российской Федерации в этих условиях принимают свои законы, потому что им нужно развиваться, им нужно поощрять, по крайней мере, тех и как-то различать, кого поддерживать, кто занимается новатикой, кто нет. Сегодня 52 субъекта Российской Федерации приняли свои региональные законы по инновационной деятельности. Но они отличаются друг от друга. Можно ли построить единый рынок интеллектуальной собственности, который есть, я напомню, во Всемирной торговой организации, занимающей третье место после продажи, после мировой торговли товарами и услугами? Третье место – это по соглашению ТРИПС – это продажа интеллектуальной собственности. Можно ли построить единый рынок в России и интеллектуальной собственности, если в каждом регионе свои правила? Конечно же, нет. Что в этих условиях происходит? В этих условиях происходит ведомственное толкование и усмотрение чиновника. Сегодня я обращаю внимание, впервые с 2010 года с апреля месяца введен в действие приказ Росстата об обязательной статотчетности № 327, принятый в октябре прошлого года. Он предписывает независимо от формы собственности, от организационно-правовой формы предоставлять отчетность по инновационной деятельности: Форма 2, Форма 3 и Форма 4. Извините, за ее не предоставление наступает ответственность вплоть до административной. Но суть даже не в ответственности, а суть в том, что считать инновациями. В условиях отсутствия закона сегодня и руководствуясь методическими рекомендациями этого ведомства, наши исполнители на местах, директора, бухгалтеры, представители экономических служб этих предприятий будут отчитываться о том, что у них есть инновации, есть инновационная деятельность в таком-то объеме и так далее. Мы посмотрели эти методические рекомендации. Они не соответствуют ни части четвертой Гражданского Кодекса, они не соответствуют ни здравому смыслу, потому что, например, цитирую: «Патент можно продавать в целом или по частям». Патент – это бумага, подтверждающая ваши исключительные права. Ничего больше. Можно его порвать, можно уничтожить, но его нельзя продать. А это рекомендации, которые обязательны для исполнения на местах и они будут исполняться. Вот такого рода перлы, которых сегодня, к сожалению, у нас достаточно много в практике, это результат того, что те правильные выводы и записанные в постановлении правительств на уровне ведомств не были реализованы ни по одному направлению. Другой пример. Было записано в 2005 году: «Принять законы, обеспечивающие взаимопроникновение и оборот информации, полученной при выполнении работ, связанных с военным специальным двойным назначением в гражданский сектор экономики». Замечательное решение, потому что везде на Западе то, что вкладывается в военную сферу, а у нас тратится около половины всех денег бюджетных в НИОКР – это военная сфера. Сегодня по большому счету оно девять десятых эффекта дает в гражданском секторе экономики. Нужен закон? Конечно, нужен, потому что сегодня в условиях отсутствия закона работает усмотрение чиновника, а для него важнее ничего не делать. Ничего не спросят, хотя за бездействие нужно спрашивать. И в этой части многие прекраснейшие разработки, которые могут иметь экономический эффект в гражданском секторе экономики, они сегодня лежат под спудом, под спудом секретов, под спудом отсутствия разрешения чиновника. Прошло пять лет закона об обороте прав на технологии военного специального двойного назначения, которые так и не появились. Мы в этой связи, получив поддержку постановления правительства, не смогли получить поддержку на уровне министерств и ведомств. Таких примеров, повторяю, можно приводить достаточно много по реализации данного постановления, и сегодня мы принимаем очередные постановления, но есть большое опасение, что у нас не будет целостной системы мониторинга с выводами, в том числе оргвыводами по неисполнению раннее принятых решений. Мониторинг дает возможность принимать решение. Это система контроля, это форма контроля, если хотите, в этой части, то соответственно у нас будет продолжаться то, что продолжается на сегодняшний день. Меня поразили слова Президента России в послании Федеральному Собранию о том, что Россия стоит перед угрозой технологического распада, технологического выживания. Я помню, когда вся страна переживала остро вопрос, связанный с угрозой территориальной целостности, территориально-национального распада страны, и когда в 2000 году мы отошли от края этой пропасти, все вздохнули, все, кто сегодня числит себя россиянином. Но сегодня прошло десять лет. Мы стоим под угрозой технологического распада. Почему? Потому что на девяносто с лишним процентов импортозависимость по основным, в том числе традиционным для России отраслям экономики у нас выросла до 90%. Начинаем выяснять почему. Денег мало? Нет, деньги выделяются. У нас на НИОКР ежегодно выделяется 360 миллиардов рублей: 300 из федерального и порядка 60 – из региональных бюджетов. Но вопрос, а почему тогда полученные технологии не могут быть реализованы для модернизации производства? Выясняется удивительная картина. В Совете Федерации выступает один из руководителей Академии наук России и говорит: «Деньги до науки не доходят, до 40% идет в откат». Оставшаяся часть денег, выделяемых из бюджета, распределяется между организациями, которые имеют достаточно отдаленную научную перспективу. И те, кто получает, соответственно, что они делают на освоенные деньги? Они дают отчеты, которые лежат в качестве отчетов. Это имеет слабое отношение к науке, но еще меньшее значение имеет для реального сектора экономики, для модернизации экономики, о которой шла речь. Что в этих условиях делает бизнес? Ему нужно развиваться. Он идет туда, где эти технологии есть. А он идет на Запад, но ему говорят: «Мы тебе предоставим льготный кредит, но он будет связанный условиями поставки такого-то оборудования такой-то компании». Мы имеем филиалы в нескольких странах Европы, в Америке. Мониторим эту ситуацию. Я сегодня не знаю ни одного примера, когда бы по таким поставки нам, в Россию, на наши заводы были поставлены технологии завтрашнего дня. Это, как правило, технологии дня вчерашнего, если не позавчерашнего. Что решает в итоге Запад по отношению к нам? Мы им не интересны, как продавцы. Мы им интересны, как покупатели. Во-первых, мы садимся на иглу импортозависимости, потому что обслуживание этого оборудования – это дело иностранных компаний, и второе – мы обречены заранее, приобретая технологии вчерашнего дня, на производство неконкурентоспособной продукции на внешнем рынке. Нас устраняют сразу автоматически с этого рынка. Мы производим продукцию для своего собственного потребления и не более того. В этой связи показательна ситуация с нанотехнологиями. Из Федерального бюджета по ряду федеральных целевых программ на ближайшие годы выделено около полутриллиона рублей. Это большая сумма на производство наноиндустрии. Она связана с нанотехнологиями, наноматериалы, наночастицы через нанотехнологии, технологии управления элементами атома. Но самая интересная ситуация, что здесь это поле уже занято не нами. Мы только деньги выделяем. А кем занято? Все это пространство бюджетного использования и освоения этих денег сегодня занято и уже очерчено красными флажками иностранных правообладателей. Я об этом говорил на прошлой конференции. Подтверждаю это еще раз. Девять десятых патентов, выданных в России на нанотехнологии, принадлежат иностранцам. Они сегодня запатентовали свои изобретения здесь, этих технологий, с помощью которых будет происходить соответствующее последующее производство наноиндустрии. И за лицензионные платежи будет платить либо бюджет, либо те, кто его использует, иностранцам, но не нам. Это более чем странная протекционистская политика, которая не направлена на национальные интересы. Можем не платить? Ничего подобного. В парламенте приняты законы, устанавливающие ответственность признавать контрафактом. Мы единственная страна мира, которая признает контрафактом не только товары, выпущенные с нарушениями авторских смежных прав наименований товаров и товарных знаков. Во всем мире так. Четыре наименования товаров, признаваемых контрафактами. У нас все виды товаров могут признаваться контрафактами с нарушением прав на все объекты интеллектуальной собственности, включая изобретения, полезные модели, промышленные образцы, ноу-хау и так далее. При этом по нашему законодательству разрешается конфисковать, изъять из оборота не только товары, но и оборудования и сырье, из которого это сделано, и оборудование, на котором это сделано. То есть передел собственности. По нашим российским законам, вступившим в силу с 1 января 2008 года, в условиях нашего правового нигилизма и отсутствия заинтересованности учитывать эти интересы может произойти одномоментно. Я никого не пугаю, но говорю официально о том, что у нас сегодня численность иностранных компаний на территории России в своих представительствах увеличилась кратно по ряду позиций. Чем они занимаются? Одна из главных функций – сбор доказательственной базы нарушений прав на создаваемые иностранцами и регистрируемые здесь, в России, объекты интеллектуальной собственности. Интеллектуальное рейдерство, ну, это уже будет не рейдерство, а передел собственности по закону. Вот о чем идет речь. И, безусловно, говоря о приоритетах инновационного развития, крайне важно понимать, что интеллектуальная собственность в этом отношении имеет существенное значение и имеет фактор предпосылки инновационного развития.

ВЕДУЩИЙ:

– Секунду. Уважаемые друзья, давайте перейдем к вопросу регламента. Мне очень интересен доклад, выступление моего друга и коллеги. По регламенту ни у кого нет возражений? Самое главное, чтобы никто из вас не обиделся, потому что скажут: «Я тоже хочу, у меня тоже большое выступление». Владимир Николаевич, прошу Вас.


ПЛИГИН В.Н.:

– Спасибо. В этих условиях крайне важно с тем, чтобы инновационное развитие, о котором мы много говорили, чтобы оно обеспечило соответствующими рыночными интересами. Когда есть интерес – будет рынок. А в данном случае речь идет о рынке интеллектуальной собственности. Радостно сегодня осознавать, что впервые в истории современной России все руководство страны вслед за Президентом России, председателем Правительства, председателем палат парламента, все основные министры, генпрокурор не только признали, но и записали и подписались, что рынок интеллектуальной собственности – это важное, необходимое условие инновационного развития, в своих приветствиях и обращениях, выступлениях на прошедшем в этом году в апреле международном форуме «Инновационное развитие через рынок интеллектуальной собственности». Сегодня с этими бумагами, по сути дела, с этой политической позицией руководства страны – это существенная корректировка стратегии инновационного развития – можно говорить с ведомствами, где, к сожалению, государственная политика перестает быть государственной. Она становится ведомственной. Это одна из сегодняшних бед и проблем нашей страны, потому что чем можно объяснить, какими государственными интересами, принимаемые или инициируемые разными ведомствами те или иные решения. В это же время в обоснование этой позиции, не государственной, не национальной, была сформулирована и брошена в общественное сознание, привлекли к этому науку, в части касающейся, облекли это в некие формы, в том числе нормативные, так называемый тезис экономики знаний. Экономики знаний, показателями которой согласно приказам министра образования и науки уже несколько лет подряд, в том числе и в этом году, выступают число публикаций, диссертаций, монографий, конференций. Если у нас 3/4 всего финансирования НИОКР – это государственный бюджет, то тот, кто заказывает эти контракты, кто подписывает, соответственно руководствуясь этими показателями инновационного развития, так называемого, экономики знаний, он требует: отчитайся, проведи конференцию, опубликуй. В результате я всегда привожу хрестоматийный пример в этом отношении. Нобелевский лауреат 2007 года по физике Петр Гринберг, немец из Германии, свое изобретение, которое сегодня используется в нанотехнологиях, он сделал в 1986 году. Мир об этом узнал через три года. Он не собирал никаких конференций, он не делал ни одной публикации. Он патентовал свое изобретение во всех странах мира, в том числе в России. Сегодня мы ему будем платить, поэтому мы умные, а он – богатый. Вот в этой части, как мне кажется, переход в понимание того, на ведомственном уровне, что без интеллектуальной собственности мы не сможем обеспечить инновационную мотивацию авторов, участие в превращении знаний в технологии, в технологии для модернизации собственной отечественной промышленности. Если этого не произойдет, мы будем много толкаться на месте, будем проигрывать, будем буксовать. Я в этой части приведу просто пример как это, к сожалению, выливается в законодательные поправки. Я не знаю, какими национальными интересами руководствовались те, кто вносил точечную, маленькую, но имеющую огромное последствие, негативное для национальных интересов страны, поправку в статью 128 Гражданского Кодекса. Есть всего два способа закрепления прав в научно-технической сфере: патентование и ноу-хау. Патентуют, если брать западный мир, там до 20% максимум, но патентуют то, что коммерчески значимо, поэтому это продается. У нас патентуем 5-7, максимум 10% из того, что получаем в научно-технической сфере, но патентуем либо для отчета перед заказчиком, либо для защиты диссертации. Результат коммерциализации последующий: никогда, как критерий, патентование не стоял. Поэтому у нас патентами обвешаны стены, но они никуда не годятся. Президент отозвал депутатов из отпуска в прошлом 2009 году по 217 закону, сказал: «Примите закон. Снимите запреты, разрешающие создавать малое предприятие для превращения ваших знаний в новые технологии». Собрали, приняли. Сегодня создано порядка двухсот предприятий. Вопрос, а где остальные три тысячи научных центров и вузовских учреждений? Где остальные? Причина банальная. Нет готовой интеллектуальной собственности к внесению в уставной капитал этих предприятий и нет инновационных кадров, кто был бы способен это делать, работать с этой интеллектуальной собственностью. Так извините, пожалуйста, значит, нам необходимо сегодня помогать формировать со стороны государства эти отношения. А что произошло у нас? Ноу-хау у нас мало кто понимает, что это такое. При этом вносится поправка и ставится знак равенства между информацией, составляющей коммерческую тайну, и секретами производства, как сегодня информация о вашей зарплате. Это коммерческая тайна. Но она не может быть ноу-хау, у нее нет исключительных прав на эту информацию. По нашему законодательству есть. В этой части нас просто автоматически вывели из состава субъектов активных участников рынка мировых продаж по интеллектуальной собственности. Другая поправка. У нас 90 процентов всех интеллектуальных разработок – это научно-техническая документация. Что такое документация согласно нашему российскому законодательству? Это информация. В статью 128 ГК внесли точечную поправку: с 1 января 2008 года, у нас уже два с половиной года информация выведена из состава объектов гражданских прав. Что это означает? Всего лишь исключили одно слово. А это означает, что мы сегодня не можем продавать информацию. Мы можем продавать носитель, на котором находится эта информация. На бумаге по цене бумаги. На электронном диске по цене диска – 10 рублей. Вот в данной ситуации – это антинациональная поправка, но она действует. И сегодня ситуация, мы уже три года говорим: «Уважаемые, внесите изменения, восстановите информацию о составе объектов гражданских прав. Во всем мире она есть. А у нас это 90 процентов нашего потенциала. А нам это запретили». И ситуация происходит ровно такая же, как это было с инновационными предприятиями, которые были введены в запрет по инициативе Министерства образования и науки. Я просто эту историю привожу, потому что, к сожалению, повторяется, а мы из этого не делаем уроков. В 2001 году, когда были правильно поставлены диагнозы и назначено главное министерство страны, отвечающее за выработку государственной политики и ее реализацию в сфере научно-технической и инновационной и интеллектуальной собственности, было соединено Министерство промышленности науки и технологий – Минпромнауки. Потом, в 2003 году в рамках административной реформы забрали технологии, забрали промышленность, соединили науку с образованием и оставили за ними функции реальных координаторов инновационной деятельности в секторе экономики, когда они к экономике никакого отношения не имеют. В результате мы получили заказы, к распределению которых бизнес не имел никакого отношения. Он не заинтересован в том, что там с ним никто не согласовывал. Получали отчеты, которые реально не нужны сектору экономики. В результате одна из первых инициатив этого министерства была – через правительство внесли поправки в закон об образовании и о научной деятельности, запрещающий создавать инновационные предприятия при вузах и научных центрах, тот самый запрет, который через пять лет Президент вместе с парламентом ликвидировал 217-ым законом. Вот цена этой ошибки – сокращение инновационного производства в России за пять лет в два раза. Это очевидно, что не отвечает национальным интересам инновационного развития России заявленному стратегическому приоритету. Это отвечает: не пускать нас на западный рынок в качестве продавцов. По оценкам мировых экспертов к 2015 году закончится международное разделение труда в новом технологическом укладе, связанном с бионанотехнологиями, инфотехнологиями. Пятую революцию мы проиграли шестидесятого года. Мы покупатели всего. Если сегодня за ближайшие четыре-пять лет мы не примем тех изменений, которые станут необратимыми, то, к сожалению, мы обречены на то, что в ближайшие 50-60 лет XXI столетия мы тоже будем покупателями. Мы проиграем. Будем обеспечивать сырьем, в том числе своими знаниями инновационное развитие всего мира. Нам будут аплодировать, но при этом не платить денег. Мы будем умными, но при этом останемся с той самой дифференциацией в восемнадцать раз между доходами самых богатых и самых бедных. Одной из самых больших дифференциаций в мире по сравнению с теми странами, где нас можно сравнивать. Я не хочу такого. Я думаю, что абсолютное большинство тоже не хочет этого в нашей стране. Поэтому система мониторинга, безусловно, должна работать на эту стратегическую цель: помогать, менять качество жизни абсолютного большинства наших граждан. Менять качество, чтобы умные были богатыми, чтобы интеллект был востребован здесь в стране, а не за рубежом. Вот на этой оптимистической ноте я хотел бы закончить и, как я обещал, в качестве примера рассказать историю, связанную с этим зданием. Четыре года назад мы нашли здесь в Питере питерскую компанию наших местных Кулибиных, которые являются авторами прекраснейшей энергосберегающей инновационной технологии, используемой в строительстве. Она позволяет там, где стоят три дома на тех же тепломощностях, построить четвертый дом, не строить новую ТЭЦ. Вы знаете, что эти здания Сената и Синода стояли в плачевном состоянии, нужна была их достаточно большая реконструкция. Деньги были выделены, но одна из главных проблем была связана с тем, что не хватало тепломощностей от местной ТЭЦ. Местное «Ленэнерго» предложило два варианта. Один стоимостью 80 миллионов, другой – 50 миллионов рублей. Первый вариант очень экстравагантный. Рядом с Медным всадником поставить газовую котельную и провести тепло в Конституционный суд и сюда вот в библиотеку, которые потом заехали в эти здания. Потом признали, что это будет портить традиционный исторический облик города, решили прокопать Английскую набережную и проложим трубу от другой ТЭЦ. Это примерно полтора километра, с подачи дополнительных тепломощностей. Это означало перекрыть центр города на годы. А установка была по распоряжению правительства всего лишь около десяти месяцев. И наша технология этих местных Кулибиных, компания «7+11» позволяла это делать. Пробили, реализовали, сдали вовремя в срок. Руководитель компании получил из рук одного президента благодарность, из рук другого – «Заслуженного энергетика России». Сегодня здание эксплуатируется. Они не требовали никаких дополнительных мощностей. Просто перераспределили, переложили трубы иначе. Прекрасно все работает. Вопрос состоял в том, как применяется наше законодательство с тем, чтобы мотивировать этого изобретателя дальше работать на государство в том числе, на такого рода проекты. Картина удивительная. «Спасибо. А деньги кто будет платить?» А в министерстве не предусмотрено. Потребовалось два года переписки с Росстроем, Минрегионом, которые отвечали с НИПами такого-то года, это строительные нормы и правила: оплата лицензионных платежей за использование инновационных технологий не предусмотрено. Им отвечаешь: «Закон есть. По закону нужен лицензионный договор и нужно платить». «Нет, не предусмотрено». Потребовалось участие председателя счетной палаты, председателя правительства России Владимира Путина поручение Министерству регионального развития. После этого запрет сняли, но денег не заплатили. В результате вопрос риторический. Как сегодня мотивировать благодаря нашему законодательству под законным актом позиции наших местных чиновников, мотивировать отечественного изобретателя изобретать дальше. Экономить бюджетные деньги. Реализация этой технологии в масштабах национального проекта жилища позволяет не строить по России сорок ТЭЦ. Я по первой специальности строитель, прекрасно знаю, что когда строят, осваивают, затрачивается много денег. Кто позволит экономить миллиарды на строительство сорок ТЭЦ, если можно при их строительстве часть освоить. Вот в данной ситуации мне кажется это самая главная проблема. Если мы не изменим правосознание, понимание в мозгах наших чиновников, чтобы они работали не на свои интересы, ведомственные, занимаясь системой освоения денег, а на интересы перспективного развития и на интересы того самого изобретателя, который готов помогать стране, готов помогать городу, готов помогать конкретному предприятию. У нас ситуация мало изменится. Но я по природе оптимист, тем более, когда общаюсь здесь, в Совете Федерации с нашими парламентариями. Пришел к выводу, я его оглашал в парламенте, и я оглашу этот вывод здесь в завершение своего выступления. Сегодня в России сложились две системы власти. Одна, которая понимает безальтернативность инновационного развития для России и во главе с Президентом заявляет и своими возможностями двигает в этом направлении. Вторая система власти независимо от партий, независимо от уровня, федеральной, местной, – это те, которые привыкли, сложилась уже привычка сегодня капитализировать свой ресурс власти далеко не в национальных отечественных интересах инновационного развития. Для них важно сохранить статус-кво, потихонечку осваивать деньги, иметь при этом соответствующие доходы, в том числе прикрываясь инновационным развитием. Я считаю, не случайно Президент России за два месяца до послания к парламенту выступил с обращением к нации: «Россия, вперед!». Этот всплеск он не должен быть компанейским, он не должен закончиться в прошлом году. Проблема стоит и сегодня. Она остается актуальной, потому что только сообща мы можем эту ситуацию изменить. И я надеюсь и считаю, что данного рода конференции, если они найдут отражение в своих итоговых документах такого рода предложения и понимание, могут потихоньку, хотелось бы скорее, нам эту ситуацию изменять. Доклад закончил. Благодарю за внимание.