Geum.ru

А. А. Чувакин Алтайский государственный университет

Вид материалаИсследование

Содержание


Кибяков сидел дома. Ждал
К старухе Агафье Журавлевой приехал сын Константин Иванович. С женой и дочкой
Литература и примечания
Подобный материал:
А.А.Чувакин

Алтайский государственный университет,

Барнаул

СИНТАКСИС ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ В.М.ШУКШИНА В

АСПЕКТЕ ПУШКИНСКИХ ТРАДИЦИЙ

Завершая главу о стиле повествовательной прозы А.С.Пушкина, академик В.В.Виноградов называет имена ряда русских литераторов Х1Х века, которыми были восприняты пушкинские принципы и приемы художественного изображения [1, c.582]. Представляется, что если этот список продолжить именами писателей ХХ века, то в их числе окажется и имя В.М.Шукшина.


В лингвистическом шукшиноведении язык прозы Шукшина уже получил оценку с точки зрения его отношения к языку русской художественной прозы второй половины ХХ века [2], отражения в нем языковых традиций русской литературы [3]. Однако и оценка эта носит джостаточно общий и отчасти предварительный характер, и тема - язык Шукшина в контексте языка русской прозы прошлого и настоящего - в силу своей важности и сложности требует не только общих оценок , но и тщательной разработки в теоретическом плане и широкого привлечения языкового материала. Одно из направлений такой разработки предлагается в данной статье, основные положения которой будут формулироваться преимущественно по данным рассказов писателя [4].


Обращение к шукшинскому синтаксису и рассмотрение его в русле пушкинских традиций не случайно.


Исследование языка прозы Шукшина в аспектах его структуры - уровневой (особенно материалы по синтаксическому уровню) и композиционно-речевой показывает, что к синтаксису Шукшина применимо положение, высказанное В.В.Виноградовым о синтаксисе Пушкина: именно он выступает "организационым центром, управляющим движением словесной стихии в повествовательном стиле" [5, c.226] писателя. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что "материальным" носителем явлений и процессов, имеющих место в художественноречевой структуре и эпики и киносценарной прозы, во многом является синтаксис. Такова, например, значимость форм несобственно-прямой речи как способа "схождения" композиционно-речевых форм прозы; синтаксических сигналов устности и разговорности в сказе и диалоге персонажей; роль приемов диалогического спектра в преобразовании "исходного" материала в художественный язык ; композиционно-синтасической аранжировки киносценарной интерпретации эпических произведений и др. [6, c.140-148].


Приведенные наблюдения совсем не принижают роли лексики в языке Шукшина. Так, именно и прежде всего лексика создает основу семантической многоплановости шукшинских текстов; лексика отличается диалогической заряженностью [7, с.23-24], которая во взаимодействии с диалогической заряженностью синтаксиса выступает мощным средством диалогичности прозы писателя. Наконец - в-последних, но не по значимости - именно в сфере лексики отмечается следование Шукшина-прозаика пушкинским традициям [7, с.23].


В статье будут рассмотрены некоторые особенности синтаксиса эпики Шукшина, находящиеся в русле традиций синтаксиса художественной прозы Пушкина. При этом мы опираемся на характеристики синтаксиса прозы Пушкина, данные В.В.Виноградовым в [1] и [5] и прочитанные автором настоящей публикации глазами исследователя языка Шукшина.


1.Стиль прозы Шукшина реализует в своей синтаксической "части" важнейшее положение пушкинской стилистики - принцип "художественного синтеза живых форм национально-языковой культуры в ее разных диалектальных и стилистических проявлениях" [1, c.581]. Он питается разнообразными в рече-стилевом и стилистическом отношении источниками в "общеязыковом" синтаксисе: от просторечного до книжного, каждый из которых репрезентирует "свои" когнитивные, ментальные, этнические и культурные формы и смыслы. Приведем некоторые примеры конструкций (высказывания и текста) - просторечных: …Политрук хотел под трибунал отдать, но мы, которые постарше солдаты, не дали ("Мой зять украл машину дров!"); Это на вас надо возмущаться ("Обида"); разговорных: Милиционер взял Ивана под руки и повел из избы. …
  • Да брось ты его!
  • Нет, отметелить я его должен.
  • Куда ты меня счас?!
  • Пойдем. Переночуешь у нас… Остынешь. А то себе хуже сделаешь. Не связывайся ("Волки");

публицистических (ораторская разновидность публицистического стиля): - Да мы уж послушали! Имели, так сказать, удовольствие. Поэтому позвольте вам заметить, господин кандидат, что кандидатство - это ведь не костюм, который купил - и раз навсегда. Но даже костюм и то надо иногда чистить… ("Срезал"). ОднакоШукшин оставляет в стороне художественно неперспективные элементы синтаксиса. Таковы, по наблюдениям О.А.Лаптевой, например, конструкции наложения: И потом что-нибудь с собой возьми поесть надо приготовить обязательно [8].


Главному требованию Шукшина к языку литературы: чтобы в нем сохранился "живой русский язык" [9, c. 369] - в полной мере отвечает проза самого Шукшина, во многом благодаря ее синтаксическому облику. Традиционно считается, что синтаксис прозы писателя восходит к разговорному источнику. Не отрицая роли этого, последнего, мы, тем не менее, полагаем, что дело не в доле (или во всяком случае не только в доле) разговорных конструкций в текстах писателя. Шукшинский синтаксис "живого русского языка" - это синтаксис языка Человека Общающегося, синтаксис речекоммуникативной деятельности по обмену ценностно-смысловыми позициями. Он создается эвокационными преобразованиями исходного материала практически любого источника в направлении не говорения автора читателю, а общения автора с читателем. В этом , по нашему мнению, кроется главный источник впечатления разговорности синтаксиса прозы Шукшина: в самом деле, общение, обмен имеют диалогическую природу, диалог же первично живет в разговорной речи и связан с житейскими (обыденными, бытовыми) ситуациями, которые открыты каждому человеку. Можно утверждать, что именно "живой русский язык" является основой художественного синтеза форм, извлекаемых писателем из различных источников национального ("общего") языка.


Если отмечать приемы преобразования, то они находятся в сфере диалогического спектра. Приведем некоторые иллюстраци, сначала из области собственно синтаксической, а затем пограничной. В число первых помимо собственно диалога входят, например, следующие: диалогизация: Хорошо! Господи, как хорошо!.. Редко бывает человеку хорошо, чтобы он знал: вот - хорошо. Это когда нам плохо, мы думаем: "А где-то кому-то хорошо". А когда нам хорошо, мы не думаем: "А где-то кому-то плохо". Хорошо нам, и все ("Земляки"); цитирование: - Я только хочу тебе сказать, куркуль: вырастут твои дети, они тебе спасибо не скажут.


"Куркуль" не пошевелился, только кивнул головой (" Хозяин бани и огорода"); парцелляця: Кибяков сидел дома. Ждал ("Любавины"); параллелизм: Сашка работал на ст ройке, жил в общежитии, в комнате на двоих. Сашка шумно обрадоваля гостю… ( "Хахаль") и др. Из приемов, обеспечивающих взаимодействие синтаксического и несинтаксического, укажем разведение- сведение разностильных элементов. По принципу контрастного сведения организован внутренний монолог главного героя в рассказе "Алеша Бесконвойный", где присутствуют элементы книжного синтаксиса и разговорно-просторечной лексики: …Нет, жить, конечно, имеет смысл. Другое дело, что мы не всегда умеем. И особенно это касается деревенских долбаков - вот уж упрямый народишко!… Названные и иные приемы, действуя в пределах текста (текстового фрагмента), создают синтаксичский механизм его пульсации, что превращает текст в жизнедействующий организм.


2. Стиль художественной прозы Шукшина базируется на принципе синтаксической сжатости предложения. В произведениях писателя простое предложение количественно преобладает над сложным, глагольное над именным, короткое над длинным. Так, в авторском речевой слое цикла "Земляки" простые предложения превышают сложные в четыре раза, глагольные - именные в пять раз. По данным, опубликованным в [9], в 12 произвольно выбранных рассказах Шукшина число предложений размером от 1 до 4 словоформ составляет 36%, а от 11 до 44 словоформ - 23,4%.


За этими внешними характеристиками шукшинского предложения кроются глубокие семантико-функциональные особенности представления предложением ситуации. Если обращение к теме " предложение и ситуация" существенно при исследовании любого текста, поскольку текст и предложение соотносятся как имя сложной (сложно устроенной) ситуации (комплекса ситуаций и пр.) и имя ситуации - ее компонента, то при исследовании прозы Шукшина это обращение приобретает особую значимость: по справедливому утверждению В.А.Апухтиной [11, c.53], шукшинский рассказ организует (выделено мной. - А.Ч.) ситуация. (Данное утверждение можно распространить и на другие жанры худодожественной прозы писателя, ибо многие из его произведений созданы самим автором как вторичные тексты.)


Шукшинское предложение представляет микроситуацию лаконично, а шукшинский текст макроситуацию - динамично.


См. , наример, начало рассказа "Ванька Тепляшин": Ванька Тепляшин лежал у себя в сельской больнице с язвой двенадцатиперстной кишки. Лежал себе и лежал. А приехал в больницу какой-то человек из районного города, Ваньку вызвал к себе врач, они с тем человеком крутили Ваньку, мяли, давили на живот, хлопали по спине… Поговорили о чем-то между собой и сказали Ваньке:

- Поедешь в городскую больницу?
  • Зачем? - не понял Ванька.
  • Лежать. Так же лежать, как здесь лежишь. Вот… Сергей Николаевич лечить будет.

Ванька согласился.


Каждое из предложений фрагмента (предложением является предикативная конструкция) именует " свою" денотативную ситуацию, выделяя в ней минимум обязательных с информативной точки зрения компонентов. Причем в некоторых случаях даже этот минимум предстает не полностью: так, предикаты мять, давить, хлопать в данном их употреблении предполагают позицию инструментального актанта, которая не замещена ни в самом предложении, ни в предложениях окружающих; имя субъектного актанта не обозначено в предложениях Поговорили…, Зачем? (и некоторых других), но оно содержится в контексте. (Число примеров можно легко увеличить.) В предложениях приведенного фрагмента (кажется, за исключением Зачем? - реально однословного) нет ни одного сирконстантного компонента ; что же касается компонентов атрибутивных, то они находятся в структуре составных номинаций. Пожалуй, избыточными с точки зрения обозначения ситуации приведенным фрагментом как целым являются предложения Лежал себе и лежал и Так же лежать, как здесь лежишь. Но их диктум здесь имеет квалификативный смысл - он непосредственно направлен на формирование концепции типично шукшинского рассказа: так же (свободно, спокойно) не будет - все будет иначе (весь вопрос в том: как будет? Недаром после второго из приведенных предложений следует Вот…! Обратим внимание: Вот… с многоточием!). Таким образом, оказывается, что на фоне лаконично обозначенного диктума выдвигается тоже лаконично обозначенный, но диктум в позиции модуса.


Другой способ выдвижения связан с введением в предложение добавочной содержательной или оценочной информации. Такого рода информация часто появляется при передаче речекоммункативного поведения героев, к которому автор всегда подчеркнутно внимателен, как внимателен к языку реальный Шукшин. См. в том же рассказе: - Мама, мама идет! - закричал он всем в палате радостно; -…Товарищ, - вежливо и с достоинством обратился он к вахтеру, но вахтер даже не посмотрел в его сторону; - Наз-зад, - как-то даже брезгливо сказал тот.


Отметим еще один способ. Это актуализация компонентов диктумной (модусной) части предложения. См. в нашем отрывке актуализированные глагольные предикаты: приехал, вызвал, крутили… поговорили, поедешь. См.еще: …но тут подъехала свадьба. /…/ Филипп с интересом смотрел на свадьбу ("Осенью").


Таким образом , лаконичное представление ситуации как целого создает в тексте точки или своего рода узлы развернутого представления отдельных ее компонентов. По-видимому, такое "перемежение" лаконичного и развернутого значимо для осуществления текстом смыслопорождения.


Но лаконичность - это не только представленность необходимых и достаточных компонентов смысла. Лаконичность - это и господствующая в тексте тенденция к формальной (конструктивной в первую очередь) невыраженности смысловых отношений между предложениями - компонентами текста (его фрагмента). Преобладание простых предложений над сложными, а из сложных - бессоюзных и сложносочиненных над союзными и сложноподчиненными (см. об этом в [6, с. 135-139]), частотность "гибридных " слов в функции внутрипредложенческих и особенно межпредложенческих скреп делает возможным множественность интерпретаций содержания предложения, текста (фрагмента). См. в приведенном фрагменте: А приехал… = 'но + когда + так как 'по отношению к предшествующему тексту: …Лежал себе и лежал и 'когда + так как' по отношению к тексту последующему: …Ваньку вызвал к себе врач…(не уверен, что смысл установлен полностью).


Отсюда один шаг до объемности представления ситуации: каждая из ситуаций, отдельно существующих в тексте, может быть воспринята в ее целостности и отдельности. Связи же между ними в таком случае усматривает читатель. Если к этому прибавить, что имя компонента нередко соотносится более чем с одним компонентом (является многофункциональным), то окажется, что в одно предложение-ситуацию вписывается более одной художественной ситуации - компонента ситуации сюжетной. См., например


Завершая наблюдения над действием принципа синтаксической сжатости предложения, укажем еще одно его проявление. Краткость глагольных предложений - имен микроситуаций создает предпосылки для их динамического чередования в пределах фрагмента текста или целого текста. См. из романа "Любавины": Макар дохромал до оконного косяка. За окном в этом момент ухнул выстрел, и среднее стекло брызнуло по избе звонким дождем. Почти одновременно с этим в сенях загремело ружье Егора. На улице кто-то коротко застонал и смолк (Выделены глагольные словоформы - все совершенного вида). Впрочем, ситуации не только чередуются по принципу следования - отношения между ними в прозе Шукшина сложнее. Так, в следующем фрагменте из рассказа "Выбираю деревню на жительство": Мужик послушно, очень подробно рассказывал. И был как будто рад, что его село заинтересовало человека больше, чем дургие села. Со стороны наблюдали и испытывали нечто вроде ревности. И находили возможность подпортить важную минуту - в совокупной внешней ситуации рассказывал - наблюдали - испытывали (нечто воде ревности) господствующее положение принадлежит ситуации внутренней: заинтересовало, которая порождает следующую, тоже внутреннюю ситуацию: находили (возможность) подпортить (Дело и в видо-временных формах и значениях глагольных слов, и в соотношении предикатных смыслов, и в принадлежности последних речевому слою повествователя/персонажа).


Другой способ создания эффекта динамического чередования ситуаций, но преимущественно в сфере персонажной речи - это тоже краткие, но безглагольные предложения; их значимость повышается отсутствием (нерегулярным присутствием) "слов автора" в конструкции с чужой речью, что уже давно отмечено в литературе - как признак драматургичности эпической прозы Шукшина. См.: Спирька сел.

Сергей Юрьевич посмотрел на него.
  • С приездом, - сказал Спирька.
  • Спасибо.
  • Пришел попроведать, - пояснил гость. - А то пока наш народ раскачается, засохнуть можно.
  • Необщительный народ?
  • Как везде: больше по своим углам ("Сураз").


Динамика чередования ситуаций, создаваемая синтаксически, обусловливает в числе других факторов соединение эпического с драматическим и киносценарным в прозе Шукшина. И это соединие находит свою опору прежде всего и главным образом в синтаксисе.


3. В стиле Шукшина реализуется еще один принцип пушкинской стилистики - "сдвинутое", присоединительное сцепление фраз или их компонентов. Если присоединение традиционно квалифицируется как способ повышения актуальной значимости компонента, что имеет место и в прозе Шукшина, то главное в присоединении у него все же иное: оно выступает сильным средством перелома в развитии семантико-стилистической плоскости высказывания. Причем число этих плоскостей и возможностей их перелома в текстах нашего автора необозримо, что, в сущности, составляет одно из важнейших проявлений его творческой манеры. Приведем некоторые иллюстрации.


К старухе Агафье Журавлевой приехал сын Константин Иванович. С женой и дочкой (зрительно воспринимаемые компоненты ситуации). Попроведовать, отдохнуть ( когнитивный компонент) ("Срезал"); Спроси меня напоследок: кого я ненавижу больше всего на свете? Я отвечу: людей, у которых души нету. Или она поганая (иерерхия ценностных компонентов) ("Верую!"); - Зачем же чертежи -то передал? - допытывался старшина. - И кому!!! (смена коммуникативных установок) (там же).


Отдельные фрагменты текста строятся на многосложных переломах в смысловом развитии высказываний и их представлении. Например: Моня подвесил фонарь повыше, сел не чурбак рядом с колесом, закурил… И без волнения толкнул колесо ногой (внешние действия - внешнее действие с внутренней характеристикой). Почему-то охота было начать вечное движение непременно ногой (ситуация в представлении повествователя - ситуация в представлении персонажа). И привалился спиной к стене (внешние действия, вновь в представлении повествователя). И стал снисходительно смотреть, как крутится колесо (синтез имеющихся выше разновидностей переломов) ("Упорный").


На этом завершим с неизбежностью краткий и неполный обзор синтаксиса прозы Шукшина в аспекте традиций пушкинского синтаксиса. Приведенного материала досточно, чтобы подтвердить высказанный в начале статьи тезис, чтобы доказать жизнеспособность пушкинских традиций в области художественного синтаксиса. Вместе с тем очевидно, что в число очередных выдвигаются по крайней мере две задачи: рассмотрение других направлений следования Шукшина пушкинским традициям в синтаксисе (и здесь прежде всего назовем проблему переплетения объектных и субъектных форм); осмысление тех синтаксических явлений в прозе Шукшина, которые делают ее прозой именно Шукшина, выдвигает проблему историко-типологического исследования языка прозы современных писателей.



ЛИТЕРАТУРА И ПРИМЕЧАНИЯ
  1. Виноградов В.В.Стиль Пушкина. М., 1941
  2. ..Кожевникова Н.А., Николина Н.А. О языке Шукшина // Язык и стиль прозы В.М.Шукшина. Барнаул, 1981
  3. Лопутько О.П. Языковые традиции русской литературы в прозе В.М.Шукшина //Творчество В.М.Шукшина. Метод.Поэтика.Стиль. Барнаул, 1997.
  4. Данная статья развивает положения, впервые сформулированные автором в тезисах: Пушкинские традиции в синтаксисе художественной прозы Василия Шукшина // А.А.Пушкин: эпоха, культура, творчество. Традиции и совреименность. Часть 1. Дополнение. Владивосток, 1999.
  5. Виноградов В.В. Cтиль " Пиковой дамы" // Виноградов В.В. Избр. тр. О языке художественной прозы. М.,1980
  6. См.подробнее: Творчество В.М.Шукшна в современном мире. Барнаул, 1999
  7. Лопутько О.П.Лексический уровень прозы В.М.Шукшина // Энциклопедический словарь-справочник "Творчество В.М.Шукшина". Подготовительные материалы. Барнаул,1996
  8. Лаптева О.А. Разговорная речь в прозе В.М.Шукшина // В.М.Шукшин .Жизнь и творчество.Барнаул, 1992
  9. Шукшин В.М. Я пришел дать вам волю: Роман.Публицистика. Барнаул, 1991
  10. Москальчук Г.Г. Структурная органиазция и самоорганизация текста. Барнаул.1998
  11. Апухтина В.А.Проза В.М.Шукшина. М., 1986.



Опубликовано в:

Язык прозы В.М.Шукшина. Теория. Наблюдения. Лексикографическое описание. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, Барнаул, 2001.