Аналитические формы будущего времени как лингвистический феномен (на материале английского и русского языков)

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Людмила Алексеевна Араева
Наталья Борисовна Лебедева
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования
Объектом исследования
Предметом исследования
Целью работы
Теоретическая ценность
Практическая значимость.
Апробация работы
Структура работы
Основное содержание работы
Подобный материал:
  1   2   3


На правах рукописи


Логунов Тимур Александрович


АНАЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ

КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

(НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОГО И РУССКОГО ЯЗЫКОВ)


Специальность 10.02.19 – теория языка


Автореферат диссертации

на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Кемерово 2007

Работа выполнена на кафедре стилистики и риторики ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет»


Научный руководитель: - доктор филологических наук, профессор

Людмила Алексеевна Араева

- кандидат филологических наук, доцент

Надежда Владимировна Складчикова


Официальные оппоненты: - доктор филологических наук, профессор

Наталья Борисовна Лебедева


- кандидат филологических наук, доцент

Дмитрий Владимирович Кузнецов


Ведущая организация: Сибирский федеральный университет

Кафедра общего языкознания и

риторики


Защита диссертации состоится « 3 » ноября 2007 г. в 12:00 часов на заседании диссертационного совета Д. 212. 088. 01 по присуждению ученой степени доктора филологических наук в ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет по адресу: 650043, г. Кемерово, ул. Красная, 6.


С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет».


Автореферат разослан « 3 » октября 2007 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент О. А. Булгакова

Общая характеристика работы

Формы аналитического будущего являются универсальным лингвистическим феноменом, свойственным языков индоевропейским, и ряда других семей, в которых они активно используются носителями языка. Аналитическое будущее, организованное едиными для современного человека пропозициями, погружаясь в конкретноязыковое пространство, характеризуется наряду с общими также и специфическими свойствами. В силу размытости его семантики, обусловленной гипотетичностью действия в будущем, аналитическому будущему всегда свойственны модальные оттенки.

В диссертации общие и специфические свойства категории аналитического будущего исследуются на материале двух разносистемных языков – английского (в значительной степени аналитического) и русского (в значительной степени синтетического), что дает нам возможность получить более полное представление о характерных свойствах будущего аналитического как категории глагольной системы.

В исследовании акцент делается на изучение семантического (модально-футурального) наполнения аналитических форм будущего времени в аспекте их реализации в речи. Предпринятый нами анализ содержания указанных форм в особых условиях коммуникативного контекста осуществляется на основе интерпретации такой информации, которая обязательно сопровождает общение носителей языка (фоновые знания, концептуальная база и т.п.).

Актуальность темы исследования

Категория будущего является одной из наиболее проблемных в системе категорий времени, что объясняется внутренней связью будущего с модальностью, ирреальной природой будущего и его эпистемической противопоставленностью категориям прошедшего и настоящего. Принадлежность языковых форм выражения футуральности к периферии поля реальности [Бондарко 1992б], нулевая сте­пень фактивности высказываний предоставляет свободу для использования самых различ­ных оттенков отношения к будущему: чаяние и опасение, желательность/нежелательность наступления события, волевое стремление способствовать/препятствовать наступлению события, личное долженствование, тонкая градация оценок вероятности наступления того или иного события и т.п.

Сказанное в еще большей мере относится к аналитическим формам будущего времени: их специфика в аспекте синхронии состоит в раздельнооформленности, при которой категориальный грамматический аспект значения выражается вспомогательным глаголом, имеющим особый статус в системе языка, по­скольку эти сочетания представляют собой позднюю грамматизацию изначально сво­бодных сочетаний полнозначных слов, иными словами, грамматическая функция отнесения действия к будущему у элементов этих форм не является первичной. В диахроническом аспекте эти формы характеризуются относительно недавним изменением статуса своих компонентов с утратой (полной или частичной) служебным компонентом своего первоначального значения.

Нынешние вспомогательные компоненты формы (глаголы) были отобраны в определенный период развития языка из ряда конкурирую­щих лексем, использующихся в достаточно свободном сочетании с инфинитивом, причем семантика этих глаголов достаточно сильно различается от языка к языку (глаголы с модальным значением или с модальными оттенками значения, с фазовым значением ингрессивности, начинательности и др.). Выбор определенных единиц в качестве регулярного компонента формы связан с внутрисистемными парадигматическими отношениями, вместе с тем этот процесс, вероятно, проходил также под влиянием тех функций языка, которые связаны с работой мышле­ния, с восприятием и отражением мира, включая и отношение к нему пользователей языка, проявляющееся в языковых единицах и категориях. Лингвисты (Дж. Байби, В. Е. Коваленко, А. В. Кравченко, С. П. Лопушанская, Н. В. Новикова и др.) отмечают, что развитие аналитических футуральных форм связано с определенным этапом раз­вития человеческого мышления, поскольку требует пере­вода определенного фрагмента содержания опыта в форму осознаваемого, включения концепта представления будущего и его целевого преобразования в мысли­тельные операции.

Таким образом, в диссертации анализируются формы английского аналитического будущего «shall/will + Inf.» и русского аналитического будущего «буду + инф.» (называемого в литературе также будущим сложным или будущим несовершенного вида).

Из нескольких форм и конструкций, относящих действие в будущее, мы отобрали для исследования две аналитические футуральные формы, опираясь на ряд критериев: 1) структурное сходство (а также ряд общих черт в диахроническом аспекте при ярком различии лексических источников образования) и 2) функциональный критерий, который выражается в том, что рассматриваемые формы являются в языках регулярным средством отнесения действия в будущее, выполняя свою основную функцию, как правило, без обязательных условий (поэтому английская форма так называемого будущего в прошедшем не рассматривается нами в силу ее жесткой структурной обусловленности).1 Кроме того, английская форма перфектного будущего не рассматривается нами по причине соответствия по своей видовой характеристике русскому будущему совершенного вида. Некоторые выводы о содержательной стороне грамматического будущего в русском языке носят ограниченный характер, поскольку отбор лишь одной из двух временных форм в русском языке не позволяет нам строить обобщения относительно выражения будущих действий в русском языке в целом.2 Одновременно с этим, принадлежность форм к разносистемным языкам не может не оказать определенного влияния на статус рассматриваемой формы в каждом языке, синтагматические характеристики и особенности ее функционирования.

Формы футурума являются самым поздним по времени обра­зования компонентом временных противопоставлений в грамматической системе, это обстоятельство дает возможность достаточно подробно просле­дить процесс их формирования в языках с письменной традицией. Поэтому история образования футуральной микросистемы в различных языках получила широкое освещение, см., например, диссертации В. Е. Коваленко, Н. С. Сахаровой, М. А. Угрюмовой, работы Дж. Байби и Э. Даля, Ф. Виссера, Э. Маулера, Э. Стандопа и др., посвященные истории категории будущего в английском; история категории будущего в русском подробно освещается в работах В. И. Борковского и П. С. Кузнецова, К. В. Горшковой и Г.А. Хабургаева, С. П. Лопушанской, Н. В. Новиковой, М. Л. Ремневой, Т. Ф. Цыгановой, А. П. Яковлевой, Дж. Бофанте, Е. Кржижковой и др.

Особое положение футуральных сочетаний в глагольной системе привлекает внимание лингвистов. Так, «неопределенный» статус английского грамматического футурума вызвал к жизни множество разнообразных и нередко противоречащих друг другу концепций как в зарубежной (Х. Веккер, М. Джус, О. Есперсен, Дж. О. Кэрм, Дж. Лич, Ю. Окамура, Ф. Р. Палмер, Г. Суит, Ч. Фриз, Р. Хаддлстон, Л. Хэгеман, М. Эрман и др.), так и в отечественной (Л. С. Бархударов, Я. Г. Биренбаум, И. П. Иванова, Б. А. Ильиш, В. М. Комогорцева, Е. А. Корнеева, Б. Л. Мариупольская-Пантэр, Ф. И. Маулер, О. А. Осипова, Д. А. Штелинг и др.) англистике. Широкое освещение получили проблемы грамматического статуса сочетаний «shall/will + inf.», их исторического развития, определения круга их функций в языке, дистрибуции глаголов shall и will.3

К началу 1980-х гг. острая дискуссия вокруг признания за сочетаниями «shall/will + inf.» статуса грамматических форм была в основном завершена, однако интерес к английскому футуруму отнюдь не ослаб, о чем свидетельствуют публикации последних лет [Селиванова 2001; Хрисонопуло 2001; Davidsen-Nielsen 1988; Haegeman 1989; Huddleston 1995; Okamura 1996].

Яркой особенностью русской видовременной системы является наличие двух форм будущего времени, противопоставленных за счет видовой характеристики. Проявление частновидовых значений для каждой из двух временных форм описано в работах [Авилова 1976; Бондарко 1971; Милославский 1989; Гловинская 1989; Гиро-Вебер 1990; Грекова 1998; Климонов 2001; Кубарев 1995; Рассудова 1982; Теория функциональной грамматики 1987; Фичи Джусти 1997; Grenoble 1989 и др.]. Различные категориальные ситуации с формами русского будущего сложного освещены в работах [Дунев 1999; Мякотина 1982а, 1982б; Оркина 1986 и др.], выполненных в русле функционально-грамматического описания.

В последние десятилетия грамматические явления языка все чаще получают описание в рамках полевого подхода. На материале английского языка средства отнесения действия к будущему в составе функционально-семантических полей и более узких специализированных грамматико-лексических (микро)полей рассматриваются в работах [Ермакова 1980; Кириллова 1997; Красногор, Белякова 1986; Сатель 1990; Сахарова 1987; Селиванова 2001; Тарасова 1976; Wiese 1986 и др.]. Взаимоотношение синтетического и аналитического будущего русского языка в системе единой функционально-семантической категории описано в [Кубарев 1995; Фичи Джусти 1997 и др.].

В конце ХХ в. получила развитие теория грамматизации (грамматикализации), основанная на историко-типологических данных (см. [Майсак 2002]). Лингвисты, работающие в этой области, уделяют внимание типологическому описанию процесса образования футуральных форм в разносистемных языках, выявляя универсальные черты этого процесса [Дренясова 1968; Кравцова 1991; Bybee, Dahl 1989; Bybee, Pagliuca 1985; Bybee, Perkins, Pagliuca 1994; Fleischmann 1982; Ultan 1978 и др.].

Общее направление нашего исследования требует сочетания двух подходов к описанию языкового материала: от формы к смыслу и от смысла к форме. Первый подход реализован в самом факте отбора языкового материала из разнотипных языков, тогда как второй связан с теоретической основой исследования. Подход от смысла к форме позволяет исследователю проследить, как реализуются в каждом языке некоторые универсальные семантические единицы или семантические системы, т.е. значения, которые должны получать свое выражение в любом языке [Касевич, Храковский 1983 : 6]. При этом два указанных подхода не являются противопоставленными, поскольку в лингвистике объектом исследования являются прежде всего «такие содержательные тождества и значения, которые имеют определенные соответствия в плане выражения» [Там же : 8].

Для анализа универсального компонента содержания предложений с аналитическими футуральными формами в качестве исходного уровня нами принята пропозиция как универсальный образ ситуации, отображаемой в предложении, которое с известным приближением является отражением реальных фактов [Кацнельсон 1972 : 142].

Анализ большого числа разносистемных языков позволил исследователям, в частности Дж. Байби и У. Пальюке, выявить узкий набор лексических единиц, из которых произошли формы будущего, а также закрытый ряд оттенков будущего в современных состояниях этих языков. Это дает основания для выдвижения гипотезы о том, что семантические изменения, ведущие к грамматизации и происходящие при грамматизации, схожи во многих языках [Bybee, Pagliuca 1987 : 120].

Очевидным и закономерным является предположение о том, что различия в инвентаре оттенков значений этих форм в разных языках могут быть достаточно существенными, однако это касается неосновных, вторичных оттенков, проявляющихся в конкретных условиях контекста. Сохранение лексических значений компонентов футуральных сочетаний при выражении намерения и предсказания создает тонкие уникальные оттенки, что осложняет характеристику грамматического значения будущего в разных языках (см. [Bybee, Dahl 1989 : 93]). Гипотетичность любого будущего и его неопределенность выступают тем фактором, который нивелирует эти различия. Поэтому основные значения, которые способны выражать аналитические формы будущего, должны иметь относительно универсальный характер.

Объектом исследования при таком понимании проблемы является аналитическая форма будущего времени (исследуемая на материале двух разносистемных языков – русского и английского).

Предметом исследования является описание аналитической формы как особого явления языка в функциональном, прагматическом и этнолингвистическом аспектах.

Анализ научной литературы, посвященной проблеме определения единого категориального значения футуральных форм в разных языках и выведению списка дополнительных значений (созначений, оттенков значения) и функций этих форм, проявляет отсутствие единого мнения у большинства исследователей [Haegeman 1982 : 19].

Ф. И. Маулер видит среди причин отсутствия лингвистически надежных результатов описания футурума следующие: а) смешение синхронного и диахронного подходов; б) смешение функционального и формального принципов лингвистического анализа и в) «сужение круга факторов, составляющих лингвистически релевантный контекст» [Маулер 1968 : 3]. Придавая особое значение последнему пункту, мы считаем целесообразным расширить контекст употребления футуральной формы до прагматического с элементами экстралингвистического, т.е. рассматривать предложения как высказывания в конкретных ситуациях общения. Поставив своей целью описать употребление языковой единицы, мы должны найти экспликации ее использования в различных высказываниях. Подчеркивается, что во многих современных работах по формам будущего времени некоторые его свойства не получили объяснения именно по той причине, что анализ был ограничен синтактико-семантическим уровнем и полностью игнорировал прагматику [Haegeman 1982 : 99]. Такой макроконтекст позволяет максимально точно интерпретировать в каждом случае подвижное и неоднозначное сочетание модального и темпорального компонентов, выявляя определенные закономерности.

Ю. С. Степанов доказывает, что языковые темпоральные формы выража­ют прежде всего «позицию человека во времени», то есть служат воплощением определенных моделей времени в языке [Степанов 1997 : 125-129]. При этом в исследованиях до последнего времени практически не уделялось внимания тому, «каким образом та или иная грамматическая форма воплощает в себе способ осмысления (= концептуализацию) человеком определенной будущей ситуации, в результате чего остается практически не исследованным вопрос о действии когнитивных факторов, предопределяющих выбор той или иной грамматической формы» [Хрисонопуло 2001 : 200; см. об этом также Беляевская 2000; Золотова 2001]. При построении высказывания пользователь языка всегда занимает определенную когнитивную позицию, компонентами которой являются объем знаний автора высказывания, его интенции и другие компоненты общей коммуникативной ситуации. Истолкование значения отдельных единиц, являющихся материалом данного высказывания, без учета указанных условий во многих случаях невозможно.

Подчеркнем, что такой когнитивный подход к описанию явлений языка не противопоставлен функциональному, чаще они дополняют друг друга: поскольку функциональное описание сосредоточено на «взаимодействующих коммуникативных факторах», которые влияют на структуру языка, а когнитивное – на «факторах мыслительной деятельности» [Ченки 2002 : 345].

Сказанное выше с особенной очевидностью характеризует именно категорию будущего как одну из наиболее зависимых (в аспекте ее функционирования и интерпретации) от фактора экстралингвистического содержания и условий контекста. Внутренне присущая будущему субъективность, неразрывно связанная с влиянием автора высказывания, который обладает своей особой позицией относительно будущих событий, заставляет принимать во внимание в числе прочих факторов и модус отношения к будущему как к сфере желаемого, необходимого и т.п. Восприятие будущего в определенной модальности (долженствование, чаяние, волеизъявление) является важной этнокультурной характеристикой говорящего субъекта и языковой общности в целом.

В отличие от высказываний, например, о прошлых событиях, субъекту речи и субъекту предполагаемого действия предоставляется возможность реализовать свое модальное отношение, существующее по­ка как идеальное, преобразовав его в факты реальности. Тем самым в высказываниях о бу­дущем модальная характеристика приобретает особую этическую значимость для рефе­рента лица, занимающего в высказывании позицию агенса/субъекта; проявляющееся при этом, например, пассивное/активное отношение к ситуации позволяет выявить значи­мые характеристики, доминанты мировосприятия говорящего. Поскольку «восприятие бу­дущего есть основа всякой целенаправленной деятельности» [Красухин 1997 : 62], отли­чающей человека как существо, способное моделировать и планировать свои действия именно в плане наступающего времени, этот фрагмент модальности (в широком смысле) демонстрирует самый «вектор поведения» человека в мире, его направление вовне или внутрь субъекта (субъекта-созерцателя).

Таким образом, новизна работы определяется попыткой комплексного описания функционирования аналитических футуральных форм в разносистемных языках с позиций когнитивной интерпретации выражаемого содержания. Как известно, попытки отделить так называемое «чистое» будущее от «модализованного» являются достаточно субъективными, поскольку не существует надежных критериев для такого разделения, работающих на многообразном речевом материале. В настоящей работе мы не ограничиваем материал чисто футуральным использованием «shall/will + inf.» и «буду + инф.», привлекая для анализа и те случаи, в которых футуральный компонент является неосновным. Такой подход в сочетании с анализом макроконтекстов при употреблении рассматриваемых форм в речи позволил проследить семантические связи между различными функциями этих форм и сочетаний, установить общность ряда компонентов в их значении и выявить потенциал развития семантики форм аналитического будущего.

Кроме того, выдвинута гипотеза о взаимосвязи этимонов рассматриваемых форм (первичных значений компонентов формы) с существовавшими ранее и с современными знаниями носителей языка о соответствующем фрагменте действительности, а также о способности аналитических футуральных форм актуализировать в речи значения-этимоны. Если признать, что отбор и утверждение аналитических футуральных форм продиктован не только внутрисистемными языковыми процессами или влиянием языковых контактов, то можно предположить действие такого экстралингвистического фактора, как особенности этноспецифических представлений языкового коллектива (характеристики этноменталитета), основанные на его опыте и представлениях объективного мира и отношениях к ним. Иными словами, отбор именно таких, а не иных конституентов аналитической футуральной формы может до определенной степени отражать представления говорящих на данном языке о будущем, что, в свою очередь, должно найти свое выражение в особенностях употребления этих форм в речи, когда то или иное контекстное окружение (понимаемое широко) способствует или затрудняет выражение соответствующих смыслов (т.е. коммуницированию специфического образа будущего).

Целью работы является исследование аналитической формы будущего времени как лингвистического феномена, характерного для разносистемных языков, с выделением темпоральных и модальных характеристик.

В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:
  1. отметить проявление категориального темпорального значения аналитических форм будущего в различных функциях;
  2. выявить модальные компоненты содержания, актуализируемые при употреблении в речи; установить спектр модального наполнения рассматриваемой формы; раскрыть роль когнитивной составляющей при порождении и интерпретации высказываний с формами аналитического будущего;
  3. выявить общие (относительно универсальные) и специфические функции и компоненты значения аналитических футуральных форм, характерные для двух исследуемых языков;
  4. установить значения-этимоны компонентов футуральных аналитических форм; проследить их возможную актуализацию в различных контекстуальных условиях.

Работа написана на материале около 10 000 примеров, извлеченных из про­изведений художественной литературы ХХ века (главным образом, 2-ой его половины) на русском и английском языках. Использован ряд текстов, размещенных в электронном виде в сети Интернет.

Характер языкового материала, а также поставленные в исследовании цель и задачи предопределили методы и приемы исследования. Исследование фактического мате­риала проводится на основе комплексного применения разных методов, включающих, в частности, контекстуальный анализ, метод компонентного анализа значения, статистические подсчеты, элементы концептуального анализа и дистрибутивного метода, метод когнитивного анализа и сопоставительный метод.

Теоретическая ценность работы состоит в том, что материалы диссертации, представленные в ней наблюдения и выводы вводят в исследовательский обиход информацию, которая будет интересна специалистам в области когнитивного описания системных явлений языка, функциональной грамматики русского и английского языков и другим специалистам-филологам. Работа представляет опыт исследования содержания грамматической формы в функциональном, прагмалингвистическом и когнитивном аспектах.

Практическая значимость. Материалы работы могут найти применение в лекционных и практических курсах теоретической грамматики, семантики, практической грамматики, истории русского и английского языков; в спецкурсах по проблемам языковой модальности и функциональной грамматики; кроме того, результаты исследо­вания могут быть использованы при написании учебных пособий, курсовых и дипломных ра­бот.