Аналитические формы будущего времени как лингвистический феномен (на материале английского и русского языков)

Вид материала

Автореферат

Подобный материал:

• Концепт «странный» в ментальности различных народов (на материале русского и английского, 1215.49kb.
• Образ человека в английской и русской субстандартной лингвокультурах (на материале, 468.53kb.
• Некатегоричные высказывания в лингвистических текстах (на материале английского и русского, 418.18kb.
• Модальность научно-педагогического текста (на материале английского и русского языков), 294.51kb.
• Фразеология русского и английского языков в зеркале национального менталитета (на материале, 414.08kb.
• Когнитивно-фреймовые особенности глагольных и субстантивных средств выражения понимания, 646.26kb.
• Фразеологизм как средство концептуализации понятия «гендер» (на материале английского, 445.89kb.
• Общие вопросы лексикологии, 1193.25kb.
• Формирование и развитие музыкальной терминологии исполнительского искусства (на материале, 353.77kb.
• Пособие построено на материале переводов с немецкого, английского, французского, отчасти, 5817.76kb.

речевых актов (РА). Для высказываний о будущем характерны такие РА, как комиссивы (принятие субъектом речи обязательств) и промиссивы (менее обязывающее обещание), поскольку они сообщают о готовности говорящего выполнить действие в последующем отрезке времени, т. е. ориентированы на будущее. Эти РА демонстрируют активную позицию говорящего, способного изменить ситуацию и ответственного за свои действия. Количественный анализ нашей выборки показывает значительное преобладание доли промиссивных и комиссивных высказываний в английском языке относительно соответствующего показателя для русского сложного будущего.

Пропозиции нередко реализуются как зависимые от различных видов модальных установок (модальных предикатов, предикатов мнения, суждения и т. п.). Основным средством экспликации субъективного отношения говорящего к содержанию высказывания являются вводно-модальные слова. Наш анализ показывает наличие некоторых особенностей контекстуального взаимодействия этих единиц с футуральной формой. Названные единицы выступают в таком контексте как показатели вероятности (степени убежденности субъекта высказывания), и тем самым выполняют свою основную функцию – демонстрируют объем знаний говорящего на момент речи, позволяющих ему делать определенные выводы/предположения относительно вероятности наступления будущей ситуации. Нередко реализуемая в сочетании с вводно-модальными словами пропозиция выражает характеристику актантов, с другой стороны, выбор такого вводящего слова зависит от качеств субъекта, от его способности контролировать ситуацию. Следовательно, будущее в таких контекстах предстает прогнозируемым, а прогноз – (логически) обоснованным доступной субъекту высказывания информацией о настоящем положении дел, включая свойства участников ситуации, логику развития ситуации, выводимую из ряда параметров, а также, очевидно, его фоновые знания.

Например, употребление наиболее частотного в нашей выборке из английского языка модального слова perhaps сигнализирует о том, что вывод субъекта речи основан на недостаточном знании, которое состоит, в основном, из знания обычного положения вещей или качеств участников ситуации: ... if I tell people, how it is over here perhaps they will send a good man with a fire of love (Greene). Семантика probably включает компонент отнесенности в будущее, гипотетичности, в то же время наступление некоторой ситуации в будущем в этом контексте рационально объяснимо. Хотя субъект речи в таком случае имеет определенные знания относительно характера, свойств субъекта действия, он не может быть уверен в истинных мотивах его действий, не обладает информацией относительно непосредственной причины того, а не иного действия: He'll probably stick around for a few hours checking for a lead on the forger (Forsyth).

При употреблении вводно-модального может быть в русском будущее действие (нередко желательное) представляется как равновероятное с другими возможными исходами; а наверно указывает на повышенную степень вероятности одного из путей развития относительно других: Тик-так, тик-так, я буду слушать по ночам ход часов. Может быть, я буду плакать, вспоминая о чем-то потерянном, чего на самом деле и не жалко, но почему не поплакать, если ты счастлива (Аксенов). Он наверно будет делать ошибки, многое некстати, ведь он совсем отвык от жизни человеческого рода, но глазами-то сможет же он выразить… (Солженицын).

Показательным является употребление форм сложного будущего в придаточных, зависящих от сказуемого с формой глагола знать/to know. На первый взгляд, значение этого глагола противоречит значению категории будущего как таковой, так как человек не может обладать знанием, т. е. абсолютно достоверной информацией о будущем. В этом случае мы должны либо допустить, что глагол «знать» здесь имеет не вполне буквальное значение, либо исходить из наличия особой аспектуально-таксисной ситуации, при которой событийное ядро ситуации лежит в области настоящего и лишь частично проецируется на будущее. Так, в следующем примере представлена довольно сложная аспектуально-таксисная ситуация: Я же не знал, что теперь ты будешь наши деньги получать. Взял и истратил свою зарплату (Распутин). Форма будущего сложного «будешь деньги получать» в сочетании с временным наречием «теперь» актуализирует значение начинательности, т.е. новые полномочия адресата высказывания, полученные им в результате какого-то решения, распространяются на неопределенный срок в будущем. В том случае, если форма будущего в придаточном обозначает действие, строго следующее за определенным моментом, мы можем столкнуться с речевой модификацией значения глагола знать/to know за счет нового оттенка максимальной уверенности, граничащей с объективным знанием.

Когнитивный «фактор» является необходимой составляющей коммуникативной ситуации при актуализации значений уверенности/неуверенности в ситуации предсказания. Основой при определении степени уверенности субъекта речи в будущем событии во многих случаях является его опыт, представленный в речи как обоснование для суждения. Будущее суждение может быть также представлено как логический вывод из изложенных говорящим постулатов, свидетельствующих о его знаниях относительно установленного порядка отношений в данной области, о нормах поведения, о типичных действиях участников ситуации и знание о прошлых событиях в схожей ситуации: - Вы хотите сказать, что надо сначала сто раз отмерить? - Совершенно правильно. …. Настоящая наука поступает так, чтобы не будить напрасных надежд. Поэтому и вы будете молчать, и я тем более (Ефремов).

Поскольку суждения о будущем всегда строятся на основе некой когнитивной базы субъекта, лексический контекст проясняет для читателя или слушателя, из чего исходил говорящий, предсказывая, предполагая или утверждая то или иное будущее действие. Знания говорящего можно характеризовать как стереотипные, когда речь идет об убеждениях, сформированных этнической, социальной или иной группой и усвоенной ее представителями (такие знания проверены достаточно длительным коллективным опытом). С другой стороны, знания говорящего могут иметь более частный характер, являясь результатом личного опыта и информированности субъекта речи.

Наиболее убедительными для адресата являются предсказания, построенные на основе знаний объективного характера. Это может быть знание настоящей ситуации, мотивов и соотношения сил ее участников, что позволяет делать определенные логические выводы: Cuba won't seriously interfere in Africa again (America has seen to that), and Angola won't be a danger for a good many years. No one is apocalyptic today. Even a Russian wants to die in his bed, not in a bunker (Greene). Предсказывая будущую ситуацию, говорящий может демонстрировать субъективную уверенность эмоционально. Эти эмоции являются результатом ранее сложившейся убежденности в наличии строго определенной тенденции развития. Субъективная убежденность, в отличие от уверенности, основанной на знании и логическом анализе настоящей ситуации и прошлых событий, является таким ментальным состоянием, которое базируется на вере (а) в собственные силы или (б) в некоторую внешнюю логику развития, что можно назвать «слепой верой»: He said, 'We will catch him. It is only a question of time' (Waugh).

Нами рассмотрены такие частные функции форм сложного будущего, реализующие значение уверенности, как пророчество, заверение адресата, предупреждение, а также характерное для русского языка «сопоставительное будущее» (А. Н. Гвоздев), употребляемое в повествовании от автора и представляющее сопоставляемые факты в двух временных планах.

В большинстве описанных контекстов употребления аналитического будущего в двух языках проявляется значение гипотетичности. Это значение возникает при отделении действия от временного плана настоящего. Особенно ярко гипотетичность будущего проявляется в ситуации обусловленности будущего действия другим, еще не совершившимся действием, когда вероятность реализации обеих альтернатив примерно равна (ср. ситуацию выборов в следующем примере): Jago has sacrificed himself for me college, Eliot. Just as every college officer has to. Whereas Crawford has not sacrificed himself, he has become a distinguished man of science. On academic grounds his election will do us good in the outside world (Snow). Использование shall/will в главной части условных периодов в английском распространено примерно так же широко, как и употребление сложного будущего в соответствующем контексте в русском, то есть достаточно частотно.

Реализованный в работе подход позволил нам выделить частные ситуации с различными оттенками значения гипотетичности (потенциальности). Среди них – ситуация «ментального восприятия», когда будущее мысленно конструируется с точки зрения внешнего по отношению к субъекту мыслительного действия восприятия (т. е. «чужими глазами», ср.: Сперва он вышел встречать её в садик, зная, по какой косой аллейке она должна прийти,… но потом подумал, что в бабьем халате будет выглядеть глупо, не так, как хотел бы ей представиться (Солженицын)); нейтрализация индикатива и неиндикатива (А не трудно и представить такое общество, в котором все отношения ... будут вытекать [= вытекали бы] из нравственности (Солженицын)); ситуация мысленного конструирования, которая частотна и в русском, и в английском (Е. Ю. Хрисонопуло) (He took out the photograph of Sarah [his wife] and pointed at the telephone and she [housemaid] nodded her head and smiled to encourage him, and he thought, she'll get on with Sarah, she will show her where to shop, she will teach her Russian words, she will like Sam (Greene)), ситуации эмоционального выбора, обманутого ожидания и риторический вопрос.

Многие исследователи считают исконным значением форм русского языка с «буду» начинательное (ингрессивное) (П. С. Кузнецов, С. П. Лопушанская, Вал. В. Иванов и др.). Эта «форма актуализирует начало длительного действия» или такого действия, которое «уже началось к моменту настоящего и будет продолжаться в будущем» [Гловинская 1989 : 80].

Наиболее показательным лексическим контекстуальным средством актуализации этого оттенка является наречие «теперь», предполагающее связь как с предшествующим, так и с последующим временным планом, подразумевая скрытое сопоставление (раньше – теперь): Сейчас, сейчас. – Степанида заторопилась, допила. – Ты, Василий, прямо обидел меня. Я теперь все буду думать про это (Распутин). И я буду завтра в лаборатории беседовать... И руку подам. … Но вы будете теперь знать, как подается эта рука. Будете знать, как я отношусь к тому, кто... (Дудинцев).

Форма будущего указывает в этих примерах на некоторое важное изменение для субъекта, на начало новой ситуации (буду думать, будете знать), распространяющейся в будущее на неопределенный срок. Эта новая ситуация является однозначным следствием события в предшествующем временном отрезке, которое названо в микро- или макроконтексте. Событие-причина локализуется в прошлом, и изменение ситуации непосредственно следует за этим событием. Нам представляется, что употребление формы будущего в таком случае демонстрирует акцент на основной временной пласт, в котором должна реализоваться новая ситуация в восприятии говорящего (для него как носителя языковой (ненаучной) картины мира более актуально именно членение «раньше – позже»). В условных отрезках прошлого и настоящего лежит лишь незначительная «доля» всего длительного действия или состояния, основная же его часть отнесена в будущее.

Аналогом «теперь» в английском является не наречие now, а союз now that (при этом вторая его часть может быть опущена). Этот союз также указывает на определенное событие – причину изменения ситуации, и это изменение проецируется далее в будущее. В целом этот контекст в значительной степени соответствует описанному выше для русского сложного будущего, хотя для английского футурума значение начинательности не является прототипическим: 'You know you will always be welcome to come back now that we realize your true position. With your family too, of course. You may be sure they will be treated as honorary whites' (Greene).

Весьма специфической функцией рассматриваемых форм является обобщенное настоящее, сопровождаемое частичной нейтрализацией временного противопоставления. Анализируя способность сочетания «will + inf.» обозначать действия, происходящие как в настоящем, так и в будущем, В. М. Комогорцева выделила 3 типа временной характеристики: один из них «непоследовательное временное противопоставле­ние» относится к «частичному снятию временных различий в выска­зываниях, выражающих обычное, неизбежное дейст­вие или состояние лица», например Beauty will buy no beef. Цитируемый автор полагает, что поскольку вневременность всегда включает в себя момент речи, она также может быть названа обобщенным настоя­щим (в это понятие включаются также элементы и прошлого, и будущего). И хотя ведущим признаком в таких примерах, как и в случаях полной ней­трализации темпорального признака будущего, явля­ется модальный, тем не менее временной (футуральный) семантический признак не исключается полностью из семантической структуры формы, можно говорить лишь о его частичной нейтрализации (В. М. Комогорцева).

В сочетании с простым инфинитивом will выражает менее уверенное предположение, чем в сочетании с перфектным инфинитивом, при этом верификация гипотезы в первом случае всегда относится в будущее, что придает ситуации некоторый, достаточно слабый оттенок футуральности: 'We are going to let him see some of the material you deal with, of course, only enough to establish the fact that we co­operating - in a sort of way.' 'He’ll know more than we do about Zaire' (Greene). Подобные примеры эксплицируются следующим образом: “During our future meeting it may turn out that he knows …”, то есть при подтверждении гипотезы факт «знания» будет иметь место и в будущем. Ситуация, предполагающая необходимость проверки, актуализирует элемент потенциальности, когда кто-либо из участников коммуникативной ситуации заинтересован в подтверждении гипотезы.

При реализации характеризующей пропозиции значение характерного свойства, типичного поведения субъекта часто осложнено дополнительными модальными оттенками. Если в первом примере говорящий на основе своего опыта характеризует некую группу субъектов, то в следующем – уже усматривается оттенок намерения: … old priest … had explained to him: 'They will always tell you they are poor, starving, but they will always have a little store of money buried some­where, in a pot’ (Greene). 'Jago. I've got nothing against him,' said Nightingale. 'People will feel there are certain objections,' Brown reflected. 'Some people will object to anyone' (Snow). В этих случаях временная отнесенность характеризуется неопределенностью, поскольку данное типичное действие может реализоваться как в настоящем, так и в любой момент времени в будущем (см. наречие always в первом примере).

По нашему мнению, такая характеристика вполне применима к определенным случаям употребления формы «буду + инф.», которые относятся к временным транспозициям. В данном контексте важным фактором является характер референции имени в позиции подлежащего. Общая референция относит суждение автора к определенному классу объектов, имеющих типичные, хорошо известные говорящему свойства, что делает действия представителей этого класса предсказуемыми в будущем на основе многократно совершенных аналогичных действий в прошлом и настоящем: Каждому хочется жить не хуже других. Ради того, чтобы скопить на мотоцикл, мужик будет ходить в последних штанах, а рубль припрячет; он спит и видит се6я с мотоциклом, и на заплатки на штанах ему наплевать (Распутин).

Интересными примерами являются ситуации, в которых характерные вневременные действия проецируются на частный объект, создавая двойную временную перспективу: Но вот уже второй год, как сказать “Лаврентий Павлыч” вслух, пожалуй, поостережёшься. Одно выручает – что Лаврик рвётся в военное училище, а в армии по имени-отчеству звать не будут (Солженицын). С одной стороны, форма будущего сложного обозначает действие, характерное в любое время для любого объекта в описанной ситуации, с другой стороны, для автора высказывания важным является применение этого действия именно к конкретному объекту, для которого эта ситуация является отнюдь не вневременной, а локализуется, так как она отнесена к его «личному» будущему (Ср. следующую экспликацию: «Когда Лаврик пойдет в армию, его там не будут звать по имени-отчеству, ведь там никого так не зовут»).

Ведущие признаки формы будущего, среди которых называют гипотетичность и проспективность, сохраняются в любом случае и практически не нейтрализуются. Так, в контексте употребления во вневременном значении можно отметить гипотетичность, проявляющуюся как возможность применения типичного свойства к конкретной ситуации, когда характерное может реализоваться лишь в частном, и для его реализации необходимо наступление соответствующей ситуации с соответствующим условиями.

Отмеченные особенности реализации пропозитивных отношений в двух языках, как нам представляется, в значительной степени обусловлены именно сложившимся строем каждого языка, уникальными свойствами его структуры, навязывающими говорящему на данном языке определенный подход к представлению внеязыкового содержания в языковых формах. Как известно, яркой особенностью глагольной системы русского языка является видовое противопоставление, которое и формально, и содержательно отличается от видовременных оппозиций английского глагола. Так, существующая в английском форма «длительного будущего» Future Continuous противопоставлена форме недлительного будущего Future Indefinite (Simple) иначе, нежели чем будущее несовершенного и будущее совершенного вида в русском. В английском это аспектуальное противопоставление не столь последовательно, т. е. характер оппозиции не является чисто видовым (И. П. Иванова).

В свою очередь, «характерологические» особенности английского языка, отмеченные, в частности В. Матезиусом, такие, как ориентированность высказываний на субъект, использование одной модели предложения на протяжении длительного отрезка текста и т.п., тесно связаны с «агентивностью» английского предложения как такового, что подразумевает обязательное обозначение действующего лица, источника действия.

Несмотря на относительную универсальность прототипических значений и функций аналитических форм футурума, объясняемую общностью пропозиции как архетипического образа ситуации, лежащей в основе языкового выражения, последнее не может быть свободно от влияния культуры, традиций, ментальности конкретного этноса, которые получают свое отражение в системе конкретного языка. Конечно, речь не идет о структурной «ограниченности» одного из языков, однако нельзя игнорировать и наличие существенных частноязыковых особенностей, возникающих при реализации универсальных глубинных структур.


1. Логунов, Т. А. Интерпретация высказываний с аналитическими формами будущего времени в английском и русском языках (на основании экстралингвистического контекста) [Текст] / Л. А. Араева, Т. А. Логунов // Вестник Поморского гос. ун-та. Архангельск, 2007. – № 3 – С. 71–74.

2. Логунов, Т. А. О выражении нефутуральных значений аналитическими формами будущего времени английского и русского языков [Текст] / Т. А. Логунов // Вестник Томского гос. ун-та. – 2006. – № 120. «Функционирование русского языка на современном этапе» – С. 55–61.

3. Логунов, Т. А. Онтологические основания языковой категории футурума [Текст] / Т. А. Логунов // Wyksztalcenie i Nauka bez granic. – 2005. Т. 22. Przemysl-Praha. – С. 20–24.

4. Логунов, Т. А. Вещественные коннотации как материал описания концепта «будущее» в английском языке [Текст] / Т. А. Логунов // Материалы IV Международной научно-практич. конф. «Наука и образование» (Белово, 2-3 марта 2006 г.): в 4-х ч. – Белово: Беловский полиграфист, 2006. – Часть 3. – С. 165–169.

5. Логунов, Т. А. Особенности семантики аналитических форм будущего времени в английском и русском языках как средство коммуницирования этноспецифического образа будущего [Текст] / Т. А. Логунов // Проблемы историко-типологических исследований германских языков в лингвоэтническом аспекте / Вестник ИГЛУ. Сер. Лингвистика. – Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 2001. – Вып. 2. – С. 62–78.

6. Логунов, Т. А. Особенности семантики сложного будущего времени в английском и русском языках и его употребление [Текст] / Т. А. Логунов // «Мир языка и межкультурная коммуникация»: материалы Международной научно-практич. конф. (Барнаул, 3–5 мая 2001 г.). – Часть 1. – Барнаул: Изд-во БГПУ, 2001. – С. 196–202.

7. Логунов, Т. А. Семантика сложного будущего времени в английском и русском языках в аспекте языковой концептуализации [Текст] / Т. А. Логунов // Сборник трудов областной научн. конф. «Молодые ученые Кузбассу. Взгляд в XXI век». Гуманитарные науки. – Т. 2. – Кемерово: Изд-во КемГУ, 2001. – С. 100–104.

8. Логунов, Т. А. Один из аспектов взаимодействия категорий времени и субъективной модальности в высказываниях с формами будущего в английском языке [Текст] / Т.А. Логунов // Актуальные проблемы языкознания, методики преподавания иностранных языков и перевода: материалы региональной научно-практической конференции. – Кемерово: Изд-во КемГУ, 2001. – С. 53–59.

9. Логунов, Т. А. Идиоэтнические аспекты семантической категории футуральности и специфика текста [Текст] / Т.А. Логунов, Н. В. Складчикова // Этногерменевтика и языковая картина мира: теория и практика. Серия «Этногерменевтика и этнориторика». – Кемерово: Изд-во КемГУ, 1999. – Вып. III. – С.112–119.


Подписано к печати 27.09.07. Формат 60х84¹/₁₆. Печать офсетная. Бумага офсетная.

Печ. л. 1,6. Тираж 110 экз. Заказ № 120/675.

________________________________________________________________

ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет».

650043, г. Кемерово, ул. Красная, 6.

Отпечатано в типографии издательства «Кузбассвузиздат».

650043, г. Кемерово, ул. Ермака, 7. www.kvi.bip.ru