И. В. Грачева «Путь трудной чести и добра…»

Вид материалаДокументы
Ты путь к познанью мне открыл
В тиши отрадной кабинета
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Ты путь к познанью мне открыл


Неоцененными дарами:

Меня в поэзьи просветил

И озарил наук лучами.

Об чем я прежде не слыхал,

Подробно ныне то узнал.

И ты один сему виною,

Науки я познал тобою. 4

В Туле Нечаев стал инициатором создания широкой сети учеб­ных заведений, которые, по его замыслу, должны были охватить все сословия. При нем начали действовать два новых мужских и два жен­ских пансиона. Но особое внимание он уделял народному образова­нию, пропагандируя ланкастерскую систему взаимного обучения. Степан Дмитриевич обладал редким даром объединять людей для слу­жения общественному благу. Как установила тульский краевед О.Е. Глаголева, когда в 1820 году Нечаев открывал ланкастерскую шко­лу для простонародья на сотню с лишним человек, благодаря его усилиям "было собрано более 5 тысяч рублей. Причем на его при­зыв откликнулось не только дворянство, но, что примечательно, купечество и оружейники". Богатейшая тульская помещица графиня А.В.Бобринская (вдова А.Г.Бобринского, побочного сына Екатери­ны II) передала от своего семейства на устройство школы 4 тыся­чи рублей, сам Нечаев пожертвовал годовое жалование в 900 рублей. Вслед за этим аналогичная школа появилась в городке Ефремове. Нечаев своим энтузиазмом заражал окружающих, и А.В.Бобринская в конце 1820 года принялась устраивать в своем имении в Богородицке школу для крестьян на 50 человек. Для этого она выделила каменный дом и все расходы по содержанию школы и учителя взяла на себя. Стремление энергичного тульского директора распростра­нять просвещение в среде простонародья и особенно - крепостных насторожило столичные власти, и Нечаев получил выговор из депар­тамента народного просвещения. Видимо, тогда и родился его горь­кий афоризм: "Блаженно государство, где можно делать добро без спроса и без страха". Однако тульский губернатор В.Ф.Васильев оказался единомышленником Нечаева и всячески поддерживал его начинания (а при случае - и закрывал глаза на то, что чересчур инициативный чиновник порой явно превышал свои полномочия).

Нечаев поощрял открытие даже маленьких частных школ, и местные жители, уразумевшие пользу учения, активно использовали предо­ставленные им возможности: 10 школ устроили церковнослужители, 7 - зажиточные мещане, 3 - оружейники. Даже после того, как осенью 1823 года Нечаев покинул свой пост, начатое им дело продолжало развиваться. В 1824 году в городе Алексине откры­лось училище, об устройстве которого он ранее хлопотал; в Ту­ле появились еще три школы - для солдат стоявших здесь частей и для мастеровых при оружейном заводе.

В Туле вокруг одаренного и общительного директора училищ сплотился кружок местной интеллигенции, которому покровительст­вовал губернатор. В городе нашлось немало творческих личностей: В.Б.Броневский, инспектор Александровского военного училища, морской офицер, печатавший в столичных журналах воспоминания о прошлых военных походах и составивший "Историю Донского войска"; Ф.Г.Покровский, преподаватель, а затем директор гимназии, зани­мавшийся историческими изысканиями; А.Г.Глаголев, один из пер­вых тульских археологов; А.В.Гевлич, под влиянием Канта написав­ший диссертацию "О прекрасном" и др. Даже штаб-лекарь Ф.М.Громницкий, более 20 лет успешно лечивший тульчан, увлекся перевод­ческой деятельностью. Нечаевский кружок занимался изданием книг, способствовал возрождению в Туле театра, который существовал в конце 18 века, потом заглох и вновь открылся в 1818 году. Под театр переустроили дом купцов Ливенцовых. При Нечаеве в 1822-1823 годах в театре с большим успехом играл М.С.Щепкин. Но ког­да тульчане вознамерились было издавать свою газету, их катего­рично осадили. Министр народного просвещения и духовных дел А.Н. Голицын посчитал это излишним. Появление в российской глу­бинке местных газет, которые имели бы выход на широкую публику, но слабо контролировались из столицы, никак не устраивало правительство.

Несмотря на то, что Нечаев служил в провинции, в 1810-1820-е годы его имя получило известность в столичных литера­турных кругах. Стихи и заметки Нечаева публиковались в "Вест­нике Европы", "Благонамеренном", "Русском вестнике", "Московском телеграфе", "Мнемозине", "Северной пчеле", "Дамском жур­нале" и др. С 1816 года он стал членом Общества истории и дре­вностей российских (в 1838-1839 годах являлся его вице-прези­дентом). В 1820 году Нечаева приняли в Общество любителей российской словесности. Его лирика в основном носила камерный характер. Он прославлял скромные радости верной дружбы, род­ственных привязанностей, любви, общения с природой, занятий литературой и искусством. Культ "естественного" человека Не­чаев противопоставлял лицемерию блестящего, но холодного и расчетливого столичного света. В "Послании к Леониду" он писал:

В тиши отрадной кабинета


Найдем забвенье зол в святом забвеньи света.7

Неприязненное отношение к великосветской суете, карьеризму, оценке человека не по его личным достоинствам, а по его чину и связям звучит в стихотворениях Нечаева "К семейству NN", "Дружба". Свое жизненное кредо он сформулировал в послании "Одному молодому человеку", в котором были такие строки:

Другом будь великодушным,

Презирай в приязни лесть,

Нет чего - считай ненужным:

Будь доволен тем, что есть.

Не гоняйся ж за мечтами.

Почесть - прах, а слава - дым!

Будь их выше - не словами,

Делом то яви самим...

Некоторые стихи Нечаева стали известными в свое время ро­мансами: "К неверному", "Один еще денек". К последнему музыку написал Г.А.Рачинский, скрипач-виртуоз, композитор, пользовав­шийся большим успехом у публики и широко гастролировавший по России. Ноты романса "Один еще денек" прилагались к журналу "Вестник Европы" (1817 , где печаталось нечаевское стихотворе­ние. Поэтическое послание Нечаева "Г.А.Рачинскому" свидетельст­вует, что их связывали теплые приятельские отношения. Судя по контексту и времени создания стихотворения, Рачинский бывал в Сторожеве и устраивал там концерты для радушного хозяина и его гостей. Но особенно нравился современникам романс Нечаева "На слово "люблю", переведенный с французского и опубликованный в мае 1816 года в "Вестнике Европы". Он сразу же стал исполнять­ся в гостиных, списывался в домашние альбомы. По словам литера­туроведа В.Э.Вацуро, "романс принадлежит к числу наиболее попу­лярных в альбомном обиходе 1810-1820-х годов стихов, потерявших авторство и переписывавшихся как анонимные". В августе 1816 го­да супруги Лермонтовы (родители М.Ю.Лермонтова) приехали погос­тить в родовое тульское имение Кропотово. Ю.П.Лермонтов в аль­бом своей сестре Екатерине в качестве московской новинки запи­сал текст нечаевского романса (кстати, тоже без указания имени автора).

Видимо, познакомился он с романсом не по журнальному варианту, а где-то в дружеском кругу. А.Г.Чавчавадзе перевел романс Нечаева на грузинский язык, и он зазвучал на Кавказе.

В 1820 году скончался отец Нечаева. А в мае 1823 года Степан Дмитриевич уволился со службы в Туле, взяв отпуск "для лечения на Кавказских минеральных водах". По возвращении, в январе 1824 года он был назначен чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе князе Д.В.Голицыне и поселился в Москве. Среди прочих дел ему доверили организацию Глазной больницы и Работного дома. Подобные дома практиковались в России со времен Петра I и являлись одним из способов борьбы с нищенством. Их цель – дать кров и работу тем, кто по какой-то причине лишился средств к существованию, и в то же время - принудить к общест­венно-полезному труду бродяг-тунеядцев. Помимо казенного содер­жания, Работный дом и Глазная больница поддерживались частными пожертвованиями, сбор которых требовал от Нечаева немалых уси­лий. В послужном списке Степана Дмитриевича сказано, что он "в знак всемилостивейшего внимания к трудам и усердию, оказан­ных по устройству в Москве Дома Трудолюбия, удостоился получить от государыни императрицы Александры Федоровны бриллиантовый перстень 1827 августа 22".10 Через год последовала еще одна аналогичная награда.

С.Д.Нечаев был личностью талантливой и сложной, во многом представлявшей загадку для современников и позднейших исследо­вателей. В повседневной жизни он производил впечатление добро­душного и общительного барина, тяготевшего к уюту и покою, но в общественной деятельности проявлял кипучую энергию и незау­рядные организаторские способности. Несмотря на кажущуюся про­стоту и открытость, это был осторожный и умный конспиратор, хранивший немало своих и чужих тайн. Около 1818 или 1819 года он вступил в Союз Благоденствия, одну из ранних декабристских организаций, и пытался в Туле создать местную ячейку Союза. Открылось это совершенно случайно. На следствии после подавле­ния восстания декабристов никто из них не упоминал имени Неча­ева. Но когда в 1826 году правительство потребовало у служащих по ведомству министерства народного просвещения подписку о непринадлежности к тайным обществам, то бывший тульский учитель Д.И.Альбицкий в неуместном порыве верноподданнического чистосер­дечия признался: "По чистой совести и без всякой утайки сим объявляю о кратковременной прикосновенности моей к Союзу Благо­денствия, в который вступил членом в начале 1819 года по предложению бывшего тогда директором тульских училищ титулярного советника Степана Дмитриева сына Нечаева". По распоряжению ше­фа жандармов А.Х.Бенкендорфа полицейский агент А.А.Волков от­правился собирать сведения о Нечаеве, но выяснил лишь, что тот пытался привлечь в тайную организацию тульского почтмейстера И.Ф. Бабаева – и "ничего более узнать не мог".11

Право принимать новых членов в Союз Благоденствия получа­ли от его Коренной управы лишь те, кто пользовался особым дове­рием. И хотя свидетельств об участии Нечаева в поздних органи­зациях, возникших после распада Союза Благоденствия, не встре­чается, круг его близких знакомств с декабристами и теми, кто им сочувствовал, весьма обширен. Он хорошо знал К.Ф.Рылеева, В.К.Кюхельбекера, Ф.Н.Глинку, А.И.Тургенева, Е,А.Баратынского, П.А.Вяземского, А.С.Грибоедова, С.Н.Бегичева и других. Когда литераторы-декабристы начали издавать альманах "Полярная звез­да", Нечаев предложил привлечь в журнал лучших московских ав­торов. А.А.Бестужев- Марлинский писал Вяземскому 5 сентября 1823 года: "Если увидите Ст.Нечаева, сделайте одолжение, напо­мните ему об обещании собрать для нас У московских стихотворцев стихи".12 В "Полярной звезде" появилось стихотворение Не­чаева "Сирота", основой для которого могли стать впечатления хорошо знакомой поэту деревенской жизни. Эта сочувственная по­пытка возвести до уровня высокой поэзии голос деревенской де­вушки-сироты, "забытой от всех людей", предваряла мотивы лирики А.В.Кольцова и Н.А.Некрасова. Однако финал стихотворения решен в свойственном эпохе романтическом ключе. Героине, лишенной любви и заботы, не суждено долгой жизни. Появление дамы под черной вуалью, тщетно разыскивающей её затерянную могилу, вносит в стихотворение оттенок романтической тайны. Вместе с тем усиливается и критическая направленность произ­ведения: героиня оказалась жертвой не только социальных отно­шений, но и жертвой темных грехов бросившей её матери, судя по всему, принадлежавшей к привилегированному кругу.

Стихи Нечаева входили и в программу декабристского аль­манаха "Звездочка", но его выпуск был прерван событиями вос­стания. У Нечаева есть стихотворения, посвященные участникам декабристского движения: приятельски-шутливое послание Г.А. Римскому-Корсакову, панегирически-возвышенное обращение к А.И.Якубовичу, горестная эпитафия П.Д.Черевину, талантливому и многообещавшему юноше, скончавшемуся на 23 году от скороте­чной чахотки. Видимо, этим событием навеяно и стихотворение то Нечаева "Умирающий певец".13 В некрологе Нечаев писал о Черевине: "При глубоких сведениях, при уме основательном, он приобретал всеобщую любовь и уважение истинным благородством характера и неизменяемою добротою сердца. <...> Он тщательно избегал всякой роскоши, боялся выйти из скромного круга не­обходимости, чтобы не пала лишняя тягость на крестьян его, которых благосостояние было для него дороже всех удовольст­вий, чтоб не утратилась возможность доставлять себе другое, высшее наслаждение, помогая в нужде достойному человеку". Черевин печатал в журналах статьи по вопросам обществоведе­ния и политэкономии. По словам Нечаева, эти публикации "по­казывают довольно ясно, чего ожидать было должно от покойно­го Черевина и сколько с кончиною его потеряли науки, дружба и может быть самое Отечество".14

Даже в последние месяцы жизни Черевин не оставлял напря­женной работы, переводя "Историю упадка и разрушения Римской империи" Э.Гиббона, Его обращение к этой теме не случайно, В России с конца 15 века господствовала великодержавная концеп­ция "Москва - третий Рим", ставшая со временем основой монар­хической идеологии. Императорская Россия мыслилась единствен­ной наследницей политических традиций цезарианского Рима, претендовавшего в свое время на исключительное влияние в мире. Декабристы обратили внимание на иную, теневую сторону этой концепции, предсказывая, что, подражая древнему Риму, самодер­жавная Россия, как и он, неминуемо придет к краху.

Одним из мотивов поэзии Нечаева этого периода стали соз­вучные декабризму свободолюбивые настроения. Увлеченный собы­тиями греческого восстания против турецкого владычества, он пишет "Заздравную песнь греков", в которой прославляет тех, кто вступил в борьбу с "тиранством". Печаталось это стихотворение в альманахе "Мнемозина", издававшемся В.К.Кюхельбекером и В.Ф.Одоевским. И поэтический рассказ о мечтах "Отчизны истин­ных друзей", надеявшихся, что в скором времени "свободы песнь благословенна помчится по родным полям", воспринимался совре­менниками как завуалированный намек на политическую программу декабризма. Это к своим соотечественникам и единомышленникам обращался Нечаев в последней строфе: