Г. А. Зюганов: Идти вперед

Вид материалаУрок
Коммунисты и классы в россии
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   24

Завистливая психология рождает сугубо потребительскую, паразитическую идеологию: «взять все, да и поделить». Ссылаясь на булгаковского Шарикова, оппоненты марксизма злонамеренно приписывают такой подход научному социализму. Но, конечно, никакого отношения к нему сия идеология не имеет. Оппоненты дружно «забывают» о том, что Шариков огласил свое предложение непосредственно после ознакомления с перепиской Энгельса с Каутским, заявив, что не согласен ни с первым, ни со вторым. Социализм как принцип воздаяния каждому по его труду не удовлетворил Шарикова. Даже Булгакову было понятно, что мелкобуржуазная стихия — вовсе не сторонник, а один из злейших и опаснейших врагов социализма. Опаснейших именно потому, что он мимикрирует под социализм, оставаясь вместе с тем одной из надежнейших опор правящего режима.

За народную власть

Почва для современного российского бонапартизма состоит именно в социально-классовой неразберихе. Классовая структура прежнего социалистического общества уже разрушена, а структура буржуазного общества еще не сложилась. Поэтому любое социальное движение — как «назад», так и «вперед» — смертельно опасно для самодержавия нынешней бюрократии. Отсюда и ее стремление всячески закрепить это межеумочное положение. Симптомы — повсюду, начиная с государственной атрибутики. Гимн СССР и двуглавый орел, кресты и звезды на армейских знаменах, советские и церковные праздники вперемежку и т.д. Только в стремлении любой ценой сохранить это положение и заключается пресловутая путинская «стабильность». Такое «раскоряченное» положение общества — залог благоденствия бюрократии и бонапартизма. Но ни одно общество долго в этом положении существовать не может. Самодержавное всевластие бюрократии объективно тормозит любое экономическое развитие — не только по социалистическому, но и по капиталистическому пути. С какой стороны ни посмотри, бюрократическое всевластие — тормоз, тупик, беда.

Государственная машина превратилась сегодня в буквальном смысле в бесхозное имущество. Водителя нет, и она сама едет, не разбирая дороги.

Очередной виток «административного восторга» в виде путинских инициатив по укреплению «вертикали власти» — явный симптом ослабления реального, естественного единства страны. Симптом углубления распада хозяйственных, социальных и культурных связей между различными регионами и секторами экономики.

Бюрократия реагирует на угрозу распада единственно доступным ей образом — закручиванием гаек. Устами главного кремлевского пиротехника она заявляет: «Единство власти — условие единства нации». Не наоборот ли, почтеннейший? Единство нации является первейшим условием единства власти, государства. А единство нации — это такая вещь, которая никакими бюрократическими мерами не укрепляется. И имитация даже «сталинских» интонаций вам здесь не поможет.

Всякое социально-экономическое развитие предполагает интенсивное классообразование, формирование самостоятельных организаций и партий, ни одна из которых не может и не будет терпеть существования над собой бюрократической «крыши» — очень дорогой и крайне неэффективной.

Теоретически имеются две альтернативы бонапартизму. Одна из них — формирование и укрепление «институтов гражданского общества», как выражаются наши либеральные идеологи. Они справедливо подчеркивают реакционный характер бонапартизма. Отмечают, что «путинизм» — это наивысшая и заключительная стадия бандитско-чиновнического капитализма в России. Естественная и логичная мутация предшествующей ельцинской модели. Это — жандармский капитализм с «отцом нации» во главе. Это — замена ельцинского поколения олигархов на новых, так называемых патриотически ориентированных выходцев из спецслужб, представляющих ныне ненасытного коллективного олигарха — бюрократию. В социально-экономическом плане эта система абсолютно неэффективна. Она не снимает, а только усугубляет все родовые пороки российского капитализма — слияние денег и власти, их криминализацию, институционализацию коррупции. Такая модель неспособна обеспечить ни устойчивых темпов роста, ни преодоления громадного социального расслоения, ни прорыва в постиндустриальное общество. Эта модель периферийного капитализма, обрекающая Россию на экономическую деградацию, маргинализацию и в конечном счете распад.

Ни один коммунист не откажется подписаться под этой беспощадной, самой жизнью продиктованной, характеристикой. Однако что же предлагается взамен? Ответ: обуздать путинизм (бонапартизм) может только «гражданское», то есть буржуазное, общество. Так называемое гражданское общество есть не что иное, как мощная классовая организация буржуазии, обеспечивающая ей не только экономическое господство, но и политическое полновластие. Организация, низводящая бюрократию до статуса прислуги у буржуазии, наемного менеджмента, состав которого можно сменить в любой момент. Вопрос лишь в том, способна ли наша крупная буржуазия создать такую организацию. И стремится ли она это сделать?

Олигархи явно склоняются к компромиссу с бюрократией. Программа этого компромисса уже заявлена — от выступления Чубайса на Политсовете СПС, до покаянных «писем из темницы» Ходорковского. А мелкая и средняя буржуазия вообще никак политически не организована и во власти не представлена. Мелкий буржуа способен как на самый радикальный протест, так и на поддержку самой черной реакции. И характернейшей чертой всех социальных схваток капиталистической эпохи является борьба власти и оппозиции за руководство мелкобуржуазными слоями общества. До сих пор мы у себя в России борьбу проигрываем. Так было и в случае с Лебедем, и в случае с Путиным. Эта проблема была и остается для нас ключевой.

Гибель бонапартизма неизбежна — не в этом главная проблема. Действительно серьезный вопрос заключается в том, кто и каким образом свергнет владычество бонапартистской бюрократии. Либо это сделает буржуазия и поставит государственный аппарат под свой эффективный контроль. Либо это сделают трудящиеся массы, которые сломают нынешнюю бюрократическую машину, восстановят подлинно Советскую власть. Борьба с бюрократией есть борьба не против государственности, а за государство. Борьба за власть народа, за подлинную демократию. За народную власть советского типа. В обоих случаях будут разрешаться задачи буржуазно-демократического развития. Но возможные пути разрешения этих задач — совершенно разные. И «гегемоны» будут разные. Такова объективная альтернатива.


КОММУНИСТЫ И КЛАССЫ В РОССИИ


Залог правильности политики — в верном, научно обоснованном понимании характера общества, в котором мы живем. В этой связи особое значение приобретает анализ его социально-классовой структуры. Необходимо ясное понимание того, на какие классы, слои и группы могут опираться коммунисты. Не зная этого, мы обречены двигаться впотьмах, на ощупь, методом проб и ошибок. Нелишне вспомнить, сколько сил было потрачено еще советскими учеными для изучения классовой структуры развитого индустриального общества.

Начиная со второй половины 60-х годов на протяжении почти двух десятилетий в отечественной науке шла дискуссия о границах рабочего класса и одновременно — о социальной структуре советского общества.

Целый ряд свидетельств о наступлении нового этапа развития, будь то «горячее лето» во Франции 1968 года или пражские события того же времени, лишь стимулировал эти поиски. В 70-е годы на Западе произошел существенный сдвиг влево в общественных настроениях. После португальской «революции гвоздик», падения франкистского режима в Испании и небывалых успехов итальянских коммунистов на выборах эта проблема встала в центр советской общественной науки. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что следом за изучением развитых капиталистических стран началось исследование и социально-классовой структуры нашего общества, а также стран социалистического лагеря.

К сожалению, сегодня, после развала СССР, в условиях нарастающего кризиса и упадка российской науки, данная тематика выпала из сферы интересов еще сохранившихся научных коллективов. Однако это не значит, что снизилось значение такого рода исследований. Наоборот, их важность сегодня непрерывно возрастает, по сути становится определяющей.

Наш классовый оппонент

Сегодня российские коммунисты понимают, что наша дальнейшая работа невозможна без уяснения изменений в классовой структуре общества. Без этого, как указывал Ленин, «нельзя сделать ни шагу в какой угодно области общественной деятельности. От уяснения этих изменений зависит вопрос о перспективах, понимая под этим, конечно, не пустые гадания насчет того, чего не ведает никто, а основные тенденции экономического и политического развития — те тенденции, равнодействующая которых определяет ближайшее будущее страны, те тенденции, которые определяют задачи, направление и характер деятельности всякого сознательного общественного деятеля».

Очевидно, что на сегодняшний день в России более или менее сложился только высший слой буржуазного общества. Слой крупных собственников, верхушка нового класса буржуазии. Он вбирает в себя примерно 3—5 процентов населения. Однако уже пользуется преимуществами своего классового положения. Причем не только финансовыми и материальными.

Примечательно, что на уровне этой буржуазной прослойки мы наблюдаем уже сложившуюся инфраструктуру того, что можно назвать «элитным сегментом» гражданского общества. Иначе говоря, уровень самоорганизации буржуазии существенно обогнал любой другой общественный слой. Профессиональные объединения, разного рода клубы, всевозможные структуры, связанные с менеджментом, отдыхом и культурным досугом, — все это успело сплестись в плотную организационную ткань.

В общем, свой участок российские верхи уже успели обустроить. Все это они активнейшим образом используют для защиты своих классовых интересов. Современная российская буржуазия смогла осознать себя самостоятельным классом, понять свои эгоистические цели и задачи. А потому она наступательна и крайне жестка в поведении.

Сотрудничество с этим социальным слоем — как классом — для нас практически невозможно. Естественно, при этом нельзя исключать определенного взаимодействия с теми или иными его представителями. Причем в каждом конкретном случае такое взаимодействие должно определяться и выстраиваться в зависимости от условий общественной борьбы, спектра тактических и стратегических задач, стоящих перед нами. Хотя, в целом, нынешний высший слой российского общества антинационален. Он имеет компрадорский характер и ни политически, ни духовно несовместим с патриотическим движением. Суть борьбы с ним должна выражаться в массовых требованиях национализации олигархической собственности, недопустимости распродажи земли и лесов, расчленения естественных монополий.

Конечно, здесь не может не возникать вопрос о появлении и принципиально другого вида предпринимателей. А именно — людей, занятых производством материальных и духовных благ. Заработавших свои средства не разграблением общественной собственности, а личным трудом. Готовых работать на благо страны. И не словами, а делом поддерживающих принципы социальной справедливости. Проблема эта вполне может возникнуть после прихода коммунистов к власти, как она, например, уже стоит в социалистическом Китае. Думаю, что такого рода задачу нам необходимо ставить перед собой и тщательным образом ее исследовать.

Коммунисты и маргиналитет

На другом полюсе в значительной мере успел сложиться самый низший социальный слой российского общества — маргинальная и даже люмпенская прослойка. Эти люди не просто выброшены из полноценной жизни. Они морально свыклись со своим ущербным положением, освоили его и уже не желают подчас ничего другого. Они даже готовы отстаивать это свое положение, страшась любых перемен. Специалисты оценивают этот общественный слой примерно в 10—15 процентов населения.

В нынешнем его состоянии он, как правило, неохотно идет на контакт с нами. И одновременно весьма активно поддерживает — особенно в ходе избирательных кампаний — власть и ее кандидатов. Аналитиками еще в ельцинскую пору было замечено, что наибольших успехов Ельцин и патронировавшиеся им партийные образования добивались в двух категориях регионов — самых богатых и самых нищих, среди людей с наибольшим и с наименьшим уровнем доходов.

История давно доказала, что люмпенизированные слои населения охотнее всего поддерживают не тех, кто стремится их защищать, взывая к идеалам справедливости, а тех, кто наиболее преуспел в жизни, разбогател. Именно на них эти социальные слои стремятся ориентироваться.

Чтобы повести за собой эти массы социально обездоленного населения, необходима демонстрация мощи, воли, духовного превосходства. Они всегда следуют за сильным. Поэтому политическое взаимодействие с такими группами населения должно быть выстроено особым образом, с учетом специфики их психологии. Для нас, коммунистов, это во многом непривычная работа, требующая пересмотра ряда стереотипов действия. И тем не менее работать в этом направлении необходимо. И работать надо настойчиво и постоянно.

В потоке «социального расплава»

Между этими двумя социально-классовыми группами располагается сегодня вся остальная часть общества, пребывающая в состоянии своеобразного расплава. Эта социальная «магма» потихоньку остывает. Она очагами кристаллизуется в те или иные прослойки и группы. Однако процесс классообразования идет медленно. Он постоянно прерывается новыми «извержениями» экономических и политических потрясений. В итоге значительная часть населения оказывается вынужденной одновременно выполнять как бы несколько социальных ролей.

Скажем, трудовая книжка человека лежит в каком-нибудь «умирающем» учреждении или предприятии, что дает ему официальное положение государственного служащего. Одновременно этот человек подрабатывает в какой-то частной фирме консультациями, что де-факто включает его в качестве наемного работника в систему частного предпринимательства. И, наконец, основные средства для существования он черпает, занимаясь бизнесом — мелкой куплей-продажей. Три социальные роли — три достаточно разных психологических уклада. На какой из них делать ставку, обращаясь к такому человеку с нашими предложениями, пропагандой, призывами? Какая из трех его «личностей» может оказаться важнее?

Думаю, что многие наши неудачи в избирательных делах были связаны именно с тем, что мы не смогли здесь определить верный социально-психологический адресат. Поэтому нам сегодня, как воз-

дух, нужна не только формальная картина расстановки классовых сил в обществе. Необходима и своего рода «карта» массовых умонастроений, описывающая характер всех социальных слоев и прослоек нынешнего российского общества.

Итак, социально-классовая почва в стране очень подвижна и неустойчива. Выстраивать свою политическую работу, опираясь на этот расплав, трудно. Все слишком зыбко. Партия уже не раз ощущала это на себе. Не раз наши призывы, казалось бы, полностью учитывающие интересы тех или других больших групп избирателей, вдруг зависали в воздухе, не находили адресата, проваливались будто в пустоту.

О современном рабочем классе

Мы говорим о рабочем классе, о пролетариате, о трудящихся. Однако все эти социально-классовые категории носят исторический характер. Их интересы, психология и поведение в разные эпохи могут быть очень разными. Особенно, когда речь идет не просто о переходных периодах в жизни страны, а о трагическом зависании общества в неопределенности, как это произошло с Россией. При этом нам есть на что опереться в работе. У нас удивительно богатый опыт.

Уместно вспомнить ту ситуацию, которая сложилась в стране в начале 20-х годов прошлого века, после колоссального разорения, последовавшего за Первой мировой и Гражданской войнами. Промышленность была разрушена и встала. Не только потомственное кадровое ядро пролетариата, но и его, так сказать, «периферийные» слои оказались в значительной мере выбиты в ходе военных действий. Они разбрелись, спасаясь от голода, либо оказались деклассированными за время экономической разрухи. «В силу печальных условий нашей действительности, — писал в те дни В.И. Ленин, — пролетарии вынуждены прибегать к способам заработка не пролетарским, не связанным с крупной промышленностью, а мелкобуржуазным, спекулятивным и путем ли хищений, путем ли частного производства на общественной фабрике добывать продукты себе... — в этом наша главная экономическая опасность, главная опасность всего существования советского строя». У пришедшей к власти пролетарской партии большевиков парадоксальным образом — а история очень любит такие парадоксы — практически не оказалось необходимой социальной базы, того самого рабочего класса.

Поэтому, беря курс на индустриализацию, наши предшественники решали не только вопрос о восстановлении и развитии промышленности и экономики в целом. Не менее важным был и другой, человеческий аспект этой задачи: заново воссоздать по ходу индустриализации рабочий класс. То есть восстановить свою собственную социально-политическую базу. И задача эта была с блеском решена.

Думаю, что после прихода к власти партии придется решать примерно такую же задачу. Возрождая экономику страны, особенно ее производственное ядро, во многом заново создавать рабочий класс современного типа, который крайне необходим нам в качестве социальной и политической опоры.

Пока же оценить состояние современного пролетариата чрезвычайно трудно. Здесь возможны лишь укрупненные оценки. Думается, что сейчас промышленное ядро пролетариата уменьшилось, по крайней мере, вдвое. Причем в его составе достаточно четко выделяются три слоя.

Во-первых, своего рода «рабочая аристократия», сконцентрированная прежде всего в нефтегазовой и других отраслях, работающих на экспорт. Эти люди во многом являются заложниками своего относительно благополучного положения. Они более всего страшатся его потерять. И поэтому общественно пассивны и политически управляемы со стороны власть имущих. Найти пути и методы работы с ними — наша первостепенная задача.

Во-вторых, это работники тех предприятий, которые смогли уцелеть в хаосе экономической ломки последних пятнадцати лет и постоянно балансируют на грани минимальной стабильности. С ними у партии выстраивается гораздо лучшее взаимодействие.

В-третьих, речь идет о трудящихся заводов и фабрик, что называется, лежащих на боку. То есть втянутых в процесс искусственного разорения и приватизации либо полного уничтожения. Здесь концентрируется громадный потенциал протеста. Объективно эта «треть» промышленного пролетариата ближе всего коммунистам по настроениям и интересам. Но, к сожалению, мы не всегда находим общий язык с этой возбужденной и радикализованной массой. Опаздываем подключаться к ее выступлениям. Не можем убедительно говорить на ее языке. А то и, прямо скажем, слишком пассивны для нее. Здесь нам тоже предстоит многому учиться и работать, как говорится, не покладая рук.

Вместе с тем резко расширился слой окружающих это ядро других групп — в частности, тех, которых В. И. Ленин называл «чиновническим пролетариатом», или «пролетариатом инженерным». Сегодня особо важна следующая мысль В.И. Ленина: «Капитализм не был бы капитализмом, если бы “чистый” пролетариат не был окружен массой чрезвычайно пестрых переходных типов от пролетария к полупролетарию...»

Конечно, было бы большим комплиментом в адрес «реформаторов» и нынешнего политического режима утверждать, будто они совершенно осознанно гробят российскую экономику именно для того, чтобы не дать сложиться той социально-классовой почве, на базе которой коммунисты смогли бы быстро прийти к власти. Однако объективно хаос последних полутора десятилетий, учиненный ими в стране, играет именно такую роль.

Поэтому проблема формирования классовой опоры для КПРФ неотделима от задачи борьбы с режимом, кардинального изменения ситуации в стране. Поскольку именно эти процессы начинают определять многие сферы жизни общества, все грани конфликтов в нем. Ведь совершенно очевидно, например, что сражение вокруг проблемы так называемой монетизации льгот стремительно приобрело классовый характер. Льготы отнимаются именно у трудящихся, ликвидируются достижения именно советской поры. Тогда как гораздо большие льготы буржуазной бюрократии даже не упоминаются. Они упорно наращиваются и закрепляются всей политикой режима.

В целом мы обязаны уже сегодня определить тот класс или слой общества, которому будем адресовать наши призывы и действия. Я бы определил его так: это производящий слой современного российского общества. Это люди, которые своим непосредственным трудом производят материальные и духовные ценности, доносят их до потребителя либо оказывают населению опять же материальные или духовные услуги. Мы оцениваем размеры данного социального ядра в 45—55 процентов населения. Причем он весьма слоист и разнороден.

В плену «коллективного

бессознательного»

Конечно, это еще не класс. Хотя бы потому, что его место в общественном разделении труда пока не определилось. К тому же, как уже отмечалось, основная часть трудящихся сочетает в своей повседневной жизни признаки разных социальных типов.

Массив людей труда сильнейшим образом расколот. Социальная структура общества перемалывается «реформами», как мясорубкой. Известно, что средняя продолжительность пребывания современного работника на одном месте ограничивается тремя — пятью годами. Человек не перемещается по векторам социально-профессиональной структуры, а мечется по ним. Можно составить, обращаясь к житейскому опыту последних полутора десятилетий, «типовую» модель трудовой карьеры рядового современника.

Конец 80-х — начало 90-х годов. Он покидает привычное рабочее место в госучреждении или НИИ и окунается с головой в нарождающийся бизнес. Открывает с несколькими приятелями свою «фирму», при этом не обрывая, как правило, связи со старым местом работы.

Первая половина 90-х годов. После недолгого и очень скромного по результатам взлета предпринимательской «карьеры» следует ее упадок. Довольно часты ссоры с приятелями-компаньонами. Фирма распадается или замораживается. Человек либо возвращается на старое место работы, либо спускается на уровень мелкого бизнеса, пробуя себя, возможно, в роли «челнока».