Geum.ru

Пусть жизнь была как подвиг ратный, Который трудно повторить,- еще одну бы жизнь прожить, Еще вернуться бы обратно

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19
Я отстал и продолжение разговора не слышал. Только потом мне стало известно, что сказал отец Микояну примерно следующее:

- Если речь идет обо мне – я бороться не стану.

А тогда, оставшись наедине со своими мыслями, я невольно подумал: «Началось…».

Погуляв около часа, отец и Микоян разошлись по домам. Я тоже вошел в дачу. Стемнело. Отец стоял у маленького столика в углу столовой и пил Боржом. Вид у него был усталый и расстроенный.

- Не приставай, - предупредил он, увидев, что я, раскрыв рот, собираюсь задать вопрос. Допив воду, он постоял некоторое время со стаканом в руке, потом осторожно поставил его на столик, повернулся и медленно пошел к себе в спальню.

- Спокойной ночи, - не оборачиваясь, произнес он.

Мне очень хотелось с кем-нибудь поговорить обо всем происшедшим, посоветоваться. Я просто не мог больше хранить все, что знал, в памяти. Надо было на что-то решаться. Не могло быть сомнений, что никто, кроме отца, никаких действий предпринять не может, тем более, я, не связанный ни с кем из политических деятелей, но мне была необходима хоть какая-то иллюзия деятельности.

Отец со мной говорить не хотел, да я и не рассчитывал на это В его глазах я был мальчишкой, а с мальчишками в таком серьезном деле не советуются.

Утро 13 октября – последнее утро «славного десятилетия» Хрущева - встретило нас теплом и покоем. Сквозь дымку мягко светило солнце, море ласково плескалось у берега, на клумбах пестрели цветы. Распорядок дня тоже не нарушился, внешне отец был абсолютно спокоен. За завтраком он, как обычно, пошутил с женщиной, подающей на стол, посетовал на свою диету. Потом заговорил с помощниками о текущих делах.

После завтрака отец просмотрел бумаги, хотя теперь это уже не было нужно ни ему, ни тем, кто эти бумаги направил, но многолетняя привычка требовала исполнения ритуала. Одно только было необычным – телефоны молчали.

Литовченко доложил, что самолет подготовлен и вылет назначен на час дня. Отец только кивнул головой. Тем временем на открытой террасе у плавательного бассейна расставили плетеные кресла, принесли фрукты и минеральную воду – готовились к приему гостя. Делать мне было нечего, на месте не сиделось, и я вышел к морю. Пляж был пуст.

Отец сидел на террасе у бассейна, где должен был состояться прием, и лениво пролистывал какие-то бумаги. Наконец на дорожке появилась группа незнакомых людей. Отец уже заметил их. Он не спеша поднялся, взял пиджак, висевший на спинке соседнего кресла, и направился навстречу с улыбкой радушного хозяина. Обычно, до начала официальных разговоров, он знакомил гостей с членами семьи, отдыхавшими с ним, показывал парк, и только потом приглашал к разговору о делах. Сейчас он даже не посмотрел в мою сторону.

Продолжая улыбаться, он пожал руку гостю, переводчику и еще каким-то сопровождающим его людям и жестом пригласил их на террасу. Все расположились вокруг небольшого летнего столика. Беседа была короткой. Меньше, чем через полчаса гости удалились, а отец пошел к даче.

Последний в его жизни официальный прием закончился. Пора было собираться в Москву. Вещи же увезли на аэродром.

Подали легкий обед – овощной суп, вареный судак. По совету врачей отец последнее время придерживался диеты. Ели молча. С нами за столом сидели, как обычно, помощники и личный врач отца – Владимир Григорьевич Беззубик.

Это был прощальный обед, прощание с дачей, которую отец так любил, с соснами, с морем. Всякое прощание навевает грусть, а тут еще полная неизвестность впереди…

Тем временем обед закончился, пора было ехать. На крыльце, как обычно, нас дожидалась сестра-хозяйка – «властительница» дачи - с большим букетом цветов. Так она всегда встречала и провожала своих высоких постояльцев. К этому давно привыкли, но сейчас все выглядело иначе, многозначительнее.

- До свидания, Никита Сергеевич, жаль, что мало отдохнули. Приезжайте еще, - произнесла она привычную фразу, протягивая букет.

Отец поблагодарил ее за гостеприимство и, передав букет стоящему рядом Литовченко, сел на переднее сиденье ЗИЛа. Машина тронулась в путь».

Прилетев в Москву, Н.С.Хрущев получил предложение уйти в отставку со всех своих постов. Он действительно сдержав свое слово, что «если это касается меня – бороться я не стану».

Кто же наш новый руководитель? Леонид Ильич Брежнев. Вот что о нем говорится в Советском энциклопедическом словаре за 1982 год:

«Брежнев Леонид Ильич (родился 19.12.106 г.), выдающийся деятель КПСС, советского государства, международного коммунистического движения, Маршал Советского Союза (1976), Герой Социалистического труда (1961), четырежды Герой Советского Союза (1966, 1976, 1978, 1981), член КПСС с 1931 года. С 1937 года на советской и партийной работе. В Великую Отечественную войну на Южном и 4-м Украинском фронтах – нач. Политотдела армии, зам.нач. Политуправления фронта. В 1946-50 гг. – 1-й секретарь Запорожского, Днепропетровского обкомов КП(б) Украины, в 1950-52 гг. – 1-й секретарь ЦК КП Молдавии. В 1953 – зам. нач. Главного политуправления Советской Армии и ВМФ. В 1954-56 – 2-й секретарь ЦК КП Казахстана. В 1960-64 гг. – председатель Президиума ВС СССР. В 1952-1953, 1956-60, 1963-64 гг. – секретарь, в 1965-66 – 1-й секретарь ЦК КПСС, одновременно с 1977 года Председатель Президиума ВС СССР, председатель Совета обороны, член ЦК КПСС с 1952 года, член Политбюро (Президиума) с 1957 года. Награжден Международной Ленинской премией (1973), Золотая медаль мира им. Ф.Жюлио-Кюри (1975), Золотая медаль ООН (1977). Сочинения «Ленинским курсом», т.1-8 (1970-81 гг.), «Малая земля» (1978), «Возрождение» (1978), «Целина» (1978), «Воспоминания» (1981), Ленинская премия (1979)».

До Кремля Брежнев Л.И. добрался с большим трудом. Окончив 1927 году землеустроительно-мелиоративный техникум, он начинает карьеру среднего специалиста сельского хозяйства. Брежнев эти годы проводит на должностях чиновника земельных отделов в Белоруссии, в Курской области, на Урале. На Урале он дослуживается до первого заместителя начальника Уральского областного земельного управления, являясь еще беспартийным. В это время в партии развертывается отчаянная борьба между сталинцами и троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами, а «потомственный пролетарий», как называл себя Брежнев, стоит в стороне. Коммунисты ведут в деревне «ожесточенную классовую борьбу», коллективизируют сельское хозяйство, ликвидируют «кулачество», а землемер Брежнев все еще не вступает в партию, наблюдает, выжидает, хотя уже по тогдашнему своему рангу руководящего чиновника отдела он должен был вступить в партию. Но скоро он наверное осознал, что зам.зав. земельным отделом – это уже потолок карьеры для беспартийного специалиста. Хочешь наверх – вступай в партию. Так в возрасте 25 лет в 1931 году он вступает в партию. Чтобы начать новую карьеру, он, специалист сельского хозяйства, в разгар коллективизации бросает бесперспективную деревню и переезжает в свой родной Днепродзержинск и меняет профессию, поступает в металлургический институт. Получив партбилет и окончив институт, Брежнев не сделал бы сколько-нибудь большой карьеры в городе, если бы не инквизиция Сталина тридцатых годов. Когда Сталин начал косить старые большевистские кадры партии и государства, в аппарате власти образовался большой вакуум. Его тогда заполняли те, кто активно помогал Сталину и чекистам разоблачать «врагов народа». Вот тогда-то и пришло к власти поколение «продолжателя дела Ленина» - Брежнева. В 1939 году он стал – по выдвижению Хрущева – рядовым секретарем Дднепропетровского обкома партии. По протекции его бывшего начальника на фронте – Мехлиса – и по предложению того же Хрущева Сталин его сделал в 1952 году, после Х1Х съезда, секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Президиума ЦК.

После смерти Сталина его вывели из Секретариата и из Президиума ЦК, но цепкий, целеустремленный, терпеливый Брежнев оказался выдающимся мастером делать карьеру. Только три года он находился в «опале»; сначала на посту заместителя начальника Главного политического управления армии, а потом секретаря ЦК Казахстана. После ХХ съезда Хрущев уже третий раз оказывает ему покровительство: забирает его в Москву, делает его вновь секретарем ЦК КПСС и вводит в состав Президиума . На этом посту у него проявляются два новых качества – хитрость и вероломство. 13 октября 1964 года Брежнев возглавляет заговор против своего покровителя Н.С.Хрущева и занимает его пост. С морально-этической точки зрения эта была черная неблагодарность, но с точки зрения политической игры Брежнев продемонстрировал качества, нужные успешному политику: волю к власти и иммунитет против угрызения совести. Но он не освободился от комплекса неполноценности, хотя бы потому, что занял кресло, в котором сидели такие яркие личности, как Сталин и Хрущев. Он старается освободиться от этого комплекса имитацией образа великого государственного мужа современной эпохи, но делает это неуклюже.

Духовную убогость своего правления он пытается заслонить внешней помпезностью. Появляясь перед общественностью, он теряет естественность, рисуется, надувается (особенно в последние годы), стараясь принять величественную позу, но так как в отличие от Сталина и Хрущева, он – плохой актер, то получается не поза властелина, а пародия на нее. Составление за него аппаратом серые, скучные доклады, лишенные какой-нибудь политической оригинальности, войдут в историю, как памятник бездарности его эпохи. Все унижения, которым он подвергался раньше на пути к вершине власти, он словно переносит на тех, кто теперь из низов рвется к власти, особенно на молодых, ибо выдвигает он только стариков. Все вожделенные награды, в которых ему раньше отказывали, он берет сейчас с избытком, все высшие чины и ранги, которые может дать государство, он принимает без малейшего проявления хотя бы внешней скромности (нельзя никак сравнить со Сталиным или Хрущевым). Почти всю войну он прошел в качестве политического комиссара, сейчас, перескочив через все промежуточные ранги, он – Маршал Советского Союза; в войну он получил скромное число орденов, приличествующих его чину. Сейчас на его маршальском мундире нет свободного места для новых орденов.

Через тридцать лет после окончания войны он объявлен Героем Советского Союза за подвиги в этой войне, о которых никто ничего не знает, а позже еще трижды станет Героем Советского Союза, заодно он объявлен Героем Социалистического труда за выполнение хозяйственных планов, которые при нем, как правило, выполняются лишь после занижения. Помню, по приезду домой, я в беседах часто поднимал вопрос об отсутствии личной скромности нашего руководителя. Это происходило тогда, когда к нам приходил директор школы Николай Ефимович и приезжала младшая сестра Галина, которая в то время работала вторым секретарем райкома партии в Медвенке. Отцово молчание я расценивал, как согласие с моим мнением, но как спорили со мной Галя и Николай Ефимович, пытаясь доказать, что я не прав. Галя обвиняла меня в политической неграмотности, некомпетентности, в несознательности и в конце концов пришла к выводу «как меня только в партию приняли». Юридически у Брежнева было больше власти, чем у Сталина. Он – Генеральный секретарь ЦК партии, он – председатель Политбюро, он – Председатель Президиума Верховного Совета, он – Председатель Совета обороны… Вдобавок ко всему еще и Верховный Главнокомандующий всеми Вооруженными силами СССР. Чувствовалось, что он буквально любуется собой и смакует свое столь стремительное восхождение.

Несмотря на наши большие успехи в освоении космоса, успехи в области науки и культуры, в области спорта, по-моему, как раз при руководстве Брежнева, особенно в последние годы его правления расцвело перерождение режима революционеров в режим бюрократов, которое предвидел еще Ленин. Советское государство стало превращаться в гигантскую машину советской самоуправляющейся бюрократии. Создавался культ Брежнева.

Чтобы связать родословную нового культа непосредственно с первоисточником – Лениным, из истории революции и страны вычеркиваются не только имена подлинных организаторов революции и гражданской войны, но и имена основоположников нынешнего социализма. В образовавшуюся пустоту вводят новый культ – так родилась новая формула: «Брежнев - продолжатель дела Ленина». Прямая линия от Октября и Ленина к Брежневу и его конституции. По-своему величию Брежнев нисколько не уступает Ленину.

А чего стоят его труды? Эти книжонки «Целина» и «Малая земля», они должны были стать «настольными книгами каждого коммуниста», как любила говорить в то время второй секретарь Промышленного райкома партии Валентина Васильевна Хмелева.

В свое время, будучи на целине, я ни слова не слышал о Л.И.Брежневе. О роли Н.С.Хрущева в освоении целинных и залежных земель знал народ. Он приезжал в 1956 году на целину, разъезжал по районам вместе с председателем Совета Министров Казахстана Кунаевым.

О второй книге Брежнева «Малая земля» говорили, что подвиг на Малой земле затмил все подвиги на Большой земле. Ну, наверное, достаточно о политике, я уделил Л.И.Брежневу и его деятельности так много внимания, так как в свое время интересовался его биографией в освещении разных авторов.

… Ирине исполнилось десять месяцев и мы ее оформили в ясли-сад при Кшенском сахзаводе, в поселке. Я ее часто отвозил на аптечной машине или же на машине «Скорой помощи», так как расстояние было приличное, около 2,5 км.

Так что в Кшени мы устроились неплохо. К Новому году купили телевизор «Неман», на сахзаводе мне сварили вышку-антенну, высотой где-то 13-15 м, так как без этого приспособления сигнал из Курска доходил слабо, а с этой антенной мы могли смотреть передачи и из Курска, и из Воронежа. В больнице работало много молодежи. Особенно я подружился с Борисом Федосюткиным, который работал судебно-медицинским экспертом на два района – Советский и Касторенский. Его отец – Андрей Дмитриевич Федосюткин – был знаменит в Курске, он – комиссар партизанской бригады, которая располагалась в годы войны в лесах Дмитриевского и Железногорского районов Курской области и Дмитровско-Орловского района Орловской области, где мне пришлось работать до переезда в Курскую область. Ему было присвоено даже звание Почетного гражданина города Дмитровск-Орловского.

Работал в больнице стоматологом молодой парень Анатолий, приехавший из Крыма. Вот, в основном, мы втроем составляли дружную компанию. Еще был в больнице врач ухо-горло-носа (ЛОР) Беляев Владимир Матвеевич, но он как-то ни с кем не дружил, не знаю, то ли он был так воспитан, в общем, был не компанейским. Все мы были приблизительно одного возраста. Борис Федосюткин увлекался охотой, часто он договаривался с председателями колхозов и на машине ГАЗ-69 ездили на охоту по зеленям на зайцев. Дело в том, что если заяц попадал в лучи от света фар машины, он уже не убегал в темноту, а бежал только по направлению света. Тут его и настигал выстрел охотника. Частенько готовили зайчатину, которая самом по себе не очень вкусная, сухая, жесткая. Ведь заяц находится все время в движении, у него только мышечная ткань и нисколько нет жира, не то что мясо кролика. Борис кусочки зайчатины шпиговал салом, а затем мясо тушили, оно получалось мягким, жирным, сочным, закуска была первый сорт.

Как-то на охоте неподалеку от станции Мармыжи произошел случай со смертельным исходом. Как тогда говорили, «заяц охотника убил». А дело было так. Пошел один охотник на зайцев, ружье – двухстволка. Дело было глубокой осенью, но снега было еще мало. Увидев зайца, он выстрелил и ранил его, подошел, а раненый заяц крутится на земле и, чтобы его добить. он не стал стрелять, а решил ударить прикладом. Ружье было заряжено, от удара о землю раздался выстрел, большое количество дроби попало охотнику в голову. Так они и лежали рядом: и охотник, и заяц. Эту историю рассказывал Борис Федосюткин, так как на такие случаи, связанные с расследованием, вызывали всегда его.

Как-то летом, на чей-то день рождения, уже не помню, на речке мы втроем наловили ведро раков. Я их не любил, как-то в Любимовке сварил одного в металлической кружке, он покраснел, так я из этой кружки несколько дней не пил даже воду. Сварили всех, высыпали на поднос, поставили на стол, дело происходило на квартире у Федосюткина. Сели за стол, было у нас еще около литра спирта. И начался пир, как любил повторять Толик.

Поели всех раков, у них-то и есть нечего, кроме шеек, зато отходов от них получилась гора. Допировались до того, что заснули кто где, я – за столом, Борис – на диване, а Толик – на полу между столом и стульями. Жена Бориса Люба была на дежурстве, она тоже была врач. Вот как она рассказывала: «Пришла утром с дежурства, стучу, дверь никто не открывает. Я подумала, что Бориса вызвали на какое-либо происшествие, открываю ключом дверь, и – о Боже! – что я вижу?! Лежат наши мужчины кто где, на столе гора очистков от раков. Я вначале испугалась, начала их тормошить, ну, думаю, слава Богу, живы. Убрала со стола, напоила их чаем, а их после этого опять чуточку развезло, ведь спирт на утро, после принятия воды начинает немного действовать».

Познакомился я и подружился с начальником милиции Москалевым Алексеем Федоровичем, еще сравнительно молодым мужчиной, прокурором района Михаилом Ивановичем, с заместителем председателя райисполкома Бекетовым Иваном Илларионовичем. О каждом из них я храню добрые воспоминания, как о хороших, добросовестных людях. С Алексеем Федоровичем меня еще сведет судьба не раз, когда он будет работать начальником милиции города Рыльска, а затем начальником колонии и железнодорожной милиции в городе Курске.

Как-то, когда Ириночке было где-то около двух лет, зашел к нам прокурор Михаил Иванович. Пока Надя готовила на кухне, мы сидели и беседовали. Было времени два часа дня. Наша дочь, всегда когда ее спрашивали: «Ира, сколько времени?», отвечала: «Два». Вот я и решил пошутить. Она сидела у меня на коленях, я ей говорю: «Ира, сходи посмотри, сколько времени», она побежала и через некоторое время заходит и говорит: «Два».

Тут прокурор посмотрел на свои ручные часы и говорит: «Сколько живу, но ни разу не приходилось видеть, чтобы такая девчушка уже понимала по часам». Еще большее удивление у него вызвало следующее. У нас была детская книжка «Разноцветная семейка» про осьминожек. Дочь ее знала наизусть, она ее очень любила, и мы часто эту книжку читали. Она не только ее знала наизусть, но знала, когда надо было перевернуть лист, и создавалось впечатление, что она самостоятельно читает. Она так громко, четко «прочитала» эту книжку, что Михаил Иванович воскликнул: «Это чудо! В таком возрасте и так читает!». Позже мы рассказали ему, в чем состоит секрет с часами и с осьминожками, и посмеялись все вместе.

Время шло. Много жалоб мне приходилось слышать от жителей станции Мармыжи по их лекарственному обслуживанию. Действительно, это был большой поселок, находился он от Кшени где-то в 12-15 км, а кроме привокзального лотка с медикаментами, в поселке ничего не было. За каждым, иногда копеечным лекарством, но которое требует приготовления, надо было ездить в райцентр, в аптеку. Неоднократно я вместе с главным врачом Болотским бывали в Мармыжах и нам постоянно жители задавали один и тот же вопрос: помогите нам с медикаментозным обеспечением. Этот вопрос волновал и райисполком, но дело не двигалось.

Как-то летом приехало мое начальство из Курска. В Советском районе совхоз «17 партсъезд» занимался выращиванием ягод, в том числе и смородины. Директором совхоза был Михаил Иванович, у которого дочь-фармацевт работала в Курске, в аптеке на поселке Волокно, вот поэтому Соломон Моисеевич, управляющий аптекоуправлением, и Клавдия Борисовна, главный бухгалтер, решили навестить меня. Надо было снабдить их ягодами. Поехали мы в совхоз, я на своей грузовой машине, а они – на легковой. С Михаилом Ивановичем я уже был знаком, мне не составило особого труда погрузить ящика четыре-пять ягод смородины на свою машину. Мои гости в легковой машине стояли в стороне, вот до чего же осторожная нация, так, на всякий случай понаблюдаем со стороны, что получится. Получилось все хорошо, приехали в райцентр, к аптеке. Ягоды перегрузили в их машину, и они покатили в Курск.

Накануне их приезда я задал вопрос по телефону главному бухгалтеру Клавдии Борисовне насчет строительства аптеки на станции Мармыжи и получил отрицательный ответ – денег на строительство аптеки в аптекоуправлении нет. «Вот сарай у тебя в аптеке старый, вот-вот завалится, на ремонт сарая денег дадим», - ответила мне Клавдия Борисовна. Тут у меня закралась такая крамольная мысль, а что, если..? Если я получу средства на ремонт сарая, а потрачу на другое, что тогда? Какое наказание ждет меня? Я взвешивал все «за» и «против», и у меня получалось, что и наказывать меня не за что, а чуть ли не медаль меня ждет. Вот с такими мыслями я и пошел на совет к Михаилу Ивановичу – прокурору. Я рассказал ему подробно мой разговор с главным бухгалтером и в конце задал вопрос: «Михаил Иванович, а сколько мне дадут за эту самодеятельность? А может, мне рассчитывать на медаль..» - пошутил я. Он рассмеялся: «На медаль ты не рассчитывай, посадить тебя не посадят, но строгий выговор тебе обеспечен».

И вот возникла такая дилемма: или я получаю деньги и спокойно занимаюсь ремонтом сарая, или я нарушаю финансовую дисциплину и несу за это ответственность. Я выбрал второе.

При аптеке был небольшой огород, на котором мы выращивали все необходимое. У нас появилось небольшое хозяйство, несколько уток, завели даже поросенка. Для уток я выписал в Щиграх лузгу - отходы от проса, смесь ее с мятой картошкой – любимый корм для уток. Был у нас еще здоровый рыжий кобель, который перешел по наследству от прежнего хозяина. Собака была очень злая, страшная, не признавала ни своих, ни чужих, но и без нее было плохо, ведь все-таки аптека рядом. Однажды, весной 1965 года, собака отвязалась, когда я вынес на улицу дочь Ирину, чтобы везти ее на машине в ясли. Шофер, увидев отвязанную собаку, быстро залез в кабину, я отдал ему дочку, а сам стал пытаться привязать на цепь собаку. Я знал, что она, когда отвязывалась, то кусала и бывшего хозяина, но оставлять ее во дворе было опасно, вот-вот должны были придти работник аптеки. Я пытался левой рукой несколько раз схватить ее за ошейник, но она, оскалившись, злобно рычала. Наконец мне удалось схватить ее за ошейник левой рукой, а правую я держал наготове. Она, оскалив пасть, прыгнула на меня, я правой рукой схватил ее поперек горла и, не удержавшись на ногах, вместе с собакой свалился на землю. Навалившись на нее, я и левой рукой стал душить ее. Так я и лежал на ней, сжимая обеими руками ее горло до тех пор, пока она не обмякла. Я открыл ногой дверь в сарай и бросил ее. Зашел в квартиру, вымыл руки, на расспросы Нади почти ничего не отвечал, так как я уже опаздывал, быстро вышел и сел в кабину. Шофером в аптеке работал молодой симпатичный мужчина по имени Василий. Я ему говорю: «Что ты, Вася, мне не помог, вышел бы из кабины, монтировкой раза два стукнул и все».- «Да я, Василий Павлович, как-то растерялся, да и девочку как я оставлю», - ответил водитель. Мы молча поехали на поселок сахзавода. По приезду собака отжила, ходит по сараю, рычит, оскалив зубы. Я позвонил в милицию Алексею Федоровичу, пришел милиционер и застрелил ее через щель в сарае.