Geum.ru

Пусть жизнь была как подвиг ратный, Который трудно повторить,- еще одну бы жизнь прожить, Еще вернуться бы обратно

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19
  • Как я думаю? Ведь Вам решать, Анна Дмитриевна, - отвечаю я.

- Я думала, он обрадуется. Ведь действительно, Вася, - перешла она на неофициальный тон, - хватит тебе жить в деревне, ты женился, поступил в институт, пора перебираться в город.

Так появился приказ о переводе меня и назначении контролером районной аптеки. В мои обязанности входило соблюдать и контролировать качество лекарств, изготовленных в аптеке. Для этого использовался устный контроль, когда называешь одно лекарственное вещество, а лицо, изготовившее лекарство, называет остальные входящие в эту лекарственную форму вещества и их дозировку. Применялись также химические качественный и количественный виды контроля. Иногда использовался и органолептический контроль, т.е. лекарство пробовал на вкус, обращал внимание на цвет, запах.

Квартиру нам подыскала бухгалтер аптеки Левшина Антонина Тимофеевна, у одной одинокой бабушки, которая жила в стареньком домике недалеко от городского сада. Стали на комсомольский учет. Надя была принята на работу акушеркой районной больницы. Спали около месяца на полу, кровати у нас не было, комната была небольшая, удобства во дворе – туалет был сбит из фанерных ящиков, покрытый камышом. Чтобы как-то скоротать время, часто после работы или в выходные дни ходили к моей однокурснице – Корнеевой Марии Михайловне слушать радиоспектакли. У них была хорошая квартира от военкомата, муж Марии Михайловны – Алексей – работал в военкомате. Начал вечерами читать свои учебники и писать контрольные работы, которые старался по графику отправлять в институт. Контрольные по немецкому языку мне помогала делать Мария Михайловна, а ей помогал по химии.

Перед Новым годом купили двухспальную кровать, которую я нес целиком от магазина до квартиры. Наступил 1960 год, праздник – Новый год – отметили в аптеке, где, как я уже писал, коллективом мы отмечали все праздники, всегда было весело и интересно.

Комсомольская организация довольно большая, молодых специалистов в районной больнице много, но работы по сути дела никакой. Заплатил членские взносы, кое-как проведем собрание и на этом – все. Комсорг наш – санитарный врач, только что окончила институт – ни рыба, ни мясо. Никаких мероприятий, никакой художественной самодеятельности, никаких походов – ничего. Можно было проявить активность, но теперь у меня жена – раз, учеба – два. Контрольные пока получаются хорошо, приходят все с хорошими оценками, особенно по химии, приятно читать хорошие рецензии.

В конце мая месяца нас (меня и Марию Михайловну) вызвали на сессию. Поехали вместе, поселились в общежитии по ул.Парковой, остановка метро «Первомайская». Каково было мое удивление, когда я встретил своих однокурсников по фармацевтическому училищу в Москве в институте. Вадим Марков, уже студент 3 курса этого же института, стал еще длиннее, играет в баскетбол за сборную фармфакультета, учится очно. Вовка Куксин – заочник 2 курса, работает фарминспектором в городе Воронеже, Саша Чернышев поступил вместе со мной, но в другой поток, поэтому мы не встретились на вступительных экзаменах. Стало веселее, как никак – столько знакомых. Среди зачисленных большинство мужчин в военной форме, как они стараются перед экзаменами, чистят пуговицы и ботинки до блеска, стараются сразить не знанием, а своим видом, особенно, молодых преподавателей, иногда им это удается. Помню, рассказывал один морской офицер по имени Александр Савенков, он родом из Орла, как он и его друг по фамилии Шпак – тоже морской офицер – пригласили одну молодую преподавательницу латинского языка в ресторан. Она согласилась, а почему бы не пойти, ведь приглашают два красивые молодые морские офицера. Наутро они сдавали зачет ей же по латинскому языку. Сашка Савенков еще что-то бормотал, ему она поставила зачет, а бедный Шпак, что она только не предпринимала, чтобы ему помочь, но бесполезно – он абсолютно ничего не знал. Она уже его не стала спрашивать правила, задает пустяковые вопросы: «Как называется на латинском нашатырный спирт? Как называются анисовые капли?» Молчит наш Шпак, как партизан, а остальные-то студенты смотрят! Пришлось ему поставить «незачет», и его отчислили из института сразу же. Мне тоже пришлось поволноваться при сдаче зачета по немецкому языку, не смог я его осилить за год учебы, а запаса знаний по нему – никакого. Пришлось пойти на хитрость. Я открыл учебник, положил на колени и пытался неоднократно подсказывать отвечающим. Преподаватель мне сделала один раз замечание, второй, а я вошел в образ знатока немецкого языка, продолжаю подсказывать. Ей, видимо, надоело все это, она мне говорит: «Ваша фамилия?». Я ответил. «Давайте зачетку». Я подаю, она мне ставит «зачтено». Я спрашиваю: «Что, мне можно идти?» - «Не можно, а нужно», - ответила она. Я важно вышел из аудитории, но когда я закрыл дверь, то подпрыгнул вверх до потолка. Так легко сдать немецкий – это что-то значит. Хотя риск был большой, но он оправдан, а, кроме того, у преподавателя были данные по качеству контрольных работ, а они у меня были хорошие – и она сделала вывод, что я этот предмет знаю достаточно хорошо. По остальным предметам экзамены и зачеты прошли без особого труда.

На оставшиеся деньги купил Наде красивую белую кофточку. Коменданту общежития я и Мария Михайловна дали по бутылке спирта (он нас впоследствии всегда выручал с общежитием) и отправились домой. В зачетной книжке у меня не появились ни одной тройки. Спустя некоторое время мы поменяли квартиру. Она находилась в большом кирпичном доме, по дороге на село Лубянки, рядом с отделом милиции. Этот дом был поделен на две половины, в одной проживал председатель горсовета Корнеев Георгий Александрович с семьей – женой Екатериной, дочерью Аллой и сыном Александром. Дочь Алла училась в Орловском педагогическом институте. Во второй половине дома проживала Корнеева Мария Александровна со своим сыном Игорем, который учился в ГПТУ в Орле на помощника машиниста. Мария Александровна работала в аптеке ассистентом, решила выйти замуж с выездом из Дмитровска. Одну комнату в ее половине дома занимала еще одна работница аптеки – Зоя. Нам она отдала очень большую комнату, огород, на котором росло несколько яблонь. На этой квартире стало свободнее – большая комната и, плюс к этому, сами себе хозяева.

Когда было свободное время, играли в карты с соседями и ходили загорать в сад. Однажды во время игры в карты на меня очень внимательно смотрел начальник милиции, друг Георгия Александровича. Он спросил меня:

- Вижу знакомое лицо, а где встречались, не могу вспомнить, может, подскажешь, где?

- Подскажу, - ответил я, - как десять суток припаять, вы мастера, а вспомнить не можете.

- А знаешь, молодой человек, сколько вашего брата прошло через меня, разве всех запомнишь.

Дальше пошли расспросы, как да за что я получил эти десять суток, и как ни странно, пришли к выводу, что дали мне мало. Вот так бывает, я был прав, а наказали, видите ли, слабовато. С семьей Корнеевых мы очень быстро подружились. Несмотря на свою высокую должность, Георгий Александрович был человек очень общителен и прост. Его жена – Екатерина – красивая, высокая, полная женщина, нигде не работала – домохозяйка, любительница поговорить. Она была намного моложе мужа. Говорили, что вышла она замуж после окончания десятого класса, а Георгий Александрович был учителем той же школы и влюбился в нее. Во время войны его призвали в армию, и она осталась с тремя детьми в городе. Потом во время оккупации загуляла с немцами и вроде бы при отступлении ее они взяли с собой, затем по дороге дети у нее потерялись. Позже, когда мы уже уехали из Дмитровска, нашлась их дочь, вторая. После войны Георгия Александровича в райкоме партии прорабатывали за то, что он живет с такой женщиной. На что он ответил: «Что хотите, делайте со мной, но я ее люблю».

У Екатерины была странная черта – она любила участвовать в похоронных процессиях, кого бы ни хоронили, знакомого или незнакомого, она – тут как тут. Помню, сидим мы во дворе, играем в карты, Катя побежала в туалет. Георгий Александрович мне шепчет на ухо:
  • Смотри, Павлович, сейчас я ее разыграю.

Только она захлопнула дверь в туалет, он как закричит:
  • Катя, скорей, несут!

И знаком мне показывает пойти к воротам. Она мигом выскочила из туалета, промчалась мимо нас на улицу. Каково же было ее разочарование, что нет, никого там не несут, тут она набросилась на мужа, и ну его ругать. Однажды приехал в Дмитровск Николай Данилович, мой друг из Лубянок, ветеринарный врач. Я отпросился с работы и решили с ним пойти посидеть в ресторане. Он был единственный в городе, да и то, до обеда это была обычная столовая, а во второй половине дня она превращалась в ресторан. Пришли, заказали себе по 150 граммов водки, сидим, закусываем, беседуем. За соседним столиком устроились две пары, которые заказали себе арбуз. Мы тоже решили съесть арбуз, но нам ответили, что их нет.

Видим – за соседний столик принесли разрезанный спелый арбуз, на наш вопрос «Почему для них есть, а для нас – нет?» последовал вместо ответа вопрос: «А знаете ли вы, кто за этим столом сидит?» Мы, естественно, не знали, и ответили, что посетители все одинаковы. Услышав наш недовольный ропот, один из мужчин встал и таким нагловатым голосом, показывая на нарисованный на стене арбуз, произнес:
  • Вот сорвите и ешьте, - и, довольный своей шуткой, захохотал.

Это было прямое оскорбление. Я схватил со стола тарелку и, придав ей вращательное движение (так пускают плоские камешки по поверхности воды), с силой пустил ее на соседний столик. Она, сбив несколько бокалов, врезалась в тарелку с арбузом, несколько долек которого посыпались на пол. Что тут началось! Подняли крик эти две пары, забегали официанты. Мы быстро допили оставшуюся водку и так же быстро покинули ресторан, зашли в аптеку с обратной стороны. Анна Дмитриевна, увидев нас такими растрепанными, узнав, в чем дело, послала одну из уборщиц узнать, что происходит в ресторане. Пришла Маша из ресторана и рассказывает:

- Приехали три милиционера, ищут двух молодых ребят, которые оскорбили Фака.

Вовремя мы ушли, здесь бы нам десятью сутками не обойтись.

Фак – это был председатель одного и колхозов, расположенного где-то в районе села Долбенькино. Он знаменит был своими высокими урожаями кукурузы, у него был знаменитый бригадир – кукурузовец – Петр Сапунов. Это с ними свела нас судьба в ресторане. Благодаря заботам нашего земляка – Никиты Сергеевича Хрущева - этот сельскохозяйственной культуре уделялось максимум внимания. Сеяли ее всюду, чуть ли не за полярным кругом, стараясь выслужиться, многие руководители районов и областей сокращали посевы зерновых, а увеличивали посевы этой «королевы полей», как тогда звали кукурузу. Уже в прошлое ушло разоблачение культа личности И.В.Сталина, а у Никиты Сергеевича стали проявляться черты самодовольства и самовосхваления. В газетах стали появляться выражения «наш Никита Сергеевич», «дорогой Никита Сергеевич», «верный ленинец» и др. Так вот этого Фака и его Петю, великих кукурузоводов, газеты местного и областного масштаба возносили до небес.

Кукуруза действительно ценная сельскохозяйственная культура, особенно велика ее роль в животноводстве, как высококалорийный белковый продукт. Она дает много «зеленой массы» с гектара, многие хозяйства заготовляли и заготовляют на зиму кукурузный силос. Она дает, кроме этого, и прекрасное зерно. А какие вкусные вареные из недозрелой кукурузы початки! Их любят не только дети, но и взрослые.

Во времена правления Никиты Сергеевича ее сеяли во вред остальным сельскохозяйственным культурам. У нас, сколько я помню, если наверху сказали, что надо сеять то и то, то внизу хозяйственники поступали так, понимали это как приказ, и выполняли план посева, иногда неразумный, да и думал ли кто об этом? Это касается не только посевов кукурузы. Помню, как Хрущев проводил эксперимент с Совнархозами, как делились «с целью приблизить партийное руководство к управлению сельским хозяйством» обкомы партии на промышленные и сельскохозяйственные. Потом об этих экспериментах забывали и следующий руководитель проводил новые идеи в жизнь. Чего стоят лозунги Хрущева «К 1965 году каждая семья будет иметь отдельную квартиру», что «К 1980 году советский народ будет жить при коммунизме». Много строили жилья при Хрущеве, надо отдать ему должное, но чтобы обеспечить всех, - это была «маниловская» мечта. Знаменитое «зачем горожанину держать корову, пошел в магазин – купил молока, сметаны, творогу», - и перевели горожане коров, а сколько их было у частников на окраине города, но не добавилось от этого молочных продуктов, а положение стало усугубляться. Народ в селах был бесправный. Желающий не мог уехать из колхоза, не было даже паспортов. Не возвращались в село только те, кто уходил учиться в город в средние специальные и высшие учебные заведения, и в школы ФЗО, которые позже стали называться профессионально-техническими училищами. И что характерно, каждый руководитель государства назывался «истинным ленинцем».

Как-то Орловский обком, видимо, учитывая популярность Фака, решил перевести его на пост секретарем райкома партии города Дмитровска. Колхозники якобы не согласились с этим решением и направили несколько своих представителей в Москву, к Никите Сергеевичу Хрущеву. Они попали к нему на прием и получили от него «добро», т.е. оставить Фака в прежней должности – председателем колхоза. Есть картина, не помню, какого художника, но хорошо помню название «Ходоки у Ленина». Так вот, чтобы как-то приблизить себя к великому вождю, Никита Сергеевич неоднократно в своих выступлениях подчеркивал, что «пришли ко мне ходоки из Орловской области просить за своего председателя Фака». Он не говорил, что прибыла или приехала делегация колхозников, а именно «пришли ходоки». Вот как получается: поставил себя на одну доску с В.И.Лениным.

Вот так произошло мое заочное знакомство с Факом и Петром Сапуновым, но хорошо, что оно так закончилось.

Плиту в квартире топили дровами, выписывали их в горсовете, это проблемы на составляло, Георгий Александрович всегда помогал. Заготовляли их частенько в Долбенькино, я уже об этом вспоминал, когда попал на десять суток. Как Георгий Александрович играючи рубил дрова, как у него хорошо получалось, ни то, что у меня. Ведь дров у нас в деревне никогда не было и рубить их мне не приходись, но кое-как пришлось освоить эту профессию. За лето заготовляли дрова на зиму, складывая их в сарай. Чаще всего поленья для дров были березовые, как они хорошо горят, какой приятный запах исходит от них из плиты!

В институт нас вызывали на экзаменационно-лабораторную сессию дважды в год, обычно это приходилось на зиму и лето. Продолжительность сессии составляла где-то около месяца. Вот и вновь подошло время отправляться в столицу. Получили мы справку-вызов из института, которая служит основанием для предоставления нам учебного отпуска. Дали нам учебные отпуска, выдали деньги и коллектив аптеки пожелал нам «ни пуха, ни пера». Перед отъездом на сессию в аптеку приезжал Коля Борисов, он так же продолжал работать в аптечном пункте в селе Долбенькино. Как я его агитировал, чтобы он готовился к поступлению в институт, затем подключилась Анна Дмитриевна, все бесполезно, нет у человека желания учиться дальше. В деревне он женился, жена у него местная, работница почтового отделения, так, по-видимому, он и останется в Долбенькино навсегда.

Приехали в Москву автобусом, поселились в нашем «родном» общежитии, у нашего друга армянина, не забыв ему привезти две бутылки спирта, как аванс на будущее.

Началась новая лабораторно-экзаменационная сессия. Вновь зачеты и экзамены. опять бессонные ночи и волнения. Как бы ни готовился дома, но это, в основном, подготовка, чтобы отправить контрольные работы, а это – отрывочные знания, а общей целостной системы знаний нет. Вот и приходится все начинать уже в институте, на сессии. На нашем курсе 6 групп, в каждой группе около тридцати человек. Люди разных национальностей – большинство русских, много украинцев, человек 15 белорусов. 6 человек (девушек) армянок, евреев сразу и не поймешь, сколько. Вот у меня в группе есть Лебедева, но зовут Рахиль, есть Крутикова по имени Ада. Но это не мешает нам жить дружной студенческой семьей, помогать друг другу. На экзаменах часто применяли различные методы, позволяющие сдать группе и без потерь подойти к следующему испытанию. Если узнавали, что преподаватель (преподавательница) очень любит цветы, то ее стол был буквально завален букетами, из-за которых ее(его) не было видно, так что студенты- шпаргаль, списывай! Иногда собирали деньги и отдавали лаборанту, а тот выносил карту расположения билетов, и студенты брали те билеты, в знании которых были уверены. Но чтобы проверить правильность расположения билетов на столе (карту), вначале пускали человека два-три наиболее сильных студентов, для которых какой билет вытащить, не имело значения. Для этой цели часто использовали меня, в своей группе я был одним из лучших студентов, да и на курсе входил в десятку сильных. После первого курса, когда закончились общемедицинские предметы (микробиология, анатомия, гигиена и другие), положение мое упрочилось, постоянно начали изучаться специальные предметы, а здесь мне было совсем легко, так как знания по ним сохранились со времен изучения их в фармацевтическом училище. Ведь у нас в институт изучалось только семь химий. Это органическая и неорганическая, аналитическая, физколлоидная, биохимия, фармацевтическая и судебная химия. Большинство из них я изучал в училище, хотя в меньшем объеме, но знания кое-какие были. Большинство же наших студентов, особенно военные, были выпускниками медицинских училищ, где этим предметам уделялось мало внимания, а то и вовсе не изучались. Но зато у них были лучшие знания по чисто медицинским предметам (анатомии, микробиологии, физиологии, гигиене и др.).

Группа наша была дружной, особенно я подружился с быстрым, шустрым киевлянином Петей Левицким, медлительным, меланхоличным Сашей Чмыхуном из украинского города Сумы, плотным, борцовского телосложения невысоким Толиком Козинским из Куйбышева (Самары).

Часто приходилось помогать и студентам из других групп – это Саша Савенков, уроженец Орла, который считал меня земляком, Юра Власов, Костя Рогожин, уроженец поселка Пены Курской области, некоторым белорусам, которые мне почему-то не нравились, они всегда как-то держались обособленно, группкой, в общежитии, бывало, как заговорят на своем языке, ну просто «гаховские» ребята, да и только.

Сдал все экзамены и зачеты, так что уже три семестра позади, вернулся в Дмитровск вместе со своей однокурсницей, которая теперь нуждалась в моей помощи, особенно по химии.

Вот наступил Новый 1961 год, каким он будет, что он несет с собой, радости или печали? Встречали его по-прежнему своим дружным коллективом в аптеке. Как всегда, вечер прошел радостно и весело, а веселиться мы умели. После Нового года приехали к нам погостить папа с мамой. Как-то среди дня вбегает в ассистентскую работница ручного отдела Тоня Молокова и кричит: «Вася, танцуй!», а я на нее смотрю с удивлением – с чего бы это? Она говорит: «Твои родители приехали». Выхожу в торговый зал, стоит в сторонке моя любимая парочка: папа в своей шубе, в шапке-ушанке, мама в своей любимой шали и дохе. Пошел с ними на квартиру, Надя была дома. Приготовили вечером хороший стол, пригласили соседей, Зою, выпили своего домашнего самогона, побеседовали. Это была пятница, в субботу с утра повалил сильный снег, а в воскресенье родители планировали уезжать домой. Все родителям понравилось: и аптека, и квартира, и соседи. Снег все сыпал и сыпал, прекратился только в ночь на воскресенье. Утром оказалось, что все дороги были заметены, транспорт никакой не ходил. Как мы не уговаривали родных остаться у нас, что скоро почистят дороги, и тогда они поедут автобусом. Но надо знать мою маму, она заявила: «Никак нет, дома хозяйство и так, сколько у вас пробыли, как они там». Недалеко от Дмитровска был примитивный аэропорт и летали самолеты-«кукурузники». Вот на таком «кукурузнике» и полетели до Орла мои родные, а там – автобусом до Курска. добрались они хорошо, но потом долго вспоминали это путешествие. «Пришлось на старости лет прокатиться на самолете, - говорила мама. – Совсем ничуть страшно не было, даже иногда смотрела в окошко, домики маленькие такие, как спичечные коробки!» Папа, как старый фронтовик, важно поддакивал, хотя и он летал на самолете впервые.

После отъезда родных появились у меня мысль перебраться в Курскую область, все же поближе к дому. Поговорили с Надей, она не была против. Написал письмо Саше Гадецкому, он в то время работал фармацевтическим инспектором в аптекоуправлении, спустя какое-то время получил ответ. Саша писал, чтобы я насчет трудоустройства не беспокоился, мол, приезжай, все будет нормально. Мы решили пока никаких мер не предпринимать, так как в июне у меня экзаменационная сессия и ждали где-то в июне своего первенца. Я начал усиленно готовиться, контрольные работы выполнял вовремя, по плану. Все шло хорошо.

Наступила весна, снежок дружно покинул землю. Весна вступала в свои права. Наступил исторический день – 12 апреля, который позднее войдет в историю, как День космонавтики. Где-то около десяти часов утра наша соседка Екатерина вдруг во дворе закричала изо всех сил своим громовым голосом: «Человек, человек в космосе!» По радио звучит торжественная музыка. Передают о том, что в СССР запущен космический корабль с человеком на борту. Это Юрий Гагарин, наш советский человек, военный летчик, воспитанник Ленинского комсомола, кандидат в члены КПСС, старший лейтенант. Какая гордость за страну, за наших людей, за нашу науку охватила меня, да не только меня. Страна, которая какие-то полтора десятка лет назад еще лежавшая в руинах, которая вынесла тяжелейшую схватку с фашизмом, сумела так высоко взлететь, и ее первый сокол пролетел вокруг Земли впервые в истории.

Позже много раз мы будем повторять слово «впервые», но новая космическая эра началась именно сегодня. Люди обнимались, целовались. поздравляли друг друга, было столько радости и ликования что этот день мог бы сравниться только с празднованием Дня Победы. Подготовка космонавтов началась еще задолго до полета Юрия Алексеевича Гагарина.

В процессе отбора в частях было просмотрено множество медицинских книжек, но только с частью летчиков были проведены предварительные медицинские обследования и индивидуальные беседы, им предлагали фактически начать новый жизненный путь – полеты на новой технике, то есть на космических кораблях. Они должны были дать свое согласие тут же, в процессе беседы, причем ни с кем не советуясь. Это было оправдано, так как характеризовало психику человека, умение принимать самостоятельные решения, что для будущих космонавтов имело весьма существенное значение. Большинство летчиков дало согласие сразу, и для более углубленного медицинского обследования в Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь было направлено около 400 человек, из них только 20 успешно прошли весь путь, все этапы тщательного медицинского отбора. Почему же был такой отсев?

Дело в том, что отбирали людей не просто здоровых, а тех, у которых резервные возможности перенесения различных нагрузок были достаточно высоки. Кроме этого, они должны быть трудолюбивы, любознательны, у них должно быть выраженное стремление посвятить себя космонавтике.

Гагарин полетел первым потому, что блестяще, лучше всех прошел все испытания, хотя он по медицинским показателям не отличался от других космонавтов, а по сумме всех реакций – на пробы, на умение анализировать и описывать явления, с какими ему приходилось сталкиваться во время тренировок, он резко выделялся среди других.

Для первого полета нужен был человек-пример, в личности которого открыто бы проявлялось максимальное количество самых положительных моментов – беззаветный патриотизм и непреклонная вера в успех полета, отличное здоровье, гибкость ума, любознательность, смелость, решительность, аккуратность, трудолюбие, выдержка, простота, скромность, включая личное обаяние, большую человеческую доброту и способность сохранять эти качества в любых условиях, особенно, в послеполетной известности. Гагарин был именно таким человеком.

Теперь, даже многомесячные полеты – это обычное явление, а тогда на повестке остро стоял вопрос: может ли человек в искусственном климате в одиночестве выдержат длительный цикл жизни? Гагарин, еще в дни подготовки, подкупал всех своей искренней доброжелательностью, какой-то распахнутостью души, неизменным чувством юмора, умением разрядить обстановку доброй шуткой. Уже тогда в нем проявлялись удивительное природное чувство такта, умение держать себя одинаково просто и с достоинством с самыми разными людьми – от рядового механика до главного конструктора. 6 апреля состоялось техническое совещание у главного конструктора С.Н.Королева. Итог совещания – окончательно разработано задание космонавту на одновитковый полет, пуск назначен на 12 апреля. Вот и настал этот исторический день. Пока ракету готовили к пуску, в отдельном помещении происходило снаряжение космонавтов. Это сложное и трудоемкое дело. Начинается оно с того, что врачи приклеивают к телу космонавта маленькие серебряные электроды, затем космонавт надевает на себя тонкое, белое, шелковое белье. В нем сделаны специальные прорези, через которые выводятся провода от датчиков. Затем надевается скафандр, который представляет собой герметичный костюм, состоящий из мягкой оболочки, включающий в себя систему вентиляции, а также теплозащитную одежду серо-голубого цвета, обеспечивающую равномерный съем тепла.

В специальных карманчиках этой одежда размещаются усилители для медицинских датчиков. Сверху теплозащитной одежды Гагарин надел яркий оранжевый чехол. Вся эта одежда индивидуального пошива, и Гагарин уже не раз ее примерял. Ярко окрашенный чехол должен помочь быстрее найти космонавта в любом месте его приземления.

Последняя манипуляция – надевание на ноги специальных ботинок, которые надежно пристегиваются к скафандру. Перчатки же на металлических герметизирующих манжетах космонавт наденет в кабине, а пока они болтаются у него на веревке, как у школьника.

После проверки скафандра Гагарин направился было к выходу, как вдруг к нему подбежал один из специалистов с маленькой баночкой золотистой краски и кисточкой. Он попросил присутствующих разрешения написать на шлеме четыре буквы: СССР. Никто раньше не обращал на это внимания, на отсутствие этой надписи, но теперь сразу же поняли ее важность. Ведь не исключался вариант, при котором приземление космонавта могло бы произойти и вне пределов Советского Союза.