Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 5 Содержание
| Вид материала | Документы |
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 9 Содержание, 2208.21kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 16 Содержание, 1536.21kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 11 Содержание, 3140.72kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 14 Содержание, 2011.97kb.
- Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь» Выпуск 17 Содержание, 1776.47kb.
- Литературный альманах сф пгу. Выпуск, 2810.94kb.
- Гоу сош №1288 с углублённым изучением английского языка, 997.26kb.
- Вконкурсе стенгазет «К штыку приравняем перо» ( литературный выпуск) и «Великая битва, 19.51kb.
- Чернышев Алексей Михайлович, 41.49kb.
- Содержание программы по литературе 9 класс 3 часа в неделю, 102 часа в год, 165.2kb.
Сверхновый литературный журнал «Млечный Путь»
Выпуск 5
Содержание:
Эльвира Вашкевич «Ваше благородие, госпожа удача…» (начало)
К’Джоуль Достопочтенный Виртуальная хроника чертовщины и плутовства (продолжение)
Наталья Сорокоумова Вселенная в ладонях
Евгений Добрушин Супермаркет
Евгений Лобачев Ангел на скрипучих крыльях
Надежда Новоселова Дополнительное время
Леонид Шифман Последняя загадка Бенито Гарсия Домингеса
* * *
Эльвира Вашкевич
«Ваше благородие, госпожа удача…»
| Избавление своих братьев от ига есть цель, достойная и смерти, и жизни. (Л.Н.Толстой «Анна Каренина») Глава первая. Афишная тумба Георгий стряхнул пепел в ловко подставленную гарсоном пепельницу, смахивающую на причудливо изогнутую морскую раковину. - Спасибочки, - бормотнул он по старой привычке и покраснел, поймав недоуменный взгляд слуги. – Кофе, пожалуйста, - отрывисто сказал, пытаясь загладить оплошность. – Черный, турецкий. Гарсон закивал, перебросил полотенце через руку, заскользил по залу, будто балерина какая. Георгия проводил его взглядом, вздохнул. Вспомнился осенний вечер, морось, перемешанная с колючим снегом, несущаяся в лицо, дрожащие руки, кутающие мерзнущее горло колючим шарфом… * * * Ободранные, разваливающиеся кроссовки шаркали по заплеванному асфальту. Жорка внимательно смотрел под ноги: может, попадется симпатичный бычок. Еще мучила его мечта Корейко – кожаный бумажник, набитый хрустящими купюрами, валяющийся у водостока. Но бумажник – это так, сказка для маленьких, бычок же вполне реален. Вон он, лежит, брошенный. Совсем обнаглели! Зажрались! Затянутся пару раз, да и бросят. И ладно бы каким «Беломор-каналом», а ведь вполне приличное «Marlboro» швыряют, будто ненужный хлам. Жорка огляделся, поднимая плечи, тычась подбородком в воротник. Слава Всевышнему, никого на улице. Все же было стыдно, он – и вдруг бычки подбирает. - А сами бы что делали? – зашептал Жорка, не соображая даже, что говорит вслух. – Думаете, мне это нравится? Эх, вас еще не прижимало до последнего края… Он подхватил бычок с ловкостью фокусника, только и мелькнули тонкие, длинные пальцы, как у пианиста. Закурил, с наслаждением вдыхая горьковатый дым, пахнущий мокрым, плесневеющим уже табаком. - Что, Катала, побираешься? – окликнули насмешливо из подворотни. – Подь-ка сюда, разговор есть. Жорка побледнел. Разговоры все эти он знал наизусть. - Бить будете? – спросил у двух мужичков амбалистого вида с традиционно бритыми затылками. – Ну, бейте! – и он рванул хлипкую курточку на груди, демонстрируя грязную, в дырах майку. – Давайте, бейте, что смотрите?! Мужички почему-то бить не стали. Переглянулись неуверенно, пожали круглыми плечами, затянутыми в кожу. - Запахнись, Жорик, - посоветовал один из них, украшенный тонким, извивистым, как молния, шрамом через щеку. – Неровен час простудишься. Подохнешь еще от пневмонии какой. Нам твоя смерть без надобности. - Во-во, - кивнул его напарник. – Рази ж мы нехристи какие? Не, Жорик, мы за просто так тебе плохого не пожелаем. - А не за просто? – Жоркин порыв угас, как бычок на ветру. Он застегнул курточку, обмотал шею колючим шарфом, что еще Ленка вязала в лучшие их семейные дни. – Ну так говорите, чего надобно? Ведь не просто так остановили. Если не бить, значит, дело есть. Так? - У-ууумный! – восхищенно протянул шрамоносец и щелкнул Жорку по носу небрежно. – Где ж твои мозги раньше были, Катала? - Где были, там уже нет, - огрызнулся Жорка. – Говорите, или я пошел. Холодно здесь, - он демонстративно поежился. Мужички Жорку с двух сторон под локотки подхватили, воткнули в щель меж домов, кулак под нос подсунули. - Эх, кабы не нужна была твоя рожа сегодня к вечеру в целости, так я б тебе показал… - мечтательно прозвучало в сумерках. - Не пойду! – Жорка враз понял, чего хотят. – Лучше сразу убейте! Прошлым разом, когда вы мне какого-то чечена подсунули, что было? Говорили: безобидный он, типа горный аксакал, бизнесмен. А вышло? Я ж три месяца по подвалам прятался. Нос высунуть боялся. Не, не пойду. Чем так мучиться, лучше сразу сдохнуть. - А ведь и сдохнешь, Жорик, - тот, со шрамом, почти что ласково провел рукой по Жоркиной шее, ухватил за шарф, дернул резко. Жорка задохнулся, захрипел. – Малыш, не нужно было в долги влезать. За тобой ведь хвост – у-у-у какой! До Луны достанет, а, может, и поболе будет. Так что не ерепенься, а слушай сюда… Когда Жорка выбрался из подворотни, ноги его почти что не держали, в горле застрял тошнотный комок. - Плохо мне, чего уставились! – рявкнул он на двух девчонок, проходивших мимо. Те на него и не смотрели даже, но услышав крик, тут же заторопились, быстро постукивая каблучками, заоглядывались, а одна выразительно покрутила пальцем у виска. Жорка вздохнул. Вот ведь дошло до чего, уже люди на улице от него шарахаться начинают, боятся. Что за жизнь, что за жизнь… А ведь так все хорошо начиналось… Он всегда был игроком, даже в школе пытался сыграть с одноклассниками хоть в подкидного дурачка, правда, не особо уважая эту игру. Азарт захлестывал его, и приходило особое чувство, дрожащее под сердцем прохладой и предвкушением. Жорка называл это ощущением победы и свято верил: если уж появился сердечный холодок, значит, фарт, будет карта, его выигрыш будет. Институтский диплом купил, проставляя преподавателям кому коньяк, кому услуги дефицитные, а кому попросту конверт с деньгами. - Я свою корочку выиграл, - смеялся Жорка, получив инженерский значок с перекрещенными молоточками. И приятели – много их было в те времена – угодливо хихикали, глядя на него умильно и заискивающе. Еще бы, у Жорки всегда водились деньги, а уж какие у него были знакомые – об этом говорили только шепотом друг другу на ухо, оглядываясь, чтоб не услышал кто. А когда женился, так все Ленке завидовали. Говорили, что будет за его спиной жить, как королева. Ну, так оно и было. Побрякушками золотыми с камушками он ее завалил. Домработницу нанял, Ленке только и оставалось, что перед зеркалом красоту на себя наводить. Она и наводила, детей-то не было, не сложилось как-то. Но однажды колдовской холодок обманул Жорку, и он, против обыкновения своего, остался в проигрыше. И тут словно туманом черным закрыло сознание: вместо того, чтобы плюнуть да уйти, Жорка решил отыграться. Ну и отыгрался… Квартиру, машину, дачу – все пришлось продать. Ленка плакала, заламывала изящные руки и кусала наманикюренные ноготки. Когда же Жорка попытался сказать, что необходимо продать ее побрякушки, Ленка завопила диким голосом и бросилась собирать вещи. Она называла его тряпкой и трясла пальцем перед носом, будто это подтверждало ее мнение. Бриллиантик в обручальном кольце, словно в насмешку, разбрасывал в стороны радужные искры. Ленка ушла, утащив с собой все побрякушки, даже его обручальное кольцо прихватила. - Ребята, не хватает, но завтра-послезавтра все будет. Я отдам! – клялся он кредитору, прижимая кулаки к груди. Тот согласно кивнул, а вечером в подъезде Жорку уже дожидались два мужичка амбалистого вида. У одного по щеке змеился похожий на молнию шрам. Избили люто, но Жорка знал, что все могло быть гораздо хуже. Пришел на следующий день к кредитору, баюкая в косынке загипсованную руку. - Мы же договорились! – сказал то ли обиженно, то ли заискивающе. – Вы ж посмотрите, что сделали. Это ж рука! Это ж мой инструмент рабочий! И мы же договаривались, - Жорка повторял это еще и еще, словно от многократного произнесения фраза могла стать правдой. - Это, Жоржик, чтоб ты не думал, будто я шучу, - тонко усмехнулся кредитор. Жорка с ненавистью посмотрел на золотую булавку в его галстуке, разбрасывающую искры бриллиантиком, и опустил голову. – С процентами отдашь. Ребятки мои тебе помогут. Жорка согласился. Было страшно и мерзко, вспоминалась Ленка, выкрикивающая в лицо обидные слова, и камушек в обручальном кольце разбрасывал в точности такие же искры, как булавка у этого жлоба. Жизнь рассыпалась в один день. Он остался на улице, без жены, зато с долгами, которые приходилось отрабатывать. «Ребятки» кредитора следовали по пятам, чуть что не так – били, но рук старались больше не калечить. Подсовывали «клиентов». - Словно шлюхе какой, - злился Жорка. – Ну что вы мне этого лоха тычете? У него ж и денег почти нет! - Босс сказал, чтоб ты сыграл с ним, - лениво заявлял шрамолицый – в парочке вышибал он был главным. – Чтоб так сыграл, как в прежние твои времена. У мужичка не должно не только копейки остаться, но и воспоминания о деньгах. И Жорка играл, как было велено, надеясь лишь на то, что долг его уменьшается. - Жоржик, - нежно сказал Босс, щуря заплывшие серые глазки. – Жоржик, ты не петушись. Тут ведь дело такое – проценты. Ты едва-едва их отрабатываешь, а об основной сумме пока и речи нет. Жорка позеленел в бешенстве, стукнул кулаком по хозяйскому столу. - Да что ж вы делаете, козлы поганые?! – заорал тонко. – Да я вам уже столько заработал! – и попросил робко, отводя враз поблекшие глаза: - Отпусти душу на покаяние, а? Кредитор приподнялся из кресла, обитого черной кожей, усмехнулся дипломатично, махнул пухлой ладошкой мордоворотам у двери. И Жорку выволокли из кабинета, обвисшего в мускулистых руках, потерявшего сразу и силы, и волю. Игра продолжалась по-прежнему. Жил Жорка где придется. Повезет – так у какой проститутки на ночь оставался, всхлипывая в ее подушку. Шлюхи его жалели, считали юродивым и невезучим, подкармливали, но надоедал он им быстро: уж очень много плакался на жизнь, рассказывал о красавице-жене, которую все еще любит без памяти. А как-то встретил ее на улице, Ленку. Шла, покачивая бедрами нагло, улыбаясь крашеным ртом, держала под руку хлыща в шерстяном, плотном пиджаке – это при тридцатиградусной жаре в Москве! – пощелкивала каблучками. Ухнуло у Жорки сердце куда-то вниз, в желудок, а то и дальше, подошел робко, но пальцы сжимались тяжело, угрожающе. - Леночка, - шепнул. – Как же ты можешь так, Леночка? Я ж люблю тебя… Жена даже не повернула головы, лишь ресницы дрогнули. Зато пижон встрепенулся. Откашлялся важно, скривился. - Уйди, парень, - посоветовал. – Что привязался? Желудок рванулся вверх, стало тошно, мир крутанулся тусклой серостью. Как же так, она, жена любимая, единственное счастье, и вот… Оказывается, уже нет надежды, а он-то, дурак, все мечтал о чем-то, старался невесть чего ради. Жорка протянул руку, может, коснуться ее желал, может, ударить. Сам даже не понимал – зачем. Хлыщ хрюкнул нехорошо, размахнулся медленно, как в кино. - Говорил же, уйди, - равнодушно так сказал. Жорка лежал на асфальте, вытирая разбитое лицо. Кровь мешалась с соплями и слезами. Жена ушла со своим пижоном, так и не взглянув ни разу. Будто и не к ней все это относилось. Так, случайный инцидент на улице. Мало ли психов по городу бегает. На каждого внимание обращать, никаких нервов не хватит. Словно сорвалось что-то внутри, как на американских горках, с размаху в пропасть. Стало плевать на все. Игра была единственной отдушиной, и он играл с радостью, с ухарством гусарским, запивая удачные карты непременной коньячной рюмкой. Большой Босс улыбался все тоньше и тоньше, похлопывал по плечу одобрительно. Ребятки его ухмыляться начали с пониманием. - Слышь, Жорик, - заявил как-то тот, со шрамом, - папик-то наш мальчиков предпочитает. Жорка обмер. Забился в угол подвальный, нос не высовывал. Так и просидел неделю, выбираясь только к ближайшей помойке – там жалостливая бабка оставляла ему пакет с бутербродами. И вот, решил прогуляться. И нарвался. Что ж делать-то? Колдовское предчувствие удачи пришло не вовремя, странно объявилось знакомым холодком у сердца. - Тьфу, чушь-то какая, - сказал Жорка сам себе, не доверяя уже карточному волшебству. – Влип я, как кур в ощип влип. Он смачно плюнул. Дедок, стоявший неподалеку, заворчал о бомжах, изгадивших город. Жорка обернулся, и старик умолк, поднимая воротник пальто. - Так-то, - сказал Жорка в пространство. И повторил: - Вот так… Афишная тумба бросилась в глаза дурацким плакатом: на пуантах, высоко вздев руки вверх, стояла балерина, а поперек лица ее болталась ободранная бумажонка с оставшимся единственным хвостом – номером телефона. Жорка подошел поближе, всмотрелся. Лишь три слова уцелели от объявления, жирно набранные на компьютере: «…ДОБРОВОЛЬЦЕВ В СЕРБИЮ…», и номер не московский, питерский. - Ух… - перед Жоркой закрутились картины чужих стран, тропические леса приветствовали его пением пестрых птиц, дикие звери выглядывали из-за пальмовых стволов, оскаливая клыки. Он потряс головой. Привидится же глупость. Какие пальмы в Сербии? Что там вообще есть? Горы… леса… почти что тундра сибирская, наверное. Не страна, так, насмешка. И водки нашей не найдешь. Ракию там пьют. Теплую. Гадость-то какая. А ноги уже сами шли к вокзалу. Жорка нащупал в кармане твердую книжечку паспорта, вспомнил про Ленку, качнул головой. Да ну ее, тварь подзаборную. Шлюха дешевая! Пошла она… Поезд унес его в Питер, повиливая зеленым задом вагона, а в ярко освещенном кабинете ругался Большой Босс, крича на своих ребятишек амбалистого вида: - Как прохлопали? Как упустили? Где он? Жорка сидел в вагоне-ресторане, жевал засохший бутерброд с трагично свернувшимся кусочком сыра, а мимо проплывала станция Бологое, показавшаяся ему перевалом к другой жизни. * * * Питер ударил в лицо густым, промозглым туманом. Жорка вдохнул и замер с раскрытым ртом: туман жесткими щупальцами проник к легким, вцепился в них ледяной хваткой. Неожиданно оказалось, что позвонить он не может – в Питере таксофоны не хотели реагировать на монетку, требовали жетона, а его-то и не было. - Девушка, простите, - бросился Жорка к какой-то девице, остановившейся неподалеку. – Я вас умоляю! Жетончик! Вопрос жизни и смерти, я заплачу, - и захлопал себя по карманам, разыскивая остатки денег. - Да ладно, чего там, - она пожала плечами, протянув жетон, странно обкусанный, словно дикий зверь провел по нему клыками. – Держите, а денег не надо. Жорка, захлебываясь благодарностью, пошел звонить. Противный скрипучий голос ответил ему и тут же назвал другой номер телефона. - Да не могу я больше звонить! – выкрикнул Жорка, но короткие гудки были ему насмешливым ответом. Девица, у которой он взял жетон, все еще стояла там же, посматривая на него с любопытством. Мех короткой шубки ее слипся сосульками, и уже нельзя было разобрать что за зверя убили ради этой одежды. - Девушка! Простите, хотите – стану на колени? – Жорка в самом деле готов был плюхнуться в питерскую грязь, замешанную на снегу. – Но мне еще один жетон… Он даже не сразу заметил протянутой руки, в которой зажат был выфигонистый обкусанный кружок. Когда же он, записав адрес огрызком карандаша на железнодорожном билете, обернулся, девушки уже не было. Жорка вздохнул тоскливо. Показалась она ему похожей на Ленку, но до того, как испортили жену тряпки да золотые висюльки, домработница да квартира в центре, да безотказный, влюбленный муж. - Да нет, чушь какая, - Жорка попытался вспомнить глаза незнакомки, но вместо них увидел заплывший серый взгляд Большого Босса и почти что ощутил похлопывание по плечу. Жорку передернуло. Нужный дом нашелся быстро, благо находился в переулочке близ Невского, но Жорка долго крутился по дворам, разыскивая вход в бомбоубежище. - Да вот же! – тощая дворничиха в тулупе и валенках, будто все еще продолжалась блокада, ткнула пальцем в указатель, жирно намалеванный на стене дома. – Все написано. Иди по стрелке, парень, придешь, куда нужно. И проводила Жорку тоскливым вздохом, как на войну. Дверь была массивная, металлическая, с диковинными замками, смахивающими на корабельные – в кино как-то Жорка такие видел. Мужичок, сидящий за столом, сначала впечатления не произвел. Так, обычный мужик, без особых, что называется, примет. Вот разве что родинка укормленная в уголке рта бросалась в глаза, да какая-то детская угреватость – потом Жорка сообразил, что не угри это были, а странная неровность кожи, словно сыпанули в лицо песку, и песчинки выгрызли крохотные кратеры. А вот когда мужичок этот неприметный глаза на Жорку поднял, тому сразу захотелось честь отдать. А заодно и совесть. И ответить на любые вопросы, даже которые и задавать-то не будут. Такой безразличный холод был в этих глазах, и взгляд, уходящий куда-то за Жоркину спину, тоже не мог вернуть душевное равновесие. Но питерский мозглый туман все бродил в Жоркиной груди, холодя сердце предчувствием, и поэтому он, набравшись храбрости, сказал: - Привет. Я тут по объявлению. Сказали, что к вам. Жорке пришлось заполнить анкету, а безразличный взгляд скользил по нему, то ли изучая, то ли просто потому, что смотреть в бомбоубежище особо было не на что: стол, несколько стульев, да массивный старинный сейф в углу. - Учился где? – спросил вербовщик, постукивая пальцами по столу. Стакан с чаем в старомодном подстаканнике подрагивал в такт движениям пальцев. – Ты тут пишешь, что образование высшее. - МАДИ, - ответил Жорка, слегка краснея, вспоминая «учебу». – Ну, автодорожный институт. Честно учился. У меня и диплом есть. Правда, дома. С собой не взял. - Ну, не взял, так не взял. Все равно там дороги строить не придется. Так что не по специальности ты обратился, парень. - А как насчет мосты взрывать? – Жорка, пьянея от странного колдовского холодка, наклонился через стол. Взгляд вербовщика сразу стал острым, колючим, как заградительная проволока, но тут же вновь потускнел, ушел в сторону. - Ну, это если ты еще сгодишься на взрывать, - равнодушно протянул он. Жорка почувствовал себя куском мяса на прилавке, причем даже не первого сорта и не первой свежести, а придирчивая хозяйка крутит этот кусок туда-сюда, вздыхает, мысленно пересчитывая купюры в кошельке, и думает: то ли взять вот этот, уже с легким запашком, то ли переплатить и купить получше, правда, тогда и меньше будет, а хватит ли на котлеты... Словно отзываясь на мясные мысли, под потолком раззуделась муха, ударяясь со всей дури в лампочку, оплетенную густой металлической сеткой. Жорка посмотрел на нее. Жирная, зеленая, с металлическим блеском подбрюшья, муха задевала за потолок, гудела вертолетно, громко. «Зимой… муха… плохая примета, - вспомнились Жорке бабкины рассказы. – К покойнику, не иначе. А нас тут двое. Кто ж?» Вербовщик тоже взглянул на муху, и вновь в глазах его появилась копейная острота. - Нет, парень, - заявил он неожиданно, отбрасывая в сторону анкету. – Не подходишь ты. На сборах только и был. С оружием обращаться почти что и не умеешь. Специальности толковой нет. Да еще и женат. - Я ж тебе толкую – не женат я, считай. Тварь она. Сбежала от меня, - загорелся злостью Жорка. – Нет у меня жены. Только что официально пока есть. Штамп в паспорте. Так чернила фиолетовые – еще не жена. Но вербовщик качал головой, и лицо его каменело безразличием, а глаза провожали муху в полете, следя за ней внимательно. - Я же сказал – нет. Иди отсюда, парень. Возвращайся домой. Жена побесится, да и простит тебя, непутевого. Жорка огляделся, пытаясь найти ту соломинку, которая вытянет его из дурацкой ситуации. И что только мужичку этому в голову взбрело? Ведь все так хорошо шло, и вдруг, стоило только мухе показаться, как сразу – отказ во всю морду. Вот действительно, плохая примета. Из-под бурой папки с завязочками, брошенной на столе, выглядывала затертая колода карт. - Командир! Давай сыграем! – предложил Жорка, выдергивая колоду и тасуя ее привычными пальцами, длинными, как у пианиста. Пиковая дама вынырнула из карточной массы, улыбнулась, протягивая алый тюльпан. – Давай по-простому. Кто старшую карту вытащит – того и выигрыш. Ты выигрываешь – я ухожу тихо, мирно, и вовсе напрочь забываю о нашей беседе. Я выигрываю – ты меня берешь в дело. Ага? Вербовщик хотел было отказаться, но лихорадочный блеск в глазах странного парня остановил его. Что ж, если человек сам смерти ищет, кто может его остановить? Может, судьба у него такая. Он сам, прошедший Афган, верил в судьбу. - Ну, ладно, - и дернул карту из колоды. – Король! Ну-ка! Знакомый холодок кольнул в сердце, и Жорка, не сомневаясь ни секунды, поднял карту. Пиковый туз упал поверх короля вербовщика. - Моя старше, - сказал Жорка тихо. Острие пики смотрело вниз, предвещая несчастья. Когда он уже уходил, оставив паспорт, попрощавшись полностью со всей своей жизнью, привыкая к осознанию, что он теперь – несуществующий человек с неведомым именем, вербовщик резко окликнул его уже у двери. - Стой! Погоди, парень! И протянул ему старенькие часы «Победа», сняв их с руки. Электрический луч, упав на часовое стекло, отразился, мелькнул по Жоркиному лицу солнечным зайчиком. - Вот, возьми, - хрипло зашептал вербовщик, отчего-то дико поводя глазами. Он так и держал часы на раскрытой ладони. – Они военную удачу приманивают. Я знаю, точно знаю. Сколько раз меня выручали. Мне-то уже без надобности, - и он зачем-то погладил себя ладонью по голове. – Ты возьми, возьми, не сомневайся. Тебе пригодится. Будешь этот… Георгий Победоносец, - вербовщик неожиданно рассмеялся, потеряв маску безразличия. И Жорка вышел из бомбоубежища, унося на запястье дряхлую «Победу», с которой давно облезла позолота. Пьяный питерский туман бродил в нем, щекоча изнутри, предвещая фарт и хорошую карту. |