Geum.ru

Проблема десакрализации власти

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Примечания

 1 Элементы. Евразийское обозрение. 1996-1997. №8. С.65.

 2 Соловьев В. С. Русская идея. Париж, 1888. С.25.

 3 Крыжановский С.Е. Воспоминания. Берлин, 1938. С.95.

 4 Чтение Общества истории и древностей российских. 1872. Т.1-4. 1873. Т1.

 5 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994. Т.2. Ч.1. С.146-147.

 6 Чтение Общества истории и древностей российских. 1872. Т.1-4. 1873. Т1; Мельников П.И. Сборник постановлений, относящихся к расколу (секретн. изд.); он же. Письма о расколе. СПб., 1862; он же. Исторические очерки поповщины. СПб., 1864-67.

 7 Каблиц И.И. (Юзов) Этюды о русских диссидентах (раскольниках). СПб., 1881.

 8 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994. Т.2. Ч.1. С.148.

 9 Там же. С.102-153.

 10 Нечаев В.В. Раскольническая контора (1725-1762) // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции. М., 1890. Кн.7 Отд.2. С.49-60.

 11 Русское православие: Вехи истории. М., 1989. С.254-255.

 12 Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству св. Синода. СПб., 1860.Т.1. С.31, 225.

 13 Там же. Т.1. С.27.

 14 Там же. Т.1. С.62-63, 79-80.

 15 Описание документов и дел св. пр. Синода. СПб., 1878. Т.2. Ч.1. С.168.

 16 Шамаро А. Сказка о зачарованном царстве // Огонек. 1987. №14. С.27.

 17 Рункевич С.Г. Русская церковь в 19в. СПб., 1901. С.214.

 18 Русское православие: Вехи истории. С.369-370.

 19 Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1909. Т.1. С.11-12, 23.

 20 Достоевский Ф.М. Дневник писателя // ПСС в 30т. Л.1980-1984. Т.21. С.266; Т.24. С.67,69, 81.

 21 Клибанов А.И. Классовое лицо современного сектантства. Л., 1928. С. 56.

 22 VIII Всесоюзный съезд ВЛКСМ. М.-Л., 1928. С. 6-7.

 23 Дело мултанских вотяков, обвинявшихся в принесении человеческие жертвы языческим богам. М., 1896; Блинов Н.И. Язычный культ вотяков. Вятка. 1898.

 24 Доброклонский А. Руководство по истории русской церкви. Синодальный период. 1700-1890. М., 1893. С.29

 25 Русское православие: Вехи истории. С.131.

 26 Можаровский А. Изложение хода миссионерного дела по просвещению казанских инородцев с 1552 по 1867г. Казань, 1870. С.152.

 27 Русское православие: Вехи истории. С.258.

 28 Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа. СПб., 1869. Ч.1. С.437-438.

 29 Крестьянское движение в Эстонии в 1841-1842гг. Таллин, 1982. С.37.

 30 Всеподданнейший Отчет обер-прокурора св. Синода по ведомству православного исповедания за 1905-1907 годы. СПб., 1910. С.29-31.

 31 Миссионерский съезд в Казани 18-26 июня 1910г. Казань, 1910.

 32 Доброклонский А. Руководство по истории русской церкви. С.50-61.

 33 Атеистические чтения М.,1989. С.327-337.

 34 Собрание постановлений по части раскола. Т.1.С.60-62.

 35 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Царствование государя императора Павла I. СПб., 1915.С.561-568.

 36 Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1931.С.62.

 37 Рущинский Л.П. Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI-XVII веков. М., 1871; Трегубов С. Религиозный быт русских и состояние духовенства в XVIII в. по мемуарам иностранцеы. Киев, 1884.

 38 Корецкий В.И. Борьба крестьян с монастырями в России XVI – начало XVII в. // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1958. Т.6.С.190.

 39 Атеистические чтения. М., 1989.С.328.

 40 Русское православие: Вехи истории. С.359-360.

 41 Стоглав. СПб., 1863.С.51.

 42 Рождественский Н.В. Челобитная нижегородских попов 1636г. // Чтение ОИДР. 1902. Кн.2. Отд.4.С.19-21.

 43 Розанов Н.П. История московского епархиального управления. Кн.1.Ч.2.С.197.

 44 Стоглав. СПб., 1863.

 45 Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. М.-Л., 1938. С.65-66.

 46 Сборник РИО. СПб., 1902.Т.113.Кн.1.С.360-383.

 47 Описание документов и дел, хранящихся в архиве св. пр. Синода. Пг., 1914. Т.50.С.486-502.

 48 Записки Болотова А.Т. СПб., 1881. Т.2. С.725.

 49 Сборник РИО. Т.113. Кн.1.С.360-383.

 50 Русское православие: Вехи истории. С.293.

 51 Русское богатство. 1914. №3. С.397-398.

 52 Мельгунов С.П. Наши монастыри. Пг., 1917.С.14.

 53 Кириченко Л.А. Источники по истории землевладения и хозяйства Троице-Сергиева монастыря конца 16 – середины 17 вв. Дис. на соиск. уч. ст. к.и.н. М., 2001.

 54 Гордиенко Н.С. Современное русское православие. Л., 1987. С.9-10.


Оскал столыпинского капитализма

Замысел написания данной статьи был мотивирован впечатлениями от проводимых в Храме Христа Спасителя помпезных торжеств празднования 140-летия П.А. Столыпина. Лейтмотивом праздненства стало провозглашение прихода «новых столыпинцев».

Почему же именно Столыпин был избран на роль номенклатурного знамени? По-видимому, это связано с провалом программы построения либерального капитализма в России. Еще в 1993г. был произведен развод капитализма и демократии. Очевиден стал тот факт, что воспитанное на эгалитарных ценностях большинство россиян против частнособственнических отношений. Обнаруживаются симптомы обращения к модели директивного капитализма, подразумевающего сочетание рыночной экономики и политического диктата. Именно Столыпин, следует напомнить, и олицетворяет модель силового капитализма. Кстати говоря, прежде фигура Столыпина активно использовалась в рамках семиосферы националистических идеомифов. Уже в 1911 г. автор статьи «Герои подполья» в своей эпитафии на смерть премьера писал: «Виднейший представитель национальной идеи был, конечно, ненавистен радикальной адвокатской балалайке, как и всему национально-оскопленному стаду полуинтеллигентов и интеллигентов-неудачников, являющихся командирами революционного стада и состоящих на инородческо-еврейском содержании. Полунедоумки, полунаймиты, они являются героями той революционной шайки, которая вербуется из хвативших городской «культуры» мужиков-аграрников, товарищей-рабочих и безработного городского отброса всех типов».1  А в 1928 г. в Харбине вышла книга Ф.Т. Горячкина с симтоматичным названием «Первый русский фашист Петр Аркадьевич Столыпин». Автор выступал от имени партии «православных русских фашистов» и адресовался «православной молодежи святой Руси». Столыпин преподносился духовным лидером борьбы с жидо-масонством, от рук которого ему и суждено было пасть. «Этот русский колосс, этот гениальный государственный деятель» объявлялся предшественником Бенито Муссолини, и даже более важной фигурой в становлении фашистской идеологии, чем его итальянский последователь. 2  Как-то неуклюже выступающие с трибуны пытались ретушировать вопрос о столыпинском антисемитизме. У одного из ораторов проскользнула даже мысль, весьма странно звучащая из уст демократа, о том, что черта оседлости это вовсе не антисемитизм, а средство поддержания социальной стабильности. По мере расхождения с демократической фразеологией, российский капитализм сближается с национализмом. Причем, из арсенала национальной идеологии извлекаются наиболее вульгаризованные расовые подходы, при однозначном неприятие традиционалистских принципов и идей. Скинхед – это модифицированный «охотнорядец». Сменилась лишь униформа, да обритый скинхедовский череп заменил черносотенную окладистую бороду, но неизменной осталась методика погромных акций. Следует напомнить, что черносотенные погромы осуществлялись если не при прямом содействии, то при плохо скрываемом благоволении ряда представителей высшей администрации. Ни та же ли подоплека лежит за ростом скихедовского варианта черносотенства? Когда была признана неправомочность политики вытеснения инородческих конкурентов с рынков столицы по линии ОМОН ту же функцию стали осуществлять неофициальные структуры националистических группировок. (При наличии политической воли, все скинхеды, в виду специфической внешней атрибутики, могли бы легко быть взяты под контроль, чего почему-то власти Москвы осуществлять не желают). Умонастроения премьера иллюстрирует его умилительный рассказ председателю Думы Н. Хитрово о том, как хор из его и генерала – карателя Думбадзе детей пел сложенную ими «политически зрелую» песенку про известного адвоката и математика Пергамента, являвшегося одним из наиболее заметных думских персонажей:

«Жид Пергамент

Попал в Парламент,

Сидел бы лучше дома

И ждал погрома».3 

Другим мотивом выступающих на торжествах являлось предположение, что проживи Столыпин еще какое-то время, и Россия не только избежала бы революции, но и бойни Первой мировой войны. Премьер, согласно уверениям ораторов, был принципиальным противником войны с Германией. Ссылались даже на прецедент оккупации австрийцами Боснии и Герцеговины в 1909 г., как более масштабной антироссийской акции нежели ультиматум 1914 г., при которой, тем не менее, Столыпин предпочел пойти на уступки. Кстати, австрийская аннексия явилась крупным поражением российской дипломатии, и вряд ли может быть поставлена в заслугу премьеру. Не будь оккупаций Сараево в 1909 г., не было бы и выстрела Гавриила Принципа в 1914 г. Впрочем, все эти гипотетические рассуждения не имеют к Столыпину никакого отношения, поскольку вопросы внешней политики попросту не входили в его прерогативы. Да и предполагать еще в 1911 г. сценарий войны с Германией вряд ли кто из политиков имел достаточные основания, тем более обсуждать как насущную проблему. Миф о гениальных предвидениях Столыпиным основных вех истории ХХ века, а также о его глобальной нереализованной программе переустройства России и создания принципиально новой системы международных отношений, ведет происхождение от фальсификации в виде воспоминаний о беседах с министром бывшего бухгалтера Киевской губернской управы по делам земского хозяйства А.В. Зеньковского. Столыпин, якобы, отметив выдающиеся способности последнего, диктовал ему проект государственных преобразований России. Премьер даже предвидел изобретение оружие глобального воздействия и войн, в которых не может быть победителей. Проект Столыпина, оказывается, предусматривал создание Международного парламента – прообраза ООН и Международного банка – прелюдии МВФ. Опубликовав свой сенсационный труд в 1956 г. в США, Зеньковский попросту описывал задним числом предвидение существующих реалий. В частности, Англия, согласно столыпинским пророчествам, должна утратить свою былую роль в мире, а потому России надлежит провести полную внешнеполитическую переориентацию на союз с Соединенными Штатами. Следует заметить, что 1911 г. был одним из самых тяжелых во взаимоотношениях России и США, причиной к чему послужило обвинение столыпинского правительства в развертывании кампании антисемитизма. Денонсированию подвергся торговый договор 1832г., следствием чего явилась приостановка импорта американского хлопка. Нет никаких оснований считать, что премьер вообще был знаком с земским бухгалтером Зеньковским. Да к тому же и земской то управы в Киеве в 1911г. еще не существовало. Она будет создана лишь годом позже убийства премьер-министра.4 

Столыпин однозначно изображается идеальным политиком, «рыцарем без страха и упрека». По-видимому, он и являлся таковым на фоне погрязшей в коррупции и распутстве агонизирующей царской камарильи. Но, воюя с Думой, премьер ничего по искоренению пороков в среде правительственных чинов не предпринял. Никто из проворовавшихся министров не был ни посажен, ни даже отстранен. Сам Столыпин не чуждался кумовства, назначив министром иностранных дел своего родственника С.Д. Сазонова. Крупномасштабное финансирование аграрной реформы явилось на деле новым источником баснословного обогащения чиновничества. Вообще исторический опыт российского реформирования свидетельствует, что оно не столько служило оптимизации управления, сколько выступало средством государственных хищений очередной генерации бюрократов. Характерно письмо Столыпина В.Н. Коковцеву: «В городе служит управляющим казенной палатой некто Н. Это честный, уважаемый всеми человек, имеющий влияние на местное общество; вследствие этого он может оказать нежелательное для правительства влияние при выборах в IV Думу, и я прошу В.П.-ство перевести его в другую губернию».5  Таким образом, «честный и уважаемый человек», по столыпинским представлениям, был несовместим с государственной политикой. Сколь эстетически непривлекательным выглядел образ «России, которую мы потеряли» иллюстрирует описание царского бала, проходившего за неделю до войны с Японией: «Не знаю, как теперь, но двадцать лет назад придворные балы служили прекрасным экзаменом культурности высшего петербургского света. Не говорю о том, что пускались в ход всевозможные средства, чтобы попасть на бал, а попав, подвертываться почаще на глаза великих мира сего, - это обычные свойства людей, в долголетней материальной зависимости от правительства или Двора потерявших чувство собственного достоинства: обычные свойства профессиональной прислуги, одинаковой всюду, где сохранилась возможность их проявлять. Но что было поразительно, так это стадная жадность на такие вещи, которые у каждого гостя и дома могли найтись. Дело в том, что вдоль большой, прелестной залы Зимнего дворца, где свободно помещались тысячи две человек, тянулся коридор, сплошь занятый открытым буфетом с чаем, тортами, конфетами, фруктами и цветами. Считалось почему-то, что маленькие придворные карамельки в простых белых бумажках отличаются особенным вкусом, они пересыпались другими сортами, не привлекавшими алчного внимания приглашенных; фрукты же и цветы - самые обыкновенные гиацинты, гвоздики, кое-где ландыши, хорошие груши и яблоки, вот и все. Забавно было смотреть, как увешанные звездами и лентами сановники и нарядные дамы лавировали по залу, становясь так, чтобы и царский выход не пропустить, и к дружной атаке буфета не опоздать. И вот, когда кончался третий тур польского и царская фамилия скрывалась на минуту в соседней комнате, вся эта чиновная и военная знать кидалась, как дикое стадо, на буфет, и во дворце русского императора в конце XIX века происходила унизительная сцена, переносившая мысль к тем еще временам, когда ради забавы русские бояре кидали с высоких крылец в толпу черни медные монеты и пряники, любуясь давкой и драками. Столы и буфеты трещали, скатерти съезжали с мест, вазы опрокидывались, торты прилипали к расшитым мундирам, руки мазались в креме и мягких конфетах, хватали что придется, цветы рвались и совались в карманы, где все равно должны были смяться, шляпы наполнялись грушами и яблоками. И через три минуты нарядный буфет являл грустную картину поля битвы, где трупы растерзанных сладких пирожков плавали в струях шоколада, меланхолически капавших на мозаичный паркет коридора. Величественные придворные лакеи, давно привыкшие к этому базару пошлости, молча отступали к окнам и дожидались, когда пройдет порыв троглодитских наклонностей; затем спокойно вынимали заранее приготовленные дубликаты цветов, ваз и тортов и в пять минут приводили все в прежний вид, который и поддерживался до конца бала, так как начинались танцы, и от времени до времени государь проходил по коридору и залам, говоря по паре слов знакомым ему чинам».6 

Проводя апологию столыпинских реформ, часто ссылаются на слова премьера, что их реализация рассчитана на двадцатилетний период пребывания России в мире. Но некие темные силы погубили прекрасные замыслы, вначале убив самого реформатора, а затем ввязав страну в кровавую бойню. Российская же история давало мало оснований для мечтаний о двадцатилетнем мире. Такие надежды в условиях обострения международной конфронтации нельзя классифицировать иначе, чем политическая близорукость. Утопия столыпинского грядущего процветания сродни рассуждениям современных реформаторов гайдаровского толка, что положительные последствия их преобразований обнаружатся лет эдак через двадцать. Неужели 49-летний Столыпин всерьез рассчитывал оставаться у руля управления государством вплоть до 1930х гг.? Между тем, для современников отставка Столыпина в 1911г., в виду очевидного провала его преобразований, казалось делом решенным. Отношение к нему императора проявилось хотя бы в том, что тот, так и не дождавшись похорон своего слуги, уехал на отдых в Крым. В приказе министра Двора, вышедшего на следующий же день после поступления, ни словом не упоминалось о Столыпине, будто это и не был первый министр, а лишь заурядная фигура рядового чиновника. «Выздоровевший от раны П.А. Столыпин, - рассуждал М.О. Меньшиков в статье с характерным названием «Посмертная сила, - всего вероятнее, удалился бы, как предполагалось еще до покушения, с верхов политики, занял бы пост наместника на Кавказе или посла… Если так, то ему угрожало постепенное забвение. Теперь же «он начинает жить» и «входит в основной капитал нации….».7  Впрочем, заменивший Столыпина на посту председателя Совета министров В.Н. Коковцов, являлся его единомышленником, и таким образом, по меньшей мере, до рокового 14 года Россия шла в фарватере столыпинской политики.

Неоправданное упование премьера на мирный сценарий развития международных отношений привело к тому, что Россия попросту не подготовилась к Первой мировой войне. Уроки из японской кампании оказались не извлечены, а назревшая военная реформа не проведена в должной мере. 4,36 миллиарда рублей оборонных расходов за 1907-13гг.8  осели большей частью по карманам генералов. Военная реформа сводилась преимущественно к установлению новых форм обмундирования и знаков отличия. «В этой области, - писал В.П. Обнинский, - прогресс шел зато непрерывно, и Николай отметил свое царствование таким длинным списком указов о пуговицах, кисточках, вырезах, шапках и надписях, а также таким числом всяких медалей, крестиков и значков, как никто из его предков».9  В результате к началу войны при 35,3 млн. поголовья лошадей русская армия располагала лишь 679 автомобилями.10  Столыпинская Россия так и не освоила ряда технологий по производству современного вооружения, импортируемого из-за рубежа, в первую очередь из Германии. В первые месяцы войны возникла перспектива полной остановки российской оборонной промышленности, находящейся в рабской зависимости от германских предприятий.

Непременным пассажем столыпинской апологетики служит прогноз ведущего французского экономиста начала 20 века Эдмона Тэри в его представлении парламенту: «Если у больших европейских народов дела пойдут таким же образом между 1912, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношениях». Следует сказать, что и проводя совершенно иной государственный курс, нежели при столыпинском премьерстве, Советская Россия действительно к середине века занимала доминирующие позиции на континенте. Начавшийся в 1909 г. промышленный подъем ни в коей мере нельзя классифицировать как экономическое чудо. Доля России в мировом промышленном производстве хота и возросла, но незначительно – всего на 0,3 %, составляя к 1913 г. лишь 5,3 %, что соответствовало пятому месту после США, Германии, Великобритании и Франции. За тот же период объем представительства экономики Соединенных Штатов в выработке промышленной продукции увеличился на 5,7 %. Еще меньше была ее доля в мировом экспорте – 4,2 %. По темпам экономического роста Россия отставала не только от США, но и от Японии и Швеции. Она производила промышленной продукции в 2,6 раза меньше, чем Великобритания, и в 3 раза – чем Германия, хотя и опережала их по интенсивности роста. Ликвидировать отставание при существующих темпах развития в ближайшие сроки, и даже в период определенный Э. Тэри, не представлялось возможным. Представительство России в мировом промышленном производстве почти вдвое была меньше доли ее населения среди жителей земного шара (10,2 %). По производству промышленной продукции на душу населения она пребывала на уровне Италии и Испании, заметно уступая ведущим индустриальным державам. Так что столыпинский вариант модернизации существенно уступал по своим производственным показателям индустриализации большевиков.11 

К тому же столыпинское реформирование обходилось казне весьма недешево. Россия в преддверии Первой мировой войны, оказалась одним из крупнейших должников, уступая по этому показателю только Франции. Внешний долг за период с 1900 по 1913 гг. увеличился на 36 %. Проблемы финансового банкротства и экономического закабаления хотя и не стояли еще на повестке дня, но могли возникнуть при сохранении государственного курса через не столь отдаленное время. Ежегодные выплаты России по долгу уступали только размером финансирования армии. Львиную же долю доходов составляли поступления от казенной винной монополии, что давало основание публицистам именовать российский бюджет «пьяным». Таким образом, оборотной стороной столыпинской реорганизации являлось спаивание миллионов русских крестьян. Произнося убедительные речи, изобличающие крестьянское тунеядство, Петр Аркадьевич, с другой стороны, непосредственно его и взращивал, поощряя производство и продажу спиртных изделий.12 

Особенно превозносится столыпинскими адептами политика премьера в аграрном секторе. Популяризируя имя Столыпина, современные реформаторы пытаются исторически обосновать необходимость учреждения института частной собственности на землю. В действительности, аграрные реформы являлись наиболее провальными из всех столыпинских мероприятий.

Столыпин по своему образованию и мировоззрению являлся типичным западником. Родившись в Дрездене, детство и отрочество будущий премьер провел в Литве. Он обучался в Виленской гимназии, а на летние каникулы выезжал в Швейцарию. До сорока лет он служил в западных губерниях, прожив таким образом большую часть жизни вне исторической России. Оказавшись на посту саратовского губернатора в ментально чуждой социо-культурной среде, Столыпин не нашел ни чего лучшего, чем путь силовой ломки. Но, несмотря на все усилия, он не достиг в этом особых успехов, и критиками премьера с права указывалось, что именно в Саратовской губернии во время революции было сожжено больше всего помещичьих имений.13  Столыпинская аграрная реформа представляла собой ни что иное как попытку перенести прибалтийскую хуторскую систему на российскую почву, для которой та не была приемлема как по ментальным, так и по природно-климатическим характеристикам. Столыпин, в силу своей приверженности западному схематическому универсализму, не понимал традиционных общинно-этатистских механизмов функционирования российской экономики. «Идеалом для многих культурных стран» он считал Германию.

Столыпинские хутора ни чего не имели общего с фермерскими хозяйствами капиталистического типа. Ни о каком фермерстве при 5 – 7 десятинах крестьянского землевладения не могло идти речи. При ликвидации черезполосицы, крестьянин попадал в зависимость от стихии. Следствием столыпинского реформирования стала приостановка начавшегося в конце 19 в. перехода сельского хозяйства от устарелой трехпольной системы к многопольным севооборотам. Дисперсия крестьянского мира явилась также препятствием технической инвентаризации села. Тезис большевистской пропаганды, что только вступив в колхоз крестьяне смогут купить трактор, имел под собой определенную долю правоты. Провал аграрной политики Столыпина иллюстрирует – голод последнего года его премьерства, охвативший до 20 губерний. Причем наиболее тяжелое положение сложилось именно в районах хуторского и отрубного землепользования. Если ныне принято осуждать большевиков, препятствовавших деятельности политически чуждых им организаций по оказанию помощи голодающим Поволжья, то таким же образом надлежит порицать аналогичные препятствия чинимые столыпинским правительством во время голода 1911 г. В частности, пресечены были попытки содействия голодающим Пироговского и Вольно – экономического обществ.14  Статистика свидетельствует, что в пресловутом 1913 г. душевое потребление продовольствия было ниже, чем во времена предшествующие столыпинским реформам. Так, москвичи в начале века потребляли ржаной муки 6,38 пудов в год, в 1912 г. – 5,55; пшеничной муки соответственно 5,16 и 4,85; крупы и пшена – 2,46 и 1,46; картофеля – 2,67 и 2,48; мяса – 5,12 и 4,59; рыбы – 0,88 и 0,74; сахара – 2,05 и 1,98; овощей – 2,19 и 1,93. Вобщем столыпинская Россия, при имеющемся росте численности населения постепенно скатывалась в продовольственную яму.15 

Опасность демонтажа общины для России обнаружилась в Первую мировую войну. Вопреки предположениям, что частник будет более склонен к проявлениям патриотизма, как человек, защищающий свою собственность, предстала прямо противоположная картина. Крестьянин – единоличник не желал ни идти на фронт, ни снабжать армию продовольствием за бесценок. Ленин был совершенно прав, писав о кулацком саботаже. Политика военного коммунизма была, как известно, еще до большевиков апробирована царским правительством. 20 ноября 1916 г. министр земледелия А.А. Риттих подписал распоряжение о введение продразверстки. Только с октября 1915 по февраль 1916 г. власти 50 – 60 раз прибегали к карательным реквизициям зерна, понижая ими же самими установленные твердые цены. Таким образом, отнюдь не большевики ликвидировали столыпинскую аграрную систему. Сама жизнь отвергла ее как несостоятельную.16 

Общину было невозможно демонтировать премьерскими рескриптами, ибо она укоренилась на уровне архетипов сознания русского крестьянства. Несмотря на государственный натиск, общее число крестьянских хозяйств вышедших из общины за 1907 – 1915 гг. чуть превышало 16 %. В центральных русских губерниях оно не было выше 2 – 5 %. Со смертью Столыпина, показатели выхода сократились почти в 20 раз, что подтверждает политическую подоплеку всей аграрной кампании.17  Колхозная система большевиков была изоморфна общинным структурам традиционной России. Большевистская революция являлась в определенном смысле контрреволюцией, поскольку реставрировала после столыпинской рецепции под новыми вывесками цивилизационные формы. Если осуждать сталинскую депортационную практика, то таким же образом надлежит оценивать и столыпинскую переселенческую политику. Масштабы их были сопоставимы. Показательно, что вагоны, перевозившие спецпереселенцев в 1930 – 40-е гг. именовались столыписнкими. Премьер избрал экстенсивное направление развития деревни. Переселенческая политика, как известно, завершилась еще более очевидным провалом, чем хуторская реформа. Значительная часть переселенцев возвращалась обратно, но уже будучи разоренной и разочарованной. В год смерти Столыпина число возвращенцев из Сибири составляло 61 %. Именно столыпинские переселенцы в Казахстан первыми приступили к распашке целинных земель. Земледельческое хозяйствование в регионах традиционного скотоводства приводило к эрозии почвы и наступлению пустыни. Миграционные массы русского населения неизбежно вступали в конфронтацию с автохтонами. Среднеазиатский сепаратизм и национализм, индикатором которых явилось восстание 1916 г., стало ответом на приток отбросов внутренней России. В целом, за 1908 – 14 гг. полиция зарегистрировала 1583 крестьянских бунта, что свидетельствует о неприятие столыпинской политики наиболее значительной частью россиян.18 

Столыпин не случайно стал культовой фигурой для современной генерации демократов, действовавших в октябре 1993 совершенно в столыпинском духе. Выступая по вопросу о военно-полевых судах, он сформулировал политическое кредо государственного насилия следующим образом: «Государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы для того, чтобы оградить себя от распада… Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна».19  С Думой Столыпин обращался еще более бесцеремонно, чем президенты Российской Федерации. Ее могли распустить, могли приостановить работу, могли дискредитировать подложными обвинениями. Парламентофобию царского двора и правительства иллюстрируют рассуждения великого князя Андрея Владимировича. Конечно, Дума – дрянь, писал он в своем дневнике от 1 марта 1917 г. «но, несмотря на все это, по-моему, Думу не следовало бы закрывать, как безнаказанно нельзя зашить ж… у человека в виду ее смрадности. Организм должен иметь свои выходы как физиологические, так и государственные. В истории хорошо известно, что ни один парламент реальной пользы никогда не приносил».20  Впрочем, Столыпин не являлся рыцарем политической бескомпромиссности. Он вел, к примеру, переговоры с П.Н. Милюковым о создании коалиционного правительства, на что не шли и более либеральные царские министры. Только отказ лидера кадетов сорвал подобные затеи. Если же такого рода переговоры были только тактической игрой, то это лишний раз (наряду с фальсификацией о заговоре социал – демократической фракции в Думе) свидетельствует о политической нечистоплотности премьера.21  Именно при Столыпине разразился скандал «азефиады», дискредитировавший его не только в качестве главы правительства, но и бывшего министра иностранных дел. Символично, что выпестованная Столыпиным система провокаторства его же в конечном итоге и погубила. В то время как огромные суммы поступали на провокаторов, рабочий вопрос, подразумевавший сокращение трудового дня и страхование, оставался при жизни «реформатора» на уровне дебатов.22 

Лик капитализма возвращается в современную Россию в образе Столыпина.