Проблема десакрализации власти
Вид материала | Документы |
- В. К. Гусев Уважаемые участники слушаний! Предлагается тема Правоприменительная практика, 402.54kb.
- Тема Власть, ее происхождение и виды Тема Политическая система, ее структура и функции, 1052.9kb.
- Программа дисциплины Институты власти в средневековой Руси Автор д и. н. Столярова, 325.9kb.
- Тема: Проблема народа и власти в рассказе Н. С. Лескова «Левша», 45.21kb.
- С. Кортунов Что стоит за мифом о «советской оккупации», 726.89kb.
- "Установление советской власти и формирование большевистского режима в России", 407.15kb.
- Револьтом Ивановичем Пименовым, краткими пояснениями об авторе и самих книга, 3225.68kb.
- Здравствуйте, собравшиеся здесь учёные, приглашённые и представители органов власти, 27.81kb.
- 1. Идейно-художественное своеобразие «Губернских очерков» С. Щ. «История одного города», 966.03kb.
- -, 260.25kb.
Примечания
1 Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев, 1996.С.15.
2 История Китая с древнейших времен до наших дней. М., 1974. С.36.
3 Хюгнер К. Истина мифа. М., 1996.С.202-203, 214.
4 Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. Л., 1963.
5 Полосин В.С. Миф. Религия. Государство. М., 1999. С.75-76.
6 Дугин А.Г. Метафизика Благой Вести (православный эзотеризм). М., 1996. С.200-203.
7 Evola J. La tradizione ermetica. Roma, 1971; Teoria delll’Individuo assoluto. Roma, 1975; Fenomenologia delll’Individuo assoluto. Roma, 1975; Recognizioni. Roma, 1978; La Rivolta cjntro il mondo moderno. Roma, 1975; Imperialismo pagano. Bari, 1924; Yoga della potenza, Roma, 1971; Maschera e volto spiritualismo contemporaneo. Roma, 1971; Il mistero del Graal. Roma, 1972; La metafisica del sesso. Roma, 1972; Il camino del cinabro. Milano, 1963; La dottrina del risveglo. Milano, 1965; Scritti sulla massoneria, Roma, 1984.
8 Переломов Л.С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М., 1981.
9 Печников М.В. Новгородско-Псковское движение стригольников XIV-XVвв. Дис. на соискание уч. степени к.и.н. М., 2001.
10 Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987.
11 Эрлих С.Е. Россия колдунов // Знание – сила. 1995. № 10.
12 Сухотин Н.Н. Война в истории русского мира. СПб. 1898.
13 Афанасьев А.Н. Происхождение мифа. Статьи по фольклору, этнографии, мифологии. М., 1996. С. 34-35.
14 Полосин В.С. Миф. Религия. Государство. М., 1999. С. 173.
15 Аристотель. Афинская полития. М.-Л., 1936.
16 Острецов В.М. Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки. М., 1998.
17 Античная демократия в свидетельствах современников. М., 1996.
18 История политических и правовых учений. М., 1996. С. 41.
19 Даль В.И. Пословицы русского народа. СПб., 1879. Т.1, 2.
20 Хартулари К.Ф. Право суда и помилования, как прерогативы Российской державности. СПб., 1899.
21 Материалы для Истории крепостного права в России (извлечения из секретных отчетов Министерства внутренних дел). Берлин, 1872.
22 Письма во власть. 1917-1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. М., 1998.
23 Макарий. История русской церкви. СПб., 1886. Т.5.Кн.2.С.480-481.
24 Даль В.И. Ук. соч.
25 Грибовский В.М. Народ и власть в Византийском государстве. СПб., 1897. С. 354.
26 Майков Л.Н. Пушкин Биографические материалы и историко-литературные очерки. СПб., 1899.С.417.
27 Даль В.И. Ук. соч.
28 Пушкин А.С. ПСС. В 10-ти т. М., Л., 1949. Т. 10. С. 881.
29 Черняев Н.И. Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия. М., 1998. С. 369.
30 Там же. С.132.
31 Законодательство Петра I. М., 1997. С. 545.
32 Тарле Е.В. Сочинения. Т.8. М., 1959. С.77.
33 Элиаде М. Азиатская алхимия. М., 1998. С. 85-90.
34 Генон Р. Царь мира. Б – м., 1993. С. 21-23; Гностики. Киев, 1996. С. 63-64.
35 Религии Древнего Востока. М., 1995. С.65.
36 Там же. С. 50.
37 Черняев Н.И. Ук. соч. С. 210 – 211.
38 Багдасарян В.Э. Образ Антихриста в русской историософской мысли // Армагеддон: актуальные проблемы истории, философии, культурологии. М.,1999. Кн. 1.
39 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1998. С.158-159.
40 Никифор Григора. Римская История. СПб., 1862. Кн.2. С.147.
41 Русская старина. 1876. №2;4; 1879. №4; 5;8;9;10.
42 Бестужев – Рюмин Н.К. Русская история. СПб., 1872. Т. 1. С. 280.
43 Сказания князя Курбского. Изд. Н. Устрялова. 1833. Т. 2. С. 44.
44 Цареубийства. Гибель земных богов. М., 1998. С. 493 – 494.
45 Дугин А.Г. Мистерии Евразии. М., 1996. С.17-21.
46 Тихомиров Л.А. Ук. соч. С.179-185.
47 Хара – Дован Э.С. Чингис – хан как полководец и его наследие // На стыке континентов и цивилизаций. М., 1996. С. 125.
48 Вебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994. С. 68-69.
49 Норман Д. Символизм в мифологии. М., 1997. С. 95.
50 Полосин В.М. Ук. соч. С.379.
51 Богданов А.П. Россия при царевне Софье и Петре I. М., 1990.
52 Багдасарян В.Э. Заговор антихриста» в эсхатологических представлениях русского старообрядчества // Россия: идеи и люди. Сборник научных трудов. М.,1999. Вып.4.
53 ЦХИГК. Ф. 730. Оп.1.Д.172. Л.
54 Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М., 1996.Т. 1. С. 100 – 101.
55 Черняев Н.И. Ук. соч. С. 234.
56 Безансон А. Убиенный царевич. М., 1999.
57 Черняев. Ук. соч. С.316-317.
58 Оккультные силы России. СПб., 1999.
59 Шильбер Н.К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. В 4 т. СПб., 1904 – 05.
60 Черняев Н.И. Ук. соч. С.77.
61 Солоневич И.Л. Народная монархия. Минск, 1998. С.31.
62 Черняев Н.И. Ук. соч. С.117.
63 Там же. С.213-214.
64 Дугин А.Г. Мистерии Евразии. С.17.
65 Безансон А. Убиенный царевич. М., 1999. С.55-57.
Химеры демократии
Эсхатологическая традиция христианской культуры предопределила тенденцию конструирования утопий, характерную для европейской общественной мысли. В современной публицистике много копий сломлено вокруг критики коммунистического утопизма. Но ведь и демократическое общество является не менее виртуальной категорией. Причем, коммунистическая утопия апеллирует к неопределенному будущему, а фантом демократии мифологизирует настоящее. В чистом виде демократическое государство нигде и никогда не существовало, и не могло существовать. Власть народа отрицает саму идею власти, а потому и государства. Весь народ не может осуществлять управленческие функции по определению. От его имени по той или иной процедуре делегируются чиновники. Но, выступая от имени, они не являются самим народом, претворяя в жизнь собственные корпоративные интересы. Исторически демократия выступает ни как политическая реальность, а идеомиф, психологически деструктурирующий имперские организмы. Авторитаризму и иерархичности противопоставляется идеал демократии. Но через погружение в хаос анархии восстанавливается лишь новые авторитаризм и иерархичность, ибо вне данных начал ни одно государство существовать не может. Никакое другое учение не принесло столько крови как доктрины народовластия и свободы. Парадокс заключается в том, что чем радикальнее звучали призывы учредить подлинную демократию, тем более зловещие формы приобретал облик грядущего тирана, чем фантастичнее отстаивались гражданские свободы, тем жестче была регламентация со стороны воздвигнутого режима. Во имя идеалов демократии и свободы, демократия и свобода приносились в жертву. Ставленник «американского либертианства» А. Пиночет заявлял: «Демократия только тогда может существовать, если ее периодически потоплять в крови».
Одним из первых попытку построения универсальной концепции эволюции политических форм предпринял Платон. Согласно ему, разложение общинного догосударственного организма происходит на основе имущественного расслоения, следствием чего является учреждение тимократической власти. По мере развития, последняя трансформируется в абсолютное господство богатых – олигархию. Ответной реакцией на пауперизацию является восстание народа и провозглашение демократии, которая в практическом приложении выливается в охлократию. Но толпа не способна к управлению, и потому устанавливается анархия. Выходом из состояния хаоса является тирания. В отличие от современного стереотипа понятие тиран не синонимично деспоту. Напротив, он, как правило, любим и почитаем народом. К примеру, в Сиракузах по прошествию столетий тиран Гелон воспринимался в качестве народного героя. До уровня культа доходила поддержка народом и Кромвеля, и Наполеона, и Сталина, и Гитлера, и Мао Цзэ Дуна. Их режимы не только не противоречили демократии, а базировались на ней. Будучи тираном, Наполеон III легитимизировал свою власть посредством системы перманентных плебисцитов, демонстрирующих тотальную поддержку его французами. Все рассмотренные политические формы от тимократии до тирании Платон считал неправильными, в силу заложенных в их природе катаклизмов. Им противопоставлялись системы монархии и аристократии, предполагающие рациональное вмешательство ученой элиты в хаотические процессы общественной жизни. Монарх и тиран антиномичные фигуры. Первый основывает свою власть на структуре, характеризуемой социальным корпоратизмом и политическим элитаризмом. Второй апеллирует к народной воле и олицетворяет массовое общество. Правда, эпоха революций, возведшая на престол «королей баррикад», несколько нивелировала понятийную дифференциацию. Генетически демократия связана и с олигархией, характеризуемой коллегиальностью и с тиранией, выраженной единоличным диктатом. Не имеет принципиального различия, один человек, либо группа лиц символизируют утопию народовластия, если той не существует как в первом, так и во втором случае.
Как правило, генезис демократии возводится к архетипу греческой полисной организации. Отвечая на вопрос, почему именно в Греции сложились демократические институты, Ш. Монтескье указывал на фактор ограниченной территории, когда весь народ может непосредственно принимать участие в решении текущих управленческих проблем. При широких пространственных рамках о демократии говорится лишь как об условной категории, ибо бульшая часть населения отстранена от прерогативы управления. Держава Александра Македонского иллюстрирует процесс смены демократической парадигмы авторитарной на широких географических площадях. Наличие управляющих предполагает управляемых, а это противоречит демократии, как власти всех. Демократия и государство не совместимы, т.к. выделение чиновничества, армии, карательных органов, к чему сводится содержание последней из категорий, уже не представляет собой народоправления.
По мнению К. Шмитта, демократия была вероятна лишь в гомогенном обществе, при однородности индивидуумов в этническом, религиозном и профессиональном отношении. Система полиса, как прагосударственной гражданской общины, когда каждый гражданин являлся и крестьянином, и ремесленником, и воином, и политиком одновременно, позволяла поддерживать принцип народовластия. Чем более сложным являлся общественный механизм, тем очевиднее обнаруживалась потребность в бюрократических учреждениях. Процесс разделения труда ознаменовал преодоление общинной демократии, воскресшей лишь как политический миф в теории естественного человека.
Факт существования древнегреческой демократии оказывается не столь очевидным при анализе понимания эллинами полисного гражданства. Миф был порожден посредством экстраполяции современного понятийного аппарата в принципиально иной исторический контекст. В настоящее время под властью народа понимается наделение политическими прерогативами всего населения. Но в Элладе категории народ соответствовало два обозначения – «демос» и «лаос». Именно последнее из них распространялось на население государства, тогда как первое охватывало сравнительно узкий слой граждан. Демосу функционально соответствовало понятие «политес», т.е. право участия в политической жизни. Вне ее оказывался более многочисленный слой «идиотес», не допускавшихся по тем или иным обстоятельствам к управлению полисом.
Таким образом, даже не имея в виду считавшихся людьми массы рабов, греческая демократия, как и иные государственные организмы, характеризовалась корпоративностью. Посредством процедуры докимассии проходила тщательная фильтрация включаемых в демос свободнорожденных. Гражданства лишался человек, не несший военной службы и не плативший налогов. Поэтому люмпенизированные слои населения не оказывали влияние на принятие политических решений. Такой возможности были лишены и лица не готовые по тем или иным соображениям защищать свой город-государство. Из политес исключались граждане, совершившие как преступления, так и проступок не соответствующий эллинским представлениям о нравственности. Этим ограничением создавалось непреодолимое препятствие проникновения криминалитета в политическую сферу. В находящемся в эйкумене греческого влияния Риме важное общественное значение имела должность цензора, выносящего наказания за действия, не противоречащие закону, но осуждаемые с точки зрения морали. Вне демоса оказывались лица не получившие классического образования. Учитывая эллинский дидактический принцип формирования гармонической личности, это означало политические ограничения для человека не знающего наизусть «Илиаду», не умеющего играть на музыкальных инструментах и складывать стихи, имеющего физические изъяны. По докимассии гражданин должен содержать фамильный склеп, т.е. быть связанным с исторической традицией полиса памятью о предках. По афинским законам к преступлениям приравнивались даже дурные высказывания об умерших афинянах. В Риме прошло не одно столетие борьбы, прежде чем италийские идиотес - плебеи сравнялись в правах с политес - патрициями, этимологически указывавших на связь с традицией предков. Считающаяся атрибутом современной демократии процедура плебисцита восходит к всеобщим опросам римских плебеев. Показательно, что чем более расширялись права плебеев, тем вульгарнее становились нравы Рима, превратившегося в итоге в дегенеративный организм. С культом предков связывалось также предписание по лишению гражданских прав человека, не выказывавшего почтения к родителям. Непременным для гражданина было участие в религиозных церемониях и мистериях. При подобных требованиях к гражданству, подавляющая часть современного населения оказывалась бы вне демоса.
Еще менее соответствовали современным представлениям о демократии средневековые городские республики. Исследования новгородского вечевого строя свидетельствуют, что его электоральная система распространялась лишь на 400-500 человек представителей аристократии. А ведь кроме собственно новгородского населения под юрисдикцией вече «господина великого Новгорода» находились огромные пространства русского Севера.
Правда, в отличие от Востока, где политика относилась к сферам высших знаний, а потому входила в компетенцию замкнутой группы посвященных, греческая политическая модель предполагала профанизацию. Пастух или ремесленник могли взойти на политический Олимп. Даже во главе войска должен был каждый новый день сменяться полководец, вред чего афиняне осознали, лишь оказавшись перед угрозой гибели в войне с персами. Именно эту традицию унаследовала современная западная политическая культура. Считается, что для квалифицированного владения любой профессией необходимы специальные знания, но быть политиком может всякий субъект, обладающий харизмой. В результате президентами становятся бизнесмены, генералы, актеры и пр., а политическую палитру составляют зигзаги и катаклизмы управленческой поступи дилетантов. Один персидский путешественник резюмировал свои наблюдения замечанием: «в Афинах говорят умные, а управляют дураки».
Особая роль в демократических системах отводится ораторскому искусству, ибо задачей политика является не поиск оптимального решения, а убеждение в своей правоте большинства. Не случайно К.П. Победоносцев определял демократию не иначе как «говорильней». Этимология слова парламент, ведомая от французского глагола parler – говорить, свидетельствует о справедливости такой оценки и в ретроспективе исторического генезиса. Побеждает тот, кто выдвинет более эффектные лозунги, посулит больше благ, в целом выразит инстинктивные стремления масс. Популизм становится методическим принципом политика в демократической системе. Фукидид, объясняя политическое долголетие Перикла, приводил метафору с искусством вождя демоса как борца: «когда я его повалю, он убеждает, что не упал, через это оказывается победителем и убеждает в этом остальных, которые видели борьбу». Если Перикл сыскал себе популярность организацией театральных представлений, его оппонент Кимон добивался расположения избирателей, раздавая деньги и еду. В Риме непременным приемом, демонтирующим намерение войти во власть и оставаться у руля управления государством, являлись бесплатные раздачи продовольствия и устройство зрелищ для толпы. Греческая дешифровка термина демагог в качестве вождя народа указывает на связь демократического политиканства с ораторством, т.к. оно, несмотря на косноязычие многих политиков, почти всегда сопряжено с ложными обещаниями и заведомо невыполнимыми посулами. Смерть Нерона, оцениваемого в христианской литературе самым жестоким человеком, когда – либо рождаемым на свет, аристократия встретила с радостью, а народ в скорби. На фоне народной печали об императоре появились даже Лженероны. Какое дело народу до убийства Нероном матери и растления весталки, если политика цезаря соответствует формуле «хлеба и зрелищ». «Его величество большинство голосов, - писал Н. Черняев, - далеко не непогрешимо, отличается изумительной слепотой и сплошь и рядом служит орудием людей тупых, злобных и ничтожных».
Другой современный стереотип связывает демократию с принципом свободы личности. В действительности же, демократия, как власть большинства, в силу своей сущности, так или иначе, подавляет мнение меньшинства. Именно меньшинство, а не массы несут творческий потенциал, а потому демократия есть господство посредственности. Г. Ибсен сформулировал принцип элитарности творчества парадоксом: «Меньшинство всегда право». Ни научные изобретения, ни высокие творения искусства не достигаются демократическим путем. Напротив, они, как правило, не укладываются в прокрустово ложе норм и представлений большинства. Великие события политической истории также являлись следствием насилия пассионарного меньшинства над пассивными массами. Красота и знания всегда аристократичны. Ни Парфенон, ни Колизей не были бы воздвигнуты без рабовладения, дававшего возможность творить элите греческой и римской цивилизаций. На феодальной ренте зиждется фундамент романо-готической и ренессансной культуры. Великая русская литература базировалась на крепостном праве, позволявшем Пушкину и Толстому отрешаться в периоды творческих озарений от рутины решения вопросов физического выживания. В основе же западного культурного Олимпа лежала колониальная эксплуатация туземцев. Дилемма лежит в плоскости выбора между эстетикой и этикой: либо избрать Лувр и элитаризм, либо демократическую справедливость и идти в хунвейбины.
Уже афинская демократия дает палитру примеров конфликта правящего большинства и творческого гения. Вполне демократическим путем народное собрание приговорило к смерти Сократа, которому вменялось в вину разложение своими философскими беседами афинской молодежи. Чашу с ядом вынужден был выпить и величайший греческий оратор Демосфен. Чудом избежали смерти, спасшись бегством из Афин, двое ее наиболее видных философа – Протагор и Анаксагор. Дважды обвинялся в преступлениях величайший скульптор Фидий, также вынужденный бежать из Аттики. Спаситель Афин, победитель при Марафоне Мильтиад избежал смертного приговора только потому, что умер от ран, полученных за свободу Эллады, прежде его вынесения. В изгнании закончил свой путь и другой победитель персов – Фемистокл. Посредством механизма остракизма сбрасывались пары политического диктата большинства. В жертву ему ежегодно приносилась личность, изгоняемая из полиса на 10 лет не за какие либо преступления, а в силу ее коллективного неприятия. Для толпы должен был быть предложен персонифицированный символ виновника ее неудовлетворительного состояния. Фобии массового сознания последующих эпох имеют в основе ту же демократическую природу, что и афинский остракизм. Термин «враг народа» имел широкую апробацию в греческих демократиях задолго до обращения к нему в истории нового времени.
Вопреки современному стереотипу, демократия не только не тождественна либерализму, но и противоположна ему. Либерализм основывается на этике индивидуализма. Индивид провозглашается высшей ценностью, его свобода – фундаментальным принципом. Напротив, демократия декларирует приоритет коллектива. Ее структурным элементом является «человек – гражданин», т.е. субъект, связанный с обязанностью осуществления социальной функции. Единицей либеральной модели выступает «человек – индивидуум», т.е. абстрактная личность, автономная от окружающего социума. Идеома либерального государства еще более утопична и противоречива, чем доктрина демократии. В обществе свобода одного неизбежно сталкивается со свободой другого, и в результате их корреляции утверждается несвобода. Чистая же свобода есть война всех против всех. Ее русским эквивалентом является «воля». Историческая миссия либерализма заключалась не в созидание, а в разрушении организмов великих империй, что и было в конечном итоге осуществлено. По мнению А. де Токвиля следствием распространения либеральной идеологии являлось развитие индивидуализма, изолирующего людей друг от друга, замыкающего в частной жизни, и тем самым создающего благоприятную почву для тирании.
Не обладая собственным созидательным потенциалом, либерализм эксплуатировал теоретические постулаты коллективистских учений – национализма, социализма и демократии. В рамках либеральной идеологии выдвигались соответственно требования самоопределения наций (национализм), общества (социализм), народа (демократия), и только затем индивидуума. Развод с национализмом происходит в период борьбы с гитлеровской Германией, когда обнаруживается, что национальное подавляет личностное. Расхождение с социализмом выпадает на время холодной войны, ибо очевидным становится примат общества над личностью в советской системе. Наконец, в настоящее время проявляются тенденции разрыва либерализма с демократией. Народоправство отрицается, если через него подвергаются сомнению либеральные принципы, такие как, например, неприкосновенность собственности.
Французский идеолог «новых правых» А. де Бенуа выделял три исторических типа демократического устройства, соответствующих каждому из компонентов лозунга «Свобода! Равенство! Братство!» Мечта французских просветителей построить общество на основе их синтеза являлась утопией. Свобода служила знаменем либеральной демократии, отдающей ценностный приоритет дискретному индивидууму (образец США). Впрочем, культ чего-либо подразумевает недоступность сакральной категории для массового пользования. По замечанию одного мыслителя, свободные нации не ставят статуи Свободе. Равенство провозглашалось высшей ценностью эгалитарной демократии, приоритетом для которой является не индивид, а их совокупность (образец СССР). Советская демократия была лишь иного порядка, чем американская. Для обеих моделей свойственен тоталитаризм, т.к. единым основанием их выступает массовое общество, подразумевающее всеобщность. Наконец принцип братства реализуется в органической демократии, рассматриваемой А. де Бенуа не механическим сцеплением индивидов, а живым организмом. Народ в ней представляет собой культурно- историческую общность и не может быть расчленен на дискретные единицы. Безусловно, что греческое полисное и средневековое магдебургское право основывалось на демократии органического типа. Еще Ж. Руссо дифференцировал «волю всех» (т.е. большинства) и «общую волю». Органическая демократия брала за основу не статистику голосов, а народный дух, не укладывающийся в математические параметры. Весьма часто в истории волеизъявление электората и воля народа не совпадали. И ополченцы Д. Пожарского, и большевики действовали вопреки электоральной легитимности, но те и другие в свою эпоху являлись выразителями народного духа.
Не всегда корректным является противопоставление демократии и монархии. Римская империя и Византия, будучи монархиями, до конца своего существования именовались республиками. Так что, совершенно напрасно противопоставляют республиканский и императорский Рим. Его история иллюстрирует лицемерие демократического устройства, не достижимого в принципе, а потому выдающее за народоправие власть всякого рода принцепсов или трибунов. Другое дело, что монархии бывают как аристократические, так и демократические. Современные монархситы, ратуя за реставрацию монархии, как панацею спасения России, не учитывают, что сам по себе самодержец не имеет принципиального отличия от президента. Монархическая власть в традиционалистских сообществах зиждилась на плечах всего аристократического сословия. Народный монарх есть по сути тиран, сверхчеловек, возвышающийся над толпой. В средневековой Европе действовала формула: «вассал моего вассала не мой вассал», что предотвращало королевский волюнтаризм. Управлял не король, а вся корпорация аристократии (на Руси посредством лествичной системы, власть принадлежала всему разветвленному княжескому роду в целом). Кастовая специализация на политической сфере обеспечивала профессионализм управленческих кадров, не достижимый в социально-мобильных системах. Генетически законодательные злы бывают люди толпы, в силу чего лишь под руководством меньшинства, преодолевшего биологическую природу, дикость преобразуется в культуру. В демократиях знания, низводимые до уровня понимания толпы, профанизируются и теряют свою силу. Традиционалистские системы предполагают эзотерический характер знания, на каждую ступеньку которого посвящались лишь неофиты, достигшие определенного уровня интеллектуальной и моральной готовности.
В архаических сообществах господствовало сакральное право, общественные институты и нормы интерпретировались на основании этиологических мифов как божественное установление. Из пантеистического мировоззрения следовало, что «естественный человек», будучи частицей разлитого в природе божества, наделен «естественными правами» уже в силу своего рождения. Надо иметь в виду, что насаждаемая ныне как универсальная идеома о «правах человека», есть лишь компонент философии пантеизма и не имеет общечеловеческого значения. Для иных философских и религиозных доктрин никаких абстрактных прав человека не существует. Назначение индивидуума определяется не его самоценностью, а сверхзадачи коллектива. Японцы, сумевшие сохранить корпоративный дух, говорят, что когда человек «дзисю», т.е. независим, он угрожает интересам группы. Не желающие ходить в одинаковых комбинезонах, делать совместно производственную гимнастику и петь гимн предприятия американцы, по их мненью, слишком «дзисю», а потому как сообщество обречены.
В свое время Гогенцоллерны любили подчеркивать, что получили корону от неба и только перед небом будут держать отчет. Разъяснять массам тонкости государственной политики считалось делом неблагодарным. Другим идеологическим преломлением пантеизма явилась теория «общественного договора», подменяющая собой божественную этиологию власти. Государство провозглашалось следствием соглашения между людьми, а не установлением свыше. Если уполномоченные на основании этого консенсуса к осуществлению властных обязанностей выполняют их ненадлежащим образом, договор можно расторгнуть и перезаключить. Для оптимизации общественного контроля за властью была выработана технология периодического переоформления договора (предположим, с частотой раз в четыре года). Отсюда проистекает процедура выборности верховной власти, перманентно парализующая общественный организм. Если задачей монарха было передать державу в руки наследников преуспевающей, что предполагало мегаисторическую стратегию политики, то президент – это «халиф на час», максимально эксплуатирующий государственные ресурсы в краткий миг апогея своей карьеры.
Избирают, как правило, далеко не лучших, т.к. и право избирать в современных демократиях предоставляется всем. При бесцензовых системах выборов и профессор, и домохозяйка, и маргинал имеют равный голос. А поскольку домохозяек больше чем профессоров, то и избранный президент будет соответствовать ментальности домохозяек. С другой стороны, при крайней дороговизне современных избирательных технологий, президентами не становятся случайные люди. За спиной каждой из марионеточных фигур демократического истэблишмента находятся крупные финансовые магнаты.
Еще одним мифом демократической государственности является соблюдение принципа разделения властей. Согласно исследованию А. Зиновьева реальные механизмы власти сосредоточены не у политической верхушки исполнительной и законодательной вертикали, а у технократии бюрократического корпуса. В псевдодемократических США он составляет армию в 15,5 млн. человек. Меняется партийный и персональный облик Белого дома и Конгресса, но состав технического аппарата остается константным. В Италии чуть ли не ежегодно происходил политический кризис, сопровождавшийся отставками правительств и даже привлечением их к суду, но государственная система продолжала нормальное функционирование. Ее жизнедеятельность обеспечивали не визуальные лица, а технические работники, которые, в отличие от первых, при занятии должности не проходят ни каких демократических процедур, а утверждаются бюрократическим способом. Наивен начальник департамента или учреждения, полагающий, что он является его подлинным руководителем. Реально управляют секретари разных уровней, решающие какую информацию предоставить и каких лиц допустить к боссу. Именно в силе секретариате заключается разгадка причин политической победы И.В. Сталина над оппонентами. Советский строй дает уникальный пример возведения технической должности – секретаря до ранга высших официальных лиц в государстве. Без преувеличения можно сказать, что коммунистическую идею в СССР загубили секретари. Очагом распространения духа стяжательства, бюрократизма и волокиты явился именно корпус технических работников.
В средневековой Европе отбор лучших осуществлялся через систему орденов. Посвящаемые принимали обет нестяжательства и целомудрия, что служило препятствием для распространения коррупции и распутства среди государственных служащих. Не важно, каким способом заработаны деньги, в любом случае они есть удел буржуазии и не могут очернять государственного мужа.
Наличие разветвленной системы массонерии в странах Запада заставляют предположить, что определенные приемы орденского отбора во власть сохранились и за ширмой современных демократий. Масонство давно перестало быть религиозной или политической организацией, а выполняет роль фильтра для истэблишмента. Ничего общего с представлениями о демократии такой механизм кооптации высших кадров не имеет. Масонство есть еще одна грань западного общества, обнаруживающая ложь демократии.
Исторический опыт России свидетельствует о деструктурирующем влиянии распространения демократических идей. Демократизация неизбежно оборачивалась пугачевщиной, приводила к государственной парализации, социальным потрясением и экономическому упадку. Напротив, при консервативном авторитаризме, каковым в императорский период являлось правление Александра III, а в советский – Сталина, смуты сменялись общественным единением, укреплялось государственное могущество, и происходил невиданный экономический прорыв. В средневековой Руси не было ни одного другого города столь часто подверженного народным волнениям как вечевой Новгород. Борьба за гегемонию в централизации русских земель, между сеймовской Литвой и самодержавной Москвой оканчивается безоговорочной победой последней. Демократические учреждения, препятствующие проведению динамичной политики на крутых исторических поворотах, в конечном итоге похоронили Речь Посполитую. Земские соборы и казацкая вольница стали символом Смутного времени на Руси. Ответом на либеральные мечтания екатерининской эпохи явился «маркиз Пугачев», заставивший императрицу отказаться от утопических прожектов. Следствием конституционных увлечений Александра I стало декабристское движение. Не имея социальных предпосылок, революционное движение в России 19 века определялось силой «чистых идей», центральное место в спектре которых принадлежала демократии. Парадокс и бесперспективность русской демократизации символизирует убийство демократами царя – освободителя. «Великие» реформы Александра II имели для России катастрофические последствия. Освобожденные манифестом 1861г. крестьяне стали лениться, спиваться, и в результате миллионы их разоряются, лишаются земли, превращаясь в пролетариев. Учредили местное самоуправление, и страна покрылась фрондирующими говорильнями, в которых профаны стали вкривь и вкось толковать о сложнейших государственных материях. Создали независимое судопроизводство, и присяжные заседатели оправдывают самосуд Веры Засулич над петербургским градоначальником, давая тем самым зеленый свет развитию террора в России. Предоставили свободу печати, и сакрализованная прежде царская власть, становится объектом всеобщего осмеяния и ненависти. Ввели университетские автономии, и бурный рост получает «образованщина», а студенчество в массе своей идет в революцию. Провели демократизацию вооруженных сил, и прежде одна из лучших европейских армий, выиграв по инерции русско-турецкую компанию 1877-78гг, демонстрирует низкий уровень боеспособности в войнах с японцами и немцами. В целом технико-экономическое отставание России произошло не в период крепостного строя, а при отступлении от него и переходе на капиталистические рельсы. Отсутствие политической воли и шараханья между консерватизмом и либерализмом правительств Николая II привели Россию к новой череде социальных потрясений. 17 октября 1905г явилось прологом 2 марта 1917г. Разрушение общины привело в конечном итоге к высвобождению джина русской стихии, вновь обуздать которого удалось лишь железной рукой большевистского террора. «Краткий миг российской свободы» от февраля к октябрю 1917 подвел Россию к порогу физической гибели. Символ русской демократизации «Приказ №1» трудно интерпретировать иначе, чем подрывное мероприятие. Всем было очевидно, что дилемма 1917г проходила между большевиками и генералами, тогда как политические перспективы либералов никем не принимались всерьез. Отказ от сталинских методов управления обернулся стагнацией. В моральном отношении коммунистическая (а по существу имперская) идеология была похоронена не в 1991г, и даже не в 1985г, а в 1956г. Такой популистский шаг, как наделение колхозников паспортами, привел, при явной диспропорции уровня жизни в городе и деревни, к вымиранию последней. О катастрофических последствиях последней из волн демократизации и говорить не приходится. И.Р. Шафаревич иронизировал, что рассуждать о современных демократических реформах, все равно как, если бы изображать в качестве реформаторов Руси золотоордынских ханов, ибо помимо разрушения, иных видимых проявлений их проведения не обнаруживается.
Демократия – это химера, она существует лишь виртуально, заводя уверовавших в ее реальность адептов в пропасть.