Вадим Борейко
| Вид материала | Документы |
- Н. И. Пирогова В. М. Мороз, Н. В. Братусь, М. В. Йолтуховский, Л. Ю. Буренникова,, 565.25kb.
- А. Н. Островский последняя жертва, 774.58kb.
- Тунгусский феномен (инсценированный рассказ) Действующие лица и исполнители: Вадим, 78.51kb.
- Вадим Абдрашитов: бескомпромиссность, 375.99kb.
- 2011. 04. 12. Йога Триада. Лекция Вадим Запорожцев. Введение, 323.22kb.
- Компьютерный контроль знаний по лучевой диагностике, 831.66kb.
- В. Е. Борейко Этика и менеджмент заповедного дела, 5406.71kb.
- В экологию через творчество, 53.41kb.
- Врез: 80 лет назад, 26 мая 1929 года, Вадим Синявский провел первый спортивный радиорепортаж, 89.12kb.
- Борейко Александр Николаевич, учитель географии гуо «осш №2 г. Молодечно». литература, 17.92kb.
Виктор Шендерович
Мое оружие – оборонительный яд
Из досье
Виктор Анатольевич Шендерович. Родился 15 августа 1958 года в Москве. Закончил Институт культуры и аспирантуру Щукинского театрального училища. Выпустил 7 книг, из которых самая известная – “Московский пейзаж” (1999). В 1995 году пришел на телевидение, где и стал знаменит как автор программ “Куклы”(НТВ), “Итого”(НТВ/ТВ-6), “Бесплатный сыр”(ТВС). Жена Людмила, дочь Валя.
Мой полуденный звонок застал Шендеровича еще сонным. Дело не в московском сибаритстве: по ночам Виктор Анатольич, как Золушка, усердится над «пилотом» своей новой программы («Бесплатный сыр» на ТВС, позже была закрыта вместе с каналом. – В.Б.).
Встречу Шендерович назначил в кафе «Делифранс», что в фойе концертного зала им. Чайковского. На всякий случай я сказал, что буду в длинных усах. Что характерно, он опознал меня, хотя никогда не видел, и помахал ручкой первым. Мое воображение поразило отсутствие знаменитой инфернальной бородки, казалось, вечной, и крупная голова. «Умный», - позавидовал я.
Возможно, тех, кто ждет, что Шендерович сделает им смешно, наша беседа слегка и разочарует: по больше части мы говорили о политике. И хотя Виктор Анатольич из пятнадцати с лишним тысяч ночей своей жизни только одну провел в Казахстане, я порой забывал, о какой стране идет речь: настолько точно отношения российских властей к СМИ и бизнесу проецировались на нашу ситуацию. Впрочем, обо всем по порядку.
Дословно
«Виктор Шендерович был и есть – читаемый писатель.
И потому ценимый, не только широкой публикой, но и коллегами по жанру, что само по себе несколько противоестественно…
А тот факт, что при таком своем даровании он еще и сильно знаменит, - выглядит, конечно же, некрасиво! Но с этим недостатком приходится как-то смиряться…»
Григорий ГОРИН
Пришлось пожертвовать растительностью
- Виктор Анатольевич, что же это за передача такая, что заставила вас не спать ночей и лишиться бороды?
- Проект новый. Проект, который мы задумали, еще работая над «Итого», больше полугода назад. Мы тогда уже решили, что заканчиваем с «Итого», и во время записи последней программы ликвидировали компанию ТВ-6. Так совпало. Не хотелось бы рассказывать заранее. Скажу только: если «Итого» было комментарием того, что происходило на самом деле, то в новом проекте элемент фантазии и нашей творческой адаптации действительности значительно выше.
- А «Итого» вам не жалко?
- Да нет, не жалко. Проект состоялся, был успешным, программу смотрели. Но есть определенный срок жизни каждого живого организма. Очень часто человек в творческом отношении переживает себя. И мы знаем такие случаи. Рембо в 17 лет смог перестать писать стихи и еще 20 лет смог прожить, работая таможенником. Но тут-то ладно. Что касается программы, то в наших силах было прекратить инерционно существующий проект. То же самое было с «Куклами», между прочим, когда я поймал себя на механистичности того, что мы делаем.
- А может, дело в том, что политический пейзаж изменился?
- И это тоже. Изменился, безусловно. С одной стороны, такие колоритные фигуры, как Ельцин и Черномырдин, ушли в прошлое. И пришло новое поколение, аккуратное, подтянутое, безликое.
- Меньше клоунов стало?
- Клоунов стало меньше. Потребовался другой язык. Ну, еще восемнадцать раз что-нибудь скажет Черномырдин, ну мы еще постебаемся над этим. Нам самим это казалось уже не таким интересным, как раньше. Этот забег даже выигрывать стало скучно. Надо ловить такие моменты и что-то менять в жизни. И как только мы придумали новый проект, не захотелось расставаться с командой.
- То есть правдоруб Иртеньев и мозговед Бильжо остаются?
- Нет, я имею в виду телевизионную команду. Иртеньев и Бильжо остаются одними из моих ближайших друзей, но в эстетическом плане в новой программе им нет места.
- В последнее время у меня сложилось ощущение, что вы стали злее писать. Взять хотя бы недавнюю статью в «Московских новостях» об антисемитизме. Вас достало?
- Не думаю, что злее. По крайней мере, внутри себя никакой злости не ощущаю: видит Бог. Просто есть вещи, по отношению к которым можно быть легким и пошутить. Черномырдин – это тема для шутки. А Чечня и фашизм российский – это не тема для шутки. Это тема – да, для злости, если хотите. Это оборонительный яд: мы имеем дело с очень опасными тенденциями.
- Вас не сильно задела разница в отношении публики, когда закрывали НТВ и когда закрывали ТВ-6: в первом случае – митинги, во втором – ноль эмоций?
- Меня не поразило это. Песок – неважная замена овсу. Когда власть думает, что, если не вышли 30 тысяч человек на площадь, то к власти стали относиться лучше, то она ошибается. Просто народ в очередной раз понял, что власти абсолютно наплевать, что о ней думают. Люди интересуют власть только раз в четыре года, во время выборов. В любой другой стране, где вышло бы столько народу с требованием оставить телекомпанию в покое, ушел бы в отставку министр информации, как в Чехии это случилось. А может быть, и все правительство. А здесь – как с гуся вода. Народ понял безнадежность протеста – это один аспект. А второй – человека нельзя звать на баррикады каждый день, как на работу. Это делается один раз. И то, что эти люди вышли тогда (на митинг в защиту НТВ два года назад. – В.Б.), я им благодарен очень и в связи с этим чувствую себя им обязанным продолжать делать то, что я делаю. Самое досадное - мы делали какие-то ошибки. Ну что же – мы ведь люди.
- Какие именно ошибки?
- Мы во многом проиграли пиаровскую битву. Но против нас действовали специалисты, и у них были гораздо большие возможности: все газеты, все телевидение.
- Вы не считаете, что, когда журналист становится причиной событий, - это несколько непрофессионально?
- Это не наш выбор. Непрофессионально – когда журналист решает, что он будет политиком, то он меняет профессию. Как поменяли ее Караулов или Комиссаров какой-нибудь.
- А Киселев разве не поменял?
- Евгений Алексеевич поменял в значительной степени.
- У вас остались отношения с теми, кто остался на НТВ, - Митковой, Парфеновым?
- Нет, отношений нет. Мое внутренне отношение к ним – дифференциро-ванное. Я не считаю, что все предатели и т.д. К каждому – отдельный счет: кого-то понимаю больше, кого-то меньше. Но мысли о том, чтобы провести свободное время, нет. Просто здороваемся или киваем друг другу. Есть всего два или три человека, с которыми я не здороваюсь, хотя при встрече они продолжали совать руку мне в живот в надежде, что однажды я автоматически ее пожму. Я человек вежливый, и не поздороваться для меня – усилие воли. Но я предпринимаю это усилие.
- И все-таки, зачем вы бороду сбрили?
- Второй день хожу по улицам в открытую – никто не узнает. На самом деле новый проект потребовал от меня сделать что-то, чтобы отсечь от «Итого» образ свой, чтобы люди не воспринимали эту программу как продолжение «Итого». Пришлось пожертвовать частью растительности.
Дословно
«А вы спрашиваете, почему я так странно пишу. Я хотел бы писать, как Сименон. Я бы даже выучил ради этого несколько слов по-французски. Я бы сдал в исполком свои пятнадцать и три десятых метра, а переехал бы на берег Женевского озера, и приобрел набор трубок и литературного агента, и писал бы про ихнего комиссара вдали от наших. Но мне уже поздно.
Потому что, оказавшись там, я каждый день в шесть утра по московскому времени буду вскакивать от Гимна Советского Союза в ушах и, плача, искать на берегу Женевского озера трубы фосфатного завода, и, давясь аперитивом посреди Булонского леса, слышать далекий голос Родины:
- Эй, козел, скребучий, фули ты тут забыл?»
Виктор ШЕНДЕРОВИЧ
А Путин им и говорит:
давайте я съезжу к Ким Ир Сену – мне не западло
- Вы встречались с Путиным. Какое впечатление он на вас произвел?
- Это было давно… Хотя личные впечатления, конечно, очень важны, потому что есть такая вещь, как человеческое поле… Тут ничего особенно хорошего я вам сказать не могу. Он врал нам в глаза.
- Вы написали после той встречи, что у Путина была очень тяжелая реакция на Киселева. Так, может быть, корень конфликта государства со «старым» НТВ и ТВ-6 просто в том, что президент испытывал к гендиректору компании такую личную неприязнь, что кушать не мог?
- И на Гусинского у него совсем тяжелая реакция. Вопрос только в том, что если речь идет о частном человеке, то моя реакция на кого-то из моих знакомых – это мое личное дело: хочу – встречаюсь, хочу – не встречаюсь. Но когда плохая человеческая реакция президента на Гусинского или Березовского влечет за собой передел рынка и организует этот передел президент и его окружение, это перестает быть частным делом или вкусом Владимира Путина и становится симптомом для страны. Смотрите: Путин пришел к власти под лозунгами, одним из которых было восстановление доверия к России, к бизнесу, чтоб сюда пошли инвестиции и так далее. В последний год ельцинский бегство капиталов составило 20 миллиардов долларов, в первый год путинский – 25 миллиардов. Может, кто-то не видит связи между этими цифрами и историей с Гусинским, например. А я вижу прямую связь. Если идут разговоры о торжестве закона, но при этом бизнесмен, крупный, не нравится ЛИЧНО президенту, - у него просто отнимается бизнес. Просто отнимается: приходят, мордуют физически, арестовывают, выдавливают из страны, все суды куплены. В такой ситуации, будь я бизнесменом, я бы свои сотни миллионов долларов тоже увел за границу. Что и было сделано. Поэтому, когда Путин в следующий раз заговорит о том, что нужен инвестиционный климат и доверие, пусть он немножечко побьет себя по щекам и вспомнит, что ТАКОЙ климат создал он сам. Собственными действиями. Когда президент сводит личные счеты… Я гражданин России, живущий здесь и намеревающийся жить здесь, и меня интересует то, что президент делает для России или что он делает против нее. Так вот это – против. Ясное дело, что никто сюда не пойдет. Кроме авантюристов, которые надеются что-нибудь хапнуть быстро из госбюджета и слинять. До тех пор, пока здесь будет возможно менять собственника по желанию администрации президента – а процесс этой смены прошел по всей России, не только в телевидении, никто из серьезных людей сюда и шагу не ступит. Самая главная у нас сейчас специальность – судебный пристав: ногами вышибать людей из директорских кресел. А самое хорошее вложение денег – в судью. Чего там строить бизнес, поднимать его с нуля, когда можно забашлять суду – и этот завод будет твой. Договориться только, чтобы Путин был не против. Или какая-то из его команд – либо «новопитерские», либо «старосемейные».
- Вам не кажется, что российская политика отличается сейчас некоторой, скажем так, интравертностью. По отношению, например, к бывшим соотечественникам. Взять хотя бы недавний закон о гражданстве, по которому русскоязычные приравнены к африканцам и вьетнамцам. Не приведет ли это к тому, что Россия в скором времени окажется в окружении странных, мягко говоря, режимов?
- Интравертность – это вы очень интеллигентно выразились. Никакой политики, с моей точки зрения, нет. Политика – это, как лорд Палмерстон сказал: у Британии нет постоянных врагов и постоянных союзников, а есть постоянные интересы. В нашей же внешней политике никаких последовательных интересов не наблюдается. Есть игры. Путин нашел себе замечательную нишу в европейской Восьмерке – роль посредника с криминальными режимами. Понятно, что ни Буш, ни Ширак не собираются ехать в Северную Корею или с Кастро встречаться. А он говорит: «Давайте я – мне не западло». Эта ниша очень правильная. Но у нас один глаз – на вас, а другой – на Арзамас, как говорится. И вот эта шизофрения, которая всегда существовала… С одной стороны, мы входим в европейское сообщество, просим кредитов, вовсю хотим, чтобы нас любили и уважали. А с другой стороны, дружим с Ким Чен Иром и Кастро. Хотя некоторый рационализм Путина во внешней политике меня радует. Во всяком случае, это лучше, чем мессианские комплексы господина Ельцина. А что касается отношения к русскоязычным, я не сильно в материале, но, по косвенным данным, Россия, конечно, много теряет именно в силу непоследовательности своей. Потому что мы либо дружим, либо воюем. Мы очень обидчивы, и наши дружбы и ненависти детсадовские – вот ты с нами или ты с этими? С одной стороны, вроде бы идет поддержка русскоязычного населения в Прибалтике (я снимал там цикл из трех фильмов «Здесь был СССР», подержал руку на горячем месте и представляю себе температуру и процесс), но она выражается в поддержке не тех русских, которые хотят жить в демократической Прибалтике, а самого экстремистского крыла – народных фронтов. То есть это имперская поддержка. И она объективно служит унижению русского населения Прибалтики. Другая сторона – просто безразличие к судьбе русских в Средней Азии. Как будто нету этой проблемы. Это – позиция слабости и в том, и в другом случае.
- В Казахстане вы бывали?
- Можно сказать, что нет. Хотя фактически – бывал. Я из армии, из Читы в Москву, ехал через Павлодар. Там я прожил ночь. Вот такие пути миграции перелетных птиц.
Дословно
«Я мечтаю о том времени, когда популярный телеактер и секс-символ большой политики конца столетия Виктор Шендерович, тихо прикрыв за собой дверь, сядет за стол и напишет большой роман о деревне Гадюкино, где по-прежнему идут дожди, разливаются лужи, воюют тараканы, вредят масоны, желтеют от безнадеги ненавистные авокадо – скорбный роман о деревне Гадюкино, которую, к счастью, никогда не смоет».
Михаил ЗЛАТКОВСКИЙ
Деньги нужны, чтобы о них не думать
- Всем героям своих интервью я задаю два одинаковых вопроса. Первый – об отношении к деньгам и изменении в нем в процессе жизни.
- Сначала их не было. Не было у моих родителей, не было у меня.
- Вы родились в бедной семье?
- Я из семьи советских служащих. Это означает, что мама получала 120 рублей, проверяя тетради круглые ночи. И отец – 230. Двое детей, коммунальная квартира – все прелести. Мы не были бедны в диккенсовском смысле слова, но лишних денег не было никогда. Ни машин, ни дач, ни квартир. Поэтому, когда мир чистогана открыл свои объятья, я понял смысл фразы, что деньги нужны для того, чтобы о них не думать. Когда я начал зарабатывать – Хазанов стал читать мои тексты, и появились гонорары и авторские, это было в начале 90-х годов, когда мой ребенок уже пошел в школу, - тогда впервые перестал думать, что может не хватить на еду и на одежку. И самое приятное ощущение, связанное с деньгами, - то, что я могу себе позволить о них не думать. Потребности у меня довольно небольшие: дачи по-прежнему нет, машина, на которой возят, - казенная, телевизионная. Но если моя семья захочет куда-нибудь поехать, то уже не надо бояться, что чего-нибудь не хватит. Не хочу казаться Гаруном аль-Рашидом (как говорит Иртеньев, ложку мимо рта не проношу), но деньги дают одну из самых приятных возможностей – дурацки звучит, но действительно это так – помогать. Близким. Или дать в долг друзьям, не сильно мучаясь по поводу того, что отдадут не сразу. Это единственно правильное и грамотное применение денег. Ну, еще вложить там в бизнес, но это для меня исключено совершенно. Потому что где я – там нет бизнеса.
Байка от Шендеровича
Три года назад на «Кинотавре» девушка нетяжелого поведения в баре на меня смотрит – где-то видела. Спрашивает:
- Мы с вами знакомы?
- Еще нет.
- А вы в прошлом году тут были?
- Нет.
- В Дагомысе? (места работы перебирает).
- И в Дагомысе не был.
- Так где же я вас видела?
Я, внутренне расправив плечи, говорю:
- Ну, девушка, может быть, в телевизоре…
Тут лицо ее светлеет, и она говорит:
- Глоба!
Я понял – слава пришла.
Хреновая водка – самая вкусная
- И второй интимный вопрос – как развивался ваш роман с алкоголем?
- С алкоголем – так и не случилось. Вместо романа - случайные связи. Я долгое время был совсем непьющим. Будучи по молодости экстремистом – в том смысле, что не пил из принципа.
- Что за принцип такой?
- Это была позиция. И отчасти она объяснялась тем, что выпивка не требовалась мне для счастья. Как-то так сложилось, что было хорошо и без этого. Потом, с кем поведешься – я попал в круг театрально-богемный… Попробуй дружить с Иртеньевым – и совсем не пить. Ну это уж… Да? И вот недавно я был на «Золотом Остапе» в Питере, и Александр Ширвиндт с Юрием Ростом и Игорем Иртеньевым с таким педагогическим чувством отметили, что они из меня все-таки сделали человека.
- Что употребляете?
- Хорошее красное вино грузинское. Или текилу…
- …с зеленым лимоном…
- …и солью. Совсем мимо меня коньяки. Очень вкусная хреновая водка. У нас есть несколько мест в Москве, где «Хреновуху» продают.
- «Хреновуху»?
- На хрену! Никогда не пробовали? О! Наконец-то я кого-то просветил в области алкоголя!
P.S.
«Люблю Отчизну я, но странно…»
Глаза б мои уже не видели
Ее вокзалов лавки банные,
Аэропортов накопители,
Свово пути через Вселенную
Ее развинченные поиски,
Духовность эту офигенную
С Христом на знамени обкомовском…
Хот-доги заедая пиццами,
Любя Каддафи при оказии,
Она березовыми ситцами
Заколебала всю Евразию –
И заколдово-зачарована
Сама собой, лежит, громадина,
Где тянут все, не своровано,
И тырят все, что не украдено.
Дороги вектор тут утратили,
Пейзане жизнь ведут унылую,
За слово «гринпис» шлют по матери,
И в глаз дают за душу милую.
Здесь пуст лоток, но полон противень,
Идет распитие – столетия,
А джаз всегда – измена Родине.
Здесь бьют на первое и третье.
Зато здесь Гоголь опечаленный
Пересидит себя, отвесного,
И вдруг весна придет нечаянно,
Холстину разодрав небесную,
И на меня при этом давеча
Такие вдруг глазища рухнули,
Что все, едри их мать, товарищи,
Забылись вместе с их хоугвями!
Виктор ШЕНДЕРОВИЧ
Москва, апрель 2002 года.
Опубликовано в газете «Время»
5 друг облачился в доспехи дахуалянь, встал на перекрестке и палочками начал указывать пешим и верховым, куда, кому и когда идти и ехать.
Марат Гельман
То, чего нет, и есть самое важное
Из досье
Марат Александрович Гельман. Родился 24 декабря 1960 года в Кишиневе. Сын известного советского драматурга Александра Гельмана.
1983 год. Окончил Московский институт связи.
1988 год. Становится коллекционером.
1990 год. Создал первую в СССР частную галерею в Москве на Малой Полянке.
1995 год. Совместно с Глебом Павловским основал Фонд эффективной политики.
2002 год, июнь. Назначен заместителем гендиректора ОРТ.
Живет в Москве на Остоженке. Имеет двух сыновей.
Дословно
«Кажется, его ненавидят все. И все ему завидуют. Завидуют его напору, его успеху. Его связям, его агрессивности. За это же дружно ненавидят, втайне мечтая выставиться в его галерее. Марат Гельман – самая скандальная фигура российского арт-рынка, каждая выставка которого – хорошо рассчитанный до копеек вызов обществу».
«Огонек»
Зарезанный баран как художественный жест
- Начну с местечкового вопроса. Может, это совпадение, но мне показалось, что вы благоволите выходцам из Казахстана, из Алма-Аты в частности. Помогли Аэлите Жумаевой создать сайт arba.ru, посвященный культуре (и не только культуре) Центральной Азии. Известный в Казахстане анфан-террибль Канат Ибрагимов в вашей галерее барана как-то зарезал…
- В свое время я обнаружил, что казахи, которых знаю, - это такие европейцы с раскосыми глазами. В том смысле, что менталитет-то у них - абсолютно европейский. Собственно говоря, Россия, Украина и Казахстан - это три страны на постсоветском пространстве, которые дают единый культурный контекст. И Алма-Ата оказалась сильным энергетическим городом.
- Понятно, что для галериста эпатаж - это составная бизнеса. И действительно, у нас на курбан-айт режут баранов. Но во дворах, а не в художественных галереях. Конечно, акция Каната – дело давнее, но не думаете ли вы, что в принципе она к искусству не имеет отношения и художник шоком компенсирует дефицит таланта.
- Тут мне придется вас опровергнуть. Художник так же, как и в семнадцатом, и восемнадцатом веке, просто хочет, чтобы на него обратили внимание. Такой прямой и радикальный жест - это вовсе не бизнес-стратегия, а все то же желание одинокого художника послать некий мессидж. Что касается барана (кстати, это было не в моей галерее, а на ярмарке «Арт-Москва»), то я считаю, что это был именно такой социально-художественный жест. Помимо прочего, он имел непосредственное отношение к художественной ситуации, которая в Москве тогда формировалась. «Арт-Москва» была тогда единственным в СНГ культурным событием, претендующим на международный статус. И Канат поставил проблему, как мне кажется, чисто культурную. Ведь в разных культурах разные табу: где-то запрещено показывать обнаженное женское тело, где-то - резать баранов. И он вызвал такую дискуссию: либо мы толерантны друг к другу - и тогда позволяем каждому делать то, что он хочет. Либо выставляем достаточно жесткие планки. То есть вы, европейские галереи, не показываете на выставках обнаженную натуру. А мы – казахские, например, - в ответ не режем на публике баранов. Канат здесь был абсолютно прав. И я отношусь к этому вполне нормально. Именно как к художественному жесту, а не как к эпатажной акции. Канат Ибрагимов - очень талантливый художник. Такой же, кстати, как и Саша Бреннер (тоже выходец из Алма-Аты, его наверняка помнят завсегдатаи кафе «Акку» конца 80-х. – В.Б.), вечно неуместный. Он человек, обреченный на одиночество, но я к его творчеству отношусь очень уважительно.
Дословно
«Искусство настоящее (согласно Гельману) – это художник Кулик, который самого себя в голом виде сажает на ошейник и кидается с лаем на посетителей музея. Это, уверяет Гельман, не хулиганство – бери выше – перфоманс, акт искусства».
Metakultura.ru