Вадим Борейко

Вид материалаДокументы
Эмиграция с одним чемоданом
Superability person
Американская мечта: все в бриллиантах, а я – в исподнем!
Нет ничего унизительнее поиска работы
Я согласен на медаль
Стакан водки – социальное пьянство
Король в поддержке не нуждается
Момент истины
Медовый месяц длиною в пять лет
Москва, март 2002 года.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Эмиграция с одним чемоданом




- Миша, бросить все и уехать в Урюпинск – еще куда ни шло. Но в Америку, да еще в таком возрасте - без малого «полтинник»…


- Уехал из России не за деньгами, не за славой. Просто убежал от первой жены Нади...

Причина бегства очень проста: накапливалось годами странное непонимание друг друга в се­мье. Но я все не решался - ждал восемнадцатилетия Филипка...

Уходил с тяжелым грузом на сердце и с легким чемоданом красок и карандашей, даже не сказав Наде, что ухожу навсегда. Мужики в нашем роду всегда уходили из семьи с одним чемоданом. В нем у меня были две грязные рубашки, нестираные носки, и на мне - заляпанный плащ. В Нью-Йорке я первым делом понес все это в китайскую прачеч­ную...

Только через месяц я позвонил ей из Америки и сказал, что больше никогда не вернусь. Но про плащ так никогда и не скажу...

- Ты винишь Надю?

- Я и только я в первую очередь и виноват в катастрофе семьи - уж очень Надю на руках носил. Сознательно создавал культ жены и матери в доме, надеясь, что она сама поймет мою щедрость и расположе­ние к ней и постепенно станет образцовой женой и матерью... Говорил ей, что она самая лучшая, что может встать утром и перевернуть мир. Она и поверила, что может перевернуть мир, не делая для этого ни-че-го. Создал себе, Пигмалион хуев, проблему...

- А что, с Мариной ты оставил свои пигмалионские усилия?

- Эх, если бы…Марина ведь не писала раньше книг. Она была остроумной, едкой, моментально ввинчивающейся любой в разговор. Я сказал ей: сиди пиши! Она была безумно влюблена, но я поставил условие, что единственный способ быть со мной – это быть личностью, быть писателем. Она говорит: «Я не умею писать». «Умеешь, - отвечаю, - умеешь. Просто не хочешь работать». Марина стала писателем.

- Как ты все-таки решился на побег?

- Воспользовался очередной заграничной командировкой - и убежал. Убежал от па­мяти тридцати лет совместной жизни, от всего накопленного добра - уже ничего не надо было, лишь быть подальше и за­быться, забыться... Но забыть так ничего и не удалось - продолжал что-то доказывать ей, спорить, но уже в одиночестве своей новой американской жизни. Напиваясь роскошным виски, в огромности первого своего богатого дома. Рыдал, пла­вая в своем собственном бассейне, голым, ночью, под огромными звездами Калифорнии, под ту, про наркотики, песню-гимн "Отель Калифорния".

Пойти к друзьям, к московским бабам, которые все поймут и приголубят, сам понимаешь, было невоз­можно. А к новым американским приятелям - что идти? У них у всех - ровно такие же проблемы. Они и стреляют­ся так часто, и расстреливают ни с того ни с сего пол-улицы именно из-за того, что НЕ К КОМУ ПОЙТИ ПОПЛАКАТЬСЯ...


Superability person


- Каким образом ты оказался в Америке? И почему именно в Америке?

- В США я был приглашен госдепартаментом прочитать не­сколько лекций по истории восточно-европейского подпольного искусства и несколько месяцев разъезжал по университетам со своей выставкой.

Сразу удалось совершить почти невероятное - получить грин-кард, вид на постоянное жительство, предел мечтаний всех эмигрантов. Какие только преступления ни совершаются ради этой пластиковой карточки: продают Роди­ну, врут черт-те что - о политических преследованиях, лагерях и тюрьмах, в которых из этих врущих ни­кто не сидел, о пытках. Американцы прилежно верят. Главное - врать со слезой на глазах: ведь проверить невозможно.

Мне не пришлось ничего придумывать. Только в США - вот почему ехал в Америку, а не в Европу - есть путь получения такой карточки для superability person, персон, представляющих значительный интерес для национальной культуры. Вот я такой персоной и оказался из-за моих международных премий и не только.

Убежать из дома давно хотел и искал страну в Европе, но там везде надо было прикидываться политичес­ким либо быть по матери или по паспорту еврейцем. Я не хотел лукавить, мне хотелось - художником, да и по матери-отцу я всего лишь русский...


Американская мечта: все в бриллиантах, а я – в исподнем!


- Куда ты устроился на работу?

- Поскольку я в тот момент был важной персоной, то, когда попросил постоянную работу, - она сразу же оказалась. Меня пригласили на должность главного художника еженедельника в Сан-Диего, шестого по величине города Америки, в пяти милях от Мексики на Западном побережье. Вечная весна, жара и всегда теплый океан... «San Diego Reader» - 200-280 страниц, 80 процентов рекламы, в моем подчинении - око­ло 120 художников, фотографов, рекламщиков, дизайнеров. Получал я $3500 в месяц после всех вычетов - приличная зарплата для американской провинции. Но работа там была недолгой - полтора года. Достаточно быстро меня поставили на место. И совсем не из-за моих профессиональных качеств, языка - тут то все было нормально.

Владельцем газеты был очень милый и хороший парень Джим. Но, проработав месяц-другой, я понял, что он – никто. Просто хозяин. Всем делом заправляет женщина по имени Джудит.

- Жена, что ли?

- Слушай дальше. Сам Джим представляет из себя безумно набожного католика. Это редкое для Америки явление, потому что там 95 процентов – протестанты. Жена Джима постоянно беременна, он не ездит на автомобиле, потому что автомобиля нет. Ходит постоянно с рюкзачком за спиной, истово посещает церковь и производит впечатление то ли бездомного, то ли блаженного. Лет двадцать назад Джудит поймала его на мужской слабости, и с тех пор она - королева в этой газете. Она прекрасный психолог - не потому, что профессионально занимается психологией, а потому, что баба, еврейка и у нее один шанс в жизни. Джудит миллионершей стала с помощью Джима. У ней редакционная чековая книжка на ее имя с неограниченным кредитом. А его на работе нет: он ходит с бойскаутами в горы, молится – лишь бы ее не видеть. Джудит 65 лет. Это тот самый уровень американский: «А ни хера не надо мне заботиться ни о внешности, ни о чем! Они и так все у меня в ногах валяются!» Говорят, что американская мечта – это домик в два этажа, гараж на две машины, палисадник и пара маленьких детей. Ни-ху-я! Американская мечта – это когда я веду себя так, как я хочу себя вести. Чтобы вывести из себя всех людей, которые присутствуют на этом пати, которые так готовили эти маски и брали взаймы бриллианты… А я в исподнем приду! И все будут говорить: Джудит, как вы прекрасно сегодня выглядите! А я люблю сажать цветы и кактусы, поэтому хожу босыми ногами по чернозему, и у меня абсолютно черные ногти.

И вот мне поступило от нее предложение, от которого я - как она, наверное, думала - не мог отказаться.

- А ты взял - и отказал девушке!

- Наверное, я бы мог сослаться на секс-комплексы, на свою мнимую "голубизну", на импотенцию, что ли... Но я так ахнул от неожиданного предложения, что моментально и с гордостью ответил: "Прости, Джудит, но я перед отъездом из Москвы слез со своей 15-летней любовницы!"

Хозяйка, вероятно, многое бы простила, но только не косвенное упоминание о ее старости... Я оказался на улице. В понедельник меня уволили, а во вторник приехала Маша.

Маша-Марина



- А как она образовалась в твоей жизни?

- Она образовалась в 1987 году, когда работала редактором отдела юмора и сатиры журнала «В мире книг». Мы познакомились, Маша написала обо мне, отношения продолжались, мы полюбили друг друга. Она была согласна на роль просто любимой женщины, и для нее было совершеннейшим потрясением, когда я позвонил и попросил ее приехать…

- …в Америку.

- Не сколько в Америку, сколько ко мне. Она поехала корреспондентом «Советской культуры» - писать о Голливуде. Писала год, потом у газеты кончились деньги, и Маша осталась без работы. В отличие от очень многих жен в русских семьях, она проявляла чудеса героизма по спасению меня и пси­хически, и физически. Наверное, именно в Америке она состоялась как Мать, на руках которой был взбалмошный, упря­мый и гордый мальчишка. То есть я. Честно сказать, был потрясен подвигами простой русской любящей бабы. Конечно, она боро­лась и за себя, за свою выстраданную любовь. Она даже стала учиться теннису и к концу нашего проживания там уже играла вторым номером в сборной местного университета... Чего только не совершит некрасовская женщина ради любимого!


Нет ничего унизительнее поиска работы


- Давай вернемся на улицу, где ты оказался, продинамив Джудит.

- В секунду изменилась вся жизнь - пришлось съехать из богатого района, продать машину. Отложенных денег хватило на год, в течение которого я безуспешно искал ра­боту. Ничего страшнее и унизительнее поиска работы в мире нет. В том ми­ре...

Зато я увидел Америку со всех сторон. И из двухместного «Мерседеса» - в первый год, и глазами нищего, роющегося в помойке, - на третий год...

- Может, ты и бутылки собирал?

- И бутылки, и пивные банки. Мыл туалеты в мотелях, красил заборы и строил дома...

В конце концов, у нас с Мариной появилось все - и постоянная работа, и друзья-при­ятели. Был дом, не свой, правда, - арендованный. Свой купить невозможно - от 200 до 800 тысяч долларов, в зависимости от района. Для этого необходимо иметь постоянную работу и покупать в рассрочку на 50 лет. Что все американцы и делают, тем самым привязывая себя к жестким производственным отношениям. Подсидки, стукачество, зависть и подлость расцветают в любом американском офисе махровым цветом.

- Ну, это у них как с добрым утром…

- Я ни разу не встречал таких изощренных и извращенных отношений в России. И не думаю, что у нас это ско­ро будет. Мы во многом защищены данными государством квартирами или купленными по тем еще, не­аховым ценам, дешевым медобслуживанием. И прежде всего - уже сложившимися представлениями о том, что хорошо, а что плохо. Конечно, общество и у нас будет дрейфовать в сторону жестких отношений рынка. И такое уже видно в бан­ках, крупных корпорациях в России, но не везде. Но на мой век хватит нормальных отношений - американских же я накушался вво­лю.


Я согласен на медаль


- Как тебя угораздило получить Медаль почета президента США?

- С медалью смешная и совершенно в моем духе история.

Однажды попал в военно-морской музей академии в Аннаполисе. И ахнул! Я же с детства этим увлекаюсь. И разбираюсь. Первый этаж – модели кораблей со всего мира. Второй – история американского флота. И нигде ни души. Поднялся на третий, а там народу – полно. Присмотрелся – а они не двигаются: манекены. В морской форме разных стран. Висел там один мундир под стеклом. И подпись – генерал-лейтенант советского ВМФ. Стало быть, вице-адмирал по-нашему. На самом же деле это был мундир младшего офицерского состава авиации. С голубыми летчицкими лампасами. Погоны – с двумя маленькими звездочками прапорщика. На груди – медаль «Мать-героиня», значок за окончание техникума и пионерский значок. А что с медалями творилось! Была даже «За освоение целины». В общем, собрали с каких-то лотков. Или кто-то им впарил. Я подошел к директору. Он: «А вы что, понимаете?» Дело кончилось тем, что я стал у них главным специалистом по орденским системам СССР, России и стран Восточной Европы: они присылали мне фотографии, и я их по почте консультировал. За участие в научно-исследова­тельской работе в музее военно-морского флота США присвоили мне звание почетный полковник-капитан первого ранга US Navy. Я возьми и напиши в телефонной книге города Сан-Диего - М Zlatkovsky, Captain.

Сразу пришло официальное письмо от Союза отставников: "Не возражаете ли Вы по своим убеждениям быть награжденным этой медалью за вклад в дело и т.д." Я не возражал.


Стакан водки – социальное пьянство


- Почему ты вернулся?

- Мне стало просто скучно.

- Что значит – скучно?

- Это трудно объяснить не пожившему там. Скучно в Америке не может быть для дантиста, инженера, техника, врача, банковского служащего, профессора. Это идеальная страна для работы механической, регулярной, страна с идеальными условиями быта для работающего чело­века.

А вот для меня стало просто невыносимо. День, неделя, месяц и год, да вся жизнь – оказались расписанными по ми­нутам. Я знал наперед, когда я могу выпить - только в пятницу поздно вечером, после того как пришли до­мой с вечеринки от знакомых. На вечеринках пить нельзя - нормальный стакан водки или виски считается социальным пьянством...

В субботу - день спорта. Мы уже приглашены на теннис или в бассейн - это надо ехать достаточно далеко в загородный закрытый клуб. Или в яхт-клуб - выходить в океан ловить тунца и всячески демонстрировать, что тебе такая жизнь - подвижная, без сигареты и банки пива - нравится до чертиков!

И болтать про только что вы­шедший блокбастер: "Ах, как прекрасно поставлена сцена погони!" Упаси боже сказать, что это дерьмо! Что даже плохонький Бертолуччи в старости во сто крат интересней! Я как-то не выдержал и заявил в компании, что "Список Шиндлера" Спилберга - слабая копия любого русского и польского фильма про войну... Такое началось! Да вы! Да мы! Мы, США, выиграли вторую мировую! Я им - цифрами: американцев погибло 660 тысяч, а наших - больше 20 миллионов... Тунца нас больше ловить не приглашали.

Бабам в Америке даже комплименты делать нельзя, не говоря уже о том, чтобы назначать свидание или с кем-то в кустах целоваться... Русские бабы по прибытии моментально превращаются в американских феминисток и не дают даже своим русским мужьям...

- А американки?

- Они вообще никому не дают – ни русским, ни мексиканцам, ни своим. То, что мы видим в их фильмах, - это сказка. Это они снимают, чтобы поднять психологический дух у мужиков всей американской нации. В жизни все совершенно по-другому.


Король в поддержке не нуждается


- Разве причина возвращения только в женщинах да в водке?

- Да конечно, не в бабах и не в водке. Просто стало ясно, что я превратился в американский винтик со вполне определенным и ограниченным ходом движения.

Я регулярно порывался переехать в большой город - в Нью-Йорк, Чикаго. Но это работа по завоеванию на всю жизнь, если только Его Величество Случай не поможет. Работа, кстати, очень сложная и дорогостоящая: на резюме, рассы­лаемые в сотнях копий, давно существуют стандарты. Смотрят на всё - на качество бумаги и фото, на конверт, на надпись на конверте, на вложенный внутрь него маленький конверт с оплаченной маркой и своим адресом. SASE называется – self-аdressed stamped envelop. В моем случае одна такая папка стоила около 10-20 долларов. Сам понимаешь - проблем нет, но когда число отправлений - десятки или сотни?

Надо было ЖИТЬ в Нью-Йорке. Но как жить там, если нет работы? Замкнутый круг...

- Постой, ты же тогда был не с дуба упавшим эмигрантом, а известным на весь свет художником…

- Положение мое как художника в Америке осложнялось тем, что постепенно я стал понимать: аме­риканские карикатуристы и иллюстраторы никогда меня не примут на равных в свою среду. Они всю жизнь ждут места в редакции, и никто не намерен уступать мне очередь.

А я по своему уровню рисования и идей сразу претендовал на ведущие позиции. Было вначале много встреч с самыми богатыми и известными карикатуристами, и все они в один голос советовали: "Миша, возвращай­ся в Россию. Там ты будешь самым любимым для нас художником, мы будем гордиться, что знакомы со Златковским. А здесь – рынок. И мы будем с тобой бороться насмерть."

Узнав, что я остаюсь, все знакомые художники предусмотрительно порвали взаимоотноше­ния...

- Но ведь они же сами и выбрали тебя первым?

- Да, в 1992 году американский журнал “Witty World” (“Шутливый мир”) опросил карикатуристов всего мира с целью выявить лучшего. Мне тогда было определено первое место. В России этот факт не очень был известен, а в США - это был Рейтинг! Они очень внимательно и уважительно относятся к рейтингам, тем более что в карикатуре тот рейтинг был первым и единственным в XX веке.

Вторым в этом списке шел Джефф МакНейли, парень из "Chicago Sun", с 12 миллионами долларов годовых! Знаешь, что он мне заявил в ответ на мою просьбу о помощи в трудоустройстве: "Ну куда мне! Ты же - первый! Вот был бы ты ЗА МНОЙ в рейтинге – тогда я тебе по­мог бы! А так - это я должен просить тебя о помощи, ты бы объяснил мне - как рисовать, как думать... Ты же - король!"


Момент истины


- Какой момент в Штатах стал для тебя поворотным?

- Первый год в Америке – это восторг. Второй – анализ. А третий – приговор. Момент истины наступил для меня на конгрессе политических карикатуристов в Сан-Диего. Под утро, после жуткой пьянки, Кевин Каллахар из «Baltimore Sun» сказал мне правду в глаза: «Да, Майкл, я хотел познакомить тебя с Эдвардом, вице-президентом корпорации «Тimes Мirror». А потом подумал... Ну, посуди сам: что я ему должен сказать? Что приехал хороший парень, guy из России, у которого несколько сот международных премий? На что Эдвард моментально отреагирует: «А ты после этого кто, Кевин? Я-то думал, что ты - национальная гордость, а тут, оказывается, есть и покруче тебя. Так выходит, ты нас всех наебал?» Майкл, ты уже понял, что здесь рынок. Рынок очень больших денег. У меня 340 тысяч долларов в год. И что, я должен все это потерять? Из-за тебя? Не-ет. Ты должен был родиться здесь. Ты должен был в колледже познакомиться с этим Эдвардом. И, зная, что у него богатые родители, с ним дружить. Поддаваться ему в теннис и баскетбол. Ездить на рыбную ловлю, хотя ты ее ненавидишь. Ты должен был пройти всю эту жизнь. Я заслужил свои 340 тысяч, а ты сразу хочешь? Нет, ты никогда не получишь»

Вадик, это весь смысл американской жизни – в коллегах. Да, на уровне среднего прозябания ты будешь обеспечен – по нашим меркам, очень прилично. Но когда речь идет о больших деньгах, они никогда этим куском не поделятся.

- Миша, а у тебя нет ощущения побежденности?

- Нет. Нет. Это ведь просто другой мир, понимаешь. Если соревнуешься с подобным себе – тогда может быть ощущение поражения: ведь и у соперника, и у тебя две руки, четыре ноги. А здесь по другим правилам игра. Главное, со мной была Маша, которая говорила: ты сам знаешь, кто ты есть.

Правда, Америка - все же удивительная страна, так как она вдруг может дать шанс выско­чить, и я был свидетелем нескольких таких случаев. Кому как повезет. Если выпадает шанс, то за него американцы цепля­ются намертво.

При ближайшем рассмотрении Америка оказалась большой и глянцевой провинцией. Тоска смертная, но они сами этого не чувствуют и не понимают - американцы никуда не ездят, ничего не знают и знать не хотят, кроме своей великой и огромной страны.

К тому же, они напрочь лишены такого важного нашего составляющего, как рефлексия. Это нация действия, поступка, но никак не переживаний, ностальгии. Более того, такие естественные для русской души состояния там, в аме­риканской среде, воспринимаются как болезненные.


Медовый месяц длиною в пять лет


- Неужто ничего хорошего и не вспомнить?

- Я очень благодарен Америке за новый опыт. За теннис и бассейн каждый день. За удивительную красоту природы. За разнообразную культуру: в одно и тоже время ты среди китайцев, японцев, пуэрториканцев, негров и, конечно же, вездесущих евреев. За колоссально ог­ромный объем новых знаний о Человеке. В конце концов - медовый месяц, длившийся почти пять лет, в течение которых я узнал о Маше такое, что не смог бы узнать за десятилетия жизни в России...

Невзирая на отсутствие порой и 10 центов в кармане - это были годы прекрасных приключений. И однако самая главная моя благодарность Америке - за мое, пришедшее только там, на чужбине, пони­мание России как великой страны, а Москвы – как столицы мира, самой интересной с точки зрения культуры.

Этого не чувствуешь, когда с детства живешь в дерьме российском и московском. Большое видится на расстоянии. Пока сам не накушаешься - никто не убедит.


Москва, март 2002 года.

Публикуется впервые


Тем временем Ва Цзы Му подстрелил из духового ружья пекинскую утку в парке Бэй-Хай и возрыдал от жалости к ней. Умыв слезы, он привычно ощипал и выпотрошил птицу. Обмыл ее. Бамбуковой дудочкой надул через гузку. Вывалял в сахаре. И подвесил жариться в печь. Дождавшись готовности, Ва Цзы Му разъял плоть и кости. Кости он отдал повару – сварить бульон. Сам же мелко порезал мясо. Умело выложил на блин. Запорошил мелко порезанным луком. Палочками блин свернул в трубку. Обмакнул ее в чесночный соус. Вкусил подоспевшего супа из костей. И затем – немного риса на пару и зеленого чая, собранного в горах провинции Шаньси…

Сыто икнув и с чувством цыкнув зубом, Ва Цзы Му мудро изрек:

«Мэй гэ дун син ю цзы ди дэ цзо юн!»


что означает:

«Используйте вещи по их прямому назначению!»