Валерий Демин. Тайны русского народа

Вид материалаДокументы
Солнце греет
Красны девушки
Ой, будет к тебе
Свети, свети месяц
Ивана Михайловича Снегирева
Во тех лесах огни горят
Ты, братец Иванушко
Мне матушка -- красна Солнушка
А я роду хорошего...
Что светел-то месяц
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   38
частью русской жизни, ныне воспринимается по большей части как

архаический памятник народной словесности. Ранее крестьяне пели

древнейшие песни, уходящие в языческое прошлое, не задумываясь

над их истинным смыслом. Современный читатель, полностью

утратив исполнительскую и ритуальную культуру, имеет тем не

менее счастливую возможность вдуматься в казалось бы

простенькие строки (записанные, к счастью,

подвижниками-фольклористами) и обнаружить в них нетронутые

пласты древнейшего мировоззрения.

Одним из самых устойчивых по своим традициям праздников в

честь древнего Бога Колы выступает святочная Коляда. С

Рождеством Христовым она совпала чисто случайно -- в

действительности же связана с зимним солнцеворотом, поворотом

зимы на лето. В Коляде все дышит архаикой -- и игрища, и

гадания, и переодевания (ряжение), и песнопения-колядки. Уже в

играх на святочных посиделках поминаются (в названиях игр)

главные священные животные древних славян: гусь, бык, кобыла

(лошадь)90. Играют и в "блины", а блин -- традиционный символ

Солнца. Оно же и поминается в святочных песнях.


Солнце греет,

Солнце греет,

Да во всю землю,

Да во всю руську,

Да святоруську.


Собственно, обряды колядования, когда ряженая молодежь

ходит от дома к дому, распевая песни-колядки и собирая

дары-угощения за свое усердие, и все тексты древних игровых

песнопений насквозь космизированы. Достаточно приглядеться к

наиболее известным текстам, приводимым, как правило, во всех

сборниках русского обрядового фольклора. Вот лишь несколько

примеров, взятых наугад из рассчитанной на массового читателя

книги "Русская народная поэзия. Обрядовая поэзия" (Л.:

Художественная литература, 1984).


...Красны девушки

Сочили, искали

Иванова двора.

А Иванов двор

Ни близко ни далеко,

Ни близко ни далеко

На семи столбах;

Вокруг этого двора

Тын серебряный стоит...

Во этом во тыну

Стоит три терема

Златоверхие:

Во первом терему --

Светел месяц,

Во втором терему --

Красно солнышко,

В третьем терему --

Часты звездочки.

Светел месяц --

То хозяин во дому,

Красно солнышко --

То хозяюшка,

Часты звездочки --

Малы детушки.


Триада Солнце-Месяц-Звезды присутствует во множестве

колядок, иногда просто составляя пассивный фон

театрализованного игрища, иногда же называясь в качестве его

активных участников:


Ой, будет к тебе

Троечко гостей.

Первые гости --

Жаркое солнце,

Другие гости --

Ясен месячко,

Третие гости --

Дробен дождичек.


Здесь чувствуется позднейшее нечаянное исправление "звезд"

на "дождичек" по аналогии "часты звезды -- частый дождь".

Случается, однако, что уточнение и исправление, неизбежные в

устном народном творчестве, не модернизируют колядку, а

усиливают ее космическое содержание.


Свети, свети месяц,

Частые звезды,

Соборная церковь.


Здесь соединенные в неразрывное смысловое триединство

месяц, звезды и собор только подчеркивают соборно-космическую

значимость святочного действа.

На Коляду прославляли Зимнее Солнце-Коло, повернувшее от

зимы к лету. На Масленицу его провожали и встречали новое

весеннее Коло (Ярило нижегородских сказаний). То, что в обоих

случаях речь идет об одном и том же Коло, но в разных ипостасях

-- зимнем и весеннем -- доказывает бытовавший еще в прошлом

веке обычай "петь Коляду" на Масленицу. В масленичных колядках,

тексты которых сохранились, также, как и в святочных,

величаются хозяин, хозяйка и их дети, живущие в трех

златоверхих теремах и попеременно сравниваемые с Красным

Солнышком, Светлым Месяцем и Частыми Звездочками.

Архаика колядок обнаруживается еще и в том, что в их

устойчивых образах явственно проступает предшествующая эпоха

Космического яйца: в святочных песнопениях помимо

космическо-небесных светил доминируют птицы: гуси-лебеди, ясны

соколы, серы утушки. Вообще мифологические доминанты могут быть

привязаны к той или иной исторической эпохе более менее

условно. Любая из предшествующих эпох сохраняется в следующих

за ней. В результате происходит перемешивание, пересечение и

даже слияние образов, появившихся в разное историческое время.

Так произошло соединение крыльев и солнечного полета и

возникновение нового символа -- Крылатого (солнечного) диска,

распространенного в Древнем Египте, Двуречье, Иране, Малой

Азии, откуда через хеттов и Византию символика в сильно

изменившейся форме попала на герб России в виде двуглавого орла

с распростертыми крыльями.

Коляда -- ликующе бесшабашный праздник с элементами

карнавала. Но не всегда он был веселым и безобидным, а колядки

-- шуточными, задорными припевками. Чудом сохранившаяся русская

колядка из собрания Ивана Михайловича Снегирева (1793 --

1868) -- убедительное свидетельство тому:


За рекою, за быстрою, ой, колядка!

Леса стоят дремучие,

Во тех лесах огни горят,

Огни горят великие,

Вокруг огней скамьи стоят,

Скамьи стоят дубовые,

На тех скамьях добры молодцы,

Добры молодцы, красны девицы,

Поют песни колядушки.

В средине их старик сидит,

Он точит свой булатный нож.

Котел кипит горючий,

Возле котла козел стоит,

Хотят козла зарезати!..91


Приведенный отрывок недвусмысленно свидетельствует: в

древности празднование Коляды на Руси сопровождалось кровавыми

жертвоприношениями, которые постепенно были вытеснены

символическими дарами в честь Бога Колы (Коляды).

Однако у вышеприведенной колядки есть еще и окончание,

живо напоминающее сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке,

превратившемся в козленочка. Жалобы девушки, утопленной в

сказке ведьмой, неожиданным образом переносятся на братца

Иванушку:


Ты, братец Иванушко,

Ты выди, ты выпрыгни!

Я рад бы выпрыгнуть,

Горюч камень

К котлу тянет,

Желты пески

Сердце высосали.

Ой, колядка! Ой, колядка!


Особый интерес здесь представляет устойчивое

словосочетание "пески сердце высосали". По объяснению

Снегирева, в нем изображено жертвоприношение, когда кровь

жертвы изливалась на специально насыпанный песок (что до

недавнего времени еще практиковалось у северных народов). Тот

факт, что жутковатая идиома превратилась в невинную поговорку,

свидетельствует, во-первых, о древности самого обряда, а

во-вторых, о перемешении в нем человеческих и животных

жертвоприношений. Сама колядка вроде бы свидетельствует о

вытеснении человеческого жертвоприношения козлиным, но из

контекста так и проступает ужас человека, обреченного на

заклание (к тому же и названного по имени). Вспомним, для

примера, что еще незадолго до испанского завоевания ацтеки

только в один праздник плодородия вырезали в качестве жертвы

Солнцу сердца у 20 тысяч (!) обреченных.

Летом 1907 года немецкий историк О.Шрадер по приглашению

российских коллег посетил Олонецкую губернию. Более всего он

был поражен архаикой одного на первый взгляд заурядного обычая:

русские крестьяне в так называемое "баранье воскресенье",

приуроченное к Ильину дню, повсеместно резали жертвенных

барашков. Мясо заколотых животных относилось на берег озера и

варилось в 12 котлах (исключительно мужиками, женщины к

жертвенному таинству не допускались)92. Схема ритуала та же,

что и в приведенной выше колядке, разница только в приносимых

жертвах. Профессор Бреславльского университета сразу же уловил

главное: следы русского северного обряда теряются в самых

отдаленных глубинах индоевропейской древности.

Сам по себе характер жертвоприношения менялся в течение

веков и тысячелетий. Человеческие жертвы повсюду заменялись

животными, растительными плодами или иными дарами, хотя еще в

начале нынешнего века среди некоторых народностей Российского

Севера еще бытовало мнение, что человеческая жертва намного

действеннее животной. Русский фольклор также хранит память о

трагических ритуалах. В былине о Садко разбушевавшуюся морскую

стихию пытаются умилостивить путем принесения жертвы по жребию,

который, как известно, достался самому Садко.

Из поколения в поколение, из года в год -- и так на

протяжении многих веков да и тысячелетий -- колядующие внушали

каждому хозяину, что его дом -- частица Вселенной. Так как семь

столбов символизируют семь древнеарийских священных небес), что

все люди -- в родстве с Солнцем, Месяцем и частыми звездами. И

та звезда, которую несли в обязательном порядке впереди группы

ряженых песенников, лишь после введения христианства стала

называться Вифлеемской звездой (слабая смычка с новым для

древних славян праздником Рождества). А до этого она

олицетворяла древнее Божество -- Коло, в честь которого пелись

колядки и отмечался самый праздник Коляды. А рукотворный лик

Колы -- расписной круг с зубцами одинаково соответствовал и

Солнцу, и звездам (одним из древних народных названий Полярной

звезды, главного ориентира северного неба, было Кол,

сопряженное с именем Бога Колы).

В архаичном миропонимании не только славян, но и прибалтов

(например, латышей) Солнце зачастую имеет женский род.

Древнерусское женское название Солнца -- Солонь встречается в

самой древней из дошедших русских рукописных книг --

Остромировом евангелье (в современном языке известно

малоупотребительное слово "посолонь", что означает "по

Солнцу"). По русским народным поверьям, Солнце, возвращаясь из

зимы в лето, надевает праздничный сарафан и кокошник, что

наглядно свидетельствует о женской принадлежности (об этом же

говорит популярная загадка: Что такое: красная девушка в окошко

глядит? -- Солнце).

В тайных и, несомненно, древнейших заклинаниях великороссы

обращались к дневному светилу: "Матушка, красное солнце!"

Сохранилась в записи XIX века значительная по своему

космическому мироощущению песня липецкой девушки (Тамбовская

губерния), которая перечисляет свою астрально-космическую

родословную, подчеркивая неотделимость человека от Вселенной:


Мне матушка -- красна Солнушка,

А батюшка -- светел Месяц,

Братцы у меня -- часты Звездушки.

А сестрицы -- белы Зорюшки.


Тема -- достаточно распространенная в русской обрядовой

поэзии. Купальская песня крестьян Смоленской губернии доносит

до нас ту же архаику древнего космического мировоззрения, когда

человек мыслил себя полноправным членом небесно-космической

семьи.


А я роду хорошего...

А я роду богатого...

А мой батька -- ясен месяц...

Моя матка -- красное солнце...


Женская природа Солнца легко прослеживается и в сказочном

образе Царь-девицы. Она -- всесильная солнечная дева (в сказке

Ершова "Конек-горбунок" она -- сестра Солнца); живет за

морем-океаном или огненной рекой; владеет чудесным дворцом, из

окон которого видна вся Вселенная; от ее взоров нельзя

спрятаться ни в облаках, ни на суше, ни под водой. Другое ее

имя -- Царевна Солнце. По старым русским представлениям Солнце

(Солонь) находится в брачных отношениях с Месяцем. Если в

сказках и песнях говорится: звезды -- дети, Солнце (мать) и

Месяц (отец), то в более общем плане это означает: звезды

возникли из световой стихии, олицетворением которой выступали

самые яркие (светлые) небесные объекты -- Солнце и Месяц.

Один из вариантов произнесения (и написания) древнего

слова "солонь" -- "солунь". Высказывалось интересное

соображение, что здесь объединены два брачующихся Божества:

Солнце + Луна (Со + лунь) = Солунь. Звезды -- дети, рожденные

от этого брака. Стойкие дохристианские представления о

космических семейных узах не в силах были искоренить никакие

последующие религиозные доминанты. Через обрядовую поэзию,

святочные песни, бесхитростные на первый взгляд стишки

неискоренимое языческое миросозерцание дожило до наших дней в

форме колядок:


Что светел-то месяц --

А и наш-то он.

Как и красно солнце --

Хозяюшка его.

Как и часты звезды --

Его детушки...


Древний брачный символ двух светил Солнца и Месяца --

пронизал века и тысячелетия и поныне живет в русском

декоративном искусстве.

Семейно-генетическая связь между людьми и небесными

светилами прослеживается в русском фольклоре в обратном

направлении. В записанной И.А.Худяковым в Нижегородской

губернии сказке Луна и Звезды выступают как дети, их похищают

Духи-Вихрии и уносят на небо в серебряный и золотой дворцы,

откуда их освобождает брат Иван-царевич с помощью Царь-девицы,

олицетворявшей Солнце, и 12-главого Змея. Интересно, что это

одна из немногих (если не единственная) русских сказок, где

Змей выступает в качестве положительного персонажа -- не как

злобный антагонист главного героя, а как его помощник, хотя в

мифологической традиции в целом змей (дракон) обычно наделяется

чертами мудрости и в конечном счете восходит к

творяще-упорядочивающему космическому началу.

Память о древнейшем солярном культе, восходящем к

гиперборейским временам, прочно запечатлелась в ритуале

русского северного хоровода (впрочем, не только русского и не

только северного). Закодированная солнечная символика и

мантрика оказалась столь живучей и неуязвимой по той простой

причине, что ее как-то упустили из виду многочисленные

религиозные, идеологические и политические конкуренты,

покушавшиеся прежде всего на вербальные (словесные) формы

народного мировоззрения (без особого успеха, правда) да

материальные воплощения древних культов. Вот почему и поныне,

как много тысячелетий тому назад, на Русском Севере водят все

те же архаичные хороводы, главный смысл которых --

бессознательно выразить свое почтение к языческому Богу Солнца

-- Коле.

Вот как выглядит этот древний ритуал в современном

исполнении в Мезенском крае близ Белого моря. Две девушки --

хозяйки праздника -- ставят остальных девушек в ряд друг за

другом и связывают их платками. Впереди ставятся запевалы,

которых иногда приглашают из других деревень. Затем девушки

обходят кругом всю деревню, обязательно по движению Солнца.

Запевалы поют три строго определенные "круговые" песни,

исполнявшиеся только раз в году, в этот праздник; остальные

девушки идут молча и только красуются. После "круга" начинается

всеобщее исполнение игровых хороводных и плясовых песен93.

От имени Колы-Солнца произведено и русское слово

"колокол". Это священное рукотворное ритуальное изделие испокон

веков известно среди народов Евразии. Сохранились доподлинные

свидетельства арабских авторов об использовании славяно-руссами

колоколов задолго до принятия ими христианства. Так, Аль-Масуди

в своих "Золотых лугах" сообщает о славянах-солнцепоклонниках:

"Они имеют многие города, также церкви, где навешивают

колокола, в которые ударяют молотком"94. Жаль только, что

арабский географ не говорит, что это были за церкви (и в честь

какого Бога звонили там колокола).

Употребленное здесь в переводе слово "церковь" абсолютно

неясного происхождения. Этимологи пытались объяснить его,

опираясь на греческую лексику, -- успехом это не увенчалось.

Между тем в русском слове "церковь" -- "-овь" -- явное

окончание (ср.: "кровь", морковь, "свекровь" и др.). В таком

случае "церк" -- всем хорошо известный "цирк", то есть "круг"

(с чередующимися "и" и "е"). И сразу все становится на свои

места: понятие "церковь" дохристианского происхождения и

первоначально означало "округлый храм", "круговое капище".

Раскрытые археологами древнеславянские святилища как раз и

представляют собой такие огороженные по кругу сооружения --

цирки (рис. 141). Кроме того, напомним: античные источники

сообщают о существовании в Гиперборее сферических (!?) храмов.

Наконец, нельзя еще раз не напомнить, что славяно-русские

святилища-цирки (церкви) в проекции сверху представляют собой

огромный солярный знак или и изоморфны египетскому и

древнекитайскому иероглифам, обозначающим "Солнце".

В народном космическом мировоззрении древнее имя Колы было

перенесено на другие космические объекты и Вселенную в целом.

Так, в переводе XV века [Псевдо] Дионисия Ареопагита

космическая небесная сфера именуется: "огньственная и

боговидная Кола". С незапамятных времен именем Колы прозывалось

в народе созвездие Большой Медведицы (другие тотемные названия

-- Медведь и Лось), а также самый главный и ярчайший компонент

Малого Ковша -- Полярная звезда. Именно к привычным народным

названиям звездного неба прибегает Афанасий Никитин,

обнаруживший в далекой Индии иное расположение знакомых

созвездий: "Во Индеи же бесерменской, в великом Бедере смотрил

есми на Великую ночь на Великий же День: Волосыни да Кола в

зорю вошли, а Лось головою стоит на востоке" (текст приводится

по "Русской хрестоматии" Федора Буслаева).

Всеобъемлющее космическое содержание понятия Колы

естественным образом обусловлено его первоначальными

значениями: "колесо", "воз", "телега", "колесница" и связанными

с ними Космическим Быком (Коровой) и Космическим Конем (о чем

речь пойдет ниже). Кроме того, понятие Колы всегда обозначало

также "круг" и "круговорот" и в этом смысле символизировало

необратимое течение времени, замкнутые циклы природных явлений,

смену времен года и человеческих поколений, циклическую

повторяемость в жизни людей95.

Вселенская закодированность природных циклов наложила

неизбежный отпечаток на всю круговую символику и, в частности,

на обрядовые венки, неотделимые от истории мировой

культуры, любых эпох и народов. В венках из цветов, трав

листьев и веток естественным образом соединилась символика

вечного возвращения растительной жизни и небесно-космического

круговорота, тайна жизни и тайна смерти. Магические функции

венков чрезвычайно разнообразны: величальная (увенчание головы

победителя или надевание цветочной гирлянды на шею);

дожиночная, связанная с завершением сбора урожая; свадебная

(откуда возникло само понятие "венчание"); погребальная

(похоронные венки, надеваемые на усопшего или возлагаемые на

могилу) и т.д.

Магический смысл имеет уже сама форма венков -- круг, тор,

колесо, что полностью соответствует магической семантике

Солнечного Коло и распространяется на другие круглые предметы с

отверстием посередине: кольца, обручи, звенья цепи, навершие

ключей, выпечку -- калачи, бублики, баранки и т.п. С

оберегательными свойствами круга связано множество древних

ритуалов: очерчивание кругом как защита от невзгод и несчастий,

доение или процеживание молока сквозь венок, а также

пролазание, протаскание, наблюдение, переливание, умывание, еда

и питье -- и все через венок.

Вера славян в волшебную силу венка наглядно проявляется в

их полифункциональном использовании в архаических празднествах

-- святочных, масленичных, троицких, купальских. Так,

купальские венки -- неотъемлемый атрибут языческих игрищ.

Сплетенные венки, в том числе -- из дубовых или кленовых

листьев -- надевали на голову; на заключительном этапе обряда

их чаще всего уничтожали: сжигали на костре, бросали в воду, в

колодец, забрасывали на дерево, относили на кладбище. Часть

венков сохраняли, используя затем для лечения, защиты полей от

градобития, относили в огороды против вредителей. Повсеместно

практиковалось гадание по венкам: их бросали в реку и по

движению в воде пытались узнать судьбу; оставляли на сутки во

дворе, примечая, чей венок завянет (тому грозит несчастье);

подкладывали на ночь под подушку, чтобы увидеть вещий сон.

Купальские венки, как и троицкие, использовались для защиты

дома, скота, посадок: их вешали над дверями, клали на грядки,

надевали на рога коровам "против ведьм" и т.д. и т.п.96.


Архетип Космического древа, олицетворяющего вечно

возрождающуюся потенцию Вселенной, столь же древен, как и образ

Космического колеса. Но если последнее только фиксирует

повторяемость и цикличность вселенских событий, то растение

раскрывает их во всем многоцветии и развитии. Колесо лишь

монотонно вертится или катится, дерево же появляется из семени,

растет, обретает сложную и постоянно меняющуюся структуру

(корни, ствол, ветви, листва, плоды) и наконец умирает,

оставляя после себя потомство. Древо -- зримый символ развития,

чья древность доказывается степенью распространенности на всех

континентах Старого и Нового Света (рис. 142, 143) (в отличие

от последующих эпох, связанных с образами Космической коровы и

Космического коня, о которых индейцам обеих Америк ничего не

известно, поскольку они переселились в Новый Свет задолго до

начала одомашнивания лошадей и крупного рогатого скота, а

бизон, как известно, одомашнен не был).

Заведомо неполная схема разделения начальных этапов

развития общества по векам: Каменный, Бронзовый, Железный (а

также легендарные -- Золотой, Серебряный, Медный), вне всякого

сомнения, должна быть дополнена и "Деревянным" ("Дендрическим")

веком. К сожалению, дерево -- материал недолговечный, поэтому

вещественных памятников от той далекой эпохи сохранилось мало.

Нетленными оказались лишь духовные памятники, закрепленные в

памяти народа в форме кодированных текстов, передаваемые от

поколения к поколению. Среди них и мифологема Космического

древа.

По древнетибетским мифологическим представлениям,

известным как добуддистская "религия бон", изначально в мире

существовали одни только деревья и не было животных. Символ

всего живого -- Космическое древо -- прорастало сквозь три

главных мира -- царство Богов, земную область людей и нижний

мир духов, -- соединяя Вселенную в неразрывное целое97. Здесь

налицо абсолютизация своего рода дендрической картины мира,

которая, надо полагать, соответствовала определенной стадии

развития человеческого общества.

Образ Мирового (Космического) древа проходит через историю

всех древних цивилизаций -- древнеиндийской, древнекитайской,

древнеегипетской, шумеро-аккадской, ассиро-вавилонской,

хеттской, древнееврейской, древнеиранской, ацтекской, инкской.

Этот же символ сопровождает верования и миропредставления

многих оседлых и кочевых народностей Евразии, островитян

Полинезии, Индонезии, индейцев обеих Америк и некоторых

аборигенов Африки. В русском космическом миросозерцании древо

жизни трансформировалось в фольклорный образ дуба, растущего на

острове Буяне (символе Гипербореи) посреди Океана-моря. "На

Море-Океане, на Острове Буяне стоит дуб зеленый (вариант: ни

наг, ни одет)... -- таков зачин многих русских заговоров и

сказок.

Практически у каждого народа имеется изображение Мирового

древа, или Древа жизни (что в нашей интерпретации одно и то

же). Богатейший иллюстративный материал -- почти тридцать

рисунков и фотографий, заимствованных из культурного наследия

разных эпох и цивилизаций всех континентов земли, дается в

энциклопедии "Мифы народов мира" (статьи "Древо мировое",

"Древо жизни", "Древо познания").

Одним из самых ранних изображений Мирового древа на

территории нашей Родины, относящимся еще к эпохе Гипербореи,

является, пожалуй, один из петроглифов Онежского озера. Рисунок

объединяет сразу два космических сюжета: миротворящую птицу

(гуся или лебедя) и жизнедарящее древо. Этот лебедь, сидящий на

древе, и его глубочайший вселенский смысл могли бы вполне стать

символом древнего космизма, предшествовавшего

философско-научному.

Есть свои изобразительные традиции и у русского народа.

Древо жизни (Мировое древо) -- излюбленная тема русских

вышивальщиц, которые знать не знали об истинном содержании

замысловатого узора. Но передаваемый от поколения к поколению

незыблемый мифологический код позволяет расшифровать сложный

орнамент, объединяющий Жизнь, олицетворяемую самим древом, и

Космос, представленный многочисленными и разнообразными

солярно-астральными знаками.

Истинное назначение символа мирового древа раскрывается в

"Слове о полку Игореве", где поминается вещий Боян, который

"растекался мыслью по древу". Хотя существуют десятки

разнообразных интерпретаций данного образа, -- истина,

по-видимому, все же заключается в буквальном толковании

"растекания мысли по древу", если принять, что символ древа --

опорный образ мысли, помогающий сказителю или прорицателю

воссоздать закодированный скрытый смысл. Точно так же сибирский

шаман, у которого мировое дерево рисуется на длиннополом

костюме, сшитом из шкур (а эпитет Бояна -- вещий, то есть

"ведающий, владеющий тайным, колдовским знанием", напрямую

сближает его с древними языческими жрецами и шаманами), впадал

в экстаз, сообщает загипнотизированным слушателям о своем

путешествии (полете) по стволу и ветвям древа в скрытые,

недоступные непосредственному созерцанию миры (рис. 144).

Собирательный образ Космического древа в представлении

всех славянских народов рисует древнее предание, сохранившееся

среди южных славян. Вот оно:

"Ось мира есть святое дерево -- ясень. Его высокая вершина

превышает горные вершины и шесть небес и поднимается до

седьмого неба, по которым в своих светлых палатах пребывает

верховный Бог Сварун [Сварог. --