Введение в унологию

Вид материала

Документы

Содержание Кратчайшая аннотация Героический энтузиазм философии Расширенная аннотация в вольном стиле Георгий Гачев Александр Панарин Игорь Губерман Вальтер Шубарт Предисловие ко второму изданию Где автор сообщает, что изменилось со времен первого Лев Гумилев Игорь Губерман Иосиф Бродский Предисловие к первому изданию Ари Мудрый,первый историк стран Скандинавии Предварительно ориентирующее читателя Томас Стернз Элиот Игорь Губермап Игорь Губерман В которой исследуется соотношение В чем был прав зенон ... Полное содержание

Подобный материал:

• Джон Р. Хикс. "Стоимость и капитал", 4314.44kb.
• Введение глава психологизм как особенность характерологии в рассказах Всеволода Иванова, 12.47kb.
• Лабунец Ольга Юрьевна мытищи 2009 г. Оглавление Введение 3 Использование видеофильмов, 263.17kb.
• Анализ и планирование трудовых показателей Аудит и контроллинг персонала Введение, 12.45kb.
• Программа курса. План семинарских занятий Методические рекомендации Новосибирск 1999, 340.75kb.
• Учебной дисциплины (модуля) Наименование дисциплины (модуля) Введение в спецфилологию:, 83.08kb.
• 1. Целеполагание в процессе менеджмента Введение, 49.78kb.
• Пояснительная записка. Особенностью курса «Введение в языкознание» является высокая, 305.75kb.
• Курносов Владимир Анатольевич Волжск 2007 Оглавление Введение 3-5 Глава I. Юродство, 355.39kb.
• Целевые программы и непрограммная деятельность Распределение расходов по целям, задачам, 396.48kb.

Евгений Наклеушев


ВВЕДЕНИЕ В УНОЛОГИЮ,

ИЛИ

ЕДИНОЕ ЗНАНИЕ


Набросок системы

метафилософии — метанауки — метатеологии


Не зная Логоса /здесь – сокровенной связи всего/, мы

не можем быть здоровыми. Что бы мы ни делали,

мы должны быть ведомы им, иначе все напрасно.

Акутагава Рюноске

Клянусь компотом детства моего

и старческими грелками клянусь,

что я не испугаюсь ничего,

случайно если истины коснусь.

Игорь Губерман

Издание второе, исправленное и углубленное

Предисловие Георгия Гачева


КРАТЧАЙШАЯ АННОТАЦИЯ


В этой книге знание, разорванное доныне в обособленных науках, взаимо-враждебных философиях и не желающих знать друг о друге религиях, синте-зируется – посредством трехмерного понятийного пространства (вполне до-ступного, надо сказать, некапризному гуманитарию) – в подобие голографи-ческого целого, все части коего проясняют и достраивают друг друга. В ре-зультате удается решение тысячелетних «проклятых вопросов» мировоззре-ния, как и некоторых фундаментальных проблем современной науки.


ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭНТУЗИАЗМ ФИЛОСОФИИ

13.11.2000. Современный человек - жертва бесконечно размно­жившегося знания (или буд-то-знания - того, что принимается ус­ловно за знание). Потоп информации бомбардирует нашу утлую го­ловку, дразня все новыми сведениями - нужными иль ненужны­ми, но предлага-ются отовсюду, как на базаре-рынке зазывают: меня купи! меня узнай-прочти! Станешь ум-нее! Шизофреническая ситуа­ция раздерга. Черепушка бедная раскалывается. Как в этом пото-пе отличить существенное и истинное от блефующих, что обычно пе­стрее разодеты и громо-гласней кричат - и в рекламе? Как не сой­ти с ума? Вот уж с подлинным верно говорил еще мудрый Герак­лит: «Многознание не научает уму». В человечестве нарастает го­лод по цело-стной картине мира.

А между тем все направление деятельности ума на протяжении тысячелетий - размноже-ние частных познаний, отпочкование науки от науки, дифференциация и специализация, так что ныне уже де­сятки тысяч особых научных дисциплин. И все труднее собрать мир воедино.

Но человек-то един, целостен! Все в него поступает и должно в нем соединиться. А между тем уже в школе маленький человечек, переходя в кабинет физики, должен позабыть и вы-ключить знание, полученное на уроке истории, а входя в церковь, должен забыть о знании, полученном на уроке биологии... Все сознание у нас раз­дроблено на герметические отсеки, как переборками и шпангоута­ми в подводной лодке. Чтоб правая рука (иль полушарие мозга) не ведала, что делает (или знает) левая.

В прежние века мощны были интегрирующие системы мировоз­зрения - в религиях, в фи-лософиях, что помогали ориентировать­ся в хаосе познаний и ценностей. Но ныне модный постмодернизм сознательно нацелен на «деконструкцию» всех наработанных в куль­туре единств - систем религии, построений философии, произве­дений литературы и искусства, - чтоб из разрушенных единств, из обломков - клочков, цитат - раскладывать пасьянсы своих ин-тел­лектуальных игр. Умники шуткуют! В самом дефиците ныне - се­рьезное и ответственное отношение к жизни, ее смыслу, к познанию истины. Но моден релятивистский скепсис иронии в уголках кривящегося рта и похохатыванье над простаками и наивняками, кто еще стремится построить свою жизнь по истине, совести и счаст­ливо. Ха-ха! Или-или? Если по науке - «истине», - то без сове­сти. Если по совести - то не счастли-во!..

Вот почему «как жаждущий - напиться» (выражаясь стихом древнегреческого пер-вопоэта Архилоха) разворачиваешь книгу Евге­ния Наклеушева «Введение в Унологию, или Единое Знание». Уже сам замах, покушение ума на такое - есть в нынешнем со-стоя­нии культуры героическое дерзание. И поначалу чтения осторожничаешь: не блеф ли, не шарлатанство?.. Но чем далее по­гружаешься - убеждаешься, что перед нами мыслитель милостию Божией, проникший во все основные сферы мировой ку-льтуры: и в науки о природе, в математику, в историю, литературу и искусст­во, в философии и религии Запада и Востока, и как «власть име­ющий» творит синтез всего. И это не просто мысленный экспери­мент, но страстно-жизненный опыт, судьба и призвание этого чело­века.

Еще юношей, взыскующим чистого и честного познания, он на философском фа-культете МГУ столкнулся с удушающим гнетом марксистско-ленинской идеологии с ее подтасовками Истины. Не в силах вынести, смириться с лажей, он покидает на-шу страну и уезжает на Запад, в Америку, в наивной вере поначалу найти здесь про-стор для свободного философствования. Но это там оказалось никому не нужно. То-талитаризм власти денег и прагматизм сциен­тизма оказались более удушающими, чем тоталитаризм коммуниз­ма. Тут боялись честного исследования и слова - и тем они под­нимались в ценности, и вольный мыслитель мог уважать себя. А в неофициальной сфере у нас в 60—80 годы шла напряженная твор­ческая работа в домашних семи-нарах и лекциях (Ильенков, Библер, Мамардашвили, Тартуская школа семиотиков, и много...) И вот этот человек после 16 лет пребывания в Америке возвращается на ро-дину, в Россию, - редкий случай! Как Солженицын, поэт Юрий Кублановский, как Александр Зиновьев; под конец... Но здесь тоже не становятся они «персона грата»: уже нахлынул к нам америка­низм, от которого мыслитель задыхался там. Но у нас еще есть, жива духовная жажда, «не умер Бог в душе людей».

Так что же это за книга?

Уже давно, читая философскую литературу, я заметил: как лег­ко дышится-мысли-тся с первомыслителями - с Платоном, с Декар­том, с Кантом даже... - тогда как, читая вторичное, популярные изложения, брошюрки, - только утомление испытываешь, не раз­бери-поймешь, муть в уме... Нет уж, лучше потрудиться умом и почитать пер-воисточник. Даже если не сразу все свяжется, но ощуща­ешь, что тут - подлинное, озон первоидеи!.. Легкомыслие автора - того, для кого мышление - жизнь и призвание, род-ная стихия, - и тебе передается и возносит. Вот и в книге Наклеушева ощущаешь тот философский «героический энтузиазм» (термин Джордано Бруно), что смело раздвигает доселешние пределы твоего миропонимания, стано­вится далеко видно и разом охваты-ваются и решаются многие за­гвоздки разума. Тут, по выражению автора, «парадокс изобретате­ля: что изобретение или проблема, шире поставленные, решаются легче, чем масса подчиненных задач». В книге этой взят максимально воз­можный разворот: по-нять Бытие как Целое, Единое во Множестве, замах на Всё (даже «по ту...» - МЕТА-...) - и в этом контексте мно­жество тупиков становятся проходимы и прозрачны.

Например, как гипнотизируют вороньи карканья любителей смерти («смертобо-жников», как таковых называл последователь Ник. Федорова Ал. К. Горский): от «Заката Европы» вагнерианца Шпенглера до «Конца истории» американо-японского идеолога Фукуямы!.. Что все творческие эпохи - позади, и ныне уже все ре­шено: гло-бализм единой мировой цивилизации, демократия и ры­нок - и «иного не дано!» пути человечеству!.. Но коли отдерешь упертость взгляда в текучку нынешнего момента ис-тории и возве­дешь очи ума горе, - осознаешь детскую еще молодость человече­ства, взвидишь огромность возможных путей - и даже рассмеешь­ся: это же самодовольный нарциссизм западного рационализма, сци­ентизм в узости своей так уперся видеть пути истории и всем на­вязывает свои правила игры - и в жизни, в экономике, в миропо­нимании, свою шкалу ценностей. А мы ныне в России запоздавшие с сократовой ра-ботой «познай самого себя!» - в некоем комплексе неполноценности хватаемся пере-нимать не подходящий нам чужой опыт - и разрушаем естественно-исторически нарос-шие в нашем кос­мосе и климате формы, обычаи и нравы... Так что оптимизм на­счет будущих путей и человечества, и нас во России вызывает в душе чтение философ-ского построения Евг. Наклеушева. Исчерпы­вается механицизм западно-американ-ского принципа и еще востребован будет Бытием органиоцизм Востока и синтез Рос-сии как Ев­разии. «И будут первые последними, а последние будут первыми» - давно сказано. Хотя всякий конец чего-то тут же чреват прораста­нием начала чего-то ино-го. Так что в «ойкономии» Бытия все начала и все концы творчески небездарны.

У Евг. Наклеушева есть оригинальное видение, свой философский миф (как у каждо-го первофилософа), где действуют свои персона­жи-понятия, категории-термины, а ме-жду ними - сюжеты, драмы, переплеты.

Следить за их постройкой на наших глазах, как она работает и все они хороводят в объ-яснении многочисленных проблем бытия и знания, - и интеллектуальное, и художественное наслаждение. А и польза. Перед взором ума напоминаются, вновь проходят все главные темы философий и религий мира с древности до наших дней в новом контексте и сочетании: Бытие и Ничто, Бесконечное и Конечное: Логос и София, Хаос и Космос, Организация и Энтро­пия, Судьба и Свобода, Восток и Запад, Социализм и Личность... Громадно расши-ряются мозги - и так все перепонимается, облуча­емое друг другом в этой панораме, где и все умы великие собеседу­ют с нами: и Аристотель, и Конфуций, Кант и Гегель, Пушкин и До-стоевский, Честертон и Эйнштейн... Весело взыгрывает в тебе ум, какой интеллектуальный тренинг имеешь - помимо прочего - при чтении этой книги!

Создатель оригинальной философской системы, естественно, вводит новые термины, свой арсенал понятий - и немало труда уходит на их согласование, прояснение их объемов и отношений между собой (это - скелет и мускулатура философской системы) - и надо в них по-разбираться. Но труд этот окупается тем, что сис­тема эта обладает большой объяснительной силой - в ее приложе­ниях к истории, быту, к семейным даже отношениям (идея нового матриархата в грядущем тысячелетии...) все свежо перепонимается. Рекомендую, прочитав главы «Наука и Женщина», «Запад и Вос­ток», где страстная, даже публицистическая мысль автора вторгает­ся в жгучие проблемы нашей современной жизни, истории, экономики, ре-формы, - вернуться и перечитать главы первые, где воз­водится постройка системы, - и все ка-тегории засветятся, ибо уже увидел, как они работают, к чему... Если в нынешнем мире Инфор­мация заступила на место Знания, а Знание (частностей) на место Понимания, то в этой книге Многознание - для Ума, для Понима­ния бытия в его единстве и многообразии.

14.11.2000. Вглядываюсь в себя: чем же расширилось мое пони­мание после восприятия философии Наклеушева? Распахнулся про­стор Бытия, Истории во все стороны: в «под» («суб») и «над» («су­пер»), в бок и «за» («мета») - и наше совершившееся, прожитое и по-нятое предстало маленьким островком-кусочком средь океана возможностей разному быть - и бывших, и предстоящих, окружа­ющих. Расширилась грудь - дышать просторнее и глубже. Восценились Множественность и Драматизм противостояний, и прогресс, и регресс, Эволю-ция и Вырождение, Хаос и Коллапс - провал в Небытие... Восценилась семейность и «ква-зисемейность» Востока в организации социума против атомарности Запада. Отступил кош-мар однозначности, тоталитаризм рационализма, что стискивает прокрустово цели и пути... Если тебя теснят в существовании и поня­тии (принудительность логики, идеологии, рели-гии, или твоих по­нятий и ценностей доселешних узость) - есть, оказывается, простор усколь-знуть куда: многие щели-вакуумы зовущие иных путей и цен­ностей. Напирает унификация Американизма и Рынка, а ты, как колобок, выскальзываешь на поприще иных мерил, где цен-на Рос­сия, ее «отсталость» и стиль жизни в созерцании, а не все в про­изводстве ради превра-щения времени живота в деньги.

Так что как много - «все впереди!», - но как хорошо и богато и нынешнее, как и где сто-ишь-обитаешь: какая полнота уже нарабо­танной истории и культуры при тебе, на каких воздусех вознесен ты! И Христос при тебе, и Куртуазность культа Прекрасной Дамы, и квантовая механика, и ницшеанство, страшные опыты войн, страсти-мордасти человеческих судеб, восторгов и трагедий, какой спектр религий и философий, уроки мудрецов... Всем этим ты располага­ешь - «наработками» тысячелетий - как «кум королю» - Богу: сколько тебе пре-доставлено!

То есть, и внешний мир огромен, но и внутренний твой вон чем наполнен, распирает твой состав богатством: еще и гений орга­низма, где работают капилляры и ДНК независи-мо от того, умен ты и даешь им команды или нет, - они сами, слуги твои, работа­ют день и ночь. И стыдно киснуть, и чуешь долг и призванность быть передаточным и развивающим звеном Бытия, не зарывать та­лант - вона сколько их, чем снабдили тебя эволюция Вселенной и прошлые поколения людей. «И стоило жить, и работать стоило!» - как выразил это деятельное жизнечувствие Маяковский.

Итак, перелопачивание мозгов и понятий - вот что делает с тобой оригинальная филосо-фская система: сдвигает понятия с за­сиженных шестков, где они уже омертвлялись как кли-ше и загни­вали, - и запускают их в бодрый перепляс. Растрясти слежавшее­ся барахло, про-ветрить, и вот уже они, элементы твоего существо­вания, чувства, знания идеи, искрятся, иг-рают, зажили новой жиз­нью. Так что «с умным человеком и поговорить-то любопытно!» - как персонаж Достоевского (Смердяков, да, а чем не человек?.. Забитый и несчастный, но ведь тоже Божья тварина!..) после инте­ресной беседы отдумывается... Или, как если ты раствор, то запус­тили в тебя некий новый элемент химический - и пошла в тебе кристаллизация, пере-структурирование твоего состава, склада, ми­ровоззрения. Мало ли?..

В современном стиле познавания частных предметов: «к вопро­су о...» читатель может раз-дражиться - «претенциозностью» и «са­монадеянностью» мыслителя, который берется понять ВСЁ, Всеце­лое Бытия, и дать, наконец и впервые, истинное решение!.. Но это входит в правила философской игры. Так в свое время иронисты потешались над Гегелем, кто свою философскую систему заявил как итог самосознания человечества, Дух пришед-ший к себе, в разум Истины. Но именно такой замах, такая установка выжимает из человека и его ума максимум, на что они способны, тогда как скром­ное «мы не пре-тендуем на...» дает поблажку вялости. И от чего бо­гаче в итоге культура: от таковой «гордыни» мыслителя или от смиренного школярства? Философ просто не имеет права браться не за Всё. Это - его профессиональная оптика. И кому-то же в век спе-циализации и разделения труда мелочного между науками надо браться за синтез, по-нимать ВсеЦелое. Это тоже - если хотите - особая специальность, необходимая в раз-делении труда внутри Куль­туры.

У М. М. Бахтина есть работа «Философия поступка», где он трактует мысль - как поступок. И это точно: Евгений Наклеушев, напрягшись создать целостную философ-скую систему, совершил от­ветственный нравственный поступок на поприще Духа. Чтение его книги питает в нас героический энтузиазм творческого мышления и ос-мысленного действования в многосложном и запутанном совре­менном мире.


Георгий Гачев


РАСШИРЕННАЯ АННОТАЦИЯ В ВОЛЬНОМ СТИЛЕ


…Относительное-то знание … обретается…

Но… в устроении Абсолюта… и законов

Бытия и Истории мы все равно – во мраке.

Георгий Гачев


Этому веку дано, может быть, подойти

к какому-то великому синтезу…

Марк Харитонов


Похоже, что мы находимся в преддверии

нового «осевого времени» (К. Ясперс),

ибо прежние, столь долго служившие нам,

ориентиры сегодня ведут в тупики,

закрывая горизонты существования.

Александр Панарин


Добрым да будет твой день, мой благосклонный читатель!


Книга эта представляет твоему вниманию набросок системы единого знания, или, для краткости, унологии¹ (предупрежу, что сноски часто сообщат тебе информацию не менее - иногда, в силу неискусности автора и чрезвычайной разветвленности вти-снуто­го в относительно слишком малый объем материала - даже более важную, чем основной текст. При этом, дабы не расхолаживать читателя библиографическими ссылками, не всем интересными, последние остаются у нас в основном тексте за-ключенными в скобки.)

Синтез подобного типа ищут в европейской традиции со вре­мен Декарта и Лейб-ница, выдвинувших в ХVII веке программу построения Mathesis Universalis (Универ-сального Уравнения) всего возможно­го в принципе знания². В предлагаемом здесь его варианте автор претендует пролить свет на проблематику, погруженную, по справед­ливому замечанию Гачева, в сложившейся на сегодня системе пред­ставлений во мрак, и отыскать столь настоятельно требуемые нашему времени ориентиры, открывающие новые горизонты существования, о которых говорит Панарин.

Предлагаемый синтез основан на построенном автором квазиточном аппарате – трех-мерном понятийном пространстве, чьи базовые оси определяются парами понятий взаим-но противоположного зна­чения, автором же вводимых.

Как ни наивно остается разработан у нас означенный аппарат (автор - к облегчению бо-льшинства предполагаемых читателей - не математик, и все, что удается ему сделать с помо-щью своего понятийного пространства, - это вложить некий опорный костяк и буквально положить некоторые конструктивные пределы гума­нитарной интуиции, иначе беспомощно растекающейся в попытках мыслить о вещах, в принципе преступающих порог традицион-ных представлений; отсюда, в частности, в нашей книге 24 чертежа), он, на наш взгляд, уже на этом своем уровне позволяет строить общую теорию Организации³ (см. словарь те-рминов в конце кни­ги), высвечивающую глубинное единство вещей, явлений и представ-лений, относящихся к таким, по видимости обособленным сферам знания, как основания математики - и теория эволюции, квантовая механика - и метафизика судьбы, космология - и социальная история - и историческая психология... Здесь, напри­мер, взаимно проясняют друг друга, оказываясь в одном октанте понятийного объема, система тоталитарного госу-дарства - и гра­витационный коллапс астрофизики - и Деградация биологичес­ких видов - и физиология старения... Здесь древние апории (па­радоксы) Зенона Элейского, стремившего-ся продемонстрировать «логическую невозможность» движения, предстают как «блестя-щее исследование по пограничным проблемам теории относитель­ности»...

По самонадеянной оценке автора, целое его построение в выс­шей степени серьезно - в отношении глубины раскрываемых им связей, - хотя вместе с тем неизбежно остается на се-годняшней ста­дии своего развития довольно любительским в силу непроясненности многих деталей и логических связей - вследствие слабой раз­работанности нашего квазиточного мето-да. Тем самым труд наш должен быть столь же мало интересен людям солидным, как и зама-нчив для ищущих выход из мировоззренческого тупика нашего времени.

Общая теория Организации в свою очередь выведет нас на бо­лее широкую теорию Ре-альности (лишь одним «слоем» которой оказывается Организация), выявляющую взаимную дополнительность самых «непримиримых» философий и не желающих знать друг о друге ре-лигий, Восточных и Западных способов мировосприятия и социального устроения...

Автор претендует - довольно, согласись, читатель, естественно в контексте объявляемого построения - ответить на целый ряд ты­сячелетних «проклятых вопросов» мировоззрения от доказательства бытия Божия (сопряженнного с подходом к синтезу Его монотеис­тической концепции с дальневосточным представлением об Абсолю­те, несовместимым с монотеизмом с позиций формально-логической догмы!) до изъяс­нения квазиточных системных особенно-стей, стоящих за глубоки­ми, но доселе понятийно расплывчатыми интуициями «Востока» и «Запада», и до подхода к нетавтологическим определениям понятий пространства и време-ни, качества и количества… Среди прочего находится алгебраическая интерпретация теории относительности, о необходимости которой говорил, и которую пытался искать Эйнштейн. Предлагается также ключ к пониманию квантовой механики, которую, по свидетельству не зряшного критикана - нобелевского лауреата Ричарда Фейнмана, самого внесшего в нее ве-сомый вклад, - «в сущности никто не понимает»...

Находят ответы вопросы о действительных путях истории (ока­зывающихся куда много-сложней и противоречивей - но систем­ным в конечном счете образом! - чем позволяет запо-дозрить любая современная идеология или философия истории) и - как ни сму­щающе претен-циозно это звучит для самого автора - о конечном смысле жизни (автор не спорит, что здо-ровее всего любить жизнь прежде и больше ее смысла, но куда деваться тем чудакам, чья совесть не позволяет им полюбить жизнь, не узнав ее смысл? - между тем некоторые из них принадлежат - именно благодаря своей гипертрофированной философской совести - к лучшим умам человечества).

Автор претендует на свершение означенных подвигов не пото­му, что он такой умный (он только снизу вверх смотрит, напри­мер, на Платона и Лао-цзы, Евклида и Ньютона), но благодаря тому, что ему посчастливилось выйти посредством своего, пусть еще край­не несо-вершенного метода на степень сравнительной точности, ни­когда до сих пор не дававшуюся гуманитариям, и приступить к залатыванию бреши в знании, доселе расколотом на гумани-тарное и точ­ное, - к колоссальному ущербу для обоих - с выходом на такой уровень, когда его разрозненные прежде фрагменты начинают склады­ваться в голографическое целое, все части коего проливают тем или иным образом взаимный свет - и достраивают - друг друга...

(Или - откуда посмотреть - автор подставляет бока и физи­кам, и лирикам, вряд ли дру-жно поджидающим - это у Достоев­ского в пародийном стихотворении в «Бесах» «народ...

От Смоленска до Ташкента

С нетерпеньем ждал студента» -

наставника в обретении общего языка. Доныне не одна философия, о которой это обычно говорят, но практически все гуманитарное мышление остается в своем существе «поэзией понятий». Строй этого мышления, конечно, отнюдь не целиком произволен и усло­вен, как и поэзия в собственном смысле слова целиком произволь­на разве лишь у безнадежных гра-фоманов. В ряде отношений этот строй несравнимо эффективней так называемого «точного», особенно при работе с информацией большой степени сложности и малой определенности внутренних логических связей. Культура интуиции, им требуемая, подавляется, однако, - не в обиду сказать матема­тикам - характером их труда, и редко бывает им доступна на вы­соком уровне. В свою очередь, большинство гуманитариев, опаса­ясь того же подавления своей специфической культуры мышления, а в чем-то и просто капризничая, - не для того-де вы-брали стезю подале от математик - отбрыкиваются от всякого приближения к точности, как черт от ладана⁴. И, надо думать, большинство мате­матиков не усмотрит у автора и ква-зиточности /Что, в самом деле, может означать сие нововведение? - Это, естественно, можно бу­дет более или менее связно показать только в контексте предлагае­мого построения, но, мо-жно сразу сказать, предполагает такой его ход, который исключает привычную и дорогую гу-манитарию воз­можность оценивать незнакомый текст с любого абзаца, в компен­сацию чего является зато возможность сравнительно членораздель­но изъяснять вещи, категорически не схватывавшиеся доселе гума­нитарной интуицией, или упорно не поддававшиеся связному из­ложению в привычной гуманитариям системе представлений/, тог­да как многие гуманита-рии найдут его точность раздражающе из­быточной уже по причине лишения их указанной дорогой им воз­можности. Без такой обоюдной трепки автору в задуманном пред­приятии, ес-ли оное будет вообще замечено дражайшими современниками, понятно, не обойтись.)

Автор претендует, опять же, согласись, читатель, естественно, если его претензии сколько-нибудь обоснованы, на расширение базового понятийного аппарата гуманитарного мышления, целиком унаследо­ванного всеми развитыми культурными традициями современности от ан-тичности. Согласно семантическому исследованию Мортиме­ра Адлера, последний состоит для европейской культуры всего из 102 фундаментальных идей, над коими надстраиваются все остальные (взаимопроясняющие оппозиции, как «жизнь и смерть», «добро и зло», «необ-ходимость и случайность» и пр., Адлер правомерно ис­числил как идеи единичные, иначе на-считал бы больше). С целью расширения списка Адлера в США был учрежден в начале 50-х го-дов специальный институт, так и закрывшийся, не найдя ни одной дополнитель­ной к его списку идеи. Будучи незнаком с методологией Адлера (но лишь с содержанием его списка), автор пе-ресчитывал оригинальные базовые идеи своего труда с утрированной осторожностью - и насчитал 22 (см. словарь базовых идей нашего труда в конце книги). Не так уж мало – со-гласись, благосклонный читатель!


* * *


Уюта и покоя благодать

простейшим ограничена пределом:

опасно черным черное назвать,

а белое назвать опасно белым.

Игорь Губерман

Да не смутит тебя, читатель, всеобъемлющее «бунтарство» этой книги, без особого пиетета препарирующей «свя­щенных коров» всех истэблишментов, всех идеологий и всех религий. Как констатирует Григорий Померанц, «мы живем в век кризиса всех (курсив Померанца) дви­жений». Посему автор не хочет служить никому и ничему, кроме истины - в том и без то-го скромном наиполном объеме, до коего дано ему дотянуться с его слабыми человеческими силами. Он пред­лагает еще один критерий истины в дополнение ко многим найден­ным лю-дьми: то, что в целости своей невыгодно никому (имеется в виду «невыгодность» не только экономическая или поли­тическая - но и определяемая узостью личных предпочтений, и само-надеянной ограниченностью любых мировых цивилизаций, и «партийной религиозностью» /то есть самого распространенного типа религиозностью, ориентированной в первую голову не на постиже­ние вечной тайны Бога, но на Его «единственно истинное и окон­чательное от-кровение» - в нашей, понятно, конфессии/, и т. д., и т. п.) - кроме Бога (ибо, гласит посло-вица, «все за себя, один Бог за всех») да горсти идеалистов, готовых ее безоглядно искать и про­поведовать. А потому да будут хладнокровно препарированы все истэблишменты – прош-лые, настоящие, а со временем и будущие (включая те, что постараются когда-нибудь осед-лать труд автора), Восточные и Западные, Северные и Южные, «светские» и «религиозные»⁵ - и да святится одна прекрасная в своем вечном гордом одиночестве и нищей наготе Правда!⁶

Если такой категорически внепартийный подход ко всем ныне принятым идеологиям и ве-рованиям неприемлем читателю, лучше ему будет, если он пощадит свою печенку и закроет эту книгу на этом самом месте!


* * *


Его [русского] мышление выразительно... Ду­ховно

развитый русский есть по существу своему поэт.

Вальтер Шубарт


Мысль не парная с чувством - ложь и бесче­стье.

Андрей Платонов


Да не смутит тебя, читатель, и откровенная эмоциональность, и оценочность мысли авто-ра, столь предосудительная с точки зрения принятых ныне критериев солидности теории. Мы дерзнем пока­зать в этой книге, что имплицитная оценочность (и неразрывно связанная с ней подспудная эмоциональность) теоретических суж­дений неустранима из оных не толь-ко в силу понятных человечес­ких слабостей, но и по самому принципу мысли, строящей мо-дели любых, сколь бы ни «абстрактных» и «изолированных», объектов, процессов или отно-шений внутренне всесвязного мира, ибо в силу означенной всесвязности теоретик неизбеж-но выходит сознательно или бессознательно, прямо или косвенно в каждой такой модели на Бога - или, при попытках Его «отрицания» или «вынесения за скобки», на противостоящие Ему трансценденты (см. наш словарь терминов). Таким образом, исследователь оценивает всегда (и, до­коле мысль его остается последовательной, весьма категорическим образом!), выбирая лишь между оценками позитивистски пресными и стандарт­ными (то есть помимо прочего - пошлыми), каковые выглядят для позитивистски же воспитанных критиков безуко-ризненно чуждыми всякой оценочности, - и оценками - ежели и сколько даст Бог, и сумеет пойти ему встречу мыслитель - более мудрыми - и эмоци­ями не иссушенными, обкор-нанными и извращенными, но сравни­тельно гармоничными...


¹ «Уно» - корень поздней латыни, значащий то же, что «уни» ее клас­сического периода: «единое», - но более благозвучный для русского уха.

² Этот поиск в той или иной форме и степени характеризует все вооб­ще высоко развитые культуры. Кажется, наиболее напряженным он был в период расцвета исламской традиции. Так, около рубежа XI—XII вв. Омар Хай­ям - не только великий поэт, но и выдающийся уче-ный и мыслитель - пи­шет:


Где теперь эти люди - мудрейшие нашей земли?

Тайной нити в основе творенья они не нашли.

Как они суесловили много о сущности Бога!

Весь свой век бородами трясли - и бесследно ушли...


А величайший классический поэт Ирана суфий Хафиз около середи­ны XIV в. восклицает - весьма неожиданно для европейца - посредине любовной газели:


О, душа моя, выслушай верный совет - вывод горестных лет!

Ведь счастливые юноши так старику жадно внемлют порой:

Все забудь! Музыканта воспой и вино - мирозданье темно.

Ведь загадки, увы, никому не дано разрешить мировой.


³ Заглавными буквами выделяются у нас термины, относящиеся к по­нятиям, нетрадици-онно нами развиваемым. Те же термины, написанные со строчных букв, употребляются в их традиционном значении.

⁴Автор предложил однажды статью о патриархатных и матриархатных системах пре-красному журналу «Знание - сила» (насколько мне извест­но, нигде за рубежом сколько-ни-будь подобного по глубине миро­воззренческого поиска и в то же время популярного издания не существу­ет). Статья редакции понравилась - за исключением нескольких простых чертежей (фигурирующих в соответствующем контексте здесь в конце гла­вы 13), каковые, по мнению редакторов, были в гуманитарном тексте не­приличны, и без коих вполне-де можно было обойтись. По мне, с та­ким же успехом мог бы обойтись пианист без пальцев. Я предложил им переделать статью самим, они - мне. На том мы и расстались.

⁵ Культурологи констатируют, что характер религиозности определяет фундаментальным образом все черты данной культуры - до специфичес­ких для нее форм «атеизма» и «агно-стицизма», но трудно усомниться и в том, что условия быта и истории народов, исповедую-щих данную религию, в свою очередь существенно на нее влияют. Отсюда условность де-ления истэблишментов на «религиозные» и «светские».

⁶ На здравомысленный вопрос, на поддержку каких же сил рассчиты­вает в таком случае автор, позвольте ответить ему словами великого даоса Чжуан-цзы (IV в. до н. э): «Великие истины не затрагивают сердца масс. И теперь, когда весь мир пребывает в заблуждении, как могу я повести за собой, хотя и знаю истинный путь? Если я знаю, что не могу, и все же пытаюсь добиться успеха, не создаю ли я тем еще один источник заблуж­дения? Не лучше ли прекратить борьбу? Но если я не стану бороться, то кто же станет?» (Цит. по сб. «Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности» М.: Прогресс, 1990, стр. 26.) Или ко-роче - гариком мудрого Игоря Губермана:


На собственном горбу и на чужом

я вынянчил понятие простое:

бессмысленно идти на танк с ножом,

но если очень хочется - то стоит!

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ,