С. В. Кортунов Мировой кризис: основные проблемы России остаются нерешенными1

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8

Есть ли шанс у России?

Как полагает М.Гилман, «локомотивом выхода из мирового кризиса могут стать развивающиеся страны». Экономика стран БРИК могут восстановиться, по его мнению, быстрее по трем причинам:

относительная бедность этих стран (в отличие от богатых, у них нет проблемы перепроизводства товаров и услуг);
у них невысокий уровень долгов, по сравнению с США (например, если суммарный – государственный, корпоративный, банковский и семейный – долг РФ составляет приблизительно 120% ВВП то долг США – соответственно, 400% ВВП);
страны БРИК являются кредиторами (кстати, РФ – третий кредитор мира).

В связи с этим, резюмирует М.Гилман, страны БРИК при условии умелой и эффективной политики властей после кризиса могут переместиться из периферии мировой экономики в ее центр.^⁷⁸

Впрочем, прогнозы отечественных экономистов не столь оптимистичны. Так, по мнению видного российского экономиста В.Иноземцева, в последние 40 лет было несколько циклов, когда сырье дорожало, а потом падало в цене. Но если из каждого кризиса многие развивающиеся страны выносили определенные уроки, которые употребляли для совершенствования своей экономической структуры, Россия таких уроков не выносила. В частности, она вынесла очень мало уроков из кризиса 1998-го года. Если вернуться к тому времени, то сценарии развития России и азиатских государств, которые были более всего охвачены кризисом, схожи только в одном: в том, что после 1998-го года большинство развивающихся государств резко изменили свою позицию в отношении накопления валютных резервов. Если в середине 1990-х гг. большинство развивающихся государств в Латинской Америке, в Юго-Восточной Азии были импортерами капитала, то в последние 10 лет все страны региона: Малайзия, Индия, страны Персидского Залива и Россия избрали тактику накопления валютных резервов, будучи убеждены в том, что она может привести к сохранению финансовой стабильности в условиях кризиса. У такого предположения были определенные основания. Но эта тактика в значительной мере и обусловила кризис. Очень просто обвинять США в том, что они покупают больше, чем продают, выкидывают деньги в мировую экономику т.д. Но не бывает должника без кредитора. Деньги, которые они «выкидывают», кто-то «подбирает». Арабские страны, Китай, Россия, Южная Корея были теми, кто позволял США в течение последних десяти лет осуществлять бесконтрольную эмиссию, поддерживая ощущение того, что эти деньги нужны, баланс соблюден, а мировая экономика находится в относительном спокойствии, что было неправдой.

Однако, помимо накопления валютных резервов, страны Азии провели невиданную промышленную модернизацию. Китай сегодня стал страной с самым большим промышленным экспортом в мире. Страны Юго-Восточной Азии, Бразилия создали новые отрасли экономики мирового масштаба. Южная Корея, которая еще тридцать лет назад считалась экономическим пигмеем, строит 51% всех торговых судов в мире. Россия – 0,9%. Бразилия стала третьей по объему производству авиатехники. 38 авиакомпаний эксплуатируют их самолеты. Россия не производила на экспорт гражданских самолетов. Этот список можно продолжать. В России же последние 10 лет прошли под лозунгом финансовой стабильности. Но Россия не пошла по пути развитых стран, не произвела серьезной реструктуризации промышленности и, что самое печальное, постоянно критикуя США и другие либеральные экономики, полностью приняла их модель, которую В.Иноземцев называет моделью «финанциализации», излишнего развития финансового сектора.

Причем наша перспектива достаточно монолинейна. Российская Федерация, которая в последние 10 лет жила как страна, все полнее становящаяся энергетическим придатком развитого мира, встретит начало следующего десятилетия в том же статусе. Если сравнить статистику 2000-го и 2008-го года, трудно не заметить, что доля энергоресурсов и сырья в экспорте выросла, а доля обрабатывающей и, тем более, технологической промышленности в экспорте упала. Эти тенденции только усиливаются год от года. Россия образца 2000-х гг. – это единственная страна, считающаяся индустриальной, в которой в условиях экономического подъема рост в промышленности хронически отстает от роста в большинстве других секторов. Если посмотреть на экономическую модель России, которую В.Иноземцев два года назад назвал «путиномикой», видно, что она нацелена на увеличение экспорта ресурсов, обмен получаемых денег на потребительские товары и, за счет значительного притока денег в экономику, развитие тех отраслей, которые по сути не могут не развиваться при наличии большого количества денежных средств. Это телекоммуникации, производство товаров народного потребления, в первую очередь, продуктов питания, сфера услуг, строительство и т. д. Если сравнить последние десять лет в России и Китае, мы увидим, что темпы развития промышленного производства в России были примерно в 1,4 раза ниже, чем темпы роста ВВП. А в Китае они в полтора раза выше темпов роста ВВП. Сейчас мы видим из сводок информационных агентств, что самый тяжелый удар нанесен именно по промышленному сектору. Мы видим остановленные конвейеры ВАЗа, КАМАЗа, видим быстро сворачивающиеся инвестиционные проекты в строительстве, большое количество недостроев и т. д. Эта тенденция не изменится на протяжении года.

Сейчас в мире существуют государства, которые уникально различаются по своему позиционированию в мировой экономике. Масштабы ВВП, объем финансовых ресурсов, технологические возможности – все это сейчас вторично. Первичен вопрос о том, насколько свободно то или иное правительство в эмиссии денег для погашения порожденных кризисом проблем. По мнению В.Иноземцева, государства, валюты которых свободно конвертируются, которые занимают и на внутреннем, и на внешнем рынке в одной валюте, будут лидерами в преодолении кризиса. США, Англия, Япония, страны Европы смогут в ближайшее время «залить деньгами» свои проблемы, вывести плохие активы в новые структуры, обеспечить возобновление выдачи кредитов реальному сектору экономики. И добиться изменения динамики экономических показателей на позитивные. В то же время государства, которые имели глупость занимать в валютах, отличных от своей собственной, будут находиться в заведомо более тяжелом положении. Китай, который не хочет иметь свободно конвертируемой валюты, но чей валютный долг весьма невелик по сравнению с валютными резервами, будет в наилучшей позиции среди этих стран.^⁷⁹

Этот вывод подтверждают другие специалисты: главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Я.Бергер полагает, что экономика КНР в 2009 г. не только не упадет, но вырастет, по крайней мере, на 6,2%, при том, что правительство КНР поставило задачу добиться ее роста на 8%.^⁸⁰ Что же касается экономики российской, то по оценке А. Дворковича, "подавляющая ее часть настолько неэффективна, что не имеет шансов выжить в ближайшем десятилетии".^⁸¹ А ведь совсем недавно многие известные российские политики и политологи провозглашали российскую модель экономики новой моделью цивилизации ХХI в., бросающей концептуальный вызов загнивающей либеральной демократии Запада.^⁸²

Из анализа В.Иноземцева и ряда других экономистов можно сделать неутешительный для России вывод: первыми из кризиса выйдут инновационные страны со свободно конвертируемыми валютами – это США, ЕС, Япония, другие страны либеральных демократий. Вторыми – те страны, которым удалось за последние 10 лет провести промышленную модернизацию и диверсификацию национальной экономики и строили ее при опоре на собственную валюту. Это КНР, Бразилия, Индия, Малайзия, Южная Корея, некоторые арабские страны. В третьем эшелоне окажутся страны, которые в последние 10 лет усугубляли сырьевую ориентацию национальной экономики, строили ее при опоре на иностранные валюты, не проводили модернизацию. Это страны авторитарного капитализма, периферийного по отношению к мировому, с высоким уровнем коррупции и административного давления на бизнес. К ним, к сожалению относится Россия.

Каков же выход из этой ситуации? Как считает Г.Попов, «теоретически есть два пути. Первый путь – наше государство само начнет действовать и по линии борьбы с кризисом, и по линии поведения на мировом уровне. К сожалению, последние события показывают, что рассчитывать на реальные действия властей не приходится: уж очень они обеспокоены решением проблем «своих». Поэтому необходимо выдвинуть требование отставки нынешнего правительства как не справившегося. Ни одно правительство не входило в кризис, имея в запасе 400-500 млрд. долларов резерва. С такими запасами войти в кризис и бездарно все растрачивать – это надо уметь, или надо быть очень корыстными людьми. Необходимо ставить вопрос и о перевыборах всей Госдумы, Совета Федерации, и о поражении на выборах правящей партии, как главной ответственной за всю эту систему… В качестве ответственного надо выделить всю систему государственной власти. На мой взгляд, применительно к правительству есть только один ответ - это правительство должно уйти в отставку. Никакого доверия к тому, что оно в состоянии спасать нашу страну дальше, нет. Я обращаю ваше внимание на события, которые произошли в Исландии. Нас пугали "оранжевой моделью". Так вот сейчас наиболее хороша исландская модель. Вышедшие на улицу жители Рейкьявика прогнали и правительство, и своей парламент. Я думаю, что и у нас должно быть точно также. Надо освободиться от правительства. Президент должен назначить выборы Думы и сената. И на этих выборах, я уверен, правящая партия потерпит сокрушительное поражение такое же, какое потерпела во время первых же нормальных выборов КПСС в свое время в Советском Союзе».^⁸³

Сценарии развития в посткризисный период

Все кризисы имеют одно достоинство: они рано или поздно заканчиваются. России поэтому следует уже сейчас смотреть в будущее, провести глубокий анализ своих ошибок и выстроить жизнеспособную стратегию долгосрочного развития. Возможных сценариев не так много. Автор солидаризируется с основными выводами доклада группы СИГМА «Коалиции для будущего», который был выпущен еще в 2007 г. В нем рассматривались четыре подобных сценария.

Первый сценарий «Рантье» предполагает попытку и впредь жить на ренту от природных ресурсов. Поддерживать коалицию различных групп общества в поддержку этого подхода с помощью реализуемых федеральными властями ресурсных трансфертов несложно, однако модернизация оказывается при этом на периферии решаемых задач, а ресурсов может не хватить для удовлетворения претензий всех (равно как и для избежания перераспределительного конфликта в случае внешнего шока).

Следует признать, что после кризиса вероятность возврата к этой порочной стратегии все же невелика. А после обвала нефтяных цен сами собой прекратились недавно популярные разговоры о том, что Россия – это «энергетическая сверхдержава». Однако опасность попытки правительства РФ вернуться к этой дискредитированной идее, конечно, сохраняется. На нее обратил внимание С.Алексашенко. По его мнению, суть политики правительства РФ такова: трудности ненадолго, на год-полтора, на это время резервов хватит, а там, глядишь, и цены на нефть подрастут, и все пойдет по-прежнему.^⁸⁴

Второй сценарий «Мобилизация» базируется на предпосылке концентрации ресурсов на важнейших – предположительно правильно отобранных – направлениях (таких, например, как реализация инфраструктурных проектов, повышение экономического влияния России в мире), с большим участием государственного бюджета, государственных компаний и институтов развития, полупринудительным частно-государственным партнерством. Этот сценарий является мобилизационным, или, точнее, неомобилизационным, поскольку, не являясь точным аналогом хорошо знакомой стратегии построения милитаризированной экономики, он несет в себе все характерные для нее механизмы управления ресурсами «сверху». Главной проблемой этого подхода является традиционная низкая эффективность чрезмерно мощного («большого» относительно размеров ВВП страны) государства при высокой концентрации ресурсов, которые к тому же надо еще произвести.

Третий «Инерционный» сценарий представляет собой скорее тактический (и даже оппортунистический), чем стратегический вариант решения проблем страны, в рамках которого правительство в сущности работает в режиме «пожарной команды». Это – постоянное изменение фокуса и маневрирование между популизмом с его раздачей субсидий, и частичной мобилизацией, частично попыткой продолжать реформы институтов рынка, направленные на удовлетворение интересов различных общественных групп при решении наиболее актуальных тактических задач. Этот сценарий не дает больших шансов на стратегический успех, но позволяет удовлетворять запросы наиболее сильных общественных коалиций.

Наконец, четвертый «Модернизационный» сценарий является самым оптимальным, но и самым трудным для страны. Этот сценарий представляет собой попытку решать в динамике сложнейшие проблемы страны и требует большой коалиции в пользу модернизации, которую создать не просто. Для него характерны значительные вероятные издержки для части экономических и социальных акторов, а также отложенные на определенный срок позитивные эффекты для страны и экономики. Речь идет о стратегическом подходе для укрепления гражданского общества, совместного прогресса институтов рынка и государства, повышения эффективности бизнеса. Это самый трудный сценарий тем более, что еще никому не удавалось в короткие сроки модернизировать страну после столь глубокого и всеобъемлющего кризиса.^⁸⁵

Ключевым компонентом этого сценария является твердая ориентация на переход к инновационному типу развития, к «экономике знания». Формирование инновационной экономики означает превращение интеллекта, творческого потенциала человека в ведущий фактор экономического роста и национальной конкурентоспособности, наряду со значительным повышением эффективности использования природных ресурсов и производственного капитала. Источником высоких доходов становится не только возможность получения ренты от использования природных ресурсов и высокой мировой конъюнктуры, но и производство новых идей, технологий и социальных инноваций. Это позволит России выдержать конкуренцию как с дешевой рабочей силой экономик Китая и Индии, так и с высококачественной и инновационной продукцией развитых стран Европы, США и Азии.

Эта проблема обсуждалась в ходе ежегодной апрельской Конференции ГУ-ВШЭ на сессии «Наука и инновации в России: итоги последних лет». С докладом «Наука и инновации в России: ключевые индикаторы» выступил председатель сессии, первый проректор ГУ-ВШЭ Л.Гохберг. Совершенно очевидно, заявил он, что сейчас речь уже должна вестись о том, как будет осуществляться развитие страны с использованием инноваций в послекризисный период. «Ведь посткризисная экономика по своей структуре и модели функционирования будет совершенно иной, чем та, какой она была до сих пор. Массовый запуск инноваций любого рода в самых разных секторах будет являться принципиальным моментом в экономике России посткризисного периода».

Л. Гохберг представил динамику инновационной активности предприятий с того момента, как в России стал производиться замер такой активности. «Здесь имеется два пика: первый пик приходится на 1993—1994 годы, на период инерционного постсоветского развития, когда завершались инновационные проекты, начатые в советские годы». Затем последовал резкий (четырехкратный!) спад инновационной активности, сменившийся «своего рода плато вплоть до кризиса 1998 года» с последующим «некоторым всплеском, связанным с импортозамещением». И затем вновь в течение восьми-девяти благополучных лет наблюдалось состояние «плато с уровнем насыщения на низкой точке». При этом сохранялся многократный разрыв по показателям инновационной активности в сравнении с европейскими странами, в том числе, даже и с государствами Восточной Европы.

Вклад высокотехнологичных отраслей в добавленную стоимость промышленности остается в России на уровне 10 процентов, а уровень производительности труда в этих отраслях «ровно в десять раз ниже, чем в добывающих отраслях». Иными словами, ясно, что высокотехнологичные отрасли промышленности в России «остаются таковыми только по определению» и не оказывают никакого решающего влияния на реструктуризацию экономики и переход к новой модели экономического роста. И если взять соотношение между объемами инновационной продукции и затратами на инновации, то в России эта пропорция самая низкая среди всех европейских стран. Весьма важно и качество этих инноваций. Здесь также имеются проблемы: из 5,5 процентов объема инновационной продукции в общем объеме продаж лишь 0,5 процента относится к «принципиально новой продукции, новой не только для самих предприятий, но и для мирового рынка». В настоящее время к числу инновационных можно отнести 2,5 тысячи российских промышленных предприятий, что составляет примерно 10 процентов крупных и средних предприятий России. Если раньше доля России на мировом рынке высокотехнологичной продукции составляла 0,33 процента, то «сегодня речь уже идет о 0,28 процента. У Гонконга, для сравнения, этот показатель составляет 5,5 процента».^⁸⁶

В последние годы с подачи властей россияне чуть ли не поголовно уверовали в миф об обильности и совершенстве отечественных технологий. Несмотря на то что наши граждане лечатся на 68% импортными лекарствами и покупают все больше иностранных автомобилей, они уверены в том, что высокие технологии в России имеются чуть ли не в избытке. Но где они применяются? Видимо, в секретных лабораториях и подземных бункерах.

Если количество организаций, выполнявших исследования и разработки, с 1992 г. сократилось незначительно (на 20,3%), то проектных и проектно-изыскательских организаций — в 8,5 раза, а численность исследователей упала более чем вдвое. Если в 1992 г. по числу исследователей США опережали Россию в два раза, то в 2006 г. — в 6 раз, что с учетом превосходства по численности населения дает американцам трехкратную фору. Если в нищем 1992 г. федеральные ассигнования на науку составляли 2,43% от всех расходов, то в “тучном” 2006 г. — 2,27%.^⁸⁷

Еще одна беспочвенная мечта связана с близкими успехами государственных корпораций. Утверждается, что любые промышленные прорывы в разных странах обеспечивались именно с участием государства в программах развития, и Россия должна идти по этому пути. Отчасти это верно — но страны, прошедшие через этап быстрой модернизации, создавали госкорпорации прежде всего для вывода своей продукции на мировой рынок. В России же псевдогосударственные корпорации создаются для установления монополии на внутреннем рынке, закачки государственных средств и последующего акционирования (приватизации).

Сегодня в российских госкорпорациях консолидируются неконкурентоспособные активы — обанкротившиеся авиаперевозчики, нерентабельные автозаводы, военные производства, в планах которых внешняя экспансия вообще не стоит. Это дискредитирует саму идею участия государства в процессе модернизации и ставит под сомнение возможность нашей страны встать в один ряд с промышленно развитыми державами.

В общем, за последние десять лет мы столько всего услышали о наших достижениях, основанных на самом деле на высоких нефтяных ценах, низких процентных ставках на Западе и пузырях на фондовых рынках, что уверовали в “мощный прорыв” и “гигантский потенциал” России. Сегодня пришло время потребовать доказательств. И лишний раз убедиться в том, что их нет.^⁸⁸

Переход к инновационной стратегии, разумеется, не может быть простым повторением «Стратегии-2020», разработанной и опубликованной правительством до кризиса, который показал, что инновационная экономика не может быть построена на основе прежней порочной экономической политике. И это, похоже, понимает наше политическое руководство. Во всяком случае, Д.Медведев в интервью телекомпании Би-Би-Си 29 марта 2009г. признал, что «кризис обнажил наши проблемы. Мы и раньше понимали, что экономика России недостаточно диверсифицирована, что она носит в значительной мере сырьевой характер. Конечно, мы и сейчас считаем, что поставки нефти, газа, других энергоносителей – это важнейшая часть нашей экономики. Но дело в том, что это экспортные товары, а в период кризиса происходит сужение экспорта, он становится меньше, стало быть, меньше становится доходов.

Я могу сказать откровенно: от этого кризиса в наибольшей степени пострадали страны, которые имели наибольшую экспортную ориентацию, и Россия в этом смысле оказалась в числе этих стран. Поэтому наша важнейшая задача на будущее двигаться по пути диверсификации экономики, создавать новые производства в основном в высокотехнологичных сферах. IT – это тот приоритет, который мы уже давно выдвинули для себя. Мы должны поддерживать внутренний спрос, мы должны развивать малые и средние предприятия, потому как они в меньшей степени зависимы от мировой конъюнктуры».^⁸⁹

Кроме того, Президент РФ убежден, что уже сегодня, когда мировой экономический кризис еще не достиг своего "дна", Россия должна перестроить свою экономику, чтобы быть готовой к грядущим кризисным ситуациям. Он призвал быть готовыми к тому, что кризис повторится через 7-15 лет. Несмотря на то, что мы находимся в непростом положении, мы должны заниматься сейчас и диверсификацией экономики, и развитием инфраструктуры, и укреплением финансовой системы. «Когда мы преодолеем все эти проблемы, кризис закончится, мы должны постараться получить новую ситуацию, чтобы с учетом цикличности развития экономики через 7-10-12-15 лет, когда созреет очередная кризисная волна, она нас накрыла в меньшей степени…Занимаясь сегодня такого рода мерами, мы в значительной степени думаем о будущем. Мы должны переориентировать экономику и создать готовые для реализации проекты, причем речь должна идти именно о проектах, а не адресной поддержке отдельных предприятий…До сих пор это властям "удавалось не блестяще".^⁹⁰

В другом своем выступлении на встрече с программистами 6 мая 2009 г. Д.Медведев признал, что «все наши попытки создать в России современное информационное общество, начать развиваться по линии инновационной экономики, если говорить по-честному, на мой взгляд, пока к особым успехам не привели… Когда смотришь на цифры того, где мы находимся по ряду показателей, становится очень грустно…У нас экономика не диверсифицированная, основное национальное богатство создаётся за счёт экспорта энергоносителей. И мы, к сожалению, пока не очень преуспели в создании другого мира… Если бы мы, например, в большей степени были сориентированы на внутренний рынок, если бы у нас развивались нормально инновационные компоненты нашей экономики, кризис бы нас в меньшей степени затронул…Чем более диверсифицированной является экономика, тем лучше она справляется с кризисными вызовами».^⁹¹ В таком же духе в последнее время выступает и В.Путин.

Что ж, намерения Д.Медведева и В.Путина весьма похвальны. Только им надо понять простую вещь: последние десять лет прошли под их руководством под лозунгом стабилизации. Но никто в мире не мог быть одновременно стабилизатором и модернизатором. Таких примеров история не знает. Наши руководители стабилизировали ситуацию и, как известно, этим гордились как своим главным достижением. При этом, однако, они отказались от модернизации. Теперь же они заговорили вдруг про инновационную модернизацию. Но для того, чтобы приступить к ней, надо реформировать созданную систему, которая путь к такой модернизации закрывает. И чем больше они будут говорить об инновациях, тем больше будут подрывать устои системы, которую создали, и частью которой они являются.

Д.Медведеву и В.Путину хорошо бы понять и другое: сырьевая элита, которая доминирует в России и которая сознательно ими создавалась и пестовалась, по определению не может быть субъектом инновационного типа развития. Она – носитель индустриального уклада с доминированием сырьевых производств, занимающих самые низкие уровни мировых технологических цепочек. Этот уклад в принципе не способен породить инновационную волну и перейти к постиндустриальному укладу. Сырьевая элита, которая воспроизводится в рамках устаревшего уклада, не может стать носителем инновационного проекта, так как не имеет стимула связывать свое будущее с модернизацией.

Что же касается элиты инновационной, то это люди другой мотивации, другой морали и других личностных качеств; для них главный стимул – не материальное обогащение, а творческая самореализация. Эти люди и должны занять доминирующие позиции в обществе и во власти, если мы всерьез хотим перейти к инновационному типу развития. Но такая элита не может сложиться естественным путем: государство должно предъявить спрос на высокие технологии. Для этого на государство должно оказывать давление зрелое гражданское общество, которое складывается в условиях зрелой, а не имитационной демократии. Гражданское общество вырастает снизу, и государство должно, как минимум, этому процессу не мешать, а не создавать симулякры такого общества типа Общественной палаты.

Наконец, нельзя не согласиться с Е.Ясиным: Серьезные инновации существуют только в демократических странах».^⁹² И причина здесь очень простая: инновация – это вещь, спрос на которую создает конкуренция. А конкуренция работает только тогда, когда есть свобода. Это означает необходимость создания в России зрелых демократических институтов со всеми их атрибутами – реальным разделением властей, независимой судебной системой, свободными выборами, подотчетностью правительства парламенту и гражданскому обществу и т.д.

Пока же наша власть продолжает действовать в прямо противоположном направлении. В связи с этим у всех возникает законный вопрос: разговоры об инновациях – это серьезно или это всего лишь «инновационная риторика», т.е. прикрытие воспроизводства все той же обанкротившейся в условиях кризиса политической и экономической системы?

Blog

С. В. Кортунов Мировой кризис: основные проблемы России остаются нерешенными1