Мейерхольд tasya meierhold поэзия. Книга как управлять людьми

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 17

Глава V. Василий Голицын. София и Василий

Василий Галицкий, Ростовский,

И Византийский, Новгородский,

Собою строен и удал.

Он с кровью гордость всю впитал

За род свой княжеский, страну,

Тянулся он всегда к тому,

С кем интересно было спорить,

Дела вершить, хоть в чистом поле.

Владел Василий языками,

Латынью, польским со святцами,

И книгу страстно он любил.

Библиофилом с ней прослыл.

Найти в его библиотеке

Могли бы всё. Не от утехи

Коран он, Библию держал,

От знанья рукописей стал

Он образован и умён.

И знал, зачем он был рождён.

Был с Западом лицом к лицу.

Дом содержал по образцу -

Висели на стенах картины,

Портреты властных, но терпимых

Великокняжеских царей

И иностранных королей.

И комнаты - все в зеркалах.

Узнали б много о мирах,

Что в отражениях блистали

От куполов, в кои вписали

Планеты, звёздные системы.

И иезуитовы проблемы

Все уходили вглубь веков.

Василий с ними был знаком.

Сторонник западных реформ,

Далёк от старых был проформ,

От ретроградства и бород.

В Семибоярщине оплот

Василий видывал рутине.

И не боялся от чужбины

Всё лучшее принять, привить,

Пути в Европу проложить.

Софии он по нраву был.

Любила или был ей мил?

Его охотно привечала.

Она его же с детства знала

И слушала его рассказы,

И речи мудрые, и сказы.

Улыбкой взгляд его встречала,

Свои с ним планы обсуждала,

И поняла, что влюблена

Раскрыв ему себя сполна:

- Василий! Свет очей ты мой!

Хотела б проводить с тобой

Я дни и ночи, и рассвет.

Скажи, со мной ли ты, мой свет?!

Василий тотчас отвечал:

- Другой такой я не встречал.

Бывал я в городах и странах.

Признаюсь, видывал немало.

Но ты мне сердце покорила,

Всего любовью окрылила,

Надежду мне вселила, веру,

Что изменить мы сможем смело

Людей и целую страну.

С тобой я, свет, и посему

Ты сказывай, смелей, что делать,

Задачи чтоб решить умело

И время праздно не терять.

София молвит:

- Благодать

Да снизойдёт на право дело.

Любовь за нами. С нею вера.

Сейчас мы мыслить будем шире.

И мысли, речи все благие

Мы станем к делу примерять,

Страною славной управлять

И с прилежанием, не с мукой.

Судам я стану всем порукой,

Чтоб к удовольствию народа

Не ощутил он больше гнёта.

А ты мне станешь помогать,

Страны богатства умножать,

Коммерцию, ремёсла править,

Науки развивать и ладить

С послами и торговым людом.

И так, чтобы не стала пудом

Народу новая война,

Чтоб не пожгли все терема

Поляки, турки и манжуры

Иль печенеги с прочим гуром.

...

Глава VI. Сын Алексеич, Фёдор старший

Сын Алексеич, преклонённый,

Стоит средь храма, окрылённый,

Своим восшествием на трон.

Готов взвалить ли ношу он?

Богобоязненный, спокойный

Хотел бы править он пристойно,

Коли Нарышкины дадут

И раньше часа не убьют.

Его крестом благословляет

Архимандрит и осеняет.

Сам подаёт венец и бармы -

От Мономаха утварь, кармы.

Хор многолетие поёт

И славит царственный оплот.

Двор с поздравленьями подходит,

Стоят Нарышкины на входе,

Идут все вместе в храм другой,

Где осыпали всех деньгой,

Сребром и золотой монетой

В знак процветанья, царства, летий.

Пир был горой устроен всем,

Вино текло, досталось всем

И пироги, и кулебяки,

Икра заморская, салаки.

Вот год, второй за ним проходит,

Тревогой разум царский полнит.
Сын Алексеич, Фёдор старший,

Сидит и вновь главою машет:

"Что происходит? Я не знаю.

Тоска меня, печаль съедает:

Жена умерла, с ней сынок,

Теперь и я вот занемог.

С наследником б определиться.

Иль снова самому жениться?

Меньшие братья подрастают

И про престол они всё знают.

Иван-царевич - добрый малый.

Захочет править ли державой?

Сам слаб здоровьем, телом вышел,

Одним хотением не впишешь

Наследника-то в завещанье -

Вокруг одних, вторых желанья.

Иль всё ж вписать ему Петра?

С роднёю будет кутерьма?

А то - крепыш, смышлён собой.

Достоин управлять страною?

Вписать Петра сейчас мне имя?

А коль отравят, душу вынут?

Нет, подожду, спешить не буду.

Жениться вновь? Предаться блуду?

Женюсь, наследника оставлю

И стражу всю к нему приставлю,

Чтобы пожил и не убили,

Своим террором не сгубили".

Женился Фёдор Алексеич

Да не родил детей царевич.

...Кончину колокол всем бьёт.

Софии мысль на ум нейдёт.

Брат не оставил завещанья

И умер вопреки желаньям

Всей Милошславичей родни.

И вот, в преддверье кутерьмы,

София скорбно восседает

И думы разные гадает

О братьях меньших, об отце,

О царстве, с ним и о венце,

И будет иль не будет бунт.

Что делать с младшими? Уж ждут,

Они про всё теперь уж знают,

Друг к другу ненависть питая.

София восседает снова

С дядьями, в них ища опору:

"Что про Ивана-то глаголить?

Нарышкины опять все в сборе.

Уж отстранить хотят Ивана,

Чтоб править кланом из болванов

Петра царевича поставят.

Голицына сюда б позвали!

По праву править нам на царстве!"

Как только ухватить ей всласть всю?!

Умом София понимает,

Что ждёт её, коли другая

Счас будет партия всем править.

«Остричь», «сослать» - труда не станет.

Иоаким – хитёр, как чёрт.

Избавить б от таких приход.

Но как? Назначен патриархом.

А где найти ей Антиарха,

Чтоб обуздать, поставить вровень?

Кричит он всем, что трон достоин

Занять один царевич Пётр.

Ему и верит весь народ,

Что глас его идёт от бога.

Оттуда всем им и подмога.

Забрали скипетр и корону.

А как без них пробиться к трону?

Обдумывает план свой Софья,

Чтобы не вышло только плохо

Самой, народу и стране.

И снова в мыслях о родне,

Святителях и патриархе

И о собрании, что гаркнув,

Сказало мысли про царя.

Царём желали бы Петра.

Петру присягу принесли

И подходили все к руки.

Чины тож хором отвечали:

Царём Петра они б желали

На царстве видеть, а пока

Всем твёрдая нужна рука.

И править надобно боярам.

Не земству. В миг найдёт управу.

Гонцов повсюду разослали,

Чтоб сообщить, кого избрали.

Не поддержали старшу ветвь.

За старшинство должны радеть!

София шла с Петром за гробом

И голосила так утробно,

Что покрывала вопль толпы

Черниц, что причитать должны:

"Ивану царство не вручили,

Старшого брата отравили,

Вы нас живыми отпустите,

В чужой земле похороните,

Чтоб отравить здесь не смогли.

Петра верните из толпы!

Нарышкины все обнаглели,

А ссыльные, впрямь, осмелели."

Сам двор давно ведь разделился,

Любовью, злобою налился.

И каждый был в нём враг и друг,

Деля и радость, и испуг.

Любовь… Какая в ней отрада

В монастыре и без услады?

Способна что в нём оценить,

Чтобы любимой быть, любить?

...Собор Успенский загорелся.

К добру ль, ко злу? В парах зарделся,

Митрополитский дух почуяв.

Горят иконы, что о Нойе

Писались в Сергиевой Лавре.

Другой правитель нужен, царьин,

Кирилловский, его, царицы,

Желавшей властвовать и птицей

Купаться в власти, управлять,

Петра на разум наставлять.

Что победит: любовь, интриги,

Венец ли, зависть от Расстриги?

И долго властвовать ли будут?

Живуча память, помнит смуту

Бунты народные и казни,

Восстания и самовластье.

Как на крыло встать и взлететь?

Ужель в монастыре корпеть

И в серых летьях прозябать ей?

Поставит всё она на карту,

Чтобы себя сперва спасти,

С Петром главы ей не снести,

И о других потом подумать -

О клане Милославских, думных.

Вот он, ромашки той цветок.

Не каждому помочь он смог,

Когда завистников столь много

И в трупах устлана дорога.

Другого боле не дано:

Лишь снять с себя цепей ярмо.

Взлететь, чтоб с мудростью парить,

Всем править и любимой быть.

Глава VII. Восстание стрельцов 1682г. Переворот

Так шла она, всё голосила,

Сомненья в толпах зародила:

"Царевна Софьюшка казав-то,

Царя те отравили, брата.

Старшого. Ушоб самим им править.

А где меньшой? Кудать услали?

И шо тепер робить усем нам?

Сидеть по избам да углам?"

Народ встревожился словами.

Неужто правда? С выборами

Их всех бояре обманули,

Тут и стрельцы вконец смекнули,

Что могут всеми управлять.

Оне - особенная рать.

Та, что в царенье Алексея

Была охраною, доверье

Имела средь царя, бояр,

Всё лучшее давалось в дар.

Могли торговлей заниматься

И промышлять. Да коли статься,

Наряд особенный имели:

Кафтан украшен портупеей

И перевязи золотые,

Сафьян-сапожки их цветные

С ума сводили всех девчат -

Стрельцы все были нарасхват.

На головах носили шапки,

Из бархата, в собольих вставках.

Зазналась, видно, мира сущность,

Давно пошла вразрез с насущным -

Начальство стало их наглеть.

Красть, помыкать и богатеть,

Не отдавая людям плату,

Бия батогами, в набаты,

Грозя, водя из града в град.

Стрельцам внапряг их стал наряд,

Который из казны платили.

На деле сами его шили.

А жизнь опять вся дорожала

И пуще прежнего стращала.

По воцарении Петра

Челом забили на вора,

Полковников, что из началья:

"Гнать из полков всех их, каналей!"

И правый суд для них хотели,

Давили на бояр, чтоб те им

Поборы, плату всю вернули

И наказали б всех, кто в дури

Их бил и сильно обижал,

И жал(о)ванья всего лишал.

Пошли бояре на уступки,

Глав наказавши за проступки.

Затем стрельцы к бунтам прозрели

И разом будто осмелели:

И всё им стало нипочём,

Ходили гордые, гусём.

Воспользовавшись положеньем,

Чтоб войско развернуть на время,

И Милославские, Толстые,

Хованский князь и домовые -

Все стали войско подстрекать

На сторону свою склонять,

То подкупом, а то посулом,

Угрозой, сплетнями иль хулой

Про брата матери Петра -

Нарышкина и их двора.

В набат ударили, пошли,

И с боем в Кремль стрельцы вошли,

Боярские кареты топча,

Рубая лошадей и возчих

И требуя с бояр Ивана -

Старшого сына Милослава.

Их стали дружно усмирять,

Но кровь кипит, бушует страсть -

Им патриарх - непатриарх

И царь младой - не Мономах.

В миг Долгорукого убили -

Всего на части изрубили.

Матвеева тож не спасли -

Всего на клочья разнесли..

Потом ворвались во Дворец -

Нарышкиным пришёл конец,

Ища в чуланах, под кроватьми -

Покоев царских не узнать всех.

Вслед стали грабить дьячий дом,

За ним другой, потом престол...

Ромодановского убили.

А над телами наглумились.

И снова стали лютовать

И всех, под руку, убивать.

По всей Москве прошли бесчинства,

Разбой, насилие и свинства,

Бояр и лекарей пытали,

Секли на части, убивали.

Отец Нарышкин был унижен,

Отправлен в монастырь, пострижен.

Искали всё Натальи брата,

Чтоб разорвать его сохатым.

И делать нечего: смутьянам

Царица отдала Ивана.

С иконою пошёл на смерть,

Чтоб в муках диких умереть.

Живого рвали всё на части

И самостийно, а не властью.

Стрелецкий бунт вовлёк холопов

Боярских. И за них с охотой

Стрельцы громили все приказы

И рвали книги и указы.

Решили взять сановню власть...

"Довольно! Бунтовали всласть.

Послать ко мне всех выборных!" -

Так Софья молвила за всих.

Одна она достойна власти.

Стрельцов всех просит ненапрасно..

Добро царевна не забудет,

Всех наградит и не осудит.

"Плачу я каждому десятку

С крестьян церковных и с приказских

Чтоб скрасить жизнь и сделать сказкой.

И жалованье оплачу

Солдатам, пушкарям. К утру.

Добро убитых - разделите.

Родных же в ссылку упеките -

Не убивайте никого!

И слушайте теперь его,

Хованского, его любите

И чрез него благоволите

Мне, Алексеевне, царице.

Я буду править и судить всех".

Так говорила всем стрельцам,

Крутив судьбою их с крыльца.

Софии били уж челом,

Просили царствовать вдвоём

Царевичей Петра, Ивана.

И Дума приняла смутьянов.

Собрались вместе в Грановитой -

Бояре думны, московиты.

И пригласили патриарха,

Чтоб с властью вновь не вышло б маха.

Земской собор из разночинцев

Думские утвердил все свинства.

Какой найти для всех ей выход?

Стать регентшей, покамест лихо

Всех Милославских не скосило

Да не отправило на мыло.

Ей братьев меньших опекать,

Им заменить отца и мать.

Как уважать их всех заставить?

Где войско царское? Представить!

Умна, властна, честолюбива,

Образованием, на диво,

Могла любого ослепить,

Знавала Софья языки

И говорила, увлекая,

Гипнотизируя и зная,

Как вся собою хороша.

И твёрдостью своей взяла.

Поверили родные, войско,

Что сможет справиться, по-свойски,

С Нарышкиными, Иоахимом.

Здесь нужно тонко и на диво

Всё просчитать и взять поправки,

Не стала совесть чтобы маркой.

И вот другая челобитна:

София правила чтоб видно

За двух младых государей -

Ивана и Петра, царей.

И полетели вновь гонцы

Во всей большой страны концы.

А в царских грамотах писалось,

Что во дворе Софии сталось:

"Изволит счас принять правленье

И проявить к народу рвенье."

И государыня теперь

В палату дум открыла дверь:

Докладывать ей будут в думе

О всех делах, о войнах трубных.

Указы с именем Её

Теперь должны сказать своё.

Опять челом биют стрельцы,

А с ними гости, пушкари,

Ямские, люди из посадов,

Все жители слобод, солдаты,

Чтоб отпустились преступленья.

Ведь знают все, что можно с рвеньем

Служить исправно, торговать,

Казну контролем наделять.

Пусть столб поставят. С именами

Злодеев, на века, чтоб знали,

За что они убиты были

И почему их не забыли.

Все просьбы Софья утвердила

Мятеж сей мигом усмирила.

А бунт стрельцов вернул надежды,

Что вера снова будет прежней.

И вот опять челом все бьют

И патриарху шанс дают,

Чтобы вернул обратно веру,

И крест, и книги староверов,

Чтоб не казнили люд за веру

И не сжигали изуверы,

Чтоб крест стал вновь трёхсоставным,

Не двоечастным и литым,

Чтоб ерести погибли с скверной

И не ссылали всех за веру,

Чтоб снова праведность была

И равные даны права.

Пусть все из царского семейства

Сберутся гуртом в Лобном месте,

И до венчания на трон.

Трон должен верой наделён,

С младых ногтей что знали предки,

Лбом набивая свои метки:

Цари должны жить в христианстве -

Латыни римской нет в славянстве.

Что делать? С людом соглашались -

В безверьи с верой не тягались.

Глава VIIa. Хованщина

Властолюбивой Милославской

Стоял насупротив Хованский,

Глава стрелецкого приказа,

Тот, что желал царей всех разом

Убить и самовластно править.

Что можно к этому прибавить?

"Воры, изменники повсюду", -

Вещал всему простому люду.

Другая вера нам нужна.

Старейшая, чтоб все дома

Платили в пользу сверхналоги,

Тогда стрельцы и сами смогут

Все без бояр думских прожить,

А их добро всё поделить".

И всем понятны были мысли

О вере и копейке чистой.

Хотел Хованский бунт поднять

И патриархов поменять,

Раскол держа в руках и буйства,

Чтоб повести в своё всех русло.

София лишь его стесняла,

Она в руках бразды держала

И не желала оставлять

Ни Церковь новую, ни паствь.

...И патриарх [20] пошёл в палаты,

Перед собой неся, что свято:

Печатны книги, рукописны,

Что с греческих писались чисто.

Царевны [21], Софья - в Грановитой,

С боярством думским и с их свитой.

Мутузить начали попов.

А те кричать: "Мы признаём

Каноны старые и бьём,

Чтоб служба Господу служилась,

А уния, латынь забылась."

На то Иоаким и отвечал:

"Грамматику архиереи знав,

С ней делали все исправленья

И богословские сужденья."

Раскольников ж стяжали догмы:

Для них был крест важнее помпы,

Что должен в правой быть руке,

Иначе мору быть, беде.

Свечу ни в той руке держали,

Тройным перстом всех окрыляли,

А надобно крестить двойным -

За то раскол был, шум и дым.

Никита Пустосвят в прозванье

Был обречён на смерть, изгнанье.

За веру Никона, царя

Царица София была.

Раскол Аввакума и Анны –

Морозовой и Милославны

Вносил в политику столь смуты,

Что с Польшей мир весь был бы дутым:

Кому поклоны отдавать,

Когда в полонах их стучать

Мирским всем людям предстояло.

В Крыму татары только ждали

Как поскорей войну начать,

А тут раскольники опять:

Двумя перстами иль тремя?!

Молилась лучше б их душа!

К тому ж виной был Филарет,

Его служебник - пропасть бед,

С ошибками что был, без правил.

Его давно переписали.

Исправили и оклеймили -

Сейчас давно о нём забыли, -

А смуту на пустом воздвигли.

Хованский потакал расстригам.

И сам раскол он поощрял,

Боярски ссоры раздувал,

Вконец рассорившись со всеми,

Стрельцов собрал, возню затеял,

Хотел страною править сам.

Кто б пережил литовский срам?

И погубил он часть родных -

Мест в думе не было для них.

Тогда взялась за дело Софья.

Чрез выборных стрельцов из сотни

Схватила глав старораскола,

Казнив Никиту Пустослова,

Друзей по ссылкам разослала,

И смута вроде сразу спала.

Хованский поднял же другую,

Стрельцов всё понукал к разбою –

Бояр он очень невзлюбил.

Коль мог, то с царства б удалил.

От Гедимина всё рядился,

Столь похвалялся и гордился,

Что те его хотели смерти,

Но всё пужались круговерти:

Тот на стрельцов своих влиял

И к новым буйствам принуждал.

Опять Москва была вся в слухах,

Что Крёстный ход несёт всем муки.

Семейство царское сбежало

В Коломну. Слухи ж всё крепчали:

Хованский хочет всех убить

И староверов погубить

Что из бояр, господ, посадских,

Из приказных людей, боярских.

Давал он деньги на волненья

И обещал отдать земелью

Убитого стрельцами люда.

Кто май стрелецкий здесь забудет?!

Семейства вновь царей бежали

В обитель Саввы, где писала

София грамоты служилым,

Боярским слугам и в трактиры:

"Убийства снова в наущеньи.

И боле нету всем терпенья

Хованского здесь поощрять,

Архиереев избивать!"

Уже с Воздвиженки указ

София пишет всем в наказ:

"Приехать к празднику престола

На вина царски, хлебосолы

Боярам, думным всем и стряпчим,

Дворянам, стольникам, подъячим."

Подмётное ж письмо, с Коломны,

Она прочла боярам ровно:

Хотят семейство погубить

Хованские. Всех истребить

Царей, царевн, цариц, бояр,

Чтоб дум голов костей не жал.

"Убить Хованского-отца,

А с ним и сына-наглеца

И усмирить стрелецку смуту,

Не то им всем придётся худо.

Хованщина уж больно в моде.

Заменим буйную породу." -

Бояре Софье говорили,

Хованским издаля грозили.

И лыко [22] в строку завязала.

Хованских ей в тот час поймали,

Чтобы ответы те держали:

Казну потративши с стрельцами,

Невежд в разбой пускали сами,

Не признавали царску власть,

Хотели уморить, напасть,

А дерзновением речей

Снискали гнев у матерей.

Недолгий суд боярский был -

Хованских он голов лишил

Перед дворцовыми вратами

И Воздвиженскими церквами.

София ж в Троицу [23] скользнула

И промеж смуты промелькнула,

Пока рядились тут бояре

С Хованскими - стрельцов вождями.

Чего теперь боялась? Смуты

И мщенья от Хованских путных.

Мятеж весь с казней не ушёл,

А погубил ещё отцов.

Меньшой остался сын в родне –

А значит снова быть беде.

Иван поднял стрельцов на бунт,

Сказав, что семьи их убьют.

Стрельцы заволновались сразу,

Поднялись все не по приказу

И овладели арсеналом,

Став поперёк думским боярам.

Заложником стал Патриарх.

Их уговаривал за страх

Всем покориться, бить челом

И звать царей обратно в дом.

София здесь уж преуспела,

Позвала выборных, умело

Всех распекла и укротила

И с челобитной завершила

Стрелецкие разбои, казни

Злодейства быстро, без приказов

И возвратилася в Москву,

Упрочить власть чтобы к венцу.

С стрельцами стал уж Шакловитый,

Решительный, собою видный.

Причиной смут всех был раскол,

К разбоям, сыску что привёл.

Раскольников теперь казнили,

Всех непокорных хоронили

И укрощали люд указом -

Ходили в церкви чтобы разом.

Статей двенадцать [24] всех издали.

В них заклеймили, покарали

Раскол, а с ним веротерпимость,

Что в Нанте [25] быстро отменилась:

Всех подстрекали иезуиты,

Чья вера тяжестью увита

Была, пройдя сквозь все века

С молитвою Господаря.

Кто не хотел жить в новой вере,

Сжигал себя тот в старой сере

И проповедовал крещенье,

От новой веры отреченье.

Себя и пустыни сжигали

И в фанатизме прославляли

Раскол, обряды, веру, мысли,

Чтоб жизнь наполнить их лишь смыслом.

Патриарх Иоаким с архиереями:

"Своих архиереи судят.

Ничьих здесь мыслей не убудет

От лишних букв и запятых.

Раскол к чему? Опять псалмы?

С ошибкой книги или нет,

Лишь грамотей вам даст ответ."

Голос юродивого из толпы:

"Борьба за власть.

Борьба ль за веру?

Сунниты сродни староверам.

О формах разговор ведут

На жизнь же смертных всех плюют."

Blog

Мейерхольд tasya meierhold поэзия. Книга как управлять людьми