Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Общая часть: Курс лекций
| Вид материала | Курс лекций |
- Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть:, 8434.78kb.
- Темы лекций и семинарских заданий, 203.13kb.
- В. Т. Уголовное право. Общая часть. Курс лекций, 3067.36kb.
- Т. Д. Матвеева международное право курс лекций, 3315.23kb.
- Бадри Джемалович Накашидзе программа рассмотрена на заседании кафедры от сентября 2005г., 402.57kb.
- Система договоров о создании результатов интеллектуальной деятельности и распоряжении, 598.99kb.
- Курс международного частного права. Общая часть. М., 1973. С. 11-60; Лунц Л. А; Марышева, 5161.78kb.
- Курс лекций подготовлен в соответствии с программой курса «Муниципальное право России», 36.97kb.
- Конспект лекций 2010 г. Батычко В. Т. Уголовное право. Общая часть. Конспект лекций., 3144.81kb.
- Правовая модель доверительной собственности (траста) и использование ее в наследственном, 745.07kb.
По делу Калашников против Российской Федерации Суд для обоснования своей позиции по вопросу, насколько сроки предварительного и судебного следствий в отношении заявителя соответствовали критерию разумности (п. 1 ст. 6 Конвенции), сослался, в частности, на Постановление Суда от 10 декабря 1982 г. по делу Corigliano v. Italy, а также Постановление Суда от 24 ноября 1993 г. по делу Imbriosca v. Switzerland (Калашников против Российской Федерации, п. 124 Постановления от 15 июля 2002 г.).
При рассмотрении дела Посохов против Российской Федерации Европейский суд, констатировав, что требование "законности", закрепленное в п. 1 ст. 6 Конвенции, распространяется не только на институциональную основу деятельности суда, но и непосредственно на судей, осуществляющих правосудие, обратился к решению Суда по делу Buscarini v. San Marino от 4 мая 2000 г. (Посохов против Российской Федерации, п. 37 Постановления от 4 марта 2003 г.).
По делу Смирновы против Российской Федерации Суд, в частности, указал, что вопрос, являются ли сроки заключения лица под стражей разумными (п. 1 ст. 5 Конвенции), не может быть разрешен абстрактно, без оценки конкретных обстоятельств по делу. Продолжительное заключение под стражей может быть оправдано исключительно в том случае, когда по делу встречаются обстоятельства, имеющие общественное значение, которые, несмотря на презумпцию невиновности, обладают приоритетом над правом лица на личную свободу. Этими обстоятельствами могут быть, к примеру, реальная угроза обвиняемого, подсудимого скрыться от следствия, повлиять на ход следствия, а также угроза фальсификации доказательств, тайного сговора со свидетелями и т.д. При этом Суд для обоснования данной позиции по делу сослался на постановление от 26 июня 1991 г. по делу Letellier v. France, Постановление от 26 января 1993 г. по делу W.v. Switzerland и др. (Смирнова против Российской Федерации, п. п. 57 - 62 Постановления от 24 июля 2003 г.).
В Постановлении от 24 июля 2003 г. по делу Рябых против Российской Федерации Европейский Суд по правам человека подчеркнул, что п. 1 статьи 6 гарантирует каждому лицу, если речь идет о гражданских правах и обязанностях, право на рассмотрение его дела судом или трибуналом. Причем право на доступ к правосудию, заключающееся в возможности возбудить судебную процедуру по гражданскому делу, является одним из элементов права на суд. Право на суд являлось бы иллюзорным, если бы правовая система государства - участника Конвенции позволяла не исполнять окончательное решение по делу в интересах одной из сторон. Было бы непостижимо, если бы п. 1 ст. 6, предусматривая критерии судебной процедуры - справедливость, публичность, законность, осуществление правосудия в разумные сроки, не гарантировал исполнение окончательного судебного решения. Толкование п. 1 ст. 6 таким образом, что данная статья касается только доступа к правосудию, осуществляемому с учетом вышеупомянутых критериев, привело бы к ситуации, не совместимой с принципом верховенства права, который государства обязались соблюдать, ратифицируя Конвенцию. Для подтверждения данной позиции Европейский суд по правам человека сослался на Постановление от 19 марта 1997 г. по делу Hornsby v. Greece. Более того, указанная правовая позиция была использована Судом вновь при рассмотрении по существу дела Тимофеев против Российской Федерации, когда Российская Федерация не исполняла на протяжении почти трех лет судебное решение о выплате компенсации за имущество, незаконно конфискованное вследствие осуждения заявителя (п. 40 Постановления от 23 октября 2003 г.).
В Постановлении по делу Рябых против Российской Федерации Европейский суд по правам человека впервые в своей практике сформулировал правовую позицию, согласно которой право лица на суд было бы иллюзорным, если бы правовая система государства предоставляла возможность вышестоящему суду отменить окончательное и обязательное решение по делу на основании заявления государственного чиновника (Рябых против Российской Федерации, п. п. 55, 56 Постановления от 24 июля 2003 г.).
По делу Ракевич против Российской Федерации, касающемуся лишения свободы душевнобольного лица, Европейский суд по правам человека в Постановлении от 28 октября 2003 г. подчеркнул, что "понятие "душевнобольного лица" не может содержать четкие и определенные критерии, поскольку психиатрия постоянно эволюционизирует как в медицинском, так и социальном отношении. Однако недопустимо лишать лицо свободы исключительно только на том основании, что его либо ее взгляды расходятся с общепринятыми в обществе правилами". "Для того, чтобы лишение душевнобольного лица являлось законным, с точки зрения ст. 5 п. 1 (e) Конвенции, должны быть соблюдены три основных критерия. Во-первых, за исключением экстренных случаев, состояние заинтересованного лица должно быть исследовано объективной медицинской комиссией на предмет существования реальной душевной болезни. Во-вторых, болезнь должна сопровождаться такими симптомами, которые оправдывали бы лишение лица свободы. В-третьих, душевная болезнь должна быть на протяжении всего периода лишения лица свободы" (п. п. 26, 27 Постановления от 28 октября 2003 г.). Для аргументации соответствующих позиций Суд сослался на ранее рассмотренное им дело Winterwerp v. the Netherlands, Постановление от 24 октября 1979 г. Анализируя вопрос законности лишения свободы лица, в том числе душевнобольного, Суд отметил, что "принцип правовой определенности лежит в основе Конвенции. Для того чтобы государство соблюдало этот принцип, нормативно-правовой акт должен быть достаточно четким, чтобы заинтересованное лицо было в состоянии соизмерять свои действия с требованием законодательства, однако принцип не требует, чтобы нормативно-правовой акт был абсолютно точным" (п. 31 Постановления). Здесь Суд сослался на другое ранее принятое им Постановление от 26 апреля 1979 г. по делу The Sunday Times v. the United Kingdom.
В Постановлении от 29 января 2004 г. по делу Кормачева против Российской Федерации, касающемуся неоправданной задержки в рассмотрении трудового дела, Европейский суд по правам человека отметил, что именно на государстве лежит ответственность за организацию своей правовой системы таким образом, чтобы суды могли гарантировать каждому лицу принятие окончательного решения в течение разумных сроков, когда речь идет о гражданских правах и обязанностях. Государству предоставляются широкие возможности в отношении того, каким образом создать такую систему. Если государство позволяет судебному разбирательству продолжаться сверх разумных сроков, гарантируемых п. 1 ст. 6 Конвенции, не предпринимая каких-либо действий для исправления ситуации, то государство должно быть ответственно за такое упущение (п. 54 Постановления от 29 января 2004 г.). Для подтверждения данной позиции по делу Суд сослался на Постановление от 29 июля 2003 г. по делу Price and Lowe v. the United Kingdom.
Европейский суд по правам человека для подтверждения, обоснования своей позиции по делу практически всегда ссылается на ранее принятые им решения и/или постановления, поэтому возникает вопрос: возможно ли в данном случае говорить о прецедентом праве Суда?
Родиной "судебного прецедентного права" является Великобритания.
"Судебный прецедент" - решения высших судов, имеющие обязательную силу для нижестоящих судов и содержащие правовую норму [114. С. 107].
Поэтому один из необходимых признаков, свойств судебного прецедента как источника права заключается в том, что такой прецедент (решение суда) должен содержать правовую норму, т.е. общеобязательное правило поведения, обеспечиваемое принудительной силой государства (если речь идет о национальных правовых нормах). Можно ли утверждать, что решения и/или постановления Европейского суда по правам человека содержат правовую норму? Ответ отрицательный.
Европейский суд по правам человека не создает правовые нормы, а применяет нормы, содержащиеся в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также Протоколах к ней. Суд занимается не правотворческой, а правоприменительной деятельностью. Более того, Конвенция непосредственно наделяет Суд полномочием именно применять и толковать конвенционные положения, а не создавать новые нормы права.
Правотворческая деятельность Суда противоречила бы не только Конвенции о защите прав человека и основных свобод, послужившей основой создания Европейского суда по правам человека, но и общепризнанному принципу международного права - суверенного равенства государств. Государства, выражая согласие с Конвенцией, исходили из того, что Суд наделяется компетенцией именно применять и толковать данный международный договор, а не создавать новые правовые нормы, обязывающие государства - участников Конвенции. Нормы международного права формируются прежде всего в процессе взаимоотношений между государствами.
Норма международного права может обязывать государство только в том случае, если последнее выразит свое явное или подразумеваемое согласие в отношении данной правовой нормы. Если даже предположить, что Европейский суд по правам человека создает правовые нормы, то последние не должны являться обязательными для государств - участников Конвенции.
Необходимо отметить, что в своих решениях и постановлениях Европейский суд по правам человека, ссылаясь на ранее вынесенные им судебные акты, использует словосочетание "the case-law" (см., к примеру, п. п. 34, 37 Постановления от 25 ноября 1997 г. по делу Grigoriades v. Greece). Словосочетание "the case-law" переводится как "прецедентное право" [12. С. 328]. Однако, как свидетельствует практика, Суд в своих решениях и постановлениях использует и понятие "jurisprudence" (см., к примеру, п. 270 Постановления Суда от 23 апреля 2003 г. по делу Aktas v. Turkey), которое переводится, в частности, как "судебная практика" [12. С. 290]. Можно предположить, что последнее понятие в большей степени соответствует смыслу и значению практики Европейского суда по правам человека.
Таким образом, решения и постановления Европейского суда по правам человека являются результатом правоприменительной, а не правотворческой деятельности Суда и поэтому данные судебные акты не могут содержать каких-либо правовых норм. Необоснованно говорить о существовании прецедентного права Суда и, как следствие, о наличии в рассматриваемом аспекте прецедентного права в России вследствие включения в ее правовую систему постановлений Суда. Суд при рассмотрении дела вправе только констатировать, было ли допущено нарушение со стороны государства Конвенции или Протоколов к ней, и, в случае констатации такого нарушения, вправе присудить заявителю справедливую компенсацию.
Судьи Европейского суда по правам человека отождествляют понятия "прецедента" и "прецедентного права".
Так, судья Л. Вильдхабер, подчеркивает, что "дискуссии, происходящие внутри Европейского суда по правам человека, достаточно часто выявляют несогласие по вопросу о том, необходимо ли следовать ранее созданным прецедентам. Это неудивительно для международного суда с огромным количеством правовых норм и традиций. Поэтому мнения о том, что же собственно является прецедентом, могут расходиться: можно ли опираться на одно дело в качестве прецедента, либо это должна быть серия дел, либо прецедентное право в целом, являющееся обычным правом? Как можно определить и найти ratio decidendi (мотивы решения)? Являются ли сущностью прецедента явные обобщения либо упор должен быть сделан на конкретные факты по каждому делу? Мнения также могут расходиться по вопросу о том, должен ли прецедент иметь приоритет всегда, или регулярно, или обычно, или в исключительных случаях. Неудивительно, что прецедентное право Суда не дает точных ответов на эти вопросы" [22. С. 7].
В.А. Туманов, являвшийся первым судьей Европейского суда по правам человека от Российской Федерации, отмечает, что "давний доктринальный спор о том, является ли судебная практика источником права в отношении судебной практики Европейского суда по правам человека, решается однозначно позитивно, ее правотворческая роль не отрицается" [143. С. 89].
Если даже предположить, что Европейский суд по правам человека создает прецедентное право, то невозможно определить правовую природу тех норм, которые формируют соответствующее право Суда. Это, безусловно, не нормы внутригосударственного права, так как последние в силу принципа суверенного равенства государств могут создаваться исключительно государствами. Прецедентное право Суда не может состоять и из норм международного права, так как для возникновения последних, в частности, необходимо согласие субъектов международного права. Более того, если это нормы международного права, то какой будет источник существования этих норм - международный договор, международный обычай, решение международной организации, а также какова будет структура этих норм? Все эти обстоятельства свидетельствуют о международно-правовой необоснованности существования словосочетания "прецедентное право Европейского суда по правам человека".
Применительно к деятельности Суда возможно говорить о создании Судом не правовых прецедентов, содержащих нормы права, а прецедентов толкования.
Перед тем как применить то или иное положение, содержащееся в тексте Конвенции, Европейский суд по правам человека должен истолковать соответствующую норму международного права, уяснить, в частности, ее смысл, дух, нормативное содержание. Конвенция содержит понятия, объем которых можно определить только посредством толкования. К примеру, что понимается под "пытками, бесчеловечным или унижающим достоинство обращением, наказанием" по ст. 3 Конвенции, что - под "гражданскими правами и обязанностями" и "уголовным обвинением" в свете ст. 6 Конвенции, а также под "частной жизнью" по ст. 8 Конвенции, что включается в понятие "собственность", защищаемое ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции.
В результате толкования Судом конвенционных положений складываются правовые позиции, которые помогают Суду в дальнейшем более эффективно и оперативно рассматривать дела.
Статья 3 Конвенции, запрещающая, в частности, подвергать кого-либо бесчеловечному или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию, не раскрывает, что следует понимать под "бесчеловечным обращением или наказанием". В ходе рассмотрения ряда дел Европейский суд по правам человека определил, что понятие "бесчеловечное обращение" включает в себя по крайней мере такие действия, которыми умышленно причиняются сильные страдания, нравственные или физические, что в данной ситуации является неприемлемым [36. С. 16].
Можно предположить, что юридическую суть правовых позиций, вырабатываемых Судом, необходимо раскрывать через п. 3 ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров, согласно которому при осуществлении толкования международного договора наряду с контекстом необходимо учитывать последующую практику "применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования". Международное право исходит из того, что между участниками международного договора возможно достижение соглашения, возникшего вследствие практики применения международного договора. Деятельность Европейского суда по правам человека, связанную с применением и толкованием Конвенции о защите прав человека и основных свобод, возможно рассматривать в качестве одной из форм практики применения Конвенции, которая устанавливает соглашение между участниками Конвенции применительно к порядку ее толкования.
Указанный вывод подтверждается Верховным Судом РФ, подчеркнувшим в уже неоднократно упоминавшемся Постановлении от 10 октября 2003 г. N 5, что "согласно пункту "b" части 3 статьи 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования. Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации (ст. 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней"). Поэтому применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод". Эта практика должна приниматься во внимание органами государства, участвующими в реализации конвенционных положений в сфере внутригосударственных отношений.
"Правовая позиция", вырабатываемая Европейским судом по правам человека, - форма последующей практики государств-участников, связанной с применением Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней, которая устанавливает соглашение участников относительно порядка толкования данной Конвенции и Протоколов к ней.
Международное право в частности Конвенция о защите прав человека и основных свобод, не запрещает государствам-участникам возражать против толкования, осуществляемого Европейским судом по правам человека. Причем государство - участник Конвенции имеет право возражать против толкования не только по делам, где такое государство выступает в качестве ответчика, но и по любому иному делу, рассматриваемому Европейским судом по правам человека.
См., например, вышеупомянутое заявление Министерства иностранных дел Российской Федерации от 8 июля 2004 г. в связи с принятием Европейским судом по правам человека Постановления по делу Ilascu and others v. Moldova and Russia (официальный сайт Министерства иностранных дел Российской Федерации: www.mid.ru). Посредством данного заявления Российская Федерация высказала свое несогласие с толкованием Европейским судом по правам человека Конвенции о защите прав человека и основных свобод, вследствие которого (толкования) Россия была привлечена к международно-правовой ответственности за события, происходившие на территории Приднестровья.
Правовые позиции, возникающие вследствие применения Судом Конвенции и Протоколов к ней, подразделяются на две категории - материальные и процессуальные правовые позиции.
Если Европейский суд по правам человека в ходе толкования раскрывает нормативное содержание конвенционных положений, то в этом случае речь идет о материальных правовых позициях.
К примеру, в ходе неоднократного применения ст. 6 Суд применительно к понятию "гражданских прав и обязанностей" выработал правовую позицию, согласно которой указанное понятие носит автономный характер. Законодательство, на основании которого решается вопрос о правах и обязанностях (гражданское, коммерческое, административное и т.д.), и орган, на который возложены полномочия по разрешению спора, не имеют большого значения (п. 94 Постановления от 16 июля 1971 г. по делу Рингейзен против Австрии). Ключевым моментом в определении того, применима или нет ст. 6, является то, имеет ли результат судебного разбирательства определяющее значение для частных прав и обязанностей (п. 47 Постановления от 24 октября 1989 г. по делу X. против Франции).
Осуществляя толкование понятия "частной жизни", предусмотренного в ст. 8 Конвенции, Суд, в частности, исходит из следующей правовой позиции: было бы непозволительно ограничить понятие "частной жизни" внутренним кругом, в котором может жить отдельный человек своей личной жизнью, которую он выбирает, и исключить оттуда целиком внешний мир, не входящий в этот круг. Уважение к личной жизни должно также включать определенный набор прав для установления и развития взаимоотношений с другими аспектами жизни человека (Постановление от 16 декабря 1992 г. по делу Niemietz v. Germany).
Словосочетания "законный", "в соответствии с процедурой, предписанной законом", закрепленные в п. 1 ст. 5 Конвенции, прежде всего обращают внимание на законодательство государства и предусматривают обязанность государства действовать согласно своему материальному и процессуальному праву. Однако законность заключения человека под стражу с точки зрения национального законодательства не всегда является решающим моментом. Суд должен быть уверен, что содержание лица под стражей было совместимо и с п. 1 ст. 5 Конвенции, которая не допускает произвольного лишения свободы (п. 74 Постановления от 25 октября 2005 г. по делу Федотов против Российской Федерации).
Однако если в ходе неоднократного применения конвенционных положений у Суда вырабатывается алгоритм (процедура) применения соответствующей статьи, то в этом случае речь идет о процессуальной правовой позиции.
Применяя ст. 10 Конвенции (свобода выражения мнения), Европейский суд по правам человека в первую очередь изучает, было ли осуществлено вмешательство в право, гарантируемое Конвенцией. Затем Суд анализирует, насколько вмешательство было законным, т.е. соответствовало правовым нормам, действующим в правовой системе соответствующего государства. В-третьих, Суд обращает внимание на то, преследовало ли такое вмешательство законную (общественную) цель, непосредственно предусмотренную в тексте ст. 10. И, в-четвертых, Суд определяет, насколько необходимо было вмешательство с учетом конкретных обстоятельств дела, включая вопрос пропорциональности используемых средств для достижения социально значимой цели. Данный алгоритм действий Суда имеет большое практическое значение. Если при ответе на вопросы, касающиеся законности вмешательства, наличия социальной цели, необходимости вмешательства, Судом дается отрицательный ответ, то констатируется факт нарушения государством прав, закрепленных в данном случае в ст. 10 Конвенции.