И. Г. Денисов когнитивная теория происхождения языка

Вид материалаМонография

Содержание


В. И. Волошук
Денисов И.Г.
Глава I.Семантика
Раздел 1.Понятие к значению, как общее к единичному
Экскурс в прошлое
Страдания семантики
Сопоставление дефиниций значения и понятия
Анализ 30 дефиниций понятия
Символическое определение понятия
Сопоставление символических определений понятия и значения
Семантический треугольник
Взаимосвязь между понятием и значением
Категориальные особенности понятия-значения
Значение соотносится с актуализованным планом содержания
К характеристикам понятия относится
Доминантными признаками
Понятие-значение как когнитивная категория
Сходство понятия и значения
Таким образом, понятие и значение суть явления плана содержания
Семема «стол» в роли рода и вида в зависимости от языковой ситуации
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6






И. Г. Денисов


КОГНИТИВНАЯ ТЕОРИЯ


ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЯЗЫКА


От семантически не мотивированного поведения
к семантически мотивированному общению


Запорожье 2006

ББК

Ш10.018




Д33

УДК

81'01 + 81'37

Рекомендовано к печати ученым советом
Запорожского национального технического университета
(протокол №8 от17.05.2006 г.)



Ре­цен­зен­ты:

В. А. Чабаненко – доктор филологических наук, профессор,
зав. кафедрой общего и славянского языковедения ЗНУ;

В. И. Волошук – кандидат филологических наук, доцент
кафедры технического перевода ЗНТУ;

О. В. Бондаренко – кандидат социологических наук, доцент, зав. кафедрой философии ЗНТУ.



Д33

Денисов И.Г.

Когнитивная теория происхождения языка: Монография.– Запорожье: ЗНТУ, 2006.– 182 с.: ил. 2

ISBN 966-7809-72-2

Монография посвящена разработке новой теории происхождения языка, опирающейся на углубленные концепции механизма речи, отражения, познания, переходного периода от обезьяны к человеку, рефлексов в приспособлении вида к среде.

Докроманьонские гоминиды вели стадный образ жизни и не испытывали необходимости в речи. Их морфологические изменения привели к тому, что типичный неандерталец оторвался от животного мира, но не обрел речи и не стал человеком из-за изолированности его существования. С середины эпохи мустье началось вымирание неандертальца. На Ближнем Востоке и Средиземноморье некоторые группы атипичных неандертальцев вошли в контакты друг с другом. Препятствием в их развитии было отсутствие радикально новой формы поведения, т.е. появилась неизбежная необходимость в речи. Усиление контактов обусловило повышение роли условных рефлексов, благодаря которым дружественные популяции стали восприниматься в форме идеальных образов, сопровождаемых звуками-фонемами во время контактов и неконтактов.

ББК Ш10.018


ISBN 966-7809-72-2

©


Денисов И. Г., 2006

© Запорожский национальный
технический университет (ЗНТУ), 2006

Посвящается

Майе Александровне

Денисовой

Введение


Древние мыслители проявляли заинтересованность в языковедческих вопросах более 2500 лет назад. Древнеиндийская лингвистическая традиция связана с обстоятельным изучением санскрита, в древнем Китае – с комментированием и толкованием классических текстов. В Древней Греции внимание к проблемам языка было возбуждено философскими диспутами об отношении между предметом реальности и его названием. Проблема происхождения языка возникла в процессе этих древних изысканий.

Языкознание за указанное время превратилось в глубокую, многоотраслевую науку, располагающую сложной системой гипотез, теорий, концепций, закономерностей в каждой его отрасли, кроме происхождения языка (глоттогенеза, глоттогонии от др.-греч. glwtta «язык», gέnesіς, gonh «происхождение»). Более того, можно утверждать, что к началу ХХІ в. языкознание не имеет ни одной теории глоттогенеза, достойной внимания современной науки. Происхождение языка считается проблемой необычайной сложности, которую пытаются решить история, философия, психология, психолингвистика, археология, палеоантропология, палеозоология и т.п. Указанная сложность обусловлена большой хронологической отдаленностью от современности, отсутствием информации о средствах общения гоминид и сущности их контактов с окружающей средой, недостаточностью развития сравнительно-исторического языкознания, практически не освещающего языковые явления за пределами неолита, а также значительными непоследовательностями в теоретическом языкознании, методологическими просчетами в исследовании лингвистических явлений современности и далекого прошлого.

Большинство ученых, например, ощущают разницу между первой и второй сигнальной системой, языком и речью, понятием и значением, но дефиниции этих концептов очень противоречивы и свидетельствуют, что они не опираются на надежную методологическую почву, не привлекают положений теорий познания и отражения, которые непосредственно связаны с речемыслительной деятельностью. Поэтому даже ХХ век не мог совладать с популярностью стереотипа «животное (немножко) думает, только не говорит», родившегося фактически вместе с человечеством.

Можно согласиться с Ю. Степановым относительно теории глоттогенеза: «Уже один перечень (теорий происхождения языка – И.Д.) показывает, что речь идет не столько о теориях, сколько о гипотезах, чисто умозрительно произведенных от общих философских воззрений того или иного автора» [1,161]. Такое состояние Ю. Сте­па­нов объясняет тем, что «происхождение языка вообще как неотъемлемой принадлежности человека нельзя ни непосредственно наблюдать, ни воспроизвести в эксперименте». Отсюда вывод, что возникновение языка кроется в глубинах предыстории человечества.

Ж. Вандриес доказывает абсолютную невозможность реконструировать не только процесс возникновения языка, но и его развития [2,19]. Только что организовавшееся Парижское лингвистическое общество (1868 г.) в своем уставе заявило (в своем же издании «Memoires de la Société de linguistique»), что оно не будет «принимать к рассмотрению» вопроса о происхождении языка и вопроса о всемирном языке [3,79]. Объясняется это тем, что проблема происхождения языка всегда была связана с философией. В.И. Абаев относит глоттогенез к исследованиям, которым не раз пытались «навязать камень на шею и бросить в воду» [4,223]. Первобытный язык – это область общих допущений, от него нет никаких остатков и быть не может [5,465].

Подобные проявления пессимизма относятся также и к семантике (тесно связанной с возникновением и развитием языка): проблема значения к настоящему времени действительно считается одной из наиболее сложных и запутанных [6,9]; семасиология (= семантика) воспринимается как наиболее важная, трудная и сложная отрасль языкознания [7,29]; вопрос о значении слова остается наиболее запутанным [8,6] и т.п.

Таким образом, не является неожиданным мнение В. Пан­фи­ло­ва, что «теоретическое языкознание переживает состояние кризиса» [9,5]. Всемирно известный психолог А. Лурия видит кризис в психологии XX в. [10,19–20]. Во второй половине ХХ в. заметен кризис и в философии (особенно в теориях отражения и познания), перекочевавший в ХХІ век, ср: «Говоря о современной философии, нам не избежать слова «кризис» [11,159]. Кризисы содействуют распространению скептицизма относительно эффективной способности лингвистических методов реконструкции процессов происхождения языка и поддержки гипотезы, согласно которой глоттогенез представляет экстралингвистическую проблему и не относится к компетенции лингвиста. Такого мнения придерживается Ж. Вандриес [2,19]. До сих пор ощущаются следы позорной тенденции отмежевания лингвистики 50–60-х гг. ХХ в. от всего экстралингвистического, принявшей форму «изгнания» значения, понятия из языкознания.

Центральной проблемой кризиса остается семантика (семасиология), по Солнцеву, «душа языка» [12,4], изучающая содержание (план содержания, внутреннюю форму) лексических единиц. Ограниченность результатов исследования сущности семантических процессов, которые служат основой проблем происхождения языка, тормозит изучение глотто-, антропо- и антропосоциогенеза.

Ученые ХІХ в. не смогли подарить человечеству объективную теорию происхождения языка, так как еще не было исследований И. Павлова об условных и безусловных рефлексах; семасиология сделала только заявку на свое существование; положениям о речемыслительной деятельности не доставало глубины теоретических обоснований ее составляющих; имели место ущербность и непоследовательность положений о языке; слабая связь с философией и другими науками. ХХ в. особенно его вторая половина, засвидетельствовал значительный прирост знаний со стороны истории, философии, психологии, археологии, палеоантропологии и др. наук, который можно было использовать и может быть использован впредь для разработки эффективных теорий глоттогонии, углубления знаний о сущности и функционировании семантики.

Уже более полстолетия по всей планете шагает информационно-компьютерная революция (см. [13]), создается много формализованных языков с их проблемами, которые невозможно решать без вмешательства лингвистики, особенно в связи с семантикой.

Успехи наук ХХ в. способствовали появлению оптимизма, надежд на радикальные сдвиги в лингвистике вообще и в частности в семантике и глоттогенезе.

В. Звегинцев назвал языковое значение важнейшей из лингвистических проблем, и лингвисты должны сами рассматривать проблемы семасиологии, а не передавать их другим наукам [14,39]. В. Алек­сеев приходит к выводу, что глоттогенез является суто лингвистической проблемой и должен изучаться во взаимодействии с соответствующим комплексом других наук [15,174–181]. В силу разума верит Б. Головин: «Наука может установить, когда и при каких обстоятельствах должен был появиться и появился язык и каковы были наиболее общие особенности первого языка человека [16,224].

Можно согласиться с рациональными позициями В. Зве­гин­цева и В. Алексеева, принять оптимизм В. Головина, но только с одним условием – пересмотреть современные доминирующие методологические положения относительно языка вообще и его происхождения в частности и выработать новые, более эффективные.

Мнение Дж. Каца и Дж. Фодора «семантика страдает не от недостатка фактов о значении и отношениях значений в естественных условиях, а от отсутствия теории, которая организовала бы, систематизировала и обобщила эти факты» [17,170], фактически ориентировано на поиски новых научно обоснованных методологических принципов.

Данная работа осуществляет попытку внедрить в жизнь прогрессивные замыслы ХХ в. в исследованиях семантики и происхождения языка, сделать более результативными усилия Международного общества изучения происхождения и эволюции языка на базе углубленных автором теорий отражения и познания.

Происхождение языка представляют обильные теории (гипотезы). Древнейшая из них получила название логосической (ср. др.-греч. logos «понятие, мысль, разум», в древней философии – «общий закон, основа мира», «духовное первоначало, мировой разум, абсолютная идея» [18,6]). Она существует в библейском, ведийском и конфуцианском вариантах и основывается на духовных началах.

В представлении народов, населявших Переднюю Азию и Индостан ранее Х в. до н.э., язык создан божественным началом с привлечением к этому делу человека. Согласованный вариант мифа (на основе гимнов Ригведы) имел такой вид: главный бог и «властелин языка» давал имена другим богам, названия предметов устанавливали люди, святые мудрецы, но с помощью «властелина языка» [19,83–94].

В древнекитайской философии соревновались даосизм и конфуцианство. В произведении «Дао де цзин» (Книга о пути и добродетели) основателя даосизма (от дао «путь», си «который избрал») Лао-цзы установление имен тесно связано с понятием дао, реальной, но неодолимой творческой силой, которая предшествует всему сущему (в том числе богам). Согласно даосизму человек следует законам земли, земля – неба, небо – дао, а дао следует самому себе [20,122]. Конфуций, опираясь на традиционную веру китайцев в божественную силу неба, которую могут постигнуть только просвещенные сановники [21,228], возлагает ответственность за установления имен на «благородного мужа» – государя.

В Древней Греции связывание языка с божественным началом было редким явлением, и сюжет о том, что бог Гермес (покровитель торговли и средств общения) создал язык, не пользовался популярностью. В философии шла борьба между двумя трактовками происхождения языка: одна настаивала на установлении имен людям и предметам (это не различалось) согласно с их природой (physei), другая – по установленному закону (thesei). Гераклит, стоики, пифагорийцы были за physei, Демокрит, Аристотель, частично Платон – thesei.

В работах античных философов можно найти зачатки почти всех гипотез возникновения речевой деятельности, которые появлялись с начала эпохи Возрождения [22,9].

В Евангелии от Иоанна «Слово» существовало до сотворения человека: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Все через Него стало быть» [23,872]. Бог передал людям дар слова, но давать имена животным Бог поручил Адаму [18,6].

Таким образом, логосическая теория свидетельствует, что слово, созданное человеком согласно божественному вдохновению, происходит от человека как передатчика божественного промысла в форме имени. В библейской традиции, древнейшей из тех, что дошли до нас, носителем «слова» был единый бог [18,6]. Обозначая духовное начало, древние мыслители употребляли термины «бог», «логос», «дао», «слово» и др. Семантические поля этих терминов включают общие черты как «идеальное начало», «энергия», «орудие».

Логосическая теория утратила свой авторитет, креационистская точка зрения практически не рассматривается; в качестве работы о ней можно упомянуть только обзор всего того, что говорилось о языке в библии: ведь говорили и змей, и ангелы (см. [3,80]).

К гипотетическим источникам в теориях происхождения языка в период от античности до ХХ в., от которых якобы мог возникнуть язык, можно отнести: звукоподражание (ономатопея), которое выдвигали Демокрит, Платон, Лукреций, стоики, Г. Лейбниц, Шарль де Брюс, У. Уитней; эмоциональные выкрики – Эпикур, В. Гум­больдт, Я. Гримм, Г. Штейнталь, Ж.-Ж. Руссо, Д. Куд­ряв­ский; брачные песни птиц, кадансы «одаренных индивидов» – Ч. Дар­вин: социальный договор – Демокрит, Аристотель, Ж.-Ж. Рус­со, А. Смит; трудовые выкрики – А. Нуаре; жесты – Л. Гей­гер, В. Вундт, Г. Хьюз, Н. Марр; пантомимические движения рук, пан­томимика – Р. Педжет, Б. Якушин; звуковые жесты – В. Ля Барр, А. Шлейхер; пение человека – О. Есперсен; семиотический скачок – К. Леви-Строс; аффективно-нейтральные шумы – В. Бу­нак, Н. Тих; эмоционально окрашенные звуки – В. Алексеев; об­ра­щения к животным – А. Поцелуевский, Б. Поршнев; обращение мужчины к женщине – А. Ветров; постепенное внедрение трудовой деятельности в сознание – Ф. Энгельс, А. Валлон, Ж. Пиаже, Л. Вы­готский, А. Леонтьев, А. Першиц, А. Монгайт, В. Алексеев; контакты групп гоминид – В. Абаев.

В вариантах, связанных с «социальным договором», «обращением к животным», «обращением мужчины к женщине» проблема происхождения языка исчезает, так как контактирующие стороны общаются на существующем, действующем языке. Когда члены животной группы (стада) проявляют реакции на внешние или внутренние раздражения, обнаруживая свои биологические состояния, их звуки, движения не несут никакой информации, т.е. их поведение семантически не мотивировано и контролируется только условными и безусловными рефлексами. В этом случае не может быть и речи о ментальной активности.

Любое движение конечности, головы, звук, крик становится знаком, символом, жестом, мимикой, т.е. паралингвистической единицей, только через мыслительную деятельность, только если они отражены в сознании в виде соответствующего идеального образа. Поскольку сознание является неотъемлемой составляющей многофункционального речевого акта, независимое возникновение и функционирование сознания выглядит абсолютно нереальным. Следовательно, даже самая разработанная теория постепенного внедрения трудовой деятельности в сознание, предложенная Ф.Энгельсом, воспринимается как лишенная обоснования.

Вышесказанное дает возможность утверждать, что ни одна из теорий (гипотез), появившихся в течение последних тысячелетий, не может претендовать на право называться научной.

Исследователи, незнакомые с теорией об условных и безусловных рефлексах И. Павлова, считают, что животное умеет (немножко) мыслить. У Энгельса «собака и конь», легко научаются понимать всякую членораздельную речь [24,154]. Это значит, что животное способно воспринимать реальность на семантически мотивированном уровне. В таком случае все вышеназванные теории (гипотезы) могут рассматриваться вероятными.

Но хорошо известно, что акт речи представляет собой очень сложный процесс, включающий такие составляющие, как язык, речь, мышление, отражение, познание, сознание, психику. Эти составляющие возникают и действуют одновременно и только в близком взаимодействии одна с другой [25,18–21]. Появился также термин «механизм речевой деятельности» и его дефиниция: механизм акта речи состоит в отражении объекта реальности в активной части семасиологической системы индивида, т.е. в его сознании, благодаря мышлению средствами языка и противопоставлению познанного (общего) непознанному (познаваемому, особенному, индивидуальному) [25,21].

Рассмотрим пример со звукоподражанием. Чтобы крик птицы (пусть это будет кукушка) стал словом (т.е. единством референт-выражение-содержание), необходимы причины, т.е. действия всех составляющих акта речи. Это значит, что существо, воспринимающее крик птицы, должно владеть языком, а если гоминид – безъязычное животное, то крик птицы вызовет у него выделение желудочных соков, усиление чувства голода, инстинкт хищника.

Звукоподражание, т.е. ономатопея, как вид словотворчества встречается только в пределах существующего языка.

Теория жестов происхождения языка популярна и в ХХІ в. (см. [26]). Жест – это семантически мотивированное движение головы, руки и т.д., жест – кинетический способ общения, который сопровождает речь, относится к паралингвистике и присущ только человеку. Но есть немало ученых, которые в криках животных усматривают сигналы, но сигнал – это сущность, имеющая семантику. Гогот гусака, увидевшего незнакомый движущийся предмет, не означает, что гусак подает сигнал опасности. Гусак гогочет от испуга, который передается стаду. Инстинкт самосохранения вынуждает стадо менять направление движения.

Теории жестов, криков, шумов и т.п., как и ономатопею, можно отнести к категории fallacia suppositionis – «ошибка из-за неправильного предположения», в данном случае необоснованное приписывание животному частичной способности мыслить. К вышеупомянутой категории можно отнести и «врожденные языковые структуры», выдвинутые Н. Хомским. Такие методологические непоследовательности ведут исследователей к бесплодным результатам и толкают их к модернизации, т.е. к перенесению современных языковых явлений в далекое прошлое. Наблюдается увлеченность явлениями, которые не способствуют рождению концепций, вносящих вклад в раскрытие закономерностей возникновения членораздельной речи.

Т. Николаева (1996) на вопрос «Как возникла речь?» отвечает перечислением источников, которые могли вызвать процесс возникновения языка: эхолокация и акустическая сенсорика (Frundt, 1993); три вида селекции: филогенетическая, онтогенетическая и культурная (Саtania, 1993); несколько этапов развития символики: 1) сознание, 2) коллективное признание, 3) понимание условности, 4) эволюция моторности, имитация (Donald, 1993); «мозаичная эволюция» языка как коллажа, где язык человека опирался на язык приматов (Lass, 1990).

Вышеприведенные теории рассматривают больше проблемы эволюции языка, нежели его происхождения. Идею языка как коллажа часто называют очень удобной для теории постепенности.

Таким образом, теории происхождения языка, давние и современные, имеют одну общую черту: они рассматривают, фактически, развитие элементарных, (очень) простых, начальных, примитивных, ненастоящих языков (но языков!), которые стали…языками.

Около 400 лет назад индийский падишах Акбар поспорил со своими придворными мудрецами. Их мнение было таково: каждый ребенок заговорит на языке своих родителей, даже если его никто не будет учить. Сын индуса заговорит на индусском, непальца – на непальском, сын перса на персидском… Акбар усомнился в справедливости такого мнения и поставил жестокий опыт: несколько грудных детей поселили в отдельных покоях. Слугам, которые прислуживали детям-пленникам, отрезали языки. Опыт продолжался семь лет. За это время дети ни разу не слышали человеческого голоса. Когда подошло время, Акбар в сопровождении мудрецов собственной рукой сорвал с дверей печати и вошел в покои. Его оглушили бессвязные вопли, вой, крики, мяуканье, шипение молодых звероподобных существ.

Результаты исследований, проведенных автором и изложенных в данной монографии, свидетельствуют, что в период древнего и среднего палеолита гоминиды (арх.- и палеоантропы) не использовали речь, они в ней не нуждались. Их жизнь обеспечивалась модификацией семантически не мотивированного поведения на основе условных и безусловных рефлексов с доминированием условных рефлексов (в отличие от других приматов, негоминид, у которых в их семантически не мотивированном поведении доминировали безусловные рефлексы, т.е. инстинкты).

Заметных сдвигов в исследовании происхождения языка за последние десятилетия не произошло, кризис в теоретическом языкознании вступает в ХХІ в., и стереотип «животное немного мыслит» остается тормозом в изучении глоттогенеза.

Однако то, что начала человеческого языка соотносят с периодом от 200000 до 100000 лет, возникновение настоящей звуковой речи – с 50000, а язык в нашем понимании – с около 30000 лет назад, вселяет надежду на то, что ХХІ в. успешно преодолеет застой в теоретическом языкознании; познание и порождение идеальных образов станут главной функцией речевой деятельности, многофункциональность речи будет рассматриваться как голистическая сущность, исчезнут понятия «автономность» и этапность зарождения составляющих процесса отражения-познания и т.п.; теоретическое языкознание будет руководствоваться научно-диалектически разработанными методологическими принципами.

Данное исследование состоит из «Введения», четырех глав, «Словаря» и «Литературы». Главы I, ІІ и IIІ посвящены рассмотрению некоторых теоретических проблем лингвистики, главным образом семантики. Эти исследования осуществлены для создания надежной методологической базы разработки гносеологической теории происхождения языка. Одним из широко применяемых методов исследования в этой монографии является метод Р. Декарта de omnibus dubitandum («сомневайся во всем»).

Introduction
Abstract


Linguistics has gone through an involved evolution and turned into a deep diversified science possessing hypotheses, theories, concepts in each of its fields except of language origin. The century XXI has no possibility to indicate a noteworthy theory on glottogenesis because the latter is considered as the problem of extraordinary complexity.

The noticeable shifts in investigating the language origin have not taken place, crisis in theoretical linguistics penetrates into the XXI-st century, the stereotype phrase «animal thinks a little» remains a hindrance in studying glottogenesis. But there are some events which create the hope for the better. The onset of human language is related to 200 000–100 000 years ago, the beginnings of sound language are connected with about 50 000, the language of modern type – with 30 000 years ago.

There is a tendency to perceive cognition as one of the main functions of language and a speech act as a multifunctional process. Of great importance are: discovery of processual side of a speech act, the first attempt to represent the mechanism of thinking activity, looking in the «black box» of semantics; revelation of the content of notion «reflaction» and «cognition», oppositions in the semantic fields; the understanding of necessity to create the reliable methodological grounds for glottogenesis.

Литература

  1. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания.– М., 1975.
  2. Вандриес Ж. Язык. Лингвистическое введение в историю.– М., 1937.
  3. Николаева Т.М. Теории происхождения языка и его развития // Вопросы языкознания.– 1996.– №2.
  4. Абаев В.И. Отражение работы сознания в лексико-семантической системе языка // Ленинизм и теоретические проблемы языкознания.– М., 1970.
  5. Реформатский А.А. Введение в языкознание.– М., 1967.
  6. Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии.– М.,1957.
  7. Goursky S.E. Idiomatiс Heart of the Englich Language.– Lviv, 1975.
  8. Кочерган М.П. Слово і контекст.– Львів, 1980.
  9. Панфилов В.З. Психологические аспекты философских проблем языкознания.– М., 1975.
  10. Луриа А.Р. Язык и сознание.– Ростов-на-Дону, 1998.
  11. Евлампиев И.И. Неклассическая физика или конец метафизики? Европейская философия на распутье // Вопросы философии.– Москва, 2003.– №5.
  12. Солнцев В.М. К вопросу о семантике и языковом значении. // Проблема семантики.– М., 1974.
  13. Ракитов А.И. Философия компьютерной революции.– М., 1991.
  14. Звегинцев В.А. Теоретическая и прикладная лингвистика.– М., 1968.
  15. Алексеев В.П. Становление человечества.– М., 1984.
  16. Головин Б.Н. Введение в языкознание.– М., 1977.
  17. Katz J.J. and Fodor J.A. The structure of a semantic theory // Language.– 1963.– V.39.
  18. Рождественский Ю.В. Лекции по общему языкознанию.– М., 1990.
  19. Иванов З.З. Древнеиндийский миф об установлении имен и его параллель в греческой традиции // Индия в древности.– М., 1964.
  20. Давньокитайська філософія.– М., 1972.
  21. Вяткин Р.В. Китай (Философия) // БСЭ, Т12.– М., 1973.
  22. Березин Ф.М. История лингвистических учений.– М., 1975.
  23. The New English Bible. The Bible Societies in ass. with Oxford University Press.– London, 1975.
  24. Енгельс Ф. Діалектика природи.– Київ, 1980.
  25. Денисов І.Г. Багатофункціональність мовлення // Нова філологія.– 2002.– №3 (14).– Запоріжжя: ЗДУ, 2002.
  26. Corbalis, Michael, C. The Gestural Origins of Language // American Scientist.– March – April, 1999.

Глава I.Семантика