2 главные методологические черты и перспективы разработки диалогических подходов и процедур в психологии
| Вид материала | Документы |
- Актуальные проблемы современной, 133.63kb.
- Курса «Методологические основы психологии». Курс реализуется в рамках специальности, 79.51kb.
- Темы рефератов по дисциплине «История психологии», 21.19kb.
- Вопросы психологии. 2011. № С. 3-13, 226.67kb.
- Программа минимум кандидатского экзамена по специальности 19. 00. 01 «Общая психология,, 465.84kb.
- Программа минимум кандидатского экзамена по специальности 19. 00. 01 «Общая психология,, 370.18kb.
- Методологические основы функционирования здравоохранительной отрасли как составляющей, 277.89kb.
- Статья из сб научных трудов "Современная психология: состояние и перспективы исследований., 275.61kb.
- Общенаучные и методологические основы юридической психологии (общая часть юридической, 781.75kb.
- «Методологические основы психологии», 15.04kb.
2.1.4.теоретический контекст и содержание понятия «Диалогическая личность»
Научное наследие мыслителей-диалогистов представляет собой, традиционно для гуманитарных наук, объект многих интерпретаций и дискуссий, а не единую, созданную авторским коллективом, концепцию. К наиболее активно обсуждаемым в этой области в последнее время, как представляется, можно отнести все вопросы, затронутые в представленных выше подходах к решению диалогической проблематики в психотерапии, а также теорию «dialogical Self» Х. Херманса. Безусловно важной представляется и систематизация принципов диалогического подхода к исследованию языка, коммуникации и мышления, которая осуществлена П. Линеллем и названа «диалогическая эпистемология». Одно из возможных направлений продолжения исследований в этой области и комплекс теоретико-методологических проблем с ним связанных будут представлены ниже.
1. Комментарий к триалогической модели А. Орлова
Весьма последовательной формой реализации диалогической парадигматики представляется исследование в связи с содержательным описанием понятия «триалог», проводимое А. Б. Орловым, в рамках которого построена модель триалогической структуры личности и предложено описание её диалогического функционирования. Следует отметить, что состав субъектов триалога, по всей видимости, разработан специально для терапевтической процедуры, поэтому в этом случае индивид может быть рассмотрен в качестве своего рода «терапевтической личности» (это касается и консультанта, и пациента). Таким образом в триалогической модели «обрезано» всё вне-терапевтическое (выходящее за рамки конкретного эпизода консультирования) психологическое содержание личности. Это свойство триалогической модели не только ограничивает сферу её применения (что, скорее всего, автора устраивает, а кроме того, в психологии, пожалуй, все модели разработаны для исследования ограниченного круга явлений), но – главное – не позволяет проследить теоретическую связь между троебытиём человека как фундаментальной структурой личности и предложенной автором триалогической её моделью.
Важным методологическим дополнением, по сравнению с другими методами, представляется идея трёх языков, в соответствии с которой следует различать языки субъектов диалогов: язык внутреннего наблюдателя, язык внутреннего клиента и язык внутреннего терапевта. Однако автор ограничивается указанием на необходимость различения, как он пишет, «психологических и внепсихологических языков», описывающих психическую реальность «различных интраперсональных инстанций», и приводит их названия, но не предлагает методов для их различения и исследования. К сожалению, ничего определённого не сказано и по поводу языков прочих личностей, включённых автором в восходящую и нисходящую иерархии субъектов диалогов. В связи с этим остаётся неясным способ осуществления декларированного желаемого стремления психотерапевта-консультанта «говорить на языке пациента-клиента с учётом интраперсонального многообразия его языков» [1.5, 17].
2. Комментарий к теории Х. Херманса
Что касается диалогического подхода. развиваемого научной школой Х. Херманса, то представляется неубедительным решение, предложенное в рамках модели «dialogical Self», одного из главных вопросов, касающихся диалогизма сознания – о связи множества внутренних диалогов и одного внешнего, в котором действует определённый индивид со своим определённым диалогическим голосом. Высказывания по этому вопросу представляются весьма противоречивыми – то речь идёт о том, что Я занимает попеременно разные позиции (надо понимать, занимая определённую позицию, Я превращается в Self – голос индивида); то рассуждения приводят автора к тому, что в комплексном, нарративно структурированном DS отражается результирующее обобщение диалогов всех внутренних голосов. (Среди критических материалов, посвящённых решению этого вопроса Х. Хермансом, можно выделить, в частности, [1.5])
Вызывает противоречивое впечатление также положение о диалоге позиций. Если «позиция» – это комплекс психологических свойств, то как надо понимать «диалог свойств», который, в соответствии с моделью, происходит внутри социальной группы, образованной множеством внутренних голосов?
Очень затрудняет понимание авторского замысла заметная непоследовательность и неопределённость в вопросе содержательной интерпретации понятий «смысл» и «значение», что особенно странно в контексте рассуждений об их формировании в ходе интерперсональных диалогов. При этом не рассмотрены вопросы, связанные с процессом формирования и ролью смыслов и значений в структуре внутренних диалогов.
Наконец, говоря о репертуарах, которые, как заявлено, составляют многообразие взаимоотношений между различными позициями в пределах одного DS, автор обходит вниманием проблематику формирования и изменения этих репертуаров (возникновение новых, исчезновение старых, их трансформации). Описание такого рода репертуарной динамики представляется крайне актуальным вопросом, особенно в связи с терапевтической направленностью этой теории. Возможно, именно такая направленность проделанной работы обусловила изначальную ограниченность модели, которая предназначена для интерпретации консультативных и терапевтических нарративов (в этом аспекте методы построения триалогической модели и модели dialogical Self представляются весьма близкими).
3. Комментарий к диалогической эпистемологии П. Линелла
Попытка выстроить как можно более полную систему диалогических принципов, предпринятая П. Линеллем, полагаю, заслуживает особого внимания и более детального анализа.
Сейчас же отмечу, что представляется несколько устаревшим призыв исключить любые «метафизические и идеалистические» содержательные оттенки в теоретизировании и исследовать только реальные, повседневные диалоги. С одной стороны, в ходе теоретизирования так или иначе создаётся продукт – система понятий (абстракций, категорий, то есть – идеальная модель исследования), и никакого другого способа научного теоретизирования пока что не найдено. С другой стороны, как неоднократно было отмечено в трудах европейских философов, для любого теоретизирования необходимы «точки опоры» – исходные утверждения (аксиомы, постулаты, или, как теперь говорят, «концепты», «положения»). Обоснование этих исходных утверждений невозможно, поскольку ведёт в «дурную бесконечность» (автор не пошёл по пути, например, развития библеровской идеи о диалогическом самообосновании начала логического движения). Кроме того, сам термин «эпистемология» генетически связан с эссенциалистской традицией в философии (цель науки – познание истинного положения вещей). Характер же рассуждений автора явно ближе «конвенционалистской», (а также «герменевтической», или, как говорят в последние годы, – «интерпретативной») философской традицией, получившей широкое распространение в науке 20 в. и в наши дни (характерны в этой связи его ссылки на методологию социального конструкционизма и теорию социальных представлений).
4. Теоретико-методологические ориентиры диалогической модели психологических взаимодействий
Как было показано выше, в психологии идеи диалогизма получили развитие в первую очередь благодаря интересу со стороны исследователей и практиков в области психологической терапии и консультирования. Возможно, это обстоятельство позволяет объяснить и заметную методологическую разобщённость диалогических процедур в этих областях, и, как представляется, недостаточно убедительные теоретические выкладки, с помощью которых авторы интерпретируют отдельные положения диалогической философии, выстраивая свои консультативные (и терапевтические) методы. Важно и то, что характер теоретизирования М. М. Бахтина, на идеи которого ориентируются психологи, позволяет весьма широко интерпретировать диалогизм и, соответственно, продуцировать различные версии диалогических подходов (что и происходит). Признавая важность и актуальность всех существующих направлений диалогических исследований и полученных в их рамках результатов, полагаю, имеет смысл и поиски иных теоретико-методологических конфигураций диалогической проблематики в психологии. В ряде моих работ (в частности, в [1.5], [1.5], [1.5]) были намечены контуры ещё одной, как представляется, перспективной конфигурации. Идеи, принципы, проблемы, методологический контекст этой версии диалогического подхода в психологии и будут представлены далее.
В философии 20 в. по-новому актуализирована проблематика языка, что нашло отражение в работах по философии языка в его коммуникативно-прагматическом измерении. Своеобразной ассимиляцией философских идей этого направления (представленных в работах Ч. Пирса, М. Хайдеггера, Г. Гадамера, Л. Витгенштейна, Дж. Остина, Дж. Серля, Ю. Хабермаса и др.) стала трансцендентальная герменевтика К. Апеля. Согласно этой теории, тематизация языка перестает быть делом конкретно-научных исследований и становится средством радикальной трансформации философии. Проблематика языка является основополагающей проблематикой осмысленного и интерсубъективно значимого выражения процесса и результатов познания. Находя основания новой трансцендентально-герменевтической философии в трансцендентальности языка, автор отмечает, что «язык является … условием возможности и значимости диалогического взаимопонимания и понимания самого себя, а благодаря этому – понятийного мышления и осмысленного действия» [1.5, с. 205]. Одной из задач трансцендентально-герменевтической философии, по его мнению, является «конкретизация понятия разума в плане понятия языка».
Диалогическая программа анализа текста литературного произведения, развернутая М. Бахтиным, охватывает широкий круг вопросов, которые выходят за рамки литературоведения, лингвистики и филологии. Не ограничиваясь проблемами анализа текста, Бахтин «примеряет» диалогический подход к более общим, философским и психологическим, проблемам познания и понимания, что позволяет говорить о создании им философской теории диалога (так, например, охарактеризовано теоретическое новаторство идей М. Бахтина в [1.5, с. 150]). Диалогическая природа человеческого сознания определена автором через единственную возможность оформления самосознания с помощью равноправного сознания Другого, она сопряжена с диалогической природой самой жизни: «Жить – значит участвовать в диалоге: вопрошать, внимать, ответствовать, соглашаться и т. п. В этом диалоге человек участвует весь и всею жизнью: глазами, губами, руками, душой, духом, всем телом, поступками» [1.5, с. 118]. Диалог как онтологический статус жизни наделен парадигматическим свойством: «Вещная модель мира сменяется моделью диалогической» (там же). Диалог сознаний происходит в процессуальном развертывании диалогических отношений между сопряженными в диалоге разными значимыми содержаниями, оформленными высказываниями субъектов. Помимо смысловых перипетий диалога, которым уделено наибольшее внимания, М. Бахтин рассматривает (скорее, намечает возможность для последующего анализа) некоторые формально-процессуальные свойства диалога, которые отражают особенности смыслового сопряжения общения. Так, среди форм диалогических отношений он выделяет: противоречие, борьбу, спор, несогласие, согласие [там же, с. 304]. Речевые жанры как типичные модели построения речевого целого (среди них – бытовые, риторические, научные, литературные) образуют композиционно-стилистическую типологию речевых произведений, полагает автор. Эмоционально-ценностный контекст понимания определяет тональности сознаний субъектов диалога и многие речевые явления (Бахтин выделяет: приказы, требования, заповеди, запреты, обещания, угрозы, хвалы, порицания, брань, проклятия, благословения); этим явлениям присущи специфические интонации, способные переходить на любые слова и выражения [там же, с. 366].
Развернутый анализ истории европейской культуры в контексте актуальной для ХХ в. идеи диалога представлен в работах В. Библера. В его философской логике культуры всеобщность диалога простирается от содержания культуры логики (прежде всего – философской) к наиболее полному воплощению диалога в логике культуры. В схематизме диалога рассмотрена сама возможность мышления: «В моем понимании диалог есть всеобщее определение неделимых начал мышления» [1.5, с. 229]. В отличие от своих предшественников, философов-диалогистов, В. Библер обосновал и представил модель приложения философских идей диалога в психологии. Подробнее об особенностях этой модели и о возможной её интерпретации будет сказано ниже.
Сейчас, для того чтобы яснее представить последовательность, в которой я предлагаю рассматривать обогащение философской проблематики языка проблематикой диалого-психологической, выделю принципиальные положения из приведенных выше теоретических построений.
1. Одновременно с изучением языка человек усваивает «трансцендентальную языковую игру» и тем самым обретает «коммуникативную компетенцию», которая зависит не только от «языкового оформления», но и от прагматических структур коммуникации (К. Апель).
2. Структура и функционирование общественных институтов и общественных групп повторяет структуры и грамматические отношения естественного языка. Систему отношений, в которые вступает человек в каждом акте своей речи, необходимо исследовать при помощи грамматических структур (О. Розеншток-Хюсси)
3. Жизнь человека принципиально диалогична: любые действия и высказывания всегда, с одной стороны – адресованы, с другой – ответны по отношению к предшествовавшим действиям и высказываниям. Особенности смыслового сопряжения общения находят отражение в формально-процессуальных свойствах диалога (М. Бахтин).
4. Мышление – одно из определений личности, одна из составляющих жизни индивида в ее научной (философской, психологической) идеализации – диалогично. Процесс мышления происходит (зарождается и разворачивается) в схематизме диалога из внутреннего диалога в сознании индивида (В. Библер).
Таким образом, согласно положениям диалогической философии, фундаментальные категории психологической науки, такие, в частности, как «мышление», «действие», «отношения» (в которые вступает человек) принципиально диалогичны, из чего следует, что все многообразие форм психической активности (как константных, так и ситуативных) проявляет себя в многообразии диалогических форм. В. Библер называет эти формы «схематизм диалога», М. Бахтин говорит об отражении в формально-процессуальных свойствах диалога характера смыслового сопряжения и о «формах диалогических отношений». Во всех рассмотренных выше диалогических методах такого рода схематизм и формально-процессуальное разнообразие диалогов ещё остаются вне поля зрения исследователей. Однако существуют и плодотворно развиваются дисциплины, в рамках которых именно эти вопросы составляют основной интерес исследователей. Все они в той или иной мере связаны с языкознанием, поэтому, хотя и с определённой долей условности, их можно охарактеризовать как «лингвистические исследования диалога». Их мы рассмотрим после того, как будут представлены идеи и принципы диалогической модели психологических взаимодействий.
5. Принципы диалогической модели психологических взаимодействий
Наиболее близкая, по постановке задачи и логике построения, теоретическая модель была предложена В. С. Библером в работе [1.5] (впервые опубликована в 1981 г., но ссылка дана на более позднюю и распространенную публикацию). В этой работе В. С. Библер ставил перед собой задачи в двух направлениях: (1) осмыслить в контексте философской логики диалога исследование внутренней речи, проведенное Л. С. Выготским, и «раскрыть на этой основе новые возможности психологии внутренней речи и самогό определения предмета психологии» [1.5; 363]; (2) в контексте диалогического понимания процессов мышления, уточнить принципы философской логики диалога. Рассмотрим подробнее, но уже в контексте своей задачи, рассуждения В. С. Библера, касающиеся первого направления.
В. С. Библер сформулировал два психологических условия диалога в мышлении: (1) чтобы «субъект мышления раскололся на два субъекта мышления, на два (мыслящих) «Я». Раскололся, и был напряженно, центростремительно одним...»; (2) «в той же внутренней речи пред-определяется основная формальная «затравка» спора с чужим, «ничего не понимающим человеком» [1.5; 368]. Допуская, возможно, некоторое противоречие по отношению к заявленному направлению исследования (дать новое определение предмета психологии), автор далее выстраивает теоретическую модель процесса мышления. Характер и составляющие этого процесса мне представляется возможным свести, сохраняя стиль и термины автора, к следующим утверждениям: (1) единицей психологической активности субъекта в своей неделимой предметности является рече-мысль; (2) субъекты внутреннего диалога («Я» и «Он») развивают свои логики в схематизме спора с иной логикой; (3) активность внутренней речи проявляет себя в переходе в лингвистику внешней речи, эта активность наталкивается на встречную активность внешней речи, в результате происходит диалог; (4) внутренний диалог происходит как диалог между внутренней и внешней речью, как диалог двух радикально различных (социально и индивидуально) субъектов; (5) деятельностью психологического субъекта более развёрнутого, чем рече-мысль, является внешняя речь, взятая как речевое высказывание; (6) речевая деятельность интер-субъективного характера (та, в которую вовлечены физически различимые индивиды) может быть понята (если необходимо ее понять психологически) как еще более развернутый субъект деятельности.
Эту модель процесса мышления, которая, как представляется, выходит за рамки интрапсихологической активности субъекта, можно охарактеризовать как внешнюю, поскольку в этой модели постулирована характеристика минимального элемента – единицы психической активности, – а схематизм выстроен по принципу расширения «объема» этой единицы: от минимального внутреннего диалога до описания надиндивидуальных (социокультурных) взаимодействий. В этой модели есть посылки, которые в контексте решаемой мною задачи требуют уточнения.
Прежде всего, условия, необходимые для функционирования мышления, намечены недостаточно четко. В частности, положение, названное В. С. Библером «первым психологическим условием мышления», представляется принципиальным, но не в качестве условия (которое может быть выполнено или не выполнено), а в качестве одного из исходных принципов диалогической интерпретации мышления (подробнее см. [1.5]). Что касается второго условия (количества субъектов диалога и «спор» как его форма), то в предлагаемой мной модели анализа можно исходить из того, что число субъектов внутреннего диалога априори неизвестно, а выяснение этого вопроса является одной из задач диалогического исследования – это один вариант диалогического анализа мышления. Другой его вариант – когда в рамках теоретической модели будут содержательно охарактеризованы различные субъекты внутреннего диалога и сформулированы критерии, позволяющие дифференцировать их субъектные свойства Во втором психологическом условии В. С. Библер отождествляет содержание терминов диалог и спор, однако мне представляется, что диалогическая модель должна позволять исследовать как можно более широкий круг типов диалогов (например, по типологиям, приведенным в [1.5], [1.5], [1.5]).
Теоретические построения В. С. Библера были охарактеризованы как внешняя диалогическая модель мышления. В контексте моих рассуждений о теоретических основаниях и принципах диалогического подхода в психологии в эту модель необходимо ввести некоторые изменения. Ниже представлены принципы такой доработанной модели (подробнее ход рассуждений см. в [1.5]).
I. За единицу диалогического анализа следует принять минимальную ячейку диалога, т. е. минимальный по объему внутренний диалог между установленным числом субъектов. Следовательно, описанию исходной единицы диалогического анализа должно предшествовать описание критериев упомянутого диалога минимального объема и принципов различения субъектов внутреннего диалога.
II Закономерности построения (развертывания) диалога его субъектами необходимо рассматривать как проявление их индивидуальных психологических особенностей. Дальнейший анализ этих закономерностей может быть направлен, в том числе, и на выявление неких безусловных (логических) форм движения диалога.
III. Необходимым условием классификации того или иного диалога является лингво-психологическая интерпретация всех средств выражения, используемых субъектами.
IV. Единицей анализа межиндивидуального взаимодействия установлен минимальный диалог между определенным (путем анализа субъектного состава) числом индивидов. Характер его развертывания во времени (последовательность диалогов тех или иных типов) составит материал для выявления индивидуальных психологических особенностей партнеров по диалогу (объектов исследования). Все проявления активности участников должны быть интерпретированы как те или иные формы диалогических средств выражения. Аналогично, взаимодействия между группами индивидов могут быть поняты и исследованы посредством анализа диалогов между ними. Сведения о средствах выражения в диалогах такого рода, а также о типичных и нетипичных формах их развертывания составят материал для выявления характерных и уникальных свойств социо-культурных объектов исследования (диалогических субъектов).
В психологической науке центральным объектом исследований традиционно является индивид и его психологические свойства. Для того чтобы центральным звеном диалогической модели также стал индивид, ее исходный элемент необходимо сместить так, чтобы минимальной единицей исследования стал минимальный межиндивидуальный диалог. Правда, в новой диспозиции субъекты внутреннего диалога оказываются вне модели. И для диалогического анализа внутренних субъектов к ней необходимо достроить «внутреннее крыло». Для этого предварительно необходимо выявить (или постулировать) диалогические единицы глубинных горизонтов психики. На некотором уровне единицами анализа, возможно, станут те объекты, которые исследуют в нейропсихологии.
Представленная мною модель, основанная на парадигматическом понимании диалога, сохраняя определенное сходство с принципами диалогической интерпретации мышления, предложенными В. С. Библером, содержит существенные отличия – (1) предназначена для интерпретации всех форм психологической активности исследуемых субъектов; (2) предполагает использование для этой цели материалов лингвистических исследований диалогов. Полагаю, такая модель может быть рассмотрена в качестве одной из возможных реализаций диалогического подхода к исследованию психологических взаимодействий, точнее – одного из промежуточных этапов теоретического исследования этого вопроса.
6. Концепт «диалогическая личность» в контексте субъектно-диалогического подхода
Как было показано, в работах, выполненных в рамках теории «dialogical Self» (Х. Херманс и др.), проблематика языкового общения (ещё?) не стала актуальной темой исследований. Среди отечественных психотерапевтических версий диалогического подхода эта тема намечена лишь в одной – в «триалогическом» подходе А. Б. Орлова, но и в нём речь идёт только о языках трёх рассмотренных автором внутренних субъектов; описание их языков – языка поведения, языка тела, языка состояний – возможно, станет темой дальнейших исследований в рамках триалогического подхода.
В контексте предложенного мной подхода к диалогическому моделированию психики (см. выше) личность со всем присущим ей диалогическими свойствами и спецификой (диалогических) средств выражения помещена в центре модели; состав и особенности субъектов внутренних диалогов образуют её ближайший суб-уровень. Вопрос о составе субъектов внутренних диалогов (именно субъектов, а не позиций, как в теории dialogical Self) было предложено решать по мере разработки специальных процедур. В частности, возможно, типология субъектов внутренних диалогов, предложенная А. Б. Орловым, окажется наиболее подходящей для ситуаций, связанных с консультативной (терапевтической) практикой. В рамках так понимаемого диалогического подхода для проведения анализа состава субъектов внутренних диалогов и для описания психологических качеств личности в целом единственным источником сведений предложено считать языковую (семиотически опосредованную) активность индивида.
Предлагаемый концепт «диалогическая личность», сохраняя определённое формальное и содержательное сходство с рассмотренными выше понятиями «языковая личность» (в русле коммуникативных теорий языка и деятельностной психологии) и «дискурсивная личность» (в рамках социально-конструкционистской методологии и дискурсивной психологии), связано с диалогической парадигмой (и эпистемологией); его введение представляется оправданным и плодотворным как для совершенствования диалогических процедур в психотерапии (и консультировании), так и в рамках формирования теоретического каркаса общего диалогического подхода в психологии.. Итак, диалогическая личность в широком смысле – это личность, для изучения психологических свойств которой привлечён инструментарий диалогической методологии; все психологические черты так понимаемой личности находят отражение в её уникальном диалогическом репертуаре; типичные и индивидуальные средства семиотического опосредования, а также их соотношения в реальных и лабораторных диалогах являются материалом для номинации и классификации диалогического репертуара. Диалогическая личность в узком смысле – это индивид, обладающий определённым языковым своеобразием (диалогический репертуар, средства семиотического опосредования).
К числу вопросов, которые следует решить для номинации и систематизации свойств индивида как определённой диалогической личности, следует отнести и вопрос о типичных для субъекта темах (предметах обсуждения, – пропозициональных составляющих беседы), обсуждение которых происходит с использованием одних и тех же (или похожих) диалогических паттернов. Иначе говоря, следует выявить темы, которые субъект способен обсуждать, например, исключительно в диалогах с ярко выраженными проявлениями эмоционального возбуждения, и наоборот, те, которые он может обсуждать совершенно спокойно, вне зависимости от характера эмоциональных проявлений партнёра. Разумеется, проблематика, связанная со смысловыми и формальными сторонами диалога – в том числе с их соотношением, – значительно более обширна и в дальнейших исследованиях в рамках диалогических подходов в психологии безусловно будет рассмотрена детальнее.
Конкретизировать содержание концепта «диалогическая личность» можно, в частности, рассматривая его интерпретации в связи с основными диалогическими принципами (по П. Линеллю, см. выше). В соответствии с принципом интеракционизма в качестве диалогических партнёров могут быть рассмотрены как люди, так и артефакты (тексты, произведения искусств, компьютерные интерфейсы и др.). Из этого принципа должно следовать, что индивида как диалогическую личность необходимо рассматривать обладателем такого диалогического и семиотического репертуара, который обеспечивает возможность вести диалоги с обоими классами партнёров (людьми и артефактами). Однако в развиваемом мной варианте диалогического подхода субъектами диалога являются исключительно люди в их психологическом измерении (т. е. носители тех или иных психологических свойств и состояний). В этом случае классификация партнёров по диалогу не может быть проведена по критерию объект – субъект. Поэтому в данном случае артефакты следует рассматривать в качестве предметных составляющих диалогов с воображаемыми или актуальными собеседниками.
Исходя из принципа контекстуализма в классификации свойств диалогической личности должны быть учтены контекстуально обусловленные диалогические репертуары и варианты семиотического опосредования, в том числе: ситуативные; текстовые коннотации; знания партнёров о типах действования и о референциях; биография их общения; культурное знание (язык, энциклопедические знания и др.). Принцип коммуникативный конструкционизм означает, что генезис диалогической личности (в обоих – широком и узком – смыслах) может быть рассмотрен как сопряжённый с определёнными диалогическими практиками, в среде которых происходит формирование индивида, в том числе, накопление им коммуникативного опыта. Согласно этому принципу, знание, в том числе знание о типах коммуникативной активности и коммуникативных жанрах, следует понимать как сконструированное в социуме при участии самогó индивида. Рассматривая смысловые составляющие диалогов, следует исходить из того, что они являются совместными продуктами всех участников диалогов.
Что касается принципа семиотическая медиация, согласно которому медиаторы диалога (в том числе такие как семиотическая система и социальные представления) предложено считать «третьими» участниками общения, то в контексте намеченного концептуального оформления понятия диалогическая личность семиотическую медиацию, полагаю, необходимо интерпретировать иначе. Как было сказано выше, субъектами диалогов могут быть только диалогические личности, в том числе и «третьи лица». Семиотические системы как определённые паттерны средств выражения смыслов в диалогах «принадлежат» субъектам, являются составляющими их как уникальных диалогических личностей. Сходства и различия семиотических репертуаров конкретных диалогических пар влекут за собой те или иные диалогические перипетии их общения, различные степени взаимопонимания, стремление оборвать, или наоборот, продолжать диалог – и многие другие последствия, изучение которых представляет интерес, в том числе, и для углублённого анализа свойств конкретной диалогической личности. Подобным же образом представляется возможным рассматривать и роль социальных представлений в диалогическом общении (как атрибутов диалогической личности с их типичными и уникальными чертами и «влиянием» на характер её активности).
Согласно принципа двойная диалогичность индивида, понимаемого как диалогическая личность, следует изучать не только в непосредственным диалоге с ним (например, в терапевтическом), но и собирая сведения о его диалогах с Другими в различных социокультурных практиках (бытовых, институциональных). Другая («зеркальная») часть такого рода исследования должна быть обращена в область внутридиалогической активности: на выяснение особенностей субъектов внутренних диалогов как членов своеобразного социума (но не социума позиций диалогического Self, как в теории Х. Херманса) с характерными для них диалогическими и тематическими репертуарами. Составлять подобного рода описание, полагаю, следует на основе как сведений, полученных в личном диалоге, так и сведений о формах широкого круга интерперсональных социально обусловленных диалогов индивида, а также об онтогенетических этапах формирования его как уникальной диалогической личности.
В предложенном описании содержания концепта диалогическая личность рассмотрены лишь основные – как они представляются на сегодня – интерпретационные составляющие, а также его генетическая связь как с методологической парадигмой (диалогической), так и с «коммуникативной» тенденцией в современном языкознании. Дальнейшая конкретизация этого концепта, как представляется, в первую очередь должна быть направлена на нахождение решений следующих вопросов: характер сопряжения внутренней и внешней диалогической активности индивида; закономерности изменения (расширения и сужения) состава внутридиалогических субъектов; этапы и факторы генетического становления диалогической личности; определение критериев понимания как части нескончаемого (в принципе) процесса смыслообразования в диалогах. В рамках так понимаемого диалогического подхода решение этих и многих других вопросов сопряжено с совершенствованием лингвистических методов анализа диалогов; к наиболее перспективных из них следует отнести построение новой, «диалогической грамматики».